Birdsong

В том, что они умрут глубоко под землей страны, которую защищали так долго, была своя возвышенная красота.

— «Последнее наступление и разгром врага». И не говорите мне, что вам не хотелось бы соединить свое имя с этими словами.
— Мне действительно все равно, что…
— Да идите вы! — рявкнул Грей. — Должно же быть среди этих слов хоть одно, которое вам нравится.
— Пожалуй, «последнее», — сказал Стивен.

— Вы подумайте о надписи на мемориале, Рейсфорд. Подумайте о смрадных городках и паршивых деревушках, названия которых покроют ложной славой толстозадые историки, просидевшие всю войну в Лондоне. Это мы были здесь. В наказание бог весть за что мы были здесь, а наши товарищи умирали в этих омерзительных городах и селениях. Мне ненавистны их имена. Ненавистно их звучание, ненавистна мысль о них, я даже не могу заставить себя их перечислить.

— А дети? — спросила Линдси. — Надеюсь, ты не станешь уверять меня, что тебе и дети не нужны?
— Нужны, конечно. Но хорошо было бы сначала понять зачем.

У Элизабет с трудом укладывалось в голове, что ее жизнь — результат самоотречения предыдущих поколений.

Дело не в том, что я люблю её, хоть я и люблю, и всегда буду любить. Не в том, что мне не хватает её, что я ревную её к любовнику-немцу. Но что-то в происходившем с нами дало мне способность слышать некие вещи, о которых я раньше и не подозревал. Я как будто прошёл через дверь, а за ней - звуки и знаки какой-то будущей жизни. Понять их невозможно, но раз я слышал их, то и отмахнуться от них не могу.

Мною правит сила столь великая, что противиться ей бесполезно. Я верю, что сила эта наделена собственным смыслом и моралью, пусть даже постичь то и другое мне не удастся за всю свою жизнь.

... Но существует же и простая порядочность. Наверное, это звучит странно, однако мы низвели человеческую жизнь до такого ничтожества, что просто обязаны сберечь в ней место для личного достоинства, глядишь, оно и отрастет когда-нибудь снова. В один прекрасный день. Не у меня и не у вас, а у наших детей.

Два бойца обнялись, уткнулись лицами в плечи друг друга и заплакали над мучительной странностью человеческой жизни.

Разных миров не существует – только один, с которым он связан пульсациями своей крови. И когда он уйдет под землю, этот мир останется таким же, каков он сейчас, – с птицами, поющими в теплом воздухе, и легкими облаками над ними.