Ваша оценкаРецензии
Аноним28 декабря 2023 г.Галопом по Европам
Читать далееИмя Ремарка напоминает некоторым о слезливых сценариях, сентиментальных фильмах с довольно примитивными, будто написанными женской рукой, любовными линиями.
Мне же его имя говорит о тяжкой судьбе, запретах и сжиганиях его книг в фашистской Германии, преследованиях и даже казни членов семьи, бесконечном эмигранстве, существовании в этой эмиграции и беспробудном пьянстве.
В центре повествования две личности -- молодой парнишка К., метис-полукровка и матёрый волк Ш., скрывающийся от гестапо еврей.
Судьба впервые столкнет их в ночлежке, затем познакомит ближе в "недалёком месте прибывания", в одном из многих, в которых предстоит побывать мужчинам.
К. -- достаточно умный и способный, лишенный родных парень, несмотря на возраст успевший нахлебаться горя от рук фашистов, Ш. -- одаренный пройдоха, мастер и учитель, разлученный с женой-немкой М.
Что им дала эта нечаянная дружба? Недолго длившаяся, она хоть как-то сумела одарить скитающихся героев чувством близости, лишенных семьи одиноких людей, людей, обворованных собственной родиной.
Это -- дружба эмигрантов, которые еще не раз пересекутся, в "своих несчастных перелётах", и, какое же это счастье, не зная никого в новых местах, вновь пересечься, по логике, вроде бы с чужим человеком, но по сердцу и по обстоятельствам с успевшим стать товарищем.
Ш. -- закаленный на фронте Первой Мировой, картежник и умеющий пристроиться, стать своим человеком во многих ситуациях. Он обладатель искушенной харизматичной личности.
К. -- еще не до конца осмысливший всю ценность того, что он потерял, весь роман приобретает новые навыки, он успеет учиться чему-то новому в школах жизни. Выигранная у судьбы встреча с отцом поражает парня -- вместо работоспособного живого мужчины он увидел перед собой поникшего, надломленного старика.
Ш., ходя своими собственными изведанными путями, пытался забыть жену в чужих объятиях, все же не сможет побороть свою душу, что давно сроднилась с золотоволосой женщиной по имени Мари. Её умироающий голос будет звать его на верную смерть. На геройскую смерть.
Очень много сломанных судеб эмигрантов увидим мы на страницах пасмурного безрадостного романа, смертей, предательства, бесчестия, несправедливости, абсурдной бюрократии и гамму человеческих эмоций.
В одном из многочисленных остановочных пунктов К. будет наблюдать за смертью роженицей и рассуждать о странном болезненном появлении человека на свет -- феноменальном и кровавом и таким же не менее странном уходе из жизни.
"Я чувствую себя свиньей, когда сплю с женщинами." Эти слова скажет один из свидетелей смерти рожавшей. По мнению героев умереть должны злобные, не желавшие дарить тепло и любовь другим людям существа, а не молодые, полные сил люди, забота и любовь которых нужна.
Сюрреалистический уход из жизни старого еврея папаши М., виды видавшего, мудрого и милостивого не может не затронуть и... насмешить, ибо в этом эпизоде осторожный и недоверчивый просто не верит зазывающему его райскому ангелу, полагая, что за воротами его, представителя вечно погоняемой и презираемой, битой нации ждёт обман и подлость.
Даже если человека лишить всех прав и бумажек, он не перестанет от этого быть, и быть человеком.
Но есть и светлая ниточка в плачевном полотне -- нечаянная любовь К. и Р., которую я назвала бы серебряной, а золотая уже дружба К. и Ш., дружба всех согнанных путников меж собой.
Здесь тоже, как во "Время жить и время умирать" любовь рождается от одиночества и безысходности двух героев. Это не возвышенная картина, а вполне себе бытовая.
Здесь опять же, как в других романах Ремарка присутствует внезапно свалившаяся на влюбленных возможность покутить на халяву. Возможно, в первый и в последний раз в жизни.
В книге слишком много действующих лиц и их психологических портретов, ситуаций и реакций, описывать их в отзыве -- обесценивать труд Ремарка, что писался им много лет, начиная с 1938 г.
У Эриха М. очень хорошо вышло сказать то масштабное, о чем люди хотят молчать. И эту серую книгу стоит прочитать самому в одиночестве.931,4K
Аноним20 ноября 2019 г.ГГР
Читать далееГлавный герой романа рассказывает свою историю, делится своими впечатлениями, размышлениями, непосредственно и по существу. Рассказывает хорошо, чувственно, и даже вроде как почти парлептипно.
Читающие сопереживали и сопереживают, восторгаются, охают, ахают, проклинают войну и вроде как не только автору, но и всем понятно, что такое война, сколько горя она несет, всем понятно, что такого не должно быть, что войн не должно быть вообще. Много людей тогда и в Германии, и в остальной Европе, и в Штатах читали и понимали всё это, несколько миллионов экземпляров только этой книги и даже экранизация её – всё это было уже тогда, в те 1930-е годы. И что дальше? Дальше, буквально через несколько лет началась другая, ещё более кровавая, ещё более жестокая война – Вторая мировая. Как же так?
А вот так. Ремарк же честно предупредил, что вот, появилось «потерянное поколение», поколение, которое ничего не умело и не видело, кроме той войны («Теперь мы вернемся усталыми.. Мы уже не сможем прижиться»). Поколение, которое перегорело, но не сгорело. И вот один из таких, несгоревших, истерично-харизматичный, с чаплиновскими усами воин «вдруг» понимает (и не только он один), что шанс был. И даже в этом романе прямо или косвенно, умышленно или не умышленно намеки на этот «шанс» присутствуют:
-«Мы, немцы, не боимся никого, кроме бога..»
