
Ваша оценкаСобрание сочинений в пяти томах. Том 5. Бесы (часть III). Игрок. Неточка Незванова
Рецензии
Аноним17 апреля 2021 г.Читать далееТакие я делала ставки на эту книгу, рассчитывала, что это что-то невероятное, что меня порвет на части от истории и слога Достоевского - но не произошло ничего. От слова совсем. Расстроена и удручена, что меня не зацепило. Я абсолютно нейтральна к этой книге - та самая ситуация, когда "никак". Ну прочла и прочла, завтра уже можно выкинуть ее из головы и никогда больше не вспоминать. И это самое худшее чувство, какое может быть после прочтения, особенно от прочтения классики. Нет, некоторые эмоции я конечно чувствовала - в частности скуку и раздражение (от Полины, от главного героя, от постоянных вставок французского, которые безмерно утомляли). Не знаю, что со мной такое произошло - возможно это просто не мое произведение, а может - неподходящий момент.
Очень грустно, что приходится ставить Достоевскому такой низкий балл, но мое субъективное мнение лишь мое субъективное мнение, так что прошу тухлыми помидорами не кидаться.
13506
Аноним10 февраля 2021 г.Вся наша жизнь - ИГРА.
Читать далееВ школе мне очень понравилось "Преступление и наказание". Прочитанный в прошлом году "Идиот" оставил в непонятных чувствах. А "Игрок" разочаровал.
Книга довольна динамичная, сюжет развивается быстро. Но из-за этого некоторые сцены кажутся непонятными, приходится лишь догадываться, какие отношения между героями, почему они себя так ведут.
Складывается ощущение, что мне рассказывают вырванную из контекста историю про людей, которых рассказчик прекрасно знает лично, но с которыми я не знакома.
Нет глубокой проработки и самих героев. У каждого какая-то одна яркая черта и больше ничего. Если бабушка такая вся огромная, крикливая, то кроме хаоса и шухера в сценах с ней ничего нет. Полина - капризная вертихвостка. Но большая часть персонажей не удостаивается даже этой единственной черты. Например, про генерала я не могу сказать вообще ничего.
Главный герой тоже непонятный. То он любит одну, то вдруг уезжает с другой. С трудом верится, что человек действительно мог так поступить. Либо автор о чем-то нам не рассказал. Снова.
Не думаю, что в ближайшие пару лет вернусь к Достоевскому. Не хочу расстраиваться еще сильнее.13719
Аноним10 января 2018 г.Надо написать...
Читать далее... по свежим следам. Прочитала "Бесов" Достоевского. Странно, но как-то само собой, что из его великого пятикнижия загадочным образом читаю по порядку.
"Преступление и наказание"
"Идиот"
"Бесы"
"Подросток"
"Братья Карамазовы"Причем, "Б.К." начинала, но забросила, как что-то толкнуло. В общем, до этого самым нелюбимым романом из пятерки у меня было "Пин". Сейчас "Бесы". Начинается роман как сатирический памфлет, оказывается, ФМ мог юморить (это было очень даже интересно читать), потом драма с трагедью. Не понравилось, что уделено слишком много внимания в общем-то проходным персонажам, таким как папаша Верховенский, а очень интересные, важные моменты, частенько связанные с героинями, прописаны мимоходом, автопробегом. Хм!
Буквально все персонажи, когда открывали рот, напоминали помешанных в той или иной степени. Потом, конечно, ближе к финалу ФМ выкатил основную идею, что все эти бунтовщики отцы-либералы и дети-нигилисты - бесноватые, одержимые бесом, иначе мол не вели бы либеральных речей и террора по подрыву гос. устоев. Причем так грубо прописал, прям в лоб, прям в рот запихал разжеванное, не ожидала, честно. Вот не люблю Толстого, но он - великий мастер писать просто жизнь, без всякого разжеванного моралите. Читатель своим умом должен приходить к тому или иному выводу.
Что еще поразило. Те, кто у власти, все это общество - они ведь точно такие же, одержимые бесами, мерзавцы. Но ФМ об этом умалчивает, выставляя всех этих зажравшихся господ - жертвами. Можно подумать, на Руси, благодаря всем им, была благодать. Ага, ну да, хаха. Все они - бесноватые. Все слои общества были больны, и существовало страшное неблагополучие, несправедливость, и народ бедствовал.
