Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Свободное падение. Хапуга Мартин. Бог-Скорпион. Притчи

Из всех прочитанных мною произведений Голдинга именно этот роман уж очень глубоко впал в душу, поскольку был моим первым знакомством с автором. Каждая строчка пережита, каждое слово прожевано, а книга растаскана на цитаты. Свобода воли определяет твое падение... Вся книга - это поиски главным героем в чреде жизненных происшествий того единственного момента, когда этот выбор был совершен. Ох, как прекрасно описаны эпизоды, как честно пытается Сэм понять самого себя. Откровенно, волнующе, красиво...
Великолепный роман, но должен дождаться своего часа, ибо если взяться в неподходящее время, боюсь, испортит впечатление... Сама не понимаю почему мне так кажется... Рекомендовала бы завести на полках, и случайно набрести в состоянии экзистенциального кризиса) Удачи!

Так странно читать книгу и пытаться понять, нравится она мне или нет. Своеобразное, но очень глубокое произведение. В каждом предложении есть смысл еще какой-то, кроме общедоступного. "Проглотить" ее не получится. Надо читать, перечитывать, думать. И просто попытаться "влиться" в поток мыслей автора.
События будут сменять друг друга стремительно, а прочитанное будет напоминать чей-то личный дневник. И после половины книги будет казаться, что это ваши собственные воспоминания, которые продираются сквозь пелену амнезии.
С одной стороны, это сильное произведение, посвященное самоопределению человека, его поиску себя и своего предназначения, попыткам связать причины и следствия. С другой - читать это достаточно тяжело, если нет желания и умения окунуться с головой и долго-долго думать над происходящим.

Может, в ту пору мы жили чуть-чуть побогаче, а может, джин стоил дешевле, как сигареты.

Качественная, в смысле письма, английская литература, оставившая за собой множество цитат, дум и изречений. И этого казалось бы достаточно, но нет, не здесь. Дело в самой истории, в том ее путанном виде, так жизнеутверждающе преподносимом автором. Нить событий где-то посреди юности теряется. Ощущается некая недосказанность, не позволяющая проникнуться книгой. Герой копается в себе, оставляя столь много места своему детству, что на войну уже не остается времени, что просто-таки ломит книгу, возникает недоверие и чувство глубокой изъяны в композиции произведения. Скомканное повествование продолжается. И даже финальное действие, несмотря на всю свою силу, не оставляет каких-либо крепких, достоверных эмоций. Главный герой, художник со всем вытекающим, эгоист как-то формулирует следующие:

Никаких чувств — ни добрых, ни дурных — она у меня не вызывала. Явление действительности, которое нужно принимать, как все остальное.

слова о Беатрис, а в равной степени о книги в целом. Для меня разумеется. И это не смотря на многообещающее начало книги (люди знающие меня, поймут):

И при всем том я — не знающий покоя дилетант, терзаемый мыслями об иррациональном и непостижимом, яростно ищущий и сам себя осуждающий.

Слогом, стилем Голдинг мне кого-то ужасно напоминает. Гессе? Нет, Уильям легче, прозрачнее, невесомее. Достоевский? Нет, Уильям холоднее, изысканнее, аристократичнее. Набоков? Нет, Уильям светлее, дружелюбнее, искреннее. Замятин? Нет, Уильям поэтичнее. Фаулз? Может быть, но все равно что-то не то...

