Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. Падение.

Как известно, мир – это война, а свобода – это рабство.

…Крайне сумбурная книга вышла у замечательного Альбера Камю. То ли он спешил, то ли очень волновался – но получилось неровно, с неожиданно яркими всплесками, скучными деталями и хаотичным развитием персонажа. Не возьмусь судить, но мне показалось, что именно «Падение» – самая личная вещь у Камю, а привычные экзистенциальные метания в ней соседствуют с полуосознанными переживаниями писателя времен Второй мировой и Сопротивления. Притом, что главный герой – явный его антипод. А теперь вспомните: случалось ли вам нарваться на человека, который, воспользовавшись вашей нерасторопностью в общественном месте, решил испытать ваше терпение и «присесть» вам на уши? Возможно, вы хотели покушать или выпить в одиночестве, но ваше уединение нарушил другой посетитель, назойливый, пожелавший именно вам рассказать о своей нелегкой жизни. Зачем? А почему некоторые любят рассказывать о себе посторонним? Сколько в этом желании – от самолюбования? Или, может, от страха за «правильность» своей жизни? Желание насильно вырвать у постороннего его мнение?..

Назойливым человеком (и главным героем) в книге оказывается уже вышедший в тираж, а ранее адвокат, Жан. В любимом баре он навязывается случайному человеку и начинает, так сказать, «публичное покаяние». Честно признаюсь: не понимаю того, кто согласился его слушать столько часов. Я, право, убежала бы от героя уже после пролога к его рассказу. Но оставшийся вне текста слушатель обладал уникальным терпением, прямо-таки нечеловеческим, оттого и может уважаемый читатель узнать всю историю Жана от начала до конца.

Стоит тут остановиться и сказать: именно в «Падении» легко заметить, как сильно на Камю повлиял Достоевский. Эта книга… даже слишком от Достоевского. Так, Камю взялся развивать идеи «Братьев Карамазовых», а своего главного героя так и вовсе наделил чертами Великого Инквизитора (кстати, Камю в молодости играл Ивана Карамазова на сцене, и я бы многое отдала, чтобы на это посмотреть). Особенно остро стоит вопрос Бога и христианства, которое неправильно Его трактует и, хуже того, не умеет донести до человечества высшие идеалы. Конечно, сложно устроенный Камю, столько посмотревший в своей жизни, не мог не быть в конфликте с образом Бога на земле. Тут же присутствует идея Достоевского о том, что «все виноваты, всем нужно каяться». Но у Камю она приобретает гротескные формы, ибо высказывает ее намеренно приниженный Великий Инквизитор.

Жан – человек странный и вместе с тем банальный. Живет он смутно, веря лишь в собственные удовольствия. Все остальное – словно в тумане. Самое яркое его воспоминание – о том, как он хотел пойти в Сопротивление, но струсил; в итоге все равно, по случайности, попал в фашистский лагерь и чуть не умер в нем от жажды. В лагере разочарованный в современном христианстве товарищ предложил избрать его новым Папой (вместо помирившегося с фашистами римского Папы), дабы было кому отпускать грехи пред лицом смерти. Жану эта жутковатая роль выбранного слуги Бога понравилась. Впервые он почувствовал власть над людьми. Ему пришлось по душе выслушивать исповеди. Отпуская грехи, не имея на то права, он уже поставил себя выше всех остальных. Увы, но война и лагерь выбирают самых худших. Но война и лагерь – не нормальная жизнь. Вне лагеря Жан лишился незаконного права отпускать грехи и тем самым возноситься. В обычной жизни Жан обратился в этакого Мармеладова из «Преступления и наказания». Обнаружив огромнейшее тщеславие, он полюбил каяться. Ему нравится грешить. О своих ничтожных грехах он говорит с невероятным удовольствием. Кажется, что грешит он именно за тем, чтобы потом бить себя в грудь и выть: «Ах, какой же я нечестивый грешник, сколько же мерзостей я натворил!» И как же тут без вскидывания глаз к потолку в поисках Бога? Так Мармеладов рассказывал Раскольникову, как его дочь Соня получила «желтый» билет, а жена Катерина чуть не сошла с ума.

Стоит ли говорить, что в «покаяниях» Жана нет ни капли искренности? Ему приятна сама поза раскаявшегося. Постенав в свое удовольствие, он с еще большим наслаждением («я же чистенький теперь!») бросается в лоно порока.