И еще важный момент. ФМ, конечно, сам подвергся гражданской казни и побывал на каторге за то, что состоял во всех этих вольнодумских кружках, но его прихватили в самом начале предполагаемой карьеры революционера, и он на фоне тюрьмы и каторги ударился в христосанутость. Впрочем, это ладно, блин. Любой имеет право пересмотреть жизненные взгляды и установки. Однако, есть у него в "Б" персонаж, некий Шатов, который тоже разочаровался, ушел от движения, уверовал в бога, но не побежал доносить на бывших товарищей, хотя и раздумывал над этим. Однако ж, нет. А ФМ этим своим романом фактически настучал в какой-то мере. Ну, не уважаю я людей, которые начинают страстно обличать, когда сами замараны-с по самые ягодицы. Твое дело теперь - сторона, Федя.
Ну, и о Ставрогине нельзя не написать. Марти-сью приветственно машет нам из наследия ФМ. Красавец, шизофреник, педофил, дамы любят поголовно, мужчины тоже и прям-таки и говорят ему: "Вы же знаете, что для меня значили, и продолжаете значить и все такое". Гомосаспенс для современного читателя налицо, должна заметить. В общем, он - этакий обаятельный, страдающий мерзавец-мажор, от скуки творящий мерзости, и тут же страдающий, и слабак, в общем-то, и не надо ему всей этой любви. Сам-то он любить даже себя не может, но хочет. И в этом его самая главная беда и страдание. Ах, да! Еще безусловный мазохист. Когда его все-таки накрыло после самоубийства растленной девочки, то непременно захотелось обнародовать случившееся. Самоистязания, исповеди ему было недостаточно. Нужно было, чтобы непременно унизиться, опуститься в глазах общество, стать изгоем, парией. Но что самое интересное, благодаря харизме и высокому положению, ему бы простили и даже оправдали. И после этого ФМ выставляет жертвами мерзавцев из правящего класса, ага. Ну, а сынок Верховенский вообще всех победил, так как выстроил все злодейства романа заради Николая Ставрогина.
— Ставрогин, вы красавец! — вскричал Петр Степанович почти в упоении. — Знаете ли, что вы красавец! В вас всего дороже то, что вы иногда про это не знаете. О, я вас изучил! Я на вас часто сбоку, из угла гляжу! В вас даже есть простодушие и наивность, знаете ли вы это? Еще есть, есть! Вы, должно быть, страдаете, и страдаете искренно, от того простодушия. Я люблю красоту. Я нигилист, но люблю красоту. Разве нигилисты красоту не любят? Они только идолов не любят, ну а я люблю идола! Вы мой идол! Вы никого не оскорбляете, и вас все ненавидят; вы смотрите всем ровней, и вас все боятся, это хорошо. К вам никто не подойдет вас потрепать по плечу. Вы ужасный аристократ. Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен! Вам ничего не значит пожертовать жизнью, и своею и чужою. Вы именно таков, какого надо. Мне, мне именно такого надо, как вы. Я никого, кроме вас, не знаю. Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк...
Он вдруг поцеловал у него руку. Холод прошел по спине Ставрогина, и он в испуге вырвал свою руку. Они остановились.
— Помешанный! — прошептал Ставрогин.
— Может, и брежу, может, и брежу! — подхватил тот скороговоркой, — но я выдумал первый шаг. Никогда Шигалеву не выдумать первый шаг. Много Шигалевых! Но один, один только человек в России изобрел первый шаг и знает, как его сделать. Этот человек я. Что вы глядите на меня? Мне вы, вы надобны, без вас я нуль. Без вас я муха, идея в стклянке, Колумб без Америки.
Ставрогин стоял и пристально глядел в его безумные глаза.
