Повести. Рассказы

Знай наших!!!
О духе соревнования, вечной холодной войне между Западом и Россией и зависти. Необходимо, чтобы мы были не только не хуже остальных, но и лучше. От того не мог успокоиться русский царь, пока не удивил англичан. А те в свою очередь славные мастера были!!! Только не хватило учености русским, природное мастерство есть, а таблицы умножения не знают. Правда, у этого другой плюс:некоторая природная бесхитростность, привычка к земле и патриотизм.
Левша - не только мастер, но и истинный русский человек, верный сын своей земли!
А если серьёзно ,то произведение обладает притягательностью, лёгким шармом поскольку написано таким немудреным языком, по-мужицки, без витиеватостей.

Сборник этот я купил в книжной лавке при Псково-Печерском монастыре, которую горячо рекомендую всем посетителям монастыря - это необычайно широкий по выбору литературы церковный магазин, где кроме чисто религиозных изданий присутствуют и, например, книги по воспитанию детей (вполне в светском ключе) или вот такие сборники литературы "классиков и современников". Принцип подборки я до конца не понял - во всяком случае, это не выраженная "православность"; у Лескова есть гораздо более проникнутые верой тексты. Вошли в книгу и наивно-назидательные тексты ("Дурачок", собственно "Неразменный рубль"), и трагические повествования ("Житие одной бабы", "Воительница"), и ностальгически-забавные воспоминания о юности ("Печерские антики"). Думаю, что подбор поможет заинтересованному читателю найти "своего" Лескова, понять, что Лесков - фигура, не сводящаяся не только к "Левше", но даже и к "Леди Макбет Мценского уезда", недооценённый критикой и школьной программой писатель.

Тульские мастера сумели подковать английскую стальную блоху и даже выгравировать на подковках свои имена — не узнаем мы только имя Левши, потому что он делал для подков гвоздики, и на них имя его уже не уместилось. Русские мастера ухитрились выковать эти подковки без каких-либо технических средств, без микроскопа, потому что у них «глаз пристрелявши», и даже без знания таблицы умножения и четырёх правил арифметики.

Мне кажется, Левша, собрал в себе все качества нашего народа. На чужбине русский не растет, не приживается. Будучи выдернутым из своей родной земли, быстро чахнет и погибает. Не зря же былинные богатыри брали с собой в дальний путь по горсти родной земли для того, чтоб она придавала им сил. Левша убеждён, что «русская вера самая правильная», не нравятся ему и английские девушки, и еда; нравится только, как англичане хранят оружие, и этот военный секрет он мечтает передать государю.

Конец Левши трагичен, его избранность и особенность не спасла его от бесславной смерти. Да и не могла она быть другой. Неприкаянные мы, ни на кого не похожи. Россия – как один огромный монолитный организм, медленно идущий по своим делам. И потеря одного такого Левши не станет заметной, потому что мы все такие. Наша национальная черта - бесконечно посыпать голову пеплом и не помнить о том, что мы родились на сложной земле с очень сложной судьбой. Земле Достоевского, Пушкина, Чехова, Булгакова, Врубеля, Васнецова. Земле, которая пережила массу бед, войн и прочего другого горя. На земле неповоротливой, спокойной, доброй. На земле, с которой мы одно целое. На самой лучшей и единственной такой.

Это эпически развёрнутая небольшая история. История травли честного и достойного человека, который не вышел лицом. Непростая история, ибо автор – Лесков и не совсем травли, т.к. в травле должен быть принявший на себя роль затравленного, а Селиван – постоялый дворник, добрый и честный мужик, роль избиваемого на себя категорически не примеривал. Н.С. очень издалека начинает, раскачивает историю, нежно вплетает в сюжет мифологию, приправляет фирменным лесковским юмором. Здесь есть автобиографическая составляющая – на Родине писателя в Кромском уезде действительно жил прообраз Селивана.