И было бы это не так страшно, откажись главный герой от лавров духовного учителя. Мармеладов – это, конечно, не очень приятно, но вообразите себе Мармеладова, умноженного на Инквизитора и кого-то из «бесов» (не Петруша ли часом?). Жан обожает стенать, какой он плохой. Но еще больше он любит выбивать из своих собеседников ответную исповедь. Его принцип: «Начать с покаяния (публичного обвинения себя), а кончить осуждением (обвинением других покаявшихся)». Он все еще мнит себя Папой, каким его избрали в лагере. Но нынче он со злорадством замечает: «Ох, теперь-то все покаявшиеся от меня не получат прощения! Никто не получит от меня отпущения грехов!» И он опять забывает, что должность Судьи он, по сути, присвоил. Он – не наместник Бога. Он – ничтожество, которое хочет быть выше остальных, иметь возможность казнить, так доказывая свое право на священную власть.

Жан – это образ столь неприятного для самого Камю времени – отвратительного времени, в котором раскаивались из тщеславия; в котором свою жажду власти объясняли высшими мотивами (Богом, евгеникой, «войной во имя мира»); в котором воровали право творить «справедливость», прикрываясь волей обезумевшей кучки людей. Как Жан, любили «жалеть» о случившемся некоторые палачи – а потом брались за прежнее с тем же рвением. Чувствуется, сколько злобы и отчаяния Камю вложил в эту небольшую книгу. Она – о его разочаровании в мире и человечестве, о его страхе, что человеку не нужны свобода и братство, а нужны власть и жестокость. Сам Камю сделал все возможное, чтобы стать лучше своей эпохи. Остаться… человечным. Но можно ли требовать того же от остальных?..

У меня какое-то странное, не так просто поддающееся определению послевкусие после этого произведения. Оно небольшое по объёму, но заставляет мозг читателя работать. 

Описанные Камю сцены залиты солнцем, но перелистывая страницы, невольно хочется поежиться.

Главный герой, некий господин Мерсо, не вызывает какой-либо симпатии или участия, его апатия и безразличие как к себе, так и к другим отчуждают. Многое в его поведении может оттолкнуть. И все-таки вынесенный ему коллегией присяжных приговор не кажется справедливым. Хотя он виновен, чего он никогда не отрицал. Меня не оставляло ощущение, что что-то не так в этом судебном процессе. Как и мысль о том, что револьвер никогда не должен был оказываться в руках такого человека, как Мерсо.

Читаешь книгу и в голове возникают образы: соленое море, палящее солнце и духота, которые не дают ясно мыслить, пыль на дорогах, медленно наступающая вечерняя прохлада. Прекрасно передана бессмысленность происходящего, от которой трагичное не становится менее трагичным, а синяки и раны не превращаются в бутафорию, увы.

Далее возможны некоторые спойлеры.

Дело происходит в Алжире времён французского колониального правления. Протагониста судят за убийство местного жителя. Почему он отнял жизнь у человека, которого он даже толком не знал? Наиболее близкий к истине ответ - - случайность. Кто-то наверняка скажет, злой случай. Для самого героя лишь случай, от которого немного неприятно или дискомфортно.

Главный герой не притворяется, не играет ролей, которые ему навязывает общество. Он не скрывает своего равнодушия, не изображает раскаяния и прочих чувств, которых он не испытывает, но которые могли бы помочь ему в глазах присяжных.

У Мерсо недавно умерла мама. Именно с этой печальной новости начинается книга. Это совсем не случайно. Реакция постороннего на смерть матери и его поведение на ее похоронах стали фактором, который сыграл роковую роль в жизни этого мужчины.

На суде, где Мерсо должны судить за конкретное преступление, судят его, как человека. И прокурор, и адвокат, и присяжные оценивают его человеческие качества.

Выясняется, что общество не хочет числить в своих рядах такого безразличного и бесчувственного человека, как подсудимый.

Правилен ли такой подход? Если судьи, присяжные, само общество решили судить Мерсо как человека, имеют ли они на это право? Ведь им доступно очень мало информации о главном герое. И к той информации, что им доступна, как мы увидим, отношение выборочное.

Мой вердикт - - сильная история, достойная даже повторного прочтения (мой случай). Но чтение не из приятных.