— Слушайте, мы сначала пустим смуту, — торопился ужасно Верховенский, поминутно схватывая Ставрогина за левый рукав. — Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не те только, которые режут и жгут да делают классические выстрелы или кусаются. Такие только мешают. Я без дисциплины ничего не понимаю. Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха! Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв к, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают! С другой стороны, послушание школьников и дурачков достигло высшей черты; у наставников раздавлен пузырь с желчью; везде тщеславие размеров непомерных, аппетит зверский, неслыханный... Знаете ли, знаете ли, сколько мы одними готовыми идейками возьмем? Я поехал — свирепствовал тезис Littré, что преступление есть помешательство; приезжаю — и уже преступление не помешательство, а именно здравый-то смысл и есть, почти долг, по крайней мере благородный протест. «Ну как развитому убийце не убить, если ему денег надо!». Но это лишь ягодки. Русский бог уже спасовал пред «дешовкой». Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты, а на судах: «двести розог, или тащи ведро». О, дайте взрасти поколению! Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы они еще попьянее стали! Ах, как жаль, что нет пролетариев! Но будут, будут, к этому идет...
— Жаль тоже, что мы поглупели, — пробормотал Ставрогин и двинулся прежнею дорогой.
— Слушайте, я сам видел ребенка шести лет, который вел домой пьяную мать, а та его ругала скверными словами. Вы думаете, я этому рад? Когда в наши руки попадет, мы, пожалуй, и вылечим... если потребуется, мы на сорок лет в пустыню выгоним... Но одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, — вот чего надо! А тут еще «свеженькой кровушки», чтоб попривык. Чего вы смеетесь? Я себе не противоречу. Я только филантропам и шигалевщине противоречу, а не себе. Я мошенник, а не социалист. Ха-ха-ха! Жаль только, что времени мало. Я Кармазинову обещал в мае начать, а к Покрову кончить. Скоро? Ха-ха! Знаете ли, что я вам скажу, Ставрогин: в русском народе до сих пор не было цинизма, хоть он и ругался скверными словами. Знаете ли, что этот раб крепостной больше себя уважал, чем Кармазинов себя? Его драли, а он своих богов отстоял, а Кармазинов не отстоял.
— Ну, Верховенский, я в первый раз слушаю вас, и слушаю с изумлением, — промолвил Николай Всеволодович, — вы, стало быть, и впрямь не социалист, а какой-нибудь политический... честолюбец?
— Мошенник, мошенник. Вас заботит, кто я такой? Я вам скажу сейчас, кто я такой, к тому и веду. Недаром же я у вас руку поцеловал. Но надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим, а что те только «машут дубиной и бьют по своим». Эх, кабы время! Одна беда — времени нет. Мы провозгласим разрушение... почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Тут каждая шелудивая «кучка» пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал... Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам... Ну-с, тут-то мы и пустим... Кого?
— Кого?
— Ивана-Царевича.
— Кого-о?
— Ивана-Царевича; вас, вас!
Ставрогин подумал с минуту.
— Самозванца? — вдруг спросил он, в глубоком удивлении смотря на исступленного. — Э! так вот наконец ваш план.
— Мы скажем, что он «скрывается», — тихо, каким-то любовным шепотом проговорил Верховенский, в самом деле как будто пьяный. — Знаете ли вы, что значит это словцо: «Он скрывается»? Но он явится, явится. Мы пустим легенду получше, чем у скопцов. Он есть, но никто не видал его. О, какую легенду можно пустить! А главное — новая сила идет. А ее-то и надо, по ней-то и плачут. Ну что в социализме: старые силы разрушил, а новых не внес. А тут сила, да еще какая, неслыханная! Нам ведь только на раз рычаг, чтобы землю поднять. Всё подымется!
— Так это вы серьезно на меня рассчитывали? — усмехнулся злобно Ставрогин.