Хроникёр повести – шестилетний мальчик, что сильно удивило и порадовало. Несмотря на «детскую» подачу текста получилось весьма психологично. Мифология повести – меня, с некоторыми оговорками, вполне современного человека, удивила абсурдом и достоверностью. Я понимаю, что, как и маленький барчонок, я сам вполне мог оказаться в этом узле не происходящего. А самые опасные для маленьких детей персонажи повести это суеверный недалёкий «обслуживающий персонал». Опять же, немаловажным для истории штрихом считаю, что гувернёр хроникёра - недоучившийся семинарист. Вот, это самое, оно и есть. Как у Флобера в «Госпоже Бовари» – полуобразование гораздо хуже необразованности.

Наиболее сильное впечатление на меня произвёл эпизод смелого «десантирования» дворни с детьми в Селивановский лес - то, как безобидные корыстные намерения чуть не погубили детей, а мужественная молодёжь гордо разбежалась, сверкая пятками. И умилило то, как Селиван трепетно обошёлся с детьми. Лесков – не только великий юморист, он ещё и великий трагик: перевернувшаяся телега, заяц, эти страхи... Вот у кого Стивен Кинг учился, оказывается!

Апофеозом выступает концовка истории – классический хоррор, где герои оказываются в замкнутом пространстве, которое покинуть не могут (буран) с одной фишкой. Монстра нет, а функция его выполняется фантазией участников – боящихся Селивана с одной стороны и Селивановой – с другой. И тут Лесков не останавливается - он обрамляет историю – описывает последействие. Делается это не хеппиэндизма ради, а правды для, на мой взгляд. Писатель – ювелир, что тут говорить…

С младых ногтей учили меня понимать «что такое хорошо и что такое плохо». Учили все, кому не лень - родители, дедушки-бабушки, воспитатели в детском саду, учителя в школе, продавцы в магазине, кондуктора в автобусе, и даже покойный поэт Маяковский. А еще были двор и улица, где пацаны учили поступать по-пацански. А еще – радиоточка, кино, телевизор.
Одна беда – у каждого из этого сонма учителей была своя правда. В чем-то похожая на правду других, в чем-то – отличающаяся. А иногда – и прямо противоположная. А если у учителя своя правда, то и свои хорошо-плохо у него свои. Как-то это все в голове моей переплавлялось-укладывалось, вырабатывая свои нормы хорошо-плохо. И когда учитель говорит это – хорошо, то хорошо это, в первую очередь – для него, для учителя. Хоть и не всегда бывает так просто проследить эту связь.
Вот и Николай Лесков, с изрядной прямолинейностью и дуболомством, рассказывает мальчику, главному герою этого произведения, о том, что такое хорошо и что такое плохо. И, чтобы мальчику было легче торить праведный путь, дает ему компас – рубчик неразменный… В конце, довольно незамысловатым приемом автор превращает небыль в быль. Но сути дела – это не меняет.
Так что весьма скучным и морализаторским вышел рассказ.

Язык Лескова потрясающ. Я уже неделю говорю на стилизованном рабоче-крестьянском, и края этому безобразию не предвидится.