Не знаю, как можно прочитать "Постороннего" в любом возрасте от 13 и старше и не влюбиться при этом в скупое повествование и горькую правду о том, что если ты посмел чихнуть не так, как это принято какими-то влиятельными членами социума, то тебя повесят, распнут и обоссут. Хотя по факту Мерсо действительно убил, но убийца ли он? Всё его преступление — череда обстоятельств, а обвиняют его больше не в том, что он действительно лишил жизни живое существо, а что посмел быть не таким, как обыватели, посмел говорить то, что думает, не лицемерить, не притворяться, не плакать на похоронах матери, жить без фальшивого траура, всё не как у людей. Мерсо при этом не самый симпатичный или обаятельный дяденька, в самого персонажа влюбляться не за что, он не хорош и не плох, он просто такой, как есть. И у него нагло пытаются отобрать это право быть таким, как ему комфортно. Дескать живёшь с нами, так веди себя так, чтобы соседка тётя Глаша не сказала про тебя с лавочки, что ты наркоман.

В узких и вонючих рамках человеческого общества ценится лишь позолота, которую каждый старательно намазывает на себя ради чужих глаз. Глубже 1 миллиметра этого наносного блеска даже никто и смотреть не пытается. Тебе кажется, что ты свободный человек, но стоит только чему-то пойти не так, как тебя уже закатывают в кандалы. Ведь в "Постороннем" виновато всего лишь солнце, оно действительно ослепило и ударило в голову накопившимся напряжением. Вспомним рассказ Чехова "Злоумышленник", где дурачка, воровавшего гайки с железнодорожных путей, прощают потому, что он не осознаёт своих действий, как преступных. Он делает это, потому что туповатый быдан, ну все так делают, а чаво, гайка-то махонькая, а паровоз большой, неужели я его одной гайкой угроблю, такого не бывает. Если бы он действительно понял, что своими действиями может пустить паровоз под откос, то наложил бы полные свои мужицкие штанцы, да ещё в сапоги бы налилось. Мерсо выступает в роли такого же злоумышленника: он не творил преступления в самом понятии преступления, как злодейского акта, просто мир как-то вместе свёл пистолет ему в руку, слепящее солнце, трудный день, странную ситуацию, человека рядом.

Самое страшное, что ни один даже самый завалящий персонаж крохотной повести не пытается понять Мерсо. Они смотрят только на картинку. Вчера он был неплохой малый и нравился мне, а сегодня он что-то сделал антиобщественное, поэтому я давно замечаю, что он тёмная личность и говноед.

После "Постороннего" бессильно опускаются руки. Присяжные правильно делали, что взялись судить, но насколько неправильно они это делали. Не плакал на похоронах, вот что важно. Плевать, что там него в голове, душе и сердце. Слезинки чужие камеры глаз не зафиксировали, как у всех порядочных людей должно быть, поэтому чисто по-королевски — отрубить ему голову.

Отдельно приятно, что мы-то всё видим глазами самого Мерсо, точнее, пользуемся его суховатым и непонимающим пересказом. Отрубили бы голову младенцу, если бы он по незнанию, что за штуку держит в руках, случайно нажал на курок и попал в президента?

Сама по себе книга небольшая и состоит из двух частей. И вот первую часть было ужасно скучно читать. Я умудрилась короткие главы растянуть на месяцы. Но в какой-то момент, когда я все же добрела до конца первой части, все разительно изменилось.
Во-первых, я обалдела. Во-вторых, еще в аннотации упоминался суд, но из-за тягомотного вступления об этом я благополучно забыла.
Поэтому представьте мое состояние, когда главный герой, которому на все абсолютно наплевать,

Это был чертов выстрел в меня, а не в персонажа. Потому что сначала я почти засыпала, а тут вдруг ба-бах! И я проснулась.
История короткая. Очень короткая. Но первая часть идет медленно, поэтому можно не дочитать из-за усталости. Но потом все меняется.
А еще мне понравились цитатки, которые я вынесла ниже.

Рано или поздно мы все умрем. Это факт. И как с этим жить?..

Тридцатилетний Марсо, герой дебютного романа Альберта Камю "Посторонний" выбрал безразличие. Ему все равно. Его не трогает смерть матери, хотя на вопрос, хотел ли он, чтобы она умерла, Марсо отвечает, что нет. Он бы предпочел, чтобы мать была жива.