— Чего вы смеетесь, и так злобно? Не пугайте меня. Я теперь как ребенок, меня можно до смерти испугать одною вот такою улыбкой. Слушайте, я вас никому не покажу, никому: так надо. Он есть, но никто не видал его, он скрывается. А знаете, что можно даже и показать из ста тысяч одному, например. И пойдет по всей земле: «Видели, видели». И Ивана Филипповича бога Саваофа видели, как он в колеснице на небо вознесся пред людьми, «собственными» глазами видели. А вы не Иван Филиппович; вы красавец, гордый, как бог, ничего для себя не ищущий, с ореолом жертвы, «скрывающийся». Главное, легенду! Вы их победите, взглянете и победите. Новую правду несет и «скрывается». А тут мы два-три соломоновских приговора пустим. Кучки-то, пятерки-то — газет не надо! Если из десяти тысяч одну только просьбу удовлетворить, то все пойдут с просьбами. В каждой волости каждый мужик будет знать, что есть, дескать, где-то такое дупло, куда просьбы опускать указано. И застонет стоном земля: «Новый правый закон идет», и взволнуется море, и рухнет балаган, и тогда подумаем, как бы поставить строение каменное. В первый раз! Строить мы будем, мы, одни мы!
— Неистовство! — проговорил Ставрогин.
— Почему, почему вы не хотите? Боитесь? Ведь я потому и схватился за вас, что вы ничего не боитесь. Неразумно, что ли? Да ведь я пока еще Колумб без Америки; разве Колумб без Америки разумен?
Ставрогин молчал. Меж тем пришли к самому дому и остановились у подъезда.
— Слушайте, — наклонился к его уху Верховенский, — я вам без денег; я кончу завтра с Марьей Тимофеевной... без денег, и завтра же приведу к вам Лизу. Хотите Лизу, завтра же?
«Что он, вправду помешался?» — улыбнулся Ставрогин.
Двери крыльца отворились.
— Ставрогин, наша Америка? — схватил в последний раз его за руку Верховенский.
— Зачем? — серьезно и строго проговорил Николай Всеволодович.
— Охоты нет, так я и знал! — вскричал тот в порыве неистовой злобы. — Врете вы, дрянной, блудливый, изломанный барчонок, не верю, аппетит у вас волчий!.. Поймите же, что ваш счет теперь слишком велик, и не могу же я от вас отказаться! Нет на земле иного, как вы! Я вас с заграницы выдумал; выдумал, на вас же глядя. Если бы не глядел я на вас из угла, не пришло бы мне ничего в голову!.. Ставрогин, не отвечая, пошел вверх по лестнице. — Ставрогин! — крикнул ему вслед Верховенский, — даю вам день... ну два... ну три; больше трех не могу а там — ваш ответ!Ну, и видео из последней экранизации.
И самое главное, за что ставлю жирный минус роману.
— Теперь прочитайте мне еще одно место... о свиньях, — произнес он вдруг.
— Чего-с? — испугалась ужасно Софья Матвеевна.
— О свиньях... это тут же... я помню, бесы вошли в свиней и все потонули. Прочтите мне это непременно; я вам после скажу, для чего. Я припомнить хочу буквально. Мне надо буквально.
Софья Матвеевна знала Евангелие хорошо и тотчас отыскала от Луки то самое место, которое я и выставил эпиграфом к моей хронике. Приведу его здесь опять:
«Тут же на горе паслось большое стадо свиней, и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, увидя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся».
— Друг мой, — произнес Степан Трофимович в большом волнении, — ... это чудесное и... необыкновенное место было мне всю жизнь камнем преткновения... так что я это место еще с детства упомнил. Теперь же мне пришла одна мысль... Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, — это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности... и сами будут проситься войти в свиней. Да и вошли уже, может быть! Это мы, мы и те, и Петруша... и я, может быть, первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только на это ведь и хватит. Но больной исцелится и «сядет у ног Иисусовых»... и будут все глядеть с изумлением...Не бесноватость, не сумасшествие понуждают людей совершать неблаговидные поступки, творить мерзости. Это слишком простое, легкое объяснение, фактически индульгенция. Но ФМ именно к этому выводу и привел в финале. Однако человек сам делает выбор, сам ответственен за совершенное. Сам, сам, сам.
131,5K
Аноним1 июня 2017 г.Читать далееЛюбопытное знакомство с автором. В целом очень не плохо, но не без оговорок. Понятно что книга не про сюжет, он тут фактически отсутствует. Интересны персонажи и их взаимоотношения между собой, характеры. И вот тут все странно. Всего два героя вызвали симпатию и уважение, и то, скорее всего, только на фоне остальных действующих лиц. И это ( тут должна быть барабанная дробь для нагнетания атмосферы) бабуленька и Бланка. Они живут, они понимают чего хотят, добиваются поставленных целей. Бабуленька вообще своим поведением и выходками отлично оживила повествование.