Контекст
1872 год. Реакция цветет буйным цветом. Чтобы представить себе, что такое реакция, стоит выйти на улицу, поглядеть по сторонам, вернуться домой, включить телевизор, выключить. Вы наблюдали реакцию. Как себя чувствует человек, живущий в реакционные времена? Наверное, это можно назвать глобальным чувством несоответствия. Что-то неуловимым образом идёт не так. Неуловимость этого ощущения не очевидна, так как всяк про себя как будто понимает, как надо. Однако, если начать излагать это "надо", то всё будет получаться как-то так, что этого вообще не надо, а так как сейчас, вроде уже и ничего, терпимо. Вот, ещё одно хорошее слово - "терпимо". Но вернёмся к несоответствию.
Лесков один из лучших представителей "непопадающих" авторов девятнадцатого века. Проза его носит на себе печать оставленности и одиночества. Получить представление о генезисе этой оставленности можно из "Кадетского монастыря". На этой почве вполне понятен его эскапизм, объединяющий большую часть его текстов. Тут важно обратить внимание на то, что "православие" Лескова весьма далеко от религиозности традиционалиста. Если внимательно присмотреться ко всем около-мистическим переживаниям героев, окажется, что сверхъестественного в них нет ничего, кроме искажений восприятия. Думаю, Лесков с какого-то времени сознаёт себя неверующим или сомневающимся. Православие же становится для него объектом исследования, как психологический, мировоззренческий феномен. "Очарованный странник", с этой точки зрения, представляется отчётом о таком исследовании.
Вся ирония в том, что Лесков таким путем совершенно выпадает из своего времени. Он слишком "религиозен" для либерального крыла и недостаточно дерзок, чтобы его позиция была очевидна консерваторам. Они хватаются за внешнего Лескова, этакого фольклориста-националиста, и совершенно не видят Лескова-социолога. Быть может, не очевидна причина такой конспирации. Однако она та же, что и у Козьмы Пруткова и Ко: прямая критика политико-общественного строя совершенно не возможна, и она протаскивается в печать лишь под маской шутовского ура-патриотизма, к которому очень сложно придраться цензуре. Но как же пафос правдорубцев, как же протесты и демонстрации? Здесь я напомню, что на детство семидесятников пришлись казни и ссылки декабристов, а на зрелость - расстрелы за репосты, каторга за посты (Достоевский и история с петрашевцами - самое показательное в этом роде происшествие). Не стоит удивляться, что диссидентствующая публицистика либо засела по глубоким ущельям, ниже уровня моря, либо истончилась настолько, что могла просочиться между блоками фараоновой цензуры. Печально, что мы сегодня ещё не настолько вымуштрованы, чтобы оценить по достоинству эту утонченность. Хотя, если ещё лет двадцать так посидеть, вероятно оценим и так же писать будем.

Препарат Головы с ПГМ
Для начала, отдадим должное самой подаче. Мы узнаем историю Головы (прозвище героя) не изнутри, а лишь с его слов, как сторонние наблюдатели. Эта дистанция необходимо ставит нас в позицию исследователей и судей, что задаёт тон всей книге, а главное, оставляет право скептически отнестись ко всему услышанному. При прочтении можно выделить три составляющие истории болезни: анамнез, симптоматика (с уточнением анализов) и диагноз. У меня нет желания вдаваться в пересказ книги, а у вас, думаю, желания такой пересказ читать, поэтому лишь вкратце коснусь выводов и замечаний автора.

Животный человек
Как чистый образ объекта исследования (человеческой природы), Лесков предлагает коня. И сразу усиливает этот образ тем заявлением, что кони с завода ему совершенно не интересны. Интерес представляют дикие животные. Во время дрессировки три четверти погибнут, но те, что смирятся и пройдут весь процесс одомашнивания, станут лучшими представителями своего рода, техники, а их возросшая рыночная стоимость окупит все издержки "воспитательного процесса". Эта короткая формула даётся ещё в начале книги, далее тема раскрывается применительно к людям. Каковы же качества "дикого" человека до дрессировки? -Смотри степных татар: они жадны, жестоки до изощрённости. Они тупы и суеверны, с легкостью поддаются манипуляции. Они не признают авторитета кроме силы, христианская "любовь" здесь не является эффективной. По сути, они полностью обесчеловечены. И Голова смотрит на них скорее как на животных, прекрасных в своей дикости, но совершенно лишенных человеческого. На них не распространяется его этика. Я насчитал от четырех жён-наташек и от восьми детей-наташек-колек. В принципе это Голове и не так важно, так как за людей они всё равно не идут, и супружеские/родительские чувства к ним испытывать глупо.
Итак, человеческий материал, с которым приходится работать, - самый примитивный, кроме потенциала ценности он не представляет.

Бичом да калачом
Методика воспитания вкратце изложена в эпизоде с конем-людоедом. Заключается в следующем. Изматывание подопечного иррациональным страхом, подкрепленным реальной болью; доказательство своего превосходства, как более сильного; доведение подопечного до полного изнеможения и смирения. Далее следует оставить о себе последнее - хорошее впечатление ласкового и доброго господина- и скотина в таком случае будет благодарно и преданно служить, пока не издохнет. Последнее уже не так принципиально. (Похоже на комментарий к Ветхому-новому завету)