-«На одного голодного, усталого немецкого солдата в наших окопах приходится пять сильных, свежих солдат противника.. Мы не разбиты, потому что мы хорошие, более опытные солдаты»
Ибо чувства (и эмоции) на основе полученной информации возникают и (по разному) воздействуют на людей, но потом появляется новая информация и новые чувства и новые эмоции, перекрывающие старые.. Ведь то, что ближе, всегда сильнее.932,8K
Аноним6 мая 2022 г.Ящик Пандоры
…если посчитать всю стоимость агрессии, выраженную в жизнях людей и животных и в материальном уроне, то неизбежно приходишь к заключению, что никакие выгоды не могут ее превзойти — даже для победителя. Дэвид Гребер - Долг: первые 5000 лет историиЧитать далееДанная книга повествует не о материальных разрушениях, а о не менее трагичных, неизбежных изменениях в психике людей и в жизни социума, которые явились последствиями Первой мировой войны. Казалось бы, мир, наконец, заключён, солдаты, полные надежд на будущее, возвращаются домой, но не так просто вычеркнуть из памяти годы, проведенные на фронте, вновь вписаться в жесткие рамки обывательской жизни, восстановить душевное равновесие и найти свое место в изменившейся действительности. Вместе с главным героем и его товарищами мы пытаемся понять, что не так с обществом и чей взгляд на окружающий мир верный: лишенных иллюзий военных, прошедших через «огонь и воду», или же жителей тыла, которые держатся за культурные нормы, предпочитая не знать, что творилось на поле боя.
Не раз главный герой замечает, что между людьми лежит пропасть, даже члены одной семьи не могут преодолеть стену непонимания и дело тут не в отсутствии чуткости. Вернувшиеся с фронта приобрели совсем иной житейский опыт, который не понять людям, не побывавшим на грани жизни и смерти, там, где отпадают лишние условности.
Война лишила целые поколения веры в идеалы, почтения к старшим, нарушила все моральные ориентиры: ведь что значит «не укради» для того, кто привык реквизировать все, что «плохо лежит», «не убий» -для того, кто только и делал, что убивал.
Раньше я бы, конечно, не позволил себе смеяться над отцом. Но почтение к старшим испарилось в окопах. Там все были равны.
— Но ты же украл его! — стонет она.
— Украл? — Вилли разражается хохотом. — Вот сказала! Я его реквизировал! Раздобыл! Нашел! А ты — украл! О краже еще можно говорить, когда берут деньги, а не все то, что идет на жратву. В таком случае, Эрнст, мы с тобой немало поворовали, а?Что нельзя взять на растопку стул, хотя на фронте мы сожгли однажды целое пианино, чтобы сварить гнедую в яблоках кобылу, это на худой конец я еще могу понять. Пожалуй, понятно и то, что здесь, дома, не следует потакать непроизвольным движениям рук, которые хватают все, что плохо лежит, хотя на фронте добыть жратву считалось делом удачи, а не морали. Но что петуха, который все равно уже зарезан, надо вернуть владельцу, тогда как любому новобранцу ясно, что, кроме неприятностей, это ни к чему не приведет, — по-моему, верх нелепости.
Мне стыдно, но в то же время меня душит бешеная злоба. Злоба на этого дядю Карла, который преувеличенно громко заводит разговор о военном займе; злоба на этих людей, которые кичатся своими умными разговорами; злоба на весь этот мир, который так невозмутимо продолжает существовать, поглощенный своими маленькими жалкими интересами, словно и не было вовсе этих чудовищных лет, когда мы знали только одно: смерть или жизнь — и ничего больше.
Благодаря разнообразным героям, писатель смог показать множество аспектов новой жизни, попыток приспособится или же, наоборот, прогнуть мир под себя. Тут поднимается и тема семейных отношений, например, то, как родители продолжают воспринимать бывшего солдата в качестве ребенка, требующего заботы или мудрого руководства, а также отношений между супругами, которые, будучи разлученными на много месяцев, не могут найти взаимопонимание, особенно, если между ними встал «третий лишний».
Но теперь я начинаю понимать, почему я для этой худенькой, изможденной женщины иной, чем все солдаты мира: я ее дитя.
Для нее я всегда оставался ее ребенком, и тогда, когда был солдатом. Война представлялась ей сворой разъяренных хищников, угрожающих жизни ее сына. Но ей никогда не приходило в голову, что ее сын, за жизнь которого она так тревожилась, был таким же разъяренным хищником по отношению к сыновьям других матерей.Да, с горечью думаю я, я сильно изменился. Да и что ты знаешь обо мне, мама? Осталось только воспоминание, одно воспоминание о тихом, мечтательном мальчике. Ты никогда, никогда не узнаешь от меня ничего об этих последних годах. Я не хочу, чтобы ты хотя бы и отдаленно догадывалась, что собой представляла действительность и во что она меня превратила. Сотая часть правды надломила бы тебе сердце, если одно грубое слово приводит тебя в трепет, смущает тебя, потому что не вяжется с твоим представлением обо мне.
Она сидит в своем углу, маленькая, окутанная сумерками. С какой-то особенной нежностью я чувствую, что роли наши переменились: теперь она — дитя.