Марсо не интересует карьера, семья, дружба. Когда девушка, с которой главный герой встречается, спрашивает: "Ты меня любишь?" он отвечает, что нет. Но если она хочет, он может на ней жениться, потому что это для Марсо не имеет никакого значения.

Убив человека по нелепой случайности, герой не испытывает никаких чувств. Марсо честен, он не притворятся, что жалеет о содеянном. Хотя общество ждет от него совсем другого. И получается, что главного героя судят не за убийство, а за его равнодушие. Хотя плакать или не плакать на похоронах, это личное дело каждого. Когда Марсо приговаривают к смертной казни, мужчина не тешит себя надеждами на загробную жизнь.

Кто он? Человек...

А может быть смысл жизни и заключен в том, что она заканчивается?

Неоднозначно. Емко. Лаконично. Многогранно...

Абсурдно, что мы рождаемся, и абсурдно, что мы умираем (с) А.Камю

Рассуждения о смысле бытия всегда невольно и вольно приводят к оценке своей непосредственной роли в социуме. А именно что мы привнесли в этот мир, что отдали, какими средствами и что нам от этого стало. Так и главный герой «Падения» Жан-Батист, беззаботно ведя своё существование, вдруг осознает, что строит свою жизнь иррационально. Он сосредоточен на себе, если любить – то самого себя. Если проявлять благодетель нуждающимся, то не из-за доброты душевной, а себя же ради. Чтобы непременно испытать возвышенность над другими и быть тем самым непременно высоко довольным собой и даже более того: быть довольным собой в полной мере. Но жизнь преподносит сюрприз в игре внезапно проснувшейся совести. Людям, которым присуща воля, способным изменить себя согласно гласу разума и перестроить жизненные ориентиры вне укора совести – удается изменить себя. Но их считанные единицы. Человеческая природа абсурдна. Она сгенерирует тысячу причин оставаться на проторенной дорожке, даже если разум самопровозглашает собственные поступки как непомерное зло и аморальную дрянь, а себя самого как объект деградации. Человек, в большинстве своем, все равно из-за комфорта и в силу привычки найдет вагон и маленькую тележку причин оставаться прежним мерзким гадом, даже если общество с этим мирится не станет. Он даже способен придумать собственную теорию, чтобы оправдать не других, а самого себя, что он почти святой. Так и главный герой «Падения» врёт, лицемерит, развратничает. Он осознает и признает свои поступки, он осуждает себя и только ради того, чтобы потом можно смело судить других. И по профессии он никто иной как «судья на покаянии».

Альбер Камю вскрыл огромный пласт человеческого естества, найдя в нем существенное преобладание иррационального и даже абсурдного. При чтении возникает некая ассоциация с «Портретом Дориана Грея» Оскара Уайльда. Но это далеко не означает, что эти книги похожи. Общего в них то, что герои разлагаются и внутри и снаружи. Хотя у Камю разлагаются больше внутренне. Большее сходство, скорее всего, с Достоевским. А именно с его способностью препарировать гнилые души, открывать червоточины – эти глубокие моральные проблемы, которые так глубоки, что не каждый автор сможет их достать.

Стоит отметить, что стилистически произведение выдержано крайне необычно. Повествование идет как чистый поток сознания Жана-Батиста. Он встречает незнакомого собеседника в баре Амстердама, который является его соотечественником и ведет «диалог» с ним. Точнее не «диалог», а монолог с ним. Говорит только главный герой, а собеседник слушает. Можно сказать, что читатель и есть его собеседник. Потому что именно ему – читателю, суждено вынести вердикт всей истории в конце. И вердикт, скорее всего, будет не в пользу главного героя, потому что так жить нельзя. Нельзя так жизнь как Жан-Батист. Осознав себя как лицемера, он вовсе не отказывается от своей сути, а находит новое оправдание для продолжения привычной ему жизни. Это воистину ужасно.

Для тех кто не читал Камю ни разу.

Учтите, что перед вами ода о человеческом несовершенстве. Это дело вовсе не решается в принятии или непринятии несовершенства как такового. А в том, что с ним делать и как быть. «Падение» иллюстрирует яркий случай самообмана в этом отношении, проблему это не решает, зато какой колоссальнейший толчок дает эта книга, чтобы человечество наконец и вправду задумалось. Это настоящая пища для ума и «Падение» заслуженно занимает особую нишу в мировой литературе для людей по-настоящему любящих думать.