И, боюсь, мне придется ее перечитывать. Подобные книги у меня перечитываются обычно в три этапа: на первом я читаю и просто-напросто поражаюсь. Поражаюсь автору, поражаюсь героям, поражаюсь рассуждениям, поражаюсь слогу.. всему поражаюсь. На втором этапе, перечитывая, я внимательно вчитываюсь в каждое предложение, каждое слово, стараясь ничего не упустить из виду. И, наконец, на третьем я перечитываю просто для себя, наслаждаясь произведением. Для Голдинга мне одного раза мало. Он удивительный писатель. Он читает мои мысли. Его слова, все его рассуждения, выражения, в коих Сэмми вспоминает свое детство и юность, в коих их описывает - настолько мне близки!.. При всей поэтичности и изысканности стиля читается на удивление легко, ровно, гладко, спокойно - так, словно автор на самом деле записывает свои воспоминания по мере того, как они предстают перед его мысленным взором, словно это на самом деле своеобразный дневник. Да, по идее, сюжет не столь уж интересный - ну подумаешь, главный герой рассказывает о том, как жил с матерью в каких-то трущобах, о школьных годах, о своем усыновлении пастором, о новой школе и двух преподавателях, которых он вечно противопоставляет друг другу, о влюбленности сначала в свою бывшую одноклассницу Беатрис Айфор, потом - в некую Тэффи, о том, как находился в плену у немцев, о своем возвращении, о сумасшествии Беатрис.. зато прекрасно читается. Зато как великолепно Уильям представляет перед читателями внутренний мир своего героя - словно на ладони - раскрывая мотивы его действий, его психологию.. это не говоря уже о восхитительном слоге Голдинга!..
Неоднозначное отношение остается после прочтения и к мисс Айфор. С одной стороны, ее нельзя не пожалеть. Бедная девочка. Герой ее соблазнил, говорил красивые слова о любви, заставил предать свои убеждения, совратил, в конце концов и бросил, а она, бедняжка, с ума сошла от тоски, отчаяния и всего такого прочего. С другой стороны, лично меня она все это время ужасно раздражала. С ней пытаются завести разговор - она молчит. Ей признаются в любви - она молчит. Ей расписывают во всех красках, в изумительных выражениях все чувства, питаемые героем к ней - она молчит и пытается сбежать, уйти. Ей делают предложение - она молчит. Ей еще раз повторяют предложение - и в ответ слышат только равнодушное "может быть". Ее зовут к себе в гости - она садится на диван и молчит, потом просто встает и уходит. Как так можно? Вообще не понимаю, какого черта герой не бросил ее еще раньше. Что же это за любовь у нее такая? Чтобы так себя вести, надо быть либо совершенно ограниченной и ко всему равнодушной, либо идиоткой, либо любить на самом деле другого, а с главным героем встречаться просто так. Последнее отметаем, ибо сэр Уильям нам усердно дает понять, что она все-таки любила Сэмми и именно из-за него свихнулась. Остаются первые два варианта. Идиоткой она вряд ли была - они не сходят с ума от любви, за исключением некоторых редких случаев. И, будь она идиоткой, Сэмми не влюбился бы в нее еще в школе, пока они учились в одном классе, а у него была прекрасная возможность изучать ее со стороны. Первый вариант. Равнодушная и бессердечная или страдающая в глубине души и очень-очень-очень замкнутая? Просто я не в состоянии понять, насколько же надо быть замкнутой, чтобы не оттаять после всех признаний Сэмми. А если у нее действительно была веская причина быть таковой, почему Уильям - хотя бы мельком - не посвящает читателей в нее?.. Если это его специальная задумка - ладно, пусть все останется так. Если его оплошность - то же самое. Зато образ Беатрис получился действительно оригинальным. Не помню в литературе подобных.

С сомнением брался за книгу, поскольку попсовый и обласканный щедрыми отзывами "Повелитель мух" оставил послевкусие, сравнимое с лакричными конфетами — что-то солено-сладкое и в то же время противное и тошнотворное, но трехчасовой перелёт в Питер и скачанная заранее подборка экзистенциальных романов сделали своё дело.
С точки зрения эстетического удовольствия при прочтении хочется, повторяя вслед за Кюстином, сказать, что это красиво, как сама природа, и поэтично, как сама правда. Но я слукавлю, если не упомяну здесь о вкладе переводчика, благодаря труду и усилиям которого я открыл для себя другого Голдинга — автора, сумевшего так точно выразить близкие мне мысли; так живо описать, волнующие меня чувства; поднять тревожащие и не дающие покоя вопросы, которые я постоянно задаю себе и не получаю ответа, но разве кто-то отвечает, если кричишь во сне?
Что есть свобода выбора и свободны ли мы по-настоящему? Откуда появилось зло и что считать добром? Как велико чувство? Где начинается страдание и где кончается?
На протяжении всей книги главный герой пытается понять, что же стало причиной его нравственного падения, усердно цепляясь за свои воспоминания в поисках ориентиров. Кому-то не понравится фрагментарность повествования, но может ли настоящая исповедь быть другой, когда прошлое бьется в тебе, как второе сердце? Возможно ли придерживаться строгой последовательности, блуждая по комнате ужасов у себя в голове?
Я сам постоянно пытаюсь, подобно художнику из книги, описать свою жизнь, я все помню, очень даже помню, но все разрозненно, а собрать, составить целое не могу. Что-то драгоценное тает и утекает у меня между пальцев, и я понимаю и прихожу к выводу, что время не выстроишь в ряд, как штабель кирпичей. Прямая, проведённая от первого крика до последнего вздоха - мертвая абстракция.
Жизнь тяжела, она часто обманчива или пуста. Что останется после нас в конце? Чаще всего безымянный след, который очень быстро вытопчут толпы живых. Так свободны ли мы?
Однозначно великолепный и очень личный для меня роман, который я хочу и буду перечитывать.