Я люблю ее, я никогда не любил ее сильнее, чем сейчас, когда знаю, что уже не смогу прийти к ней, все рассказать и, может быть, обрести у нее покой. Я потерял ее. Разве это не так? И вдруг сознаю, как я, в сущности, одинок и какой я в самом деле чужой здесь.Показана тут и конфронтация с обществом - на примере бывших учеников, возвратившихся в школу, автор продемонстрировал всю иллюзорность мудрости наставников, ведь чему могут научить преподаватели, полные шаблонных правил, пафосного патриотизма, за которым скрывается растерянность или незнание «другой стороны медали». Но и бывшие солдаты не годятся в учителя, они точно так же не знают, чему учить подрастающие поколения, все незыблемые истины прошлого потеряли свою актуальность, а новые пока лишь витают в воздухе. Да и многим из вернувшихся учеба вовсе не нужна - «от сантиметра торговли больше толку, чем от километра учености», миром правят спекулянты. Вообще, то общее, что объединяло персонажей на войне, рассыпается, социальное неравенство выходит на первый план и нет уже крепких уз дружбы.
Меня злит его болтовня. С какой стати он так пренебрежительно говорит о сапожниках? Они были не худшими солдатами, чем господа из образованных. Адольф Бетке тоже сапожник, а в военном деле смыслил больше иного майора. У нас на фронте ценился человек, а не его профессия.
Я оглядываю группу учителей. Когда-то они значили для нас больше, чем другие люди; не только потому, что были нашими начальниками, нет, мы в глубине души все-таки верили им, хотя и подшучивали над ними. Теперь же это лишь горсточка пожилых людей, на которых мы смотрим со снисходительным презрением.
Но чему же они могут научить нас? Мы теперь знаем жизнь лучше, чем они, мы приобрели иные знания — жестокие, кровавые, страшные и неумолимые. Теперь мы их могли бы кой-чему поучить, но кому это нужно!
— Господин директор, — начинает своим обычным ясным голосом Людвиг, — вы видели войну другую: с развевающимися знаменами, энтузиазмом и оркестрами. Но вы видели ее не дальше вокзала, с которого мы отъезжали. Мы вовсе не хотим вас порицать за это. И мы раньше думали так же, как вы. Но мы узнали обратную сторону медали. Перед ней пафос четырнадцатого года рассыпался в прах. И все же мы продержались, потому что нас спаяло нечто более глубокое, что родилось там, на фронте: ответственность, о которой вы ничего не знаете и для которой не нужно слов.
Пришло много наших товарищей по роте, но странно: настроение почему-то не поднимается. А между тем мы давно с радостным нетерпением ждали этой встречи. Мы надеялись, что она освободит нас от какого-то чувства неуверенности и гнета, что она поможет нам разрешить наши недоумения. Возможно, что во всем виноваты штатские костюмы, вкрапленные то тут, то там в гущу солдатских курток, возможно, что клиньями уже втесались между нами разные профессии, семья, социальное неравенство, — так или иначе, а товарищеской спайки, прежней, настоящей, больше нет
Все, что связывало нас, потеряло силу, распалось на мелкие индивидуальные интересишки. Порой как будто и мелькнет что-то от прошлого, когда на всех нас была одинаковая одежда, но мелькнет уже неясно, смутно. Вот передо мной мои боевые товарищи, но они уже и не товарищи, и оттого так грустно. Война все разрушила, но в солдатскую дружбу мы верили. А теперь видим: чего не сделала смерть, то довершает жизнь, — она разлучает нас.
Про это произведение хочется долго говорить, ведь оно полно ярких, проникновенных сцен, например, таких как поездка в деревню за продуктами и борьба с жандармами за продовольствие. И снова тут противостояние привычных норм поведения законопослушных граждан («какой ужас, они поколотили жандармов») и суровой реальности нового мира – бороться за еду любым способом. Или рассказ о первом посещении борделя главным героем, где все сведено к грубой, обыденной пошлости, конвейерной механистичности. Да и описание похода к врачу не оставит читателя равнодушным, ведь за минутные удовольствия приходится расплачиваться намного дольше.
Она могла внушить лишь жалость: в конце концов, она была ведь только жалкой солдатской подстилкой. Были дни, когда она принимала по двадцать — тридцать солдат за день, а то и больше.
И это называется любовью, думал я, потрясенный и обессиленный, собирая вещи в поход, — любовью, которой полны все мои книги дома и от которой я столько ждал в своих неясных юношеских грезах! Я скатал шинель, свернул плащ-палатку, получил патроны, и мы двинулись. Я шел молча и с грустью думал о том, что от всей моей крылатой мечты о любви и жизни не осталось ничего, кроме винтовки, жирной девки да глухих раскатов на горизонте, к которым мы медленно приближались.
Эту книгу невозможно не цитировать, столь глубокие, важные мысли она транслирует, вот только жаль, что то, против чего протестовал автор, о чем предостерегал грядущие поколения, все же имеет тенденцию повторяться раз за разом.
После стольких лет войны мы не так представляли себе возвращение на родину. Думали, нас будут ждать, а теперь видим: здесь каждый по-прежнему занят собой. Жизнь ушла вперед и идет своим чередом, как будто мы теперь уже лишние.
Хеель. — А что ж тогда прекрасно?