Альберт Камю — писатель, журналист и философ-экзистенциалист. Читая его произведения, нужно помнить об этом, а так же о том, что Камю жил в мире без машин, где войны выигрывали люди, а не техника.

В романе «Посторонний» рассказывается о парне из Алжира. Мерсо получает известие о смерти матери в богадельне и отправляется на похороны.

Произведение написано сухим, информационным, протокольным языком. Апатия героя слышится в каждом предложении. У парня нет никаких эмоций ни к какому событию.

Мерсо не соответствуют общепринятым правилам: он спокойно пьёт кофе у гроба, не плачет на похоронах — его осуждают за это, ведь парень ведёт себя не так как положено.

После лекции о произведении открылись ещё пара фактов о «Постороннем».

1) Как говорил, А.Камю: «Мерсо— это единственный Христос, которого мы заслуживаем». Ненависть, которая обрушилась на парня отсылает нас к библейским текстам. Но параллели становятся ясны, лишь после лекций или статей о романе.

2) Камю в произведении отражает кризис современного общества. Бог оставил нас, а раз он покинул людей, значит смысла в жизни нет.

Понимание этих фактов требует глубокого погружения в текст и чтение статей.

Мне роман понравился, равнодушие Мерсо и наказание за его непохожесть видны и простому читателю.

«Посторонний» легко читается и вызывает бурю эмоций: несмотря на то, что роман написан в начале 19 века, реакция общественности не изменилась. Если ты не соответствуешь принятым стандартам и критериям, то подвергаешься осуждению.

Доступный язык произведения, небольшой объём и сложное произведение прочитано за вечер.

“Падение” – признанная классика французского экзистенциализма. Жанр этот зачастую вызывает либо восторг, либо резкое неприятие. Признаюсь, долго не могла вытянуть эту книгу из списка для чтения, очень уж много отзывов про то, что читать скучно и крайне тяжело. Но все оказалось не так плохо.

Повесть представляет собой 160-страничный монолог Жана Батиста Кламанса, и если в начале это еще похоже на историю с завязкой и окончанием, то к концу читателю приходится пробираться через откровенный поток сознания. Рассказчик – бывший адвокат, специализирующийся на защите “униженных и оскорбленных” преступников, ныне испытывает душевные терзания после одного неприятного инцидента. Под старость лет рассказчик осознает, что все его поступки лицемерны, а смысл его жизни – потешить самолюбие и испытать мимолетное удовольствие.

Это произведение показалось мне довольно ироничным – автор как бы играет с читателем, периодически подкидывая фразы вроде: “Вижу, вам моя болтовня уже надоела? Ничего, провожу вас до перекрестка и продолжу завтра!”. К тому же, мне сложно воспринимать “Падение” как цельное законченное произведение. Скорее, для меня это неплохой сборник цитат, пусть и зачастую довольно высокопарных вроде: “Не ждите Страшного суда, он происходит каждый день”.

Несмотря на то, что глаза иногда предательски слипались, я получила удовольствие от чтения. Конечно, нужно подгадать, в каком настроении приступать к этой книге, все-таки “Падение” – история о человеческих пороках, слабостях, поиске смысла жизни. Главный герой вызывает антипатию, зато его развернутые телеги заставляют задуматься о собственной жизни и моральных ценностях.

- Это очень интересно! - говорит мальчик Илюша, 27 годиков, поблёскивая глазами через диоптрии +3 в модной оправе. - Представляешь, еду я вчера в метро, вагон полупустой, а напротив мужичонка сидит, типично такой обтрюханной позднесоветской инженерной внешности: брюки короткие, носки разных оттенков чёрного, ботинки прощай молодость и лысина аккуратно прикрыта остатками былой роскоши. Книжку читает. И очень мне стало любопытно, что же такое, и даже в газетку не обёрнутое? Думал — Стругацкие, присмотрелся — Камю. Камю, Карл! Представляешь?! - и пошлёпал босиком по истёртому питерскому паркету в промозглую глубь наследственной коммуналки попить водички, яростно отдающейся хлорке, прямо, да, из-под крана.