Великая книга великого автора в которой главный герой ищет ответы на фундаментальные вопросы человеческого бытия. Главный герой – Сэмюэль Маунтджой, выросший в бедноте лондонских трущоб становится модным и востребованным художником, благодаря своему таланту. Но книга совсем не об этом. Этот роман – своего рода внутренний диалог главного героя с самим собой, от первой до последней страницы. Главный вопрос, который он задает себе: «Как и когда я утратил свою свободу?». Такое красивое название романа «Свободное падение» предполагает нечто романтическое и приключенческое, но речь идет о нравственном падении человеческой души. Свободное падение, которое уже не остановить. Или все-таки это возможно? В напряженном искании ответов Сэм вспоминает свою жизнь иногда останавливаясь на мельчайших подробностях, пытаясь найти ускользающее, да и непередаваемое словами. Цитата: «Наша ошибка в том, что мы путаем собственную ограниченность с пределами возможного и запихиваем целую вселенную в ту или иную рациональную шляпу».
Детство, школа, юность, немецкий плен и концлагерь… И вот уже взрослый человек, жизнь которого подчиняется общепринятым правилам и обусловлена причинно-следственными связями. Где же свобода? Куда пропала свобода и счастье ребенка? «Я ищу точку, где начался чудовищный мир моего сегодняшнего «я»…
Брошенная, обманутая девушка, готовность совершить предательство в немецком концлагере – это лишь этапы падения души. Как остановить это падение, как вернуть ощущение счастья? Найдет ли Сэмюэль Маунтджой ответы на эти вопросы, сможет ли вновь вернуться к ощущению радости жизни – вы узнаете из этой книги. Как в большинстве романов Голдинга – финал открытый и заставляющий думать.

Главный герой Сэмюэль Маунтджой - довольно известный молодой художник, пытающийся на протяжении всей книги понять, в какой момент его жизни, его взросления, что-то пошло не так. Где он повернул не туда. Где он стал тем, кем он стал и поступил так, как поступил.

До самых последних страниц романа мы не понимаем, что за проступок его тревожит. Мы идем вслед его воспоминаниям от детства в трущобах, школы, травмы, которая разделила его жизнь на ДО и После. В принципе, разделение было в момент смерти его единственного взрослого - его мамы, но это как то прошло незаметно, в окружении лекарств, добрых сестер, что для него переломным моментом оказалась именно больница.

Его усыновляет священник, полный тайных желаний, но и это не являлось той переломной точкой, которая сделала его ТАКИМ.

КАКИМ? Мы видим его взросление, увлечение коммунистическими идеями, войну, пленение, пытки. Может там кроется тот изъян, который он хочет обнаружить????

Книга мне понравилась. Роман взросления, позволяющий шаг за шагом проследить процесс формирования характера.

Не очень я поняла причину его терзаний. Нормальный поступок нормального человека. То, что он имел глубокие последствия - это не его вина.

Конечно, во всем есть наша вина и если бы он не поступил так, а потупил по другому, то по другому все могла бы сложиться, но какого-то сильного проступка я в его поступке не увидела.