Вайль с минуту молчит. Затем говорит:
— То, что сегодня, может быть, звучит дико: добро и любовь. В этом тоже есть свой героизм, господин обер-лейтенант.Героизм начинается там, где рассудок пасует: когда жизнь ставишь ни во что. Героизм строится на безрассудстве, опьянении, риске — запомните это. С рассуждениями у него нет ничего общего. Рассуждения — это ваша стихия. «Почему?.. Зачем?.. Для чего?..» Кто ставит такие вопросы, тот ничего не смыслит в героизме…
эта мелочная грызня вокруг кормежки, карьер и нескольких на живую нитку сшитых идеалов, она-то и вызывает во мне невыносимую тошноту, от нее-то я и хочу куда-нибудь подальше.
— Если тебе уж обязательно хочется что-то предпринять, почему ты не примкнешь к революции? — спрашиваю я Георга. — Того и гляди, еще станешь военным министром.
— Ах, эта революция! — пренебрежительно отмахивается Георг. — Ее делали держа руки по швам, ее делали секретари различных партий, которые успели уже испугаться своей собственной храбрости. Ты только посмотри, как они вцепились друг другу в волосы, все эти социал-демократы, независимые, спартаковцы, коммунисты. Тем временем кое-кто под шумок снимает головы тем действительно ценным людям, которых у них, может быть, всего-то раз, два и обчелся, а они и не замечают ничего.— Нет, Георг, — говорит Людвиг, — это не так. В нашей революции было слишком мало ненависти, это правда, и мы с самого начала хотели во всем соблюдать справедливость, оттого все и захирело. Революция должна полыхнуть, как лесной пожар, и только после него можно начать сеять; а мы захотели обновлять, не разрушая. У нас не было сил даже для ненависти, — так утомила, так опустошила нас война. А ты прекрасно знаешь, что от усталости можно и в ураганном огне уснуть… Но, быть может, еще не поздно упорным трудом наверстать то, что упущено при нападении.
— Трудом! — презрительно говорит Георг и подставляет кристалл под лампу, отчего тот начинает играть; — Мы умеем драться, но трудиться не умеем.
— Мы должны учиться работать, — спокойным голосом говорит Людвиг, забившийся в угол дивана.что мы здесь, в сущности, делаем? Оглянись по сторонам, и ты увидишь, как все немощно и безнадежно. Мы и себе и другим в тягость. Наши идеалы потерпели крах, наши мечты разбиты, и мы движемся в этом мире добродетельных людишек и спекулянтов, точно донкихоты, попавшие в чужеземную страну.
Потому что нас обманули, обманули так, что мы и сейчас еще не раскусили всего этого обмана! Нас просто предали. Говорилось: отечество, а в виду имелись захватнические планы алчной индустрии; говорилось: честь, а в виду имелась жажда власти и грызня среди горсточки тщеславных дипломатов и князей; говорилось: нация, а в виду имелся зуд деятельности у господ генералов, оставшихся не у дел. — Людвиг трясет Рахе за плечи: — Разве ты этого не понимаешь? Слово «патриотизм» они начинили своим фразерством, жаждой славы, властолюбием, лживой романтикой, своей глупостью и торгашеской жадностью, а нам преподнесли его как лучезарный идеал. И мы восприняли все это как звуки фанфар, возвещающие новое, прекрасное, мощное бытие! Разве ты этого не понимаешь? Мы, сами того не ведая, вели войну против самих себя! И каждый меткий выстрел попадал в одного из нас! Так слушай, — я кричу тебе в самые уши: молодежь всего мира поднялась на борьбу и в каждой стране она верила, что борется за свободу! И в каждой стране ее обманывали и предавали, и в каждой стране она билась за чьи-то материальные интересы, а не за идеалы; и в каждой стране ее косили пули, и она собственными руками губила самое себя! Разве ты не понимаешь? Есть только один вид борьбы: это борьба против лжи, половинчатости, компромиссов, пережитков! А мы попались в сети их фраз, и вместо того, чтобы бороться против них, боролись за них. Мы думали, что воюем за будущее, а воевали против него. Наше будущее мертво, ибо молодежь, которая была его носительницей, умерла. Мы лишь уцелевшие остатки ее! Но зато живет и процветает другое — сытое, довольное, и оно еще сытее и довольнее, чем когда бы то ни было! Ибо недовольные, бунтующие, мятежные умерли за него! Подумай об этом! Целое поколение уничтожено! Целое поколение надежд, веры, воли, силы, таланта поддалось гипнозу взаимного уничтожения, хотя во всем мире у этого поколения были одни и те же цели!
Уже несколько месяцев, как цены непрерывно растут, и нужда сейчас больше, чем во время войны. Заработной платы не хватает на самое необходимое, но, даже имея деньги, не всегда найдешь, что нужно. Зато количество дансингов и ресторанов с горячительными напитками с каждым днем увеличивается, и махрово цветут спекуляция и жульничество.
— Все наши усилия напрасны, Эрнст. Мы люди конченые, а жизнь идет вперед, словно войны и не было. Пройдет немного времени, и наша смена на школьных скамьях будет жадно, с горящими глазами, слушать рассказы о войне, мальчики будут рваться прочь от школьной скуки и жалеть, что они не были участниками героических подвигов. Уже сейчас они бегут в добровольческие отряды; молокососы, которым едва исполнилось семнадцать лет, совершают политические убийства. Я так устал, Эрнст…
Этот мальчик был тихим и кротким — спросите у его матери! А теперь он стреляет так же легко и просто, как когда-то бросал камешки. Раскаяние! Раскаяние! Да как ему чувствовать это самое раскаяние, если он четыре года подряд мог безнаказанно отщелкивать головы ни в чем не повинным людям, а тут он лишь прикончил человека, который вдребезги разбил ему жизнь? Единственная его ошибка — он стрелял не в того, в кого следовало! Девку эту надо было прикончить! Неужели вы думаете, что четыре года кровопролития можно стереть, точно губкой, одним туманным словом «мир»? Мы и сами прекрасно знаем, что нельзя этак — за здорово живешь — пристреливать своих личных врагов, но уж если сдавит нам горло ярость и все внутри перевернет вверх дном, если уж такое найдет на нас… Прежде чем судить, вы хорошенько подумайте, откуда все это в нас берется!
