Tales of Belkin and Other Prose Writings

Что за чудо этот Пушкин. Когда в школе читала его в обязательном порядке даже и не обратила внимания на то, что Пушкин-прозаик так же прекрасен как и Пушкин-поэт. И вот теперь перечитывая "Повести Белкина" получила бездну удовольствия. А ещё в том же томе наткнулась на незаконченное произведение " История села Горюхина", которое могло бы стать шестым в сборнике. Но не дошли руки у Александра Сергеевича до завершения этой работы.
"История села Горюхина" была начата в ту самую первую и прекрасную болдинскую осень 1830 года, когда был завершён "Евгений Онегин", написаны "Повести Белкина" и "Маленькие трагедии".
По сути "История.." представляет собой начало сельской хроники, изложенной от лица владельца Горюхина — молодого помещика Ивана Петровича Белкина. Но с каким юмором и каким чудесным языком это написано. Одно только описание того, как Иван Петрович пострадал от любви к просвещению чего стоит :
"Таким образом уважение мое к русской литературе стоило мне 30 копеек потерянной сдачи, выговора по службе и чуть-чуть не ареста – а всё даром."
Повесть однозначно могла бы стать лучшей в сборнике. Но.... эпидемия холеры закончилась, закончился и карантин и Пушкин умчался в Москву к невесте. А мы так и не узнаем чем же закончилась история "страны", которая " по имени столицы своей Горюхиным называемая занимает на земном шаре более 240 десятин."

Мне очень понравилась задумка этой повести, и жаль, конечно, что ее опубликовали посмертно, было бы очень интересно сравнить разные черновые версии и финальный авторский вариант. Эта повесть со стихотворными вставками - от лица импрессарио, подхватывающего заданную тему, автор приводит самые разные стихи, в которых разворачиваются свои сюжеты. Ключевой становится недорассказанная поэма о Клеопатре, отсюда и название произведения. Два главных героя повести - поэт-петербуржец и бедный импрессарио - очерчены поверхностно, противоречивость их натуры (страсть к творчеству против более приземленных интересов) буквально выпирает из книги. Дамы на представлении импрессарио тоже описаны без полутонов - вот это зашуганная девица, а вот шикарная леди, - но такая простота персонажей (которая была бы сглажена при авторском редактировании?) служит отличным фоном для красивых стихов.

Что меня больше всего привлекло в этом тексте - эта история о его создании. Оказывается, стихи в повести Пушкин сочинил до того, как остановился на едином сюжете для опоясывающей повести. До версии о поэте и импрессарио было еще несколько вариантов.

Кажется, я не читала Пушкина со школы (может быть, с университета)), и мне так понравилось это короткое и незаконченное произведение! Мне и раньше нравился авторский стиль, но к известным книгам без дописанного финала у меня особенная любовь, как, например, к "Тайне Эдвина Друда". И если однажды "Египетские ночи" выйдут с более ранними черновиками и развернутым комментарием критиков, я буду рада их перечитать.

Повесть Александра Сергеевича Пушкина "Египетские ночи" осталась незаконченной и обрывается на полуслове. Самого Египта причем в ней и нет, только маленькое упоминание в конце о Клеопатре. Некоторые исследователи считают, что петербургский прозаический текст являлся только прологом, неким обрамлением поэмы о Клеопатре, которая должна была занимать основное место в повествовании. Так это или нет мы уже узнать не сможем, но то, что я бы очень хотела знать продолжение истории об итальянце-импровизаторе и Чарском, могу сказать точно

Чарский проявляет благородство по отношению к людям не- или малознакомым и даже неприятным: к алчному итальянскому импровизатору, к некрасивой барышне, которой маман приказала написать записку о Клеопатре и так – живет, руководимый честью и воспитанием. Когда хамы захватили страну, такое стало проявляться гораздо реже: зачем стараться, если это не несет непосредственной выгоды. Ну, разве что на подвиг зовет партия ради всеобщего счастья. Хамство есть страшное и победное оружие. Но последствия советской «виктории» ужасны: социальная ткань оказалась изорванной и только строчки Пушкина и т.п. эту вульзарную материю еще как-то скрепляют-штопают, напоминая об ИНОМ.

Пушкин лёгким росчерком пера рисует самого себя в образе приезжего поэта-импровизатора и добавляет в текст повести собственные стихотворения. На мой взгляд, подобный бенефис автора весьма перспективен, и повесть могла бы стать одной из лучших, но увы, не закончена при жизни. Даже то, что осталось в наследство, впечатляет. Здесь и рассуждения о том, как люди воспринимают литераторов и поэтов, и вывод о том, что по-настоящему творческий человек ничего не должен обществу, поэтому вольный художник всегда предпочтительнее, чем авторы на галерах.
Стихи в повести тоже весьма хороши. Концовка "импровизации" про любовников Клеопатры впечатляет - видимо, поэтому и взято название "Египетские ночи". Да и первый стих отличный.
Ещё запомнились несколько грустные, но до сих пор актуальные рассуждения автора про поэтов и общество, - что на самом деле у поэта не особо много преимуществ, хотя другие почему-то считают их привилегированными и однозначно богатыми людьми (учитывая, что в наше время поэзию почти не издают и не читают - совсем грустно становится).
10 из 10.