Роман «Свободное падение», как и остальные романы Уильяма Голдинга, находится в тени знаменитого «Повелителя мух». Так уж вышло, что всемирная слава пришла к писателю уже после первого романа, однако это не значит, что последующее его творчество недостойно внимания. Достойно, причём не только из-за художественных достоинств, но и из-за глубины и масштаба поставленных в нём вопросов. В центре внимания Голдинга всегда находится личность, но называть писателя только «психологом» было бы неверно, так как в бытии личности он исследует не столько психологический, сколько философский аспект. Так или иначе темы романов английского нобелиата вращаются вокруг проблемы добра и зла, а точнее – выбора человеком одного из этих двух этических полюсов.

В целом, Голдинг далёк от прогрессистского оптимизма, полагающего, что человеческая природа как-то меняется со временем, становясь более гуманной, просвещённой, цивилизованной. Такая вера была характерна для нескольких предыдущих веков, отмеченных влиянием идеологии Просвещения. Но Голдинг живёт в эпоху после мировых войн, когда оптимизм стал казаться чем-то наивным: европейский человек вдруг показал, что налёт культурности и цивилизованности очень тонок и легко слетает, обнажая неприглядные глубины. И уж к природе человеческой он точно не имеет никакого отношения – природа остаётся такой же, как и была тысячелетия до этого. Какой же? Главное в том, что в ней сохраняется зло как один из возможных полюсов этики, и никаким просвещением от него не избавится.

Но если в человеческой природе есть зло, то есть и добро, и духовная жизнь человека есть метание между двумя полюсами, выбор одного из них. Сама возможность выбора – и есть факт наличия у человека свободы, потому что никто не может чувствовать себя свободным, не имея возможности выбирать, как поступить в той или иной ситуации, и шире – возможности выбирать себя – свой нравственный облик и личную историю. Так считает герой «Свободного падения», и задача, которую он ставит перед собой – вспомнить, в какой момент его жизни он потерял эту свободу.

В самом начале «инвентаризации» своей жизни он полагает, что свободу воли действительно можно потерять. Причиной такого убеждения, судя по всему, стало победившее уже в середине ХХ века представление, что наше поведение чем-то непременно детерминировано. Например, в рамках научного мировоззрения детально раскрывается влияние нашей биологической составляющей на наши мысли и поступки. А в марксизме изучается влияние экономического базиса общества. Или психоанализ: есть в нас некое бессознательное, которое влияет на нас, не спросив разрешения у разума. А если ты в детстве получил какую-то психическую травму, невроз или комплекс, то всё, теперь до конца дней вынужден испытывать на себе их влияние.

Все эти представления, кстати, живы и по сей день, более того, они ушли на низовой уровень культуры и даже «в народ». Достаточно посмотреть на произведения массового кино или литературы, как увидишь странную картину: все свои проблемы человек любит объяснять каким-то событиями из детства. Зарычала собака – всё, теперь человек всю жизнь боится собак. Были плохие отношения с отцом – теперь нормальную семью, конечно же, не создашь. И весь этот шлейф из событий прошлого тянется за человеком в будущее, вися тяжёлым грузом и не давая идти вперёд. А он бесконечно холит и лелеет свои травмы, носится с ними и жалеет себя. И если идёт к психоаналитику, то начинает рассказ, как герой Голдинга, непременно с детства, не забыв помянуть авторитарную матушку и прочие неприятные вещи родом «оттуда». Эта инфантильная позиция очень удобна тем, что снимает с человека ответственность за свою жизнь, действия и поступки. Нет никакого свободного выбора здесь и сейчас, а есть только некое травмирующее прошлое событие, и из-за него я сейчас поступаю несвободно – оно определяет мой нынешний выбор. Мечта безответственного инфантила!

