Повести и рассказы

Люблю, когда писатель вдруг сворачивает с привычной дороги и пишет произведение совсем в другом стиле. Тургенев когда-то озадачил меня мистической повестью "Собака", совершенно не похожей на знакомые нам со школьной скамьи романы. Та же история с этой повестью, мало напоминающей хрестоматийного Тургенева. Хотя мистика, вызывающая аллюзии с Одоевским и милым моему сердцу Гофманом, если вдуматься, только оболочка, а расстановка сил, при которой героиня сильнее героя, вполне знакома и по "Рудину", и по "Асе", и по моим любимым "Вешним водам".
Мы привыкли называть "тургеневской девушкой" что-то милое, невинное и нежное, а они, девушки-то тургеневские, сильные духом, смелые и отчаянные, вспомнить хотя бы Елену Стахову, и любого мужика за пояс заткнут.
Бедная милая Вера! Бедный неназванный герой! Впрочем, его не так уж и жаль, упустил он свое счастье в молодости, а теперь уж поздно, поздно... И старая эта вина без вины тянется за ним всю жизнь и губит в конце концов и Веру, и его собственную жизнь...

Да это не повесть – это какая-то история болезни! Любители труъ мистики, вы, скорее всего, будете слегка (совсем) разочарованы: под соусом ночных сообщений с духами и дьявольских черных волос в холодных руках умирающего И. С., уж не знаю, неожиданно ли для себя, предлагает читателю самое обыденное, до ужаса простое и страшное в своей будничности описание постепенного схождения с ума бедненького и невинненького птенчика Яшеньки Аратова, племянника дражайшей тети Платоши, милой старушки в глупом чепце с бантом. Она для нашего Яшененочка – и «неизменный товарищ и друг», и по сути – единственная женщина, с которой за свои 25 лет более-менее тесно общался глав. герой. Ну и вообще – это же мировая тетя! Такую бы тетю отцу Дяди Федора – и он точно никогда бы не женился.

Ладно, к черту тетю. Есть и получше герои. Вот сам Яша, например. Прелестный парень, полный деструктив. Ну посудите:

Так, а на что он рассчитывал? Он на что-нибудь вообще рассчитывал? Играть с теткой в козыри и заниматься «живописью для фотографии» (что это вообще такое)?

Эх, Яша, Яша, я вот тут над тобой посмеиваюсь, но какая же жиза. Так, к черту меня.

Так вот, в один прекрасный день некто Купфер (что мы знаем о Купфере? в общем-то ничего), единственный друг гг (пожалуй, приятель), а в данном случае – проводник-искуситель, повел Яшеньку на литературный вечер. Там Яша увидел одну девушку, точнее, она его увидела, в буквальном смысле, и заверте...

Тот, кто искал здесь любовь, не нашел и возмущается, – в корне не прав. Любви в этой повести столько же, сколько и мистики, – совсем нет. Аратов сам, специально или невольно, внушает себе, что любил эту несчастную Клару с каменным лбом и чорным глазами – живую, что любит ее сейчас – мертвую, и что она его тоже когда-то любила, а потом вдруг совершила роскомнадзор – из-за него!! Он ведь правда думает, что именно он, он один – всему виновник, и вот этими своими действиями и мыслями (от поездки в Казань, после которой «все разрешится» до странного и пугающего умозаключения, что «она за него положила душу») пытается искупить вину, и вину, может быть, мнимую, – мы же не знаем, чего на самом деле хотела Клара от Аратова (что за Клара – Катя Миловидова, откуда у нее «светлые большие слезы»? – хз, как говорится, одни противоречия, не верим никому), и все, что у нас есть – это домыслы и догадки, основанные на чужих чьих-то словах: газеты, матери, сестры, Купфера. Вообще, эта их встреча – сплошное какое-то недоразумение, форменная глупость, нелепость, когда никто ничего не понял, да и, что хуже всего, не попытался понять.

Безусловно, чем-то Клара запала Яшеньке в душу (скорее всего тем, что обратила на него внимание. На него! сама!), он об ней все думал, думал, и причем думал в основном в негативном таком ключе. Любовь? Не смешите, какая тут любовь, нет любви. И в тексте об этом черным по белому написано. Читаем:

А потом вдруг:

Это не любовь, а род помешательства, одержимости, и странно вообще рассматривать эту историю в плоскости «обыденной» любви. Позволю себе (быть может, неосторожно) сравнить милейшего Аратова с милейшим же Базаровым (и еще вернусь к этому сравнению потом): что если Яша все-таки сначала пытается «отрицать» свою (взаправдашнюю) любовь к Кларе, как некогда Базаров пытался отрицать любовь к Анне Сергеевне? А потом наконец понимает, что действительно любит ее (но поздняк уже метаться, и на этой почве и едет крыша)? Нет, тут скорее – новость и необычность впечатления в повседневной скудности и скучности жизни. То есть, впечатления два, и если с первым (с литературным вечером) он кое-как справился и почти благополучно его забыл (да, почти), то второе (рскмндзр) – весьма и весьма его задело и довело черт знает до чего. В сущности, все это – бред нездорового воображения, «мозговая игра» – не более, а откуда сей недуг берет начало – бог весть, но не с литературного вечера уж точно, скорее всего – от самой Яшенькиной натуры (и может быть, от отцовских «порошочков»), и там – уже потемки. И вот псевдолюбовь медленно, но верно, переходит в несомненную (и почти что осязаемую) смерть.

Любовь и смерть. Как бы ни хотел Тургенев получить из этого историю «в духе По», но под конец своей жизни (что, может быть, и не мудрено) написал именно-таки о ней. Не о любви. Не смерть ли сама приходит к Аратову в образе Клары в жутких розочках, стыдливо – до поры – глядя куда-то в сторону? Вот опять Базаров: сцены смерти героев вполне можно сопоставить, и если Евгений отчаянно сопротивляется и опять пытается «отрицать», то Яшенька почти что сам, добровольно, отдается в цепкие объятья инфернальной Кати, спокойно принимает все это, как должное (чуть ли не приветствует), и, почитай, вполне счастлив вдруг умереть. «Мир духов» – только предлог, даже провокация (как с черной прядью волос: указывая на этот вроде бы мистический факт, Тургенев сразу же подсказывает возможные объяснения сего и низводит необычное до случайного, до чьей-то оплошности или забывчивости. Что остается, как не согласиться?), и этот возглас из сна: «А! ты думал, это все комедией кончится? Нет, это трагедия! трагедия!», – это именно что обращение к читателю, который от мистических рассказов (глубже – от жизни) ждет развлечения, а тут вон оно как. Любви нет, а смерть – есть, и последние слова Аратова, что мол «любовь сильнее смерти» и «смерть, где жало твое?», звучат бледно, глупо и неправдоподобно. Вообще, эта штука довольно сложная, многомерная, и может быть, лучшая у Тургенева.

Люблю я Ивана Сергеевича за его особенную тягучую и изящную манеру повествования, которая нет-нет да и уведет в приятную полудрему, какая бывает жаркими летними днями после сытного обеда. И сам тургеневский мир с дворянскими усадьбами, с запахом старины, с вечерними садами и бурными чувствами таит в себе что-то летнее: страстное и одновременно меланхоличное - распаленное жарой.
А "Фауст", совсем небольшой рассказ в письмах, еще и хорошо сдобрен мистикой, кошмарными видениями, призраками прошлого, таинственными знаками и портретами, да и как могло быть по-другому с таким-то названием! Впрочем, мистика здесь играет не первостепенную роль, а скорее обостряет сюжетную линию и помогает понять чувства героини.
Ну да бог с ними, и с мистикой, и с летними садами, вот что более всего меня заинтересовало и поразило, так это образ Веры. Этой загадочной женщины, не прочитавшей за двадцать восемь лет ни одного стиха, ни одной художественной книги.
Ну а что здесь такого, спросите вы. В общем, это верно. Сейчас, в наш медийный век, когда пресловутый литературоцентризм погиб на собственных поминках, не так уж сложно встретить человека, который за двадцать-тридцать лет не прочитал ни одного мало-мальски серьезного классического произведения или стихотворения и вообще читать не любитель, так как все эти стишки романы, все эти онегины и фаусты его совсем не волнуют. Другое дело - XIX век с его отношением к слову и книге практически как к святыне, к кладезю знаний и опыта. Где черпали сидящие в своих усадебных гнездах дворяне (и особенно дворянки) впечатления и волнения жизни? Да-да, именно там. И как можно было представить образованную умную молодую женщину, не прочитавшую за всю жизнь ни одного романа? И вот Вера. То ли загадочная, тонкая душа, таящая в себе много секретов и глубин, то ли обычная духовно малоразвитая молодая женщина, которая благодаря властной воле своей матери лишилась одного из главных источников воображения... Кто знает. Во всяком случае, я до сих пор не могу дать точного определения на этот счет. Но до чего интересны эти взаимоотношения: человека и книги, живой души и печатного слова. В этом рассказе они предстают в новом свете: палач и жертва. В общем, Тургенев ставит довольно серьезную проблему. Что такое книга? Как эта воздействует на человека, на его жизнь и на всю его природу? Да, мне кажется, что главный героем этого рассказа является не Вера и не сам автор писем, а книга. И не только "Фауст", в частности, а художественная книга вообще. И оказывается, что это страшное оружие! Чей-то вымышленный мир, чей-то полет фантазии может разворотить душу, перечеркнуть весь прошлый жизненный опыт, заставить испытать самые сильные чувства. Кстати, интересно, что и "Фауст", и "Евгений Онегин", и Шиллер, которого хотел прочитать Вере герой (прочитал ли?) - все это поэтические произведения, которые, по мысли автора, стреляют еще прицельней и еще беспощаднее, чем проза. Полюбила бы Вера главного героя, если бы не "Фауст"? Вряд ли. Книга же и убила ее, ударив одновременно и в сердце, и в сознание. Видимо, и для художественного должен быть "иммунитет"...