— Дело идет о нашем товарище, о фронтовике! — кричу я. — Не осуждайте его! Он сам не хотел того безразличия к жизни и смерти, которое война взрастила в нас, никто из нас не хотел его, но на войне мы растеряли все мерила, а здесь никто не пришел нам на помощь! Патриотизм, долг, родина, — все это мы сами постоянно повторяли себе, чтобы устоять перед ужасами фронта, чтобы оправдать их! Но это были отвлеченные понятия, слишком много крови лилось там, она смыла их начисто!
Этот вот парень, — он опять показывает на Альберта, — со своими двумя товарищами настрелял людей на целый лазарет, хотя большинство из раненных в живот не пришлось уж никуда отправлять. За это он был награжден «железным крестом» первой степени и получил благодарность от полковника. Понимаете вы теперь, почему не вашим гражданским судам и не по вашим законам следует судить его? Не вам, не вам его судить!
— Одичание? А кто виноват в нем? Вы! На скамью подсудимых вас надо посадить, вы должны предстать перед нашим правосудием. Вашей войной вы превратили нас в дикарей! Бросьте же за решетку всех нас вместе! Это будет самое правильное. Скажите, что вы сделали для нас, когда мы вернулись с фронта? Ничего! Ровно ничего! Вы оспаривали друг у друга победы, закладывали памятники неизвестным воинам, говорили о героизме и уклонялись от ответственности! Нам вы должны были помочь! А вы что сделали? Вы бросили нас на произвол судьбы в самое трудное для нас время, когда мы, вернувшись, силились войти в жизнь!
Вы должны были заново учить нас жить! Но вам не было до нас никакого дела! Вы послали нас к черту! Вы должны были научить нас снова верить в добро, порядок, созидание и любовь! А вместо этого вы опять начали лицемерить, заниматься травлей и пускать в ход ваши знаменитые статьи закона! Одного из наших рядов вы уже погубили, теперь на очереди второй!
923,3K
Аноним1 июля 2021 г.Разговоры под покровом ночи.
— В жизни больше несчастья, чем счастья. То, что она не длится вечно, — просто милосердие.Читать далееПервое знакомство с писателем и не сказать, что неудачное. Закончив чтение, ещё долго раздумывала, а какие всё-таки эмоции я испытывала и насколько готова оценить написанное. Мне понравились герои, может не так сильно, как бывает временами, но негативных чувств ни один из них не вызвал (даже брат героини, член сс). Понравилось, что действие развивалось в начале военных действий и читать про жизнь австрийцев и немцев, не согласных с укладом гитлеровской Германии, тоже очень интересно, особенно когда описано всё человеком, жившим в те тяжёлые времена. Но, всегда есть это но — не могу сказать, что книга открыла для меня нечто новое или зацепила чем-то особенным. Скорее, за время прочтения я ощутила себя не участником и не зрителем, а кем-то, кому пересказывали историю, произошедшую много лет назад. За чашечкой горячительного, под неярким светом, безлико и слегка высокопарно.
Сюжет.
Сбежавший из Германии мужчина возвращается туда перед войной, чтобы встретиться со своей женой и забрать её с собой, если у той есть подобное желание. Ему приходится нелегально пересекать границу, ведь когда-то он сам сбежал из страны, после пребывания в нацистском лагере, да и семья его жены полностью верны сложившемуся устрою. Что только его не поджидает на этом пути: ложь, пытки, чужие смерти, лагерь и конечно же любовь.Я не люблю читать военные книги по той простой причине, что за людей, живших в те времена, переживаешь до сих пор, хотя большая часть из них давно мертва. Они всегда разрушают нечто хорошее в душе, забирают себе частичку сердца и не спешат его возвращать. Там вечные издевательства, боль и страдания, безысходность и перевёрнутая логика, больше похожая на коллективное безумие. В этой книге всё воспринимается иначе, хотя атрибуты войны тут как тут. Не получается ни ненавидеть нацистов, ни переживать за их врагов, настолько отстранённо написано. "Я побывал в лагере и меня пытали", "Она умерла в комнате, так и не достигнув желаемого", "Я убил человека" — за любыми фразами героя не стоят большие чувства. Возможно, это вполне нормально, ведь он рассказывает свою историю спустя три года, но как-то подобное знание не помогло мне проникнуться его жизнью полностью.
Что происходило с героем, пока его жена оставалась в Германии? Что происходило с ней в тоже самое время? Что они скрывали за улыбками и признаниями в любви? Никаких ответов, лишь косые взгляды и молчание. Наблюдая за жизнью людей, хочется не просто узнать, кто и кем им приходился, но и настоящие чувства, спрятанные за маской уставших от войны людей. Где это всё?
