Фиеста (И восходит солнце). Прощай, оружие! Старик и море. Рассказы

Замечательный рассказ. Бывает же. Можно прочитать масштабное произведение и сказать-то о нем будет нечего. А вот об этой крохотной истории нестерпимо хочется поговорить и поделиться. Я плохо знакома с писателем как мастером малой прозы. Всего лишь второй рассказ, но вновь в малом формате бездна смысла и неоднозначность. И тоска, которая берет за душу. И свой неповторимый стиль... Сухой, лаконичный, обрывочный, но как вставляет-то. Ворох мыслей и эмоции, эмоции, эмоции...

Я давно хотела прочитать хоть что-то из его творчества, где действие будет происходить в Африке. Случайно увидев этот рассказ, не смогла отказать себе в удовольствии... И я его получила. Африка. Сафари. Грозное рычание льва, сводящее с ума. Буйволы, которые несутся на тебя во весь опор. И человеческие отношения. Настоящая драма одной семейной пары, зажатой в тиски богатством, роскошью, самими собой. Фрэнсис Макомбер - сам как лев, мечущийся кругами по клетке. Зажатый, забитый, чрезмерно терпимый и спускающий жене все с рук... Но стоило ему в один миг повзрослеть и обрести свободу, как жена в очередной раз все решает по-своему. И да, счастье героя оказалось мгновенным. А дальше... Пустота и чернота.

Жаль льва. Жаль буйволов. Жаль самого Фрэнсиса Макомбера.

Даже не знаю, что сказать. Впервые я лишена слов, но полна эмоций, которые никак не могу выразить. За последние несколько месяцев это первая книга, которая выбила у меня почву из-под ног. И уж точно это первая за много лет книга, которую я перечитала два раза подряд.
Как и в случае с «Прощай, оружие!» это творение Хемингуэя стало для меня очень личным, интимным. Поэтому ничего, кроме голой субъективности прошу от меня не ждать.
С первых страниц я поняла, что пропала. Иначе и сказать нельзя. Каждое слово, каждая строка вскрывали зарубцевавшиеся было раны. Все то, к чему я привыкла, о чем перестала думать и жалеть, новым потоком нахлынуло на разгоряченную голову. Вспомнилось все, плохое и хорошее. Бессонные пьяные ночи в обнимку с бутылкой коньяка и «время, которое нужно убить». Все эти кажущиеся сейчас такими дурацкими, а тогда такими важными слова об отношениях, которые ничего, кроме запоев и головной боли принести не могли. Эта толпа друзей, пьяных и слегка не в себе, которые рядом и в то же время бесконечно далеко. Они тебя понимают, но ты не можешь им и доли своих переживаний поведать. И фиеста, вечна фиеста, только не в Испании, а в Белгороде, в однокомнатной квартире на пятом этаже. Мы творили безумства, как герои Хема, запутываясь в симпатиях, отношениях и одеялах. Наши разговоры были просты, но за каждым словом скрывался смысл существования. Мы встречали рассвет так, словно это первый и последний наш рассвет