Так что не читайте, дети, книг, если хотите остаться в здравом уме и с нетронутым страстями сердцем...
Хотя что это я, конечно читайте!
Только осторожно.

Все мы плюс -минус имеем впечатление о творчестве Иван Сергеевича, о тургеневских девушках

Но повесть «Клара Милич» - это совсем другой Тургенев

Повествование полно мистики, таинственности, а местами юмора: 

Было интересно прочитать и познакомиться совсем с другим Тургеневым 

Самое сильное аудио впечатление уходящего 2023 года. Я слушал аудиозапись произведения, выложенную на YouTube. [Предупреждаю: как и большинство из вас, я лучше и полнее воспринимаю текст на глаз, чем на слух.] По природе я, пожалуй, скорее традиционалист и консерватор, чем поклонник всего новомодного в искусстве. Если продолжить метафору, которую Иван Сергеевич вложил в название рассказа, то впечатление моё равносильно тому, что я вынес из залов Louvre, Париж или Natur-Historisches Museum, Вена - будто бы снова возымел счастье разделить редкое удовольствие тех тысяч людей, которые сохраняли века назад и продолжают сохранять сегодня способность отличать искусство от мазни, художника от шарлатана, гуманиста от мизантропа. Перед нами не просто старые портреты, а портреты, созданные великим и признанным мастером с беспримерным тщанием и любовью, на излёте его дней, - его вершинное достижение.
Русское и в Иване Сухих, и в Андрее Соколове трудно не заметить. Сопоставление этих двух судеб и образов, созданных Тургеневым и Шолоховым, соответственно, так, что они выглядят и сегодня живее некоторых живых, - плодотворная, многообещающая и вдохновляющая задача.
Когда я задумываюсь о русском в литературе, то в первую очередь передо мной возникают, кроме этих двух, еще и некоторые черты наших предков из эпохи Николая I(*). Когда я задумываюсь о русском в себе и в жизни, то в первую очередь возникают воспоминания о двух довольно жестоких забавах, которые мне довелось испытать лет 60 тому назад – в детсадовском возрасте.
Забава первая. Если подставить руку под струю горячей воды (соревнуясь ли с товарищем или испытывая одного себя), то через определённое время твоя восприимчивость даёт сбой и тебе начинает казаться, что внутри обжигающего потока появляется благодатная и спасительная холодная струя. Разумеется, это только опасный обман чувств(**). Радушие, гостепреимство, троекратный поцелуй при встрече после долгой разлуки, щедрый стол, отзывчивость на чужое горе – это «горячая» сторона русского. «Холодная» же в моём случае означает годы травли в школе и в армии, сквозь которые мне довелось пройти без лишнего шума.
Забава вторая. Показав конфетку и тут же спрятав её в карман, тебе говорят: «Раскрой рот, закрой глаза!» Вместо конфетки в твой рот прилетает плевок, отвратительный, помимо всего прочего, ещё и тем, что прилетает он от крайне довольного собой иуды.
P.S. Телегин с Варенухой велели всем кланяться.
(*) См. или слушай на том же YouTube М.Гершензон. Николай I и его эпоха.
(**) Можно сдуру и обвариться. Говорят, что у замерзающих в последние минуты жизни появляется иллюзия, что они внезапно отогрелись, причём настолько, что у них возникает желание освободиться от последних защищающих их покровов. Их застывшие трупы якобы находят раздетыми.

Я решила прочесть эту книгу по совету того же достопочтенного Дмитрия Быкова, он говорил, что это одна из самых страшных и жутких книг, которую ему доводилось читать. И у кого? У Ивана Сергеевича? У того самого, кто написал трогательную «Асю» и «Первую любовь»? Меня это очень удивило и я пошла изучать эту книгу.
Для меня она оказалась загадочной, там действительно есть интрига, очень эмоциональный текст, страшно не было, но пару жутких моментов все же заставили ускорить ритм сердца. Ценность не в том, о чем повествуется в книге, а в том, как мастерски Тургенев смог это описать. Я получала огромное наслаждение, так как очень соскучилась по этому языку и манере повествования классиков русской литературы.