А теперь о хорошем. Действительно сильная героиня, радующаяся каждому новому дню потому, что ничего другого не остаётся. Герой (её муж), рискующий своей жизнью и знающий себе цену, выбирающий жизнь, а не смерть. Философские разговоры за столиком, показывающие действительность военных лет. Простой язык, что помогает проглотить книгу за пару часов, не отвлекаясь на другие дела.
Ах и да, временами из-за высокопарности диалогов создавалось ощущение, что писалось всё ради дальнейшей экранизации. Уж очень подходящая атмосфера для всё этого. Но это так, наблюдение, не более.
923,1K
Аноним25 апреля 2020 г.«Я не участвую в войне – она участвует во мне».
Читать далееЮность самоуверенна. Ничего с этим не поделаешь. Юность думает, что нет неисправимого, а есть слабость и глупость; что нет полностью разломанного – а вот криворукость есть. Все, дескать, можно поправить, починить, возвратить. Человек силен. Он справится.
Приблизительно так думали юные герои Ремарка. Отправляясь на войну, они не знали, что уже не вернутся с нее. Нельзя усилием воли избавиться от боли. Невозможно избавиться от мыслей о том, страшном. Сколько ни убеждай человека, что страдать не нужно (нерационально, вредно, бесполезно!), все равно он будет страдать. Боль не знает логики, и поговорить с ней не получится.
Я неопознанный солдат,
Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолёт,
Я лёд кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лёд,
Я в нём, как мушка в янтаре.Каждый из нас хотя бы раз встречался с таким человеком – человеком войны. Таким был мой отец, отвоевавший свое в Афганистане, несколько раз раненый на той войне, как и герои Ремарка собиравший останки своих товарищей – чтобы потом сложить их в цинковый гроб. Что пойдет в этот гроб, никто не знал. Чья там рука, чья нога – никто не разбирался. Что нашли, то и положили. И мне не сложно было понять, что мой отец, пережив это, тоже не сумел восстановиться. Даже спустя десятилетия остаются шрамы на душе.
Героям Ремарка, как кажется, не повезло выжить. Все-таки смерть – не самое страшное, что может случиться с человеком. Мертвым не нужно приспосабливаться к послевоенной непонятной жизни. Это живым нужно стараться. Зачем? Они и сами не понимают. Утрачены все связи с разумным и столь безразличным миром. Даже те, кто любил и ждал, невольно обесценились – потому что им, не знавшим войны, не понять вернувшихся. Любившей матери не понять своего сына; она-то помнит его хорошим, милым, нежным с ней, теплым человеком с увлечениями, с радостной улыбкой. А сыну не понять матери, все в ней уже не так, неуместна ее забота, не нужна ее тревога. Разве может он сказать ей о войне? А что? Она расплачется, конечно. Но помочь не сможет. Так зачем, к чему ей беспокойство?
Ну что с того, что я там был,
В том грозном быть или не быть?
Я это всё почти забыл.
Я это всё хочу забыть.Самое осмысленное – память о войне и былом товариществе. Привычное уже. Но война отдаляется, все реже вспоминают о ней, все больше о простой жизни с ее бытом, с ее нехитрыми проблемами. У товарищей свои заботы. Посторонние глядят с недоумением или жалостью: ах, как он изменился, а вот раньше…
Потерянным кажется, что лучше всего уйти в любовь. О, этот вечный миф – что любовь спасает, избавляет от боли и невыносимых страхов, залечивает раны. А Ремарк показывает, что больной уже человек не способен вынести всего накала этой якобы спасительной любви. Ростки нежности гибнут под солнцем отчаяния, без капли влаги, в засохшей плоти земли.
Может, спустя долгие годы они снова встретятся и станут вспоминать: «А помнишь, Франц/Вилли/Георг/Альберт, как на рассвете била артиллерия? И на рассвете ты пел свою любимую песню в ожидании, а я слушал тебя, думая, зачем ты так фальшивишь. Сколько лет прошло, ты помнишь? Много лет ты не держал в руках винтовку. Помнишь сражение под Верденом? Мне хотелось пить больше всего на свете, пить воду, самую обычную. Прилетели самолеты, я испугался, помнишь? Тогда мне не хотелось умирать. Мы стали так стары! Помнишь? Раньше я говорил, что я бы ничего не изменил, дай мне Бог второй шанс. Что я ни о чем не жалею. А сейчас не знаю, я не знаю…»
Уже меня не исключить
Из этих лет, из той войны,
Уже меня не излечить
От тех снегов, от той зимы.
И с той землёй, и с той зимой
Уже меня не разлучить,
До тех снегов, где вам уже
Моих следов не различить.Пожалуйста, берегите себя и своих любимых. Не участвуйте в войне.
913,1K
Аноним24 августа 2022 г.Читать далееСразу из школы несколько парней отправились добровольцами в родную, немецкую армию и после недолгой муштры по полной окунулись в Первую мировую войну. Немало бед им пришлось хлебнуть, из их компании умирали один за другим и Пауль, рассказчик, остался последним. Его устами автор говорит об ужасах и бессмысленности войны. Вместе с Паулем читатель переживает атаки и отпуск, длительное сидение в окопах и лазарет, постоянное существование в голоде, грязи и страхе смерти. Уже в этом, одном из первых своих романов, авторский слог узнаваем, как и его отношение к жизни и войне. Причем, этот роман основан на собственном опыте, ведь Ремарк
В 1916 был призван в армию, 17 июня направлен на Западный фронт. 31 июля 1917 был ранен в левую ногу, правую руку и шею и провёл остаток войны в военном госпитале в Германии.А для меня это роман стал седьмым, ранее читала романы Жизнь взаймы, Искра жизни, Три товарища, Возлюби ближнего своего, Черный обелиск и Триумфальная арка. Именно в таком порядке.