Отнести эту миниатюру Пушкина к реалистическому жанру можно с большой натяжкой. И если уж это реализм, то реализм магический. Дело в том, что называющий себя неаполитанским художником (вводя таким образом Чарского в заблуждение) итальянец оказывается до такой степени гениальным поэтом-импровизатором, что мысль о магической подоплёке его мастерства приходит в голову самым естественным образом. В реальности такая способность была бы настоящим Божьим Даром, иначе пришлось бы предположить, что его носитель сам имеет божественное происхождение. Возможно, талант импровизатора не единственный талант этого человека (не говоря уже о том, что он импровизирует, аккомпанируя себе на гитаре, и к этому я ещё вернусь). На такую мысль наводит тот факт, что Чарский лично убеждается в волшебной способности итальянца только на другой день после того, как договаривается о месте его выступления и уже завербовав на него «половину Петербурга». Итальянец определённо ВНУШАЕТ доверие. Колоритная внешность его напомнила мне итальянского художника Сальватора Розу, каким он изобразил себя на лондонском автопортрете 1645 года. Его легко представить с бородой (у импровизатора густая борода), т. к. на картине под подбородком художника положена густая чёрная тень от его длинных волос. Остаётся только мысленно одеть Розу во фрак и вот вам готовый герой Пушкина.

Главная тема этого произведения — взаимоотношения поэта и толпы — то, к чему Поэт возвращался неоднократно. Пушкин с замечательным грустноватым юмором (о последующем юмористическом уклоне предупреждает читателя эпиграф) описывает поведение Чарского, которому так надоели «приветствия, запросы, альбомы и мальчишки», что он «употреблял всевозможные старания, чтобы сгладить с себя несносное прозвище» — стихотворец. Когда Пушкин сообщает, что в разговорах Чарский касался только самых пошлых тем и никогда — литературы, а кабинет его был убран, как дамская спальня, где «ничто не напоминало писателя», юмор начинает напоминать издёвку, и, похоже, Пушкин смеётся здесь не только над собой. Ну и, конечно, тема, предложенная Чарским импровизатору для испытания, та самая, вышеупомянутая — «поэт сам избирает предметы для своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением.» После чего следует первая импровизация, одно из лучших стихотворений Пушкина во всём его поэтическом наследии. Напоследок (во второй главе), ещё немного поиздевавшись над несчастным импровизатором и над собой (для Пушкина тема прибылей и гонораров была вынужденно и неприятно близкой), Поэт расстаётся с итальянцем до состоявшегося вскоре его творческого вечера, на котором он ещё раз демонстрирует свой необыкновенный талант.

В заключение отмечу две любопытные детали. Итальянцу для начала декламации необходимо небольшое музыкальное вступление (увертюра), поэтому оркестр в третьей главе играет увертюру к «Танкреду» Россини (видимо, важно, чтобы звучала итальянская музыка). Но, когда он начинает говорить, музыка умолкает. Очевидно, что гитара и оркестр ему нужны лишь для прихода божественного озарения (что-то вроде схождения благодатного огня в Иерусалиме), при котором всё, что он теперь скажет, приходит ему в голову сразу и целиком. Но тут у Пушкина очевидное противоречие, т. к. в конце второй главы итальянец «обнаружил такую дикую жадность, такую простодушную любовь к прибыли, что он опротивел Чарскому...», а такой человек скорее удавится, чем допустит делёж гонорара с целой толпой музыкантов. Ему достаточно собственной гитары, а это бесплатно. Противоречие это очень существенное, в связи с ним вспоминается завещание Шекспира, совершенно не вяжущееся с образом автора сонетов и пьес.

А другая деталь — это наличие в Петербурге первой половины 19 века значительного количества любителей поэзии, знающих французский, но не знающих итальянский язык. Чарский (так думает и сам Пушкин) уверяет итальянца, что если его и не поймут (даже точно, что не поймут), то это не беда, «главное, чтоб вы были в моде». Очень верно замечено, так всегда было и так всегда будет.

) Видел ли Пушкин это противоречие? Не знаю, что говорили по этому поводу пушкиноведы. А что-нибудь да есть на эту тему, ведь, кажется, к настоящему времени в наследии Поэта не осталось ни одной не исследованной буквы. Осмелюсь высказать своё мнение. Уверен, что видел, — один из умнейших людей России как-никак. И он наверняка нередко сам испытывал подобные эмоции, но достоинство старинного дворянского рода не допускало такого падения (выражения этих эмоций вслух). Его импровизатор человек простой, поэтому Пушкин здесь смог выговориться по полной, намекнув тем самым на бури, происходившие в собственной голове.

Честно сказать, меня привлекло и заинтересовало название. Египетские ночи? Интересно.… О чем это произведение?!
Полноценным произведением я бы его не назвала. Внезапное начало и такой же внезапный конец.
Но каков посыл, каков смысл!
— Я надеюсь, — сказал он бедному художнику, — что вы будете иметь успех: здешнее общество никогда еще не слыхало импровизатора. Любопытство будет возбуждено; правда, итальянский язык у нас не в употреблении, вас не поймут; но это не беда; главное — чтоб вы были в моде.
— Но если у вас никто не понимает итальянского языка, — сказал, призадумавшись, импровизатор, — кто ж поедет меня слушать?
— Поедут — не опасайтесь: иные из любопытства, другие, чтоб провести вечер как-нибудь, третьи, чтоб показать, что понимают итальянский язык; повторяю, надобно только, чтоб вы были в моде; а вы уж будете в моде, вот вам моя рука.

НУЖНО БЫТЬ В МОДЕ! Как это актуально в наше время!
Что касается названия. Опять же стоит прочесть из за той импровизации, в которой и заключается весь смысл названия. О этот импровизатор! О эти египетские ночи, которые стали для «счастливцев» последними. Я была просто в восторге прочитав это стихотворение. Как стройно ложится рифма! Какой посыл! Какой смысл!
Собственно говоря, в стихотворении иначе «импровизации» и заключается весь смысл этого произведения!
Сомневающимся советую прочесть!!!