Сформированное мировоззрение и прогноз
Прокомментировав таким образом историю формирования болезни (представив анамнез), Лесков обращается к современному положению дел и симптоматике. Первое. Выведенная автором аристократия инфантильна, ненадёжна, импульсивна, слаба, очень сильно уступает в лидерских и боевых качествах "диким князьям". Порожденные сорта черни достаточно выносливы, тупы, суеверны и жестоки, но столь себе на уме, что неумелое обращение с их ресурсом слишком развязывает им руки, что приводит к праздному шатанию, пьянству, и они могут быть использованы потенциальным противником. Православие, как идеологическая концепция, даёт свои плоды. Суеверный человек достаточно легко управляется, он нравствен сам по себе, и любит легальную власть интуитивно, что не мешает ему быть жестоким к противнику и тому, кто просто его "ниже". Один из эффективнейших инструментов здесь - прививание иррационального чувства вины, заставляющее пренебрежительно относиться к собственной жизни. Однако система эта весьма устарела и требует сильной модернизации, так как в крайних выражениях уже начинает порождать полусумасшедших идиотов.

Лесков достаточно мягко подаёт весьма жёсткую критику. Он работает как тонкий манипулятор, прямо не высказывающий своей мысли, но создающий условия, в которых его идеи как бы сами рождаются в голове. Я полагаю, он был в некоторой степени мизантропом и циником. Из него мог бы получится хороший политтехнолог. Однако его самая сильная черта одновременно становится и наибольшей его слабостью. За его эскапизмом, исследующим самого себя, теряется прозрачность мысли, и от этого многое в его работе остаётся неявным и непонятым. Лесков - чистый представитель ранней литературы модерна. Он рефлексирует над опытом прошлого, но критика его уже не традиционалистична. Позиция его относительно института религии не отличается радикализмом, она скорее реформаторская. То, что делает его настоящим человеком модерна, это та точка зрения, согласно которой религия не самоценна: она воплощает инструмент влияния, который требует отладки.

Конец девятнадцатого века представляется обычно достаточно смутным для современного читателя. Это печально, ведь многие явления того времени, многие настроения и мысли вполне современны и применимы к нашей действительности.

Книгу я рекомендую. Но ещё больше желаю вам покопаться в контексте, который может раскрыть её совершенно особенным образом.

Ох уж этот Лесков!Не ожидала я от него такой атмосферности и мрака, ужаса, мистики, впрочем, как и от остальных русских классиков.Может, не те произведения раньше попадались, но вот этот небольшой рассказ действительно впечатлил меня.

С самого начала ты ощущаешь, как холодок проходит по твоей коже.Автор решил не щадить читателя и сразу начал говорить что, как и к чему.Он не окунает вас постепенно в омут, он сразу топит и не дает шанса на спасение.Все читается быстро, на одном дыхании, а после книги остается неприятый осадок на душе.Да, это не сможет лишить вас сна, заставляя трястись от ужаса, но, тем не менее, я не побоюсь утверждать снова и снова, что "Привидения..." написаны в лучших традициях атмосферного повествования Эдгара Алана По.Если по каким-либо неведомым причинам вы еще не имели возможноть познакомиться с Лесковым, то начинайте именно с этого.Кажется, лучшее, что я читала у данного писателя.

Очень обидно,что мы не бережем то,что имеем.Обидно что у нас-то тоже есть мастера, которые могут выдать, но они находятся в тени всю свою жизнь, мы их не ценим.Мы гоняемся за чужими идеями, хотя можем воплощать в жизнь свои, сейчас мы гоняемся за какими-нибудь дорогущими синтетическими носками с крутым брендом, а ведь можем приобрести на рынке у Марии Ивановны носки куда более лучшие.Печально смотреть на то, как погоняют обычного человека, незная, что он сделал и на что способен.
В 6 классе мы читали эту историю в сокращенном варианте(там оканчивалось на том, где Левша показал англичанам свою работу) тогда я испытал только гордость. Я рад, что прочитал эту историю еще раз,в 16 лет, в таком возрасте её надо читать, думаю, за сейчас я вынес из этой книжки больше,чем в 6 классе.Сейчас я гордости не испытал, понял только, что надо что-то делать, надо работать на страну, надо тяпать свой участок.