Этот роман читать было местами тяжело и даже больно, моментами весело, часто сложно, ведь отвлекалась на осмысливание высказываемых идей, а местами тоскливо и почти скучно. Общее впечатление очень печальное, ведь война - это болезнь цивилизации, которой к сожалению, человечество более часто и до сих пор, никакая вакцинация предыдущими войнами не помогает.902,1K
Аноним5 июня 2021 г.О войне честно...
Читать далееЧто такое война? Как подсказывает нам википедия, это организованная вооруженная борьба между государствами. В учебниках по истории мы сталкивались со множеством дат и чисел, со множеством великих имен, увековеченных памятью благодарных потомков. Но чтобы понять, что такое война на самом деле, нужно посмотреть на нее глазами обычного солдата, ничем не выделяющего из толпы таких же солдат.
Такую возможность и предоставляет нам Ремарк. Его роман «На Западном фронте без перемен» представляет собой хронику военных будней немецкого солдата Пауля Боймера и его фронтовых товарищей, участников Первой мировой войны.
О чем они могут рассказать? О бессмысленной муштре в казармах под руководством свирепого болвана, упивающегося своей властью. О том, как молча плачет в госпитале их девятнадцатилетний товарищ, потому что знает, что жизнь уходит от него. О новобранцах, которые, попав впервые под огонь, накладывают в штаны. О том, как они в порыве милосердия лишают жизни тяжелораненого товарища, который, спустя несколько часов превратится лишь в кричащий от невыносимой боли комок нервов.
О том, как много значит для солдата земля – земля, в которую он зарывается лицом, когда огонь противника заставляет его ощущать бесконечный страх. О том, как единственной отрадой солдатских будней становится лишь возможность вкусно и обильно поесть или спокойно посидеть в переносной кабинке туалета…
О том, что каждый из них остается живым лишь благодаря случаю и может умереть в любую секунду…
Как же бессмысленно все то, что написано, сделано и передумано людьми, если на свете возможны такие вещи! До какой же степени лжива и никчемна наша тысячелетняя цивилизация, если она даже не смогла предотвратить эти потоки крови, если она допустила, чтобы на свете существовали сотни тысяч таких вот застенков. Лишь в лазарете видишь воочию, что такое война.Но война калечит не только тело, но и душу человека.
Война сделала нас никчемными людьми- говорит один из сослуживцев Пауля». Особенно этому разрушительному влиянию подвержена так называемая «железная молодежь», ушедшая на фронт со школьной скамьи. Они еще не успели обзавестись семьей, освоить профессию, а единственное, что они теперь умеют – воевать. Для них нет места в мирной жизни – и отпуск главного героя самая красочная иллюстрация этой истины.
В перерывах между атаками, солдаты пытаются рассуждать о смысле и причинах войны.
Странно все-таки, как подумаешь, — продолжает Кропп, — ведь зачем мы здесь? Чтобы защищать свое отечество. Но ведь французы тоже находятся здесь для того, чтобы защищать свое отечество. Так кто же прав?Но простым солдатам нельзя рассуждать об этом:
…все ужасы можно пережить, пока ты просто покоряешься своей судьбе, но попробуй размышлять о них, и они убьют тебя.901,1K- Аноним18 января 2020 г.Читать далее
Несмотря на всю печаль, безнадежность, беспросветность поднятых автором тем, его творчество мне нравится. В этом романе подробно описана жизнь немецких эмигрантов на пороге Второй Мировой войны пытающихся найти свое место в мире. И это реально страшно, когда нигде нет для человека места и ничего нельзя сделать, потому что богатые (да и просто обеспеченные работой и жильем) люди часто безразличны к таким обездоленным, а отдельные, желающие помочь всё равно не могут спасать постоянно. Человек без документов не имеет права работать, зато когда заканчиваются все деньги, он имеет право умереть от голода. Кошмар!
При этом в этой книге много добра, тепла, которыми делятся друг с другом одинаково бедные и бесправные люди. Здесь есть сильная воля не дающая опустить руки, есть надежда, есть юмор на грани отчаянья, а ведь бывает, только способность посмеяться спасает.При этом, к моей огромной радости в конце два героя остались живы и у них даже появилась надежда на нормальную жизнь, тем более вдали от ожидающей вскоре Европу встряски.В центре истории находится Людвиг Керн из обеспеченной еврейско-немецкой семьи, вот происхождение и становится причиной его высылки из страны. В поиске своего места его изрядно помотало по Европе: Австрия, Чехия, Швейцария, Франция. За это время он познакомился со Штайнером и влюбился в Рут, которые также являются эмигрантами еврейских кровей. Штайнер изрядно помог Керну и Рут, став их ангелом-хранителем.
Слушала книгу в начитке Сергея Чонишвили, ранее я с этим исполнителем не сталкивалась, но теперь с удовольствием послушаю что-нибудь еще. Его исполнение замечательно оформило прекрасную книгу. Голос приятный, эмоциональный, ошибок или каких-то помех я не заметила, определенно могу его посоветовать, тем кто еще не знаком с исполнителем.901,9K 
Аноним13 августа 2019 г.В преддверии всеобщего ада
Читать далееНемного обидно, что у книги существует целых два не очень удачных перевода. Впрочем, выбирала я недолго. Как только в глаза бросилась нашенская матерщина... Честно сказать, не понимаю, как можно таким образом переводить кого бы то ни было. Нда. Ну, а дальше случилась магия. Магия ремарка пробилась сквозь все корявости и шероховатости, и, конечно же, я целиком утонула в печальной истории изгнанников, написанной в 1941-ом году.