Но такой детерминизм полностью лишает человека свободы воли. Удивительно, но даже христианство с его представлением о всемогущем и вездесущем Боге не смогло этого достичь. Наоборот, вслед за иудаизмом оно прямо постулировало наличие свободной воли как величайшего дара Бога людям. А грешник, покаявшийся и сделавший выбор в пользу Бога, даже на незримых этических весах «весит» больше, чем тот, кто, не делая никакого выбора, всю жизнь был воцерковлённым и прожил свою жизнь достойно. Таким образом, волевой поступок – выбор Бога, т.е. добра в противовес злу – как бы отменяет все предыдущие прегрешения человека, делает их несущественными, и ни о каком детерминизме здесь речь идти не может. Были, конечно, попытки утвердить теорию провидения – религиозный вариант детерминизма, но это учение, идущее ещё от Августина Блаженного, не стало официальной доктриной церкви. Только в протестантизме эта еретическая теория была реанимирована, хотя выглядела достаточно экзотично. Но, как показало последующее развитие науки и сциентистского мировоззрения, этический детерминизм не похоронен до сих пор, более того, прекрасно себя чувствует.

И вот им-то и руководствовался Сэмми Маунтджой из романа Уильяма Голдинга, когда решил отыскать то роковое событие, которое лишило его свободы воли и предопределило всю его дальнейшую жизнь. Которую он почему-то считает падением, хотя родился в трущобах, а потом стал знаменитым художником, чьи картины висят в галерее Тэйт. Воспоминания героя хаотичны и непоследовательны: вот детство с матерью, друзья и школа, покорение любимой девушки в юности, вступление в коммунистическую партию, бросание той девушки ради другой, плен у эсэсовцев. Потом опять детство и школа, когда Сэмми после смерти матери взял на воспитание священник, ещё немного школы, посещение сумасшедшего дома, в котором находится девушка, которую он бросил, и всё, конец. Подробно описывать каждый из этих фрагментов прошлого смысла нет, потому что сам Маунтджой, «просканировав» каждый из них, дал себе ответ на вопрос – не здесь ли потеряна свобода воли? Нет, не здесь. И не здесь. И вообще нигде.

Никакого однозначного момента, после которого он стал тем, кто есть сейчас, потеряв возможность к свободной трансформации, так и не найдено. Из этого должен следовать однозначный вывод, что герой не лишился свободы воли, как полагал, она до сих пор с ним, потому что никуда деться не может, если только человек сам от неё не откажется. А значит, сохраняется возможность изменения себя: ни прошлое, ни настоящее – не приговор, и будущее может явить тебе нового тебя. Если, конечно, ты сам захочешь совершить разрыв. «Существует некий порог, – говорит Сэмми, – за которым всё совершённое нами в прошлом совершено не нами». Да, и порог этот – изъявление свободной воли, когда ты решил выбрать нового себя, освободившись от всех предопределявших тебя из прошлого факторов. И таких порогов может быть сколько угодно. Поэтому Маунтджой может считать свою жизнь падением, но вынужден признать, что оно было «свободным», т.к. состояло из отдельных событий, среди которых нет ни одного «окончательного».

Итак, финал романа подтверждает представление, что никакого этического детерминизма не существует, как бы ни старалась наука нас убедить в том, что нами руководят гормоны, детские травмы или уровень развития производительных сил (в чём она, кстати, очень близка к астрологии, которая пыталась поставить человека в зависимость от природных явлений – небесных тел). Богословы V века, отринувшие августинизм как ересь, знали о человеке больше, чем учёные. И уж точно больше ценили его свободу, даже если это свобода ко злу, которое живёт в человеке вечно и постоянно манит своей таинственной привлекательностью.

В целом, это биография главного героя - Сэмми Маунтджоя, но биография, рассказанная не последовательно (как многие, наверняка, привыкли), а обрывками, кусками, которые вспоминает главный герой (он же - автор). Что он ищет в этой биографии? Своеобразную точку невозврата, момент, когда произошло его падение, момент, когда из ребенка он превратился во взрослого, лишенного свободы воли.
Поиски этого момента приводят к... Скажу лишь, что для меня этим моментом стало осознание Сэмом самого важного в своей жизни. (Может, я и ошибаюсь, как знать)
Так здесь?
В общем-то книга стоящая и достаточно интересная. Сначала скучная и утомляющая (такой она была для меня), ближе к концу трогательная и захватывающая. Нужно только быть готовым к резким обрывам повествования да к возможности что-то понять не сразу.
Нет, не здесь.