Не-не, какой Карл?! Тогда я не только не смотрела «Ходячих», но и «Чуму» ещё не читала, а слово «мем» не знает даже сноб Илюша. Слово «сноб» я знаю, но ещё не умею органично вставлять в бытовую речь. Мне 17. И я с несколько преувеличенным энтузиазмом киваю ему вслед: ничего себе, обалдеть можно, Камю!

Сейчас, размышляя об этой незамысловатой истории из прошлого века (а заодно о том, как бы сделать аккуратненькую лоботомию, почистить корзину и освободить чутка оперативной памяти), я понимаю, что причинно-следственные явно поплыли в своё время. Нечего было удивляться тому, что явно одинокий пожилой обсыпанный перхотью неудачник на бесприютном перегоне «Звездная» - «Технологический институт» познаёт искусство быть посторонним и шепчет про себя: «Важный вопрос, который следует разрешить «на практике»: можно ли быть счастливым и одиноким?» Он не решил его, потому что вовремя не пересел окончательно на Стругацких (и на красную ветку), его глаза пусты, цвет лица землист, а пиджак шит белыми нитками, потому что он упрямо тянется за пубертатными французскими максимами, как грешник за индульгенцией, ищет способ посредством постницшеанских парадоксов влезть в небо по трубе. А они не для этого — они даже не каждый тухлый кухонный разговор оживляют. Подозреваю, что катится этот гражданин до сих пор, и мятежный дух его поблёскивает очками +3 тут и там по нашему андеграунду. Как сложилась судьба Илюши, я не знаю, но если он не закрыл Камю, как только узнал, что «самой холодной зимой внутри меня непобедимое лето» - он в соседнем вагоне.

Короче, дорогие друзья, я официально заявляю, что Альбер Камю — писатель детский, и, как любят порой писать на коробках с настолками: «для детей от 0 до 90». Ну и, казалось бы, что? Теперь же и мультики-то все для взрослых, а для иллюстрации понятия «бинарная оппозиция» вполне годятся Тор и Локи, к древнеисландскому эпосу имеющие отношение весьма опосредованное. И не то чтобы меня так уж раздражала детская литература. Пусть расцветают цветы жизни! Но если вот вдруг взрослый дядька на сложных щах, возведя очи горе, начнет пророчествовать: «снесу вам яичко не простое, а золотое» или, трясясь от страха, кукарекать: «несет меня лиса за синие леса!», я постараюсь не совершать резких движений. И я, чесслово, не знаю, чем лучше: «Да кто такой этот Бог, чтоб я хотел с ним равняться!» Окей, бумер, - спросит кто-нибудь закономерно — а какого ж хрена ты читаешь Камю, тем более пьесу «Калигула», где ни роздыху ни сроку, знай один звенящий, продирающий неокрепший мозг афоризм ровненько накладывается на другой? Смотрела б спокойно Тинто Брасса, вязала бы носок с двадцатью пятками? Отвечаю: я играю в игры. Там ещё и Сартра можно было почитать. Но они-то с Камю как раз никакая не оппозиция — аверс и реверс. Поэтому я подкинула монетку, и она тут же растворилась в хламе наследственной коммуналки. И теперь у меня нет монетки. Так что погнали в высокую философию. Уф.

После смерти своей сестры-любовницы Друзиллы сбежал, значит, Гай Юлий Август Германик aka Калигула (29 годиков) из дворца, бродит потерянный по окрестностям развратного Рима, страдает, ни с кем разговаривать не хочет, а хочет Луну (да-да, прям как самый главный злодей в мире из заголовка). Но нет, он не злодей, он юноша и поэт («Ведь ты ещё ребенок. У тебя вся жизнь впереди» - говорит ему милфа Цезония), и становится очевидной ему нелепость окружающего мира, что мучения, старение и смерть неизбежны, например, и хочет он довести его до окончательного абсурда, чтоб треснул, наконец, воссиял заново и наступило б на всех счастье. А патриции такие переполошились, чего это наш прынц задумчивый такой и кушать не хочет, а сами всё о земном, да о материальных благах хлопочут. А как же казна, говорят. Включая таким образом триггер, после чего всем небо с овчинку показалось. И это, уж поверьте, не про «абсолютная власть развращает абсолютно», это как если б с Сиддхартхой Гаутамой на 30 году жизни случилось не просветление, а..хм.. экзистанс. В любом случае, дети, чего бы там вам не примерещилось, герой пьесы, призванный вызывать эмпатию — это «безумный тиран» Калигула, «единственный художник за всю историю Рима, понимаешь?» для которого «живые не могут заселить вселенную и разогнать скуку»(ну не могу я цитировать Камю — там целиком копипастить надо!), положительный герой — поэт Сципион, чьего отца император убивает собственноручно с особой изощренностью, не забывая произносить что-то из Достоевского в сторону обомлевшего зрительного зала. Положительность его в том, что он единственный, кто способен понять, что за пламень сжигает душу Калигулы и не хочет его за это убить, а наоборот. Есть ещё условно-досрочный Херея, который просто хочет «жить и быть счастливым». Остальные же статисты — твари дрожащие или просто плохо оделись.