А в самой книге мировая война еще не началась, все еще только будет. И хотя пламя костра, в котором сгорит полмира, только начинает разгораться, но тысячи и тысячи людей без родины и гражданства уже мечутся между европейскими границами, никому не нужные и отовсюду гонимые. В германии их ждут аресты, пытки, тюрьмы и концлагеря; в просвещенной и гуманистической европе они просто никому не нужны. Они - проблема, которую никто не хочет решать. Мало того, находятся умники, считающие, что эти люди сами виноваты в том, что произошло. Виноваты в том, что они не арийцы или инакомыслящие. Среди беженцев люди разных национальностей, возрастов и сословий. И все они сами виноватые. Без исключений.Все это сильно напоминает рассуждения типичного обывателя, осуждающего жертву насилия за неправильное поведение и считающего, что с ним и его близкими ничего и никогда не случится, потому что уж они-то ведут себя как надо, в отличие от...
Впрочем, лига наций - организация, от которой кое-что зависит, ведет себя примерно так же. Вместо того, чтобы признать статус этих беженцев, выдать паспорта и какой-никакой вид на жительство, чиновники думают. Бесконечно думают, не забывая сладко жрать и пить, и крепко спят в своих постелях, пока множество людей, включая детей и стариков умирают от голода и холода, потому что у нелегалов нет никаких гражданских прав.
Тут и призадумаешься о том, что война, которую получила европа, а потом ссср, спустя всего несколько лет, полностью заслуженная кара за трусость, глупую слепоту и преступное равнодушие. Потому что как ты себя не веди, ежели насильник имеет план барбаросса и так далее, то никто не отвертится. Включены все и всё. Теория справедливого мира не срабатывает на практике.В книге, помимо основных, множество героев, и у каждого из них печальная история. Это истории любви, самопожертвования, дружбы, взаимовыручки и бескорыстного служения ближним. А также истории разочарований, предательств, подлостей и потерь. Каждая из них цепляет, не оставляет равнодушным, потому что за ними лично я увидела живых людей, живую, а не придуманную, реальность.
Наши люди там тоже есть, и они просто прекрасны. И как фактор юмора и веселья посреди всеобщей трагедии (в этом есть что-то шекспировское), и в проявлениях душевной красоты и силы. Сцена в тюрьме, когда арестованные мигранты страдают от голода и на повышенных нотах обсуждают свои предпочтения в еде, просто гениальна. И вот когда ситуация накаляется...- Господа, - раздался приятный бас с русским акцентом. - Зачем так волноваться из-за недостижимого. У меня с собой есть бутылка водки. Хотите попробовать? Водка согревает сердце и улучшает настроение.
И все. Сразу мир и дружба в тюремной камере. Наши люди - они именно такие, ага.
Как ни странно, но в этой истории ремарк не обошелся без счастливого конца. Для очень немногих героев, но тем не менее. Это очень жизнеутверждающий финал, если учесть год написания книги.
902,5K- Господа, - раздался приятный бас с русским акцентом. - Зачем так волноваться из-за недостижимого. У меня с собой есть бутылка водки. Хотите попробовать? Водка согревает сердце и улучшает настроение.
Аноним26 июля 2024 г.Одиночество ищет спутников и не спрашивает, кто они
Читать далееКогда-то давно я решила открыть для себя Ремарка, начав с «Триумфальной арки». То ли я была слишком молода и незрела для таких произведений, то ли произведение было «не моё» (надо будет перечитать), но не сложилось, после чего Ремарк был мной отложен в дальний угол на многие года. А потом в моей жизни появились «Время жить и время умирать» и «На западном фронте без перемен». Искра, буря, безумие. Я пересмотрела свой взгляд на автора, а все его оставшиеся произведения отложила «на десерт», сдерживая себя, чтоб не прочитать все залпом. Может быть, это стало ошибкой. Нужно было читать, пока мое сердце было обнажено после предыдущих книг автора, потому что сейчас эта книга не смогла пробить дорогу к моему сердцу.
И головой я понимаю, что здесь заложена большая драма, не только героев романа, а целого поколения, обездоленного, потерявшего все, живущего в страхе, потерянного. А сердцем не чувствую.
«Это роман о великой силе любви, способной сокрушить все преграды перед лицом смертельной опасности.»Так гласит надпись на моей книге. А я этой любви не почувствовала. И не было ее, как мне кажется.
Одиночество ищет спутников и не спрашивает, кто они.Я в этой фразе вижу не только ночной разговор двух эмигрантов, а сами отношения Елены и Шварца. Их не любовь свела, а одиночество. Держатся друг за друга как за соломинку, как за последний кусочек чего-то своего в этом мире. Но не из любви, а из страха. Ни в ком случае не осуждаю, все понимаю, ощущаю грусть и безысходность. Конечно, им было не доплыть до того самого кусочка рая, уж очень ненадежна была их любовная лодка.
И как-то даже нечего мне сказать, кроме банальных вещей. Горькая книга, но горечь я испытываю не из-за судьбы конкретных героев этого произведения, а в целом от того, что это было.
891,1K