Но неприятных персонажей оказалось больше. Генерал - абсолютно никакой, истеричный и трусоватый. ГГ с его совершенно безумной страстью, нет не к рулетке, к Полине, не вызывает даже сочувствия. Ну не могу я сопереживать герою, который не имеет даже малой доли самоуважения. Полина - странная дама. Видимо мне не хватает знаний о нравах и традициях того времени, что бы хоть как-то объяснить ее поведение. Ее совершенно спонтанное и алогичное поведение.
В общем и целом - знакомство состоялось, знакомство удачное и еще книги Достоевского я точно буду читать.13107
Аноним25 мая 2017 г.Читать далееЭто роман об игре и игроках. Написан страстно, мрачно, образно, как и все у Достоевского. Как азарт пожирает деньги и души людей. Как-то мне удалось поработать в зале игровых автоматов, и я насмотрелась, что жадность до халявных денег делала с людьми (сама тоже пострадала, к слову). Люди приходили кормить свои любимые автоматы, в надежде, что однажды сорвут джек-пот, приносили все свои заработки, сидели сутками, закладывали в ломбард телефоны и ценности. А самое главное, свое время, потому что пролетало оно за игрой как одна минута. Только подошел поставить одну ставочку, а автомат затягивает, поднимаешь глаза - глубокая ночь уже и пусто в кошельке. В романе Игрок люди играют в рулетку и кормят казино. Проигрывают состояния. Приобретают страшную зависимость. Особенно показательно это с эпизодом про престарелую бабушку, которой объяснили правила игры, и сколько можно выиграть на зеро. Мурашки по коже от этой внезапной страсти и безумных проигрышей.
13120
Аноним22 ноября 2016 г.Читать далееНе имею ни таланта, ни морального права рецензировать Достоевского. Да и кому под силу разложить по полочкам человека, которой вас же лучше всех знает? Но при перечитывании созрели пару мыслей, которые захотелось просто зафиксировать.
Читая подобные произведения понимаешь, почему художественная литература так необходима людям и обречена на вечное развитие и преклонение. Вот известно вам что такое, например, петрашевцы. Ну, допустим, знаете их программу, главных героев. А вот какие концерты на струнных и духовых играли тараканы в мозгах посетителей подобных ему и иных кружков? И был ли этот мозг у них вообще. Что за право такое они себе определили - решать:
...я прибыл сюда с сообщениями, а потому прошу всю почтенную компанию не то что вотировать, а прямо и просто заявить, что вам веселее: черепаший ли ход в болоте или на всех парах через болото?
— Я положительно за ход на парах! — крикнул в восторге гимназист.
— Я тоже, — отозвался Лямшин.
— В выборе, разумеется, нет сомнения, — пробормотал один офицер, за ним другой, за ним еще кто-то. Главное, всех поразило, что Верховенский с «сообщениями» и сам обещал сейчас говорить.
— Господа, я вижу, что почти все решают в духе прокламаций, — проговорил он, озирая общество.
— Все, все, — раздалось большинство голосов.
— Я, признаюсь, более принадлежу к решению гуманному, — проговорил майор, — но так как уж все, то и я со всеми.
— Выходит, стало быть, что и вы не противоречите? — обратился Верховенский к хромому.
— Я не то чтобы... — покраснел было несколько тот, — но я если и согласен теперь со всеми, то единственно, чтобы не нарушить...
— Вот вы все таковы! Полгода спорить готов для либерального красноречия, а кончит ведь тем, что вотирует со всеми! Господа, рассудите, однако, правда ли, что вы все готовы? (К чему готовы? — вопрос неопределенный, но ужасно заманчивый).
— Конечно, все... — раздались заявления. Все, впрочем, поглядывали друг на друга.Чем они были сами в конце-концов.
— Тем, кто желает, чтобы было заседание, я предлагаю поднять правую руку вверх, — предложила madame Виргинская.
Одни подняли, другие нет. Были и такие, что подняли и опять взяли назад. Взяли назад и опять подняли.
— Фу, черт! я ничего не понял, — крикнул один офицер.
— И я не понимаю, — крикнул другой.
— Нет, я понимаю, — крикнул третий, — если да, то руку вверх.
— Да что да-то значит?
Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки «передовых», которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что, впрочем, тоже случается.Что за национальная идея, откуда она у нас: чтоб построить, развороти до основания; выстави себя всего хитрее; придумай великую чушь и страдай.
— У него хорошо в тетради, — продолжал Верховенский, — у него шпионство. У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное — равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень наук к талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей! Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами. Высшие способности не могут не быть деспотами и всегда развращали более, чем приносили пользы; их изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями — вот шигалевщина! Рабы должны быть равны: без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство, и вот шигалевщина! Ха-ха-ха, вам странно? Я за шигалевщину!Спросить уже не у кого, да и сама история нуждается в осмыслении временем.
Не знаю, что привлекало меня в 14-15 лет в его произведениях, но ФМД - единственный автор, которого я называла любимым без колебаний. Ну, думаю многим знакомо это чувство, можно точно сказать, что тебе нравится песня, но является ли исполнитель или направление в музыке любимым без исключений - сложно и несправедливо. И теперь, перечитав, я немного приблизила себя к ответу. Мастерство. Извлекать наружу и открыть для тебя самого неожиданно что-то потаенное, заставить пересмотреть, передумать, взглянуть на себя со стороны во всех подробностях, осознать себя. Даже вспомнить себя. Найти ответ (всегда актуальный именно сейчас) или задаться совсем новым вопросом. Не получится у меня искренне и точно выразить это чувство, но это великое мастерство человека, и я снова преклоняюсь перед ним. Для меня его язык, его мысли - лекарство, прививка к жизни.
И все так у него, не художественное произведение, а энциклопедия всей русской жизни, русского характера.
13180
Аноним26 июля 2016 г.Читать далееПо мне - так это история рабства. Рабства души: идолопоклонческая любовь, аж до готовности покончить собой в угоду любимой, смеха ради; рабство перед казино; рабство перед положением в обществе, наследством, деньгами, манерой кутить... И если уж попал в эту кабалу, то так и будешь крутиться по кругу, как шарик в рулетке
"— Скажите, вы не намерены бросить игру? — О, черт с ней! Тотчас же брошу, только бы... — Только бы теперь отыграться? Так я и думал...А ведь если вспомнить, что роман автобиографичен, то какой сарказм во всей этой истории, особенно в линии с просвистевшейся по полной бабуленькой.
Да и игра в книге - это не только рулетка. Это и отношения между героями. Болезненные, рабские отношения. Но бросить их невозможно. Каждый сидит на своей "рулетке".1355
Аноним13 июля 2015 г.Читать далееРоман еще до начала чтения вызывает интерес тем, что написан человеком, знакомым с проблемой игромании не понаслышке, а лично познавшим зависимость от игры в рулетку; более того, написан с целью решить финансовые проблемы, в связи с этим пристрастием возникшие - и не кем-нибудь, а тем самым Достоевским.
Меня само понятие зависимости пугает страшно, я вообще подвержена слабостям и соблазнам и слишком слабовольна. чтобы с ними бороться (моя почти десятилетняя борьба с курением тому подтверждение), и к азартным играм на деньги и не прикасалась никогда, в моем понимании это нечто сродни наркотикам - лучше ни разу не пробовать, чем потом расхлебывать. Вот и книга эта мною воспринималась почти как книга о наркомании - когда и интересно одним глазком взглянуть, как оно, изложенное тем. кто это на своей шкуре пережил, и мерзко в то же время.
Надо сказать, созданные Достоевским персонажи как нельзя лучше воплощают в себе то, как мне, обывателю, эта зависимость представлялась и из-за чего я ее боюсь. Уж кто как не он, переживший это на собственной шкуре, знает, как это бывает, когда всецело попадаешь под власть азарта и буквально не можешь себя контролировать. Пример здравомыслящей 70-летней бабулельньки, за два дня спустившей на рулетке значительную часть своего состояния, тому пример.
Самое страшное во всем это, наверно, не невозможность вовремя остановиться, а непосредственно сама тяга к игре. Казалось бы, выиграл ты столько, что тебе до конца жизни на безбедное существование хватит - остепенись, живи себе припеваючи и забудь про ту рулетку. Но не тут-то было: выигранное состояние проматывается в короткие сроки, причем герой не может дождаться, скорей бы уже, чтобы снова иметь возможность выиграть кучу денег практически с нуля. Если фортуна позволит...
На самом деле таких людей, конечно, нужно жалеть. Потому что страдают не только они сами, но и их близкие. Я, например, боюсь представить, что сталось бы с детьми генерала, не позаботься о них добрые люди, или если бы бабуленька растеряла до конца крупицы здравого смысла. Вот только детей, да еще Полину и жалко, и англичанин - единственный порядочный и здравомыслящий персонаж. Остальные же персонажи вызывают разные чувства - от сочувствия до гадливости, но симпатии - никто.
Что касается самого романа, то он, как и многое у Достоевского (не буду говорить все - все еще не читала), очень сильный, пусть и написан с, так сказать, коммерческой целью. Уже где-то высказана была мысль, с которой я не могу не согласиться, что лучше бы чем мучить подростков нетленным "Преступлением и наказанием". ввести в школьную программу этот роман. Как по мне, в нем куда более актуальные вопросы подняты, чем "тварь ли я дрожащая".
1335
Аноним30 июня 2014 г.Читать далееДавненько не притрагивалась я к русской классике, а потому затребовала именно ее в очередном туре ТТТ. Честное слово, собиралась использовать все необоснованные отказы, лишь бы дождаться Достоевского, но, к счастью, мне его сразу же и посоветовали.
Я из тех, кто искренне считает, что классическая литература - это наше всё, а с Фёдором Михалычем у меня давняя нежная любовь со времён Преступления и наказания . Позже бралась за его повести, Белые ночи и Неточка Незванова , но эффект уже не был столь ошеломляющим. Во всяком случае, в отличие от многих моих знакомых любых возрастов, которые на дух не переносят творчество Достоевского, мне удалось проникнуться его утонченным психологизмом.
"Игрок" - короткий роман, во многом автобиографичный, история об азарте. Для меня это было совсем не легкое чтение, особенно после долгого воздержания от подобного рода книг. Первые несколько страниц привыкала к языку, к слогу, приходилось напрягать мозг, но, несомненно, оно того стоило. Читаешь и понимаешь, что произведения Достоевского (не умаляя значение других наших и зарубежных классиков) - это такой пласт мудрости, применимо именно к русской культуре, это мысль такой невероятной силы и глубины!
Достоевский - поистине знаток человеческой натуры. Даже в столь небольшом произведении как "Игрок" он смотрит прямо в душу. Что стало особенно ценной находкой для меня (в условиях моей временной ссылки), в "Игроке" автор выворачивает наизнанку не только русских, но и англичан, немцев, французов, поляков... Делаю скидку на время, но на самом деле в этом нет большой нужды. Это Фёдор Михалыч, и точка.
М.
1377
Аноним5 января 2014 г.Читать далее"Игрок" - роман о том, как умный, добрый и вообще хороший в целом человек может полностью увлечься азартной игрой и жить только ею. При этом он будет уверен, что он еще не пропал, и стоит ему только отыграться... Хотя это применимо ко многим сферам жизни, не только к азартным играм. Например, алкоголизм - я в любой момент могу бросить пить!.. - или новая жизнь с понедельника, а сейчас можно что угодно делать.
Роман небольшой по объему, читается легко, заставляет задуматься. (Впрочем, ясное дело, это же Достоевский.) Главного героя жалко, но больше мне жалко бабушку - вот уж у нее-то и характер был, и воля, а все равно попалась в сети игры.
Интересно описание жизни русских за границей в девятнадцатом веке - в Германии и Франции, показаны разные типы героев.
В целом, рекомендую к прочтению, ставлю 4 звездочки.
1330