Так вот, дети: если вдруг, начитавшись Камю, вам захочется зажигать сердца (танцевать в балете, пользовать чужих жен, убивать друзей, обретать великую пустоту, которая «сердцу принесет покой»), если вам уже исполнилось 29, но всё ещё хочется, чтоб в какое-нибудь царство приняли главным палачом, начинайте с малого, ещё не поздно: отрывайте крылья мухам.

Альбер Камю не только талантливый писатель, но ещё и один из ярких представителей самого любопытного, на мой взгляд, направления в философии - экзистенциализма. Его "Посторонний" - это текст, наполненный разного рода абсурдными действиями людей, начиная с преступления, совершенного по глупой, на первый взгляд, причине, и заканчивая приговором, который выносит общество нашему герою.
Что представляет из себя Посторонний Камю? Перед нами персонаж, который на всю свою жизнь смотрел как бы со стороны, принимал решения по инерции, и глаза на всё это, создаётся впечатление, что он словно плывёт по течению, соглашаясь с абсурдностью происходящего, и автор прекрасно передаёт нам настроение главного героя. Да и само убийство выглядит абсурдно, но у всего ли должен быть  смысл? Этим вопросом задаётся и наш герой.  И вот здесь в ткань повествования умело вплетается философия Камю раннего этапа его творчества, когда он рассуждал об абсурде человеческого существования. Абсурд - это явление мира после смерти Бога. Ведь человек, зная, что после смерти ничего нет, нет никакого замысла и предназначения (что было в мире до философии Ницше, до нового витка в истории человечества, когда люди ещё верили в Бога), чувствует себя потерянным, испытывает потребность в осмыслении этого мира, пытается найти замысел, которого на самом деле нет. И именно здесь рождается абсурд, как отношение между человеком, жаждущим смысла и миром, в котором он этого смысла не находит.
И все дальнейшие события в романе лишь подкрепляют это. Сначала следователь, потом и судьи пытаются найти смысл совершенного преступления, поступка главного героя, но его там просто нет. Да и сам подсудимый не может толком обьяснить, что же с ним произошло во время совершения преступления, не может ответить в соответствии с нормами общества, просто потому что не все, происходящее в мире, возможно загнать в общественные рамки.
В то же время, мы понимаем, что главный герой еще и сторонний наблюдатель за действиями окружающих, и он видит весь абсурд происходящего вокруг. Люди, отчаянно пытающиеся найти во всём смысл, создают лишь абсурд. В этом и есть трагедия человеческого существования. Взять хотя бы адвоката в суде, который не даёт сказать ни слова обвиняемому, а в процессе защиты полностью надевает на себя маску обвиняемого, а наш герой становится лишь свидетелем разыгрываемой драмы в суде, без возможности рассказать свою версию происходящего.
Но самая сильная часть этого произведения, на мой взгляд, показана в самом конце романа, когда мы видим метания человека перед смертью, мы становимся свидетелями отчаянной борьбы  человека с системой. Герой приходит к тому, что смерть рано или поздно придёт к каждому из нас и нет смысла от неё скрываться, пытаться ускользнуть и стоит лишь принять её, как бы это странно не звучало. Отказ героя от исповеди тюремному священнику ещё одно проявление философии Камю. Герой так и говорит, что нет смысла исповедываться, если Бога нет и его никто не услышит. Человек, с одной стороны, остаётся наедине со своим преступлением, своими мыслями. Но с другой стороны, он берёт ответственность на себя и готов в полной мере ответить за совершенное преступление. Таков мир главного героя, такова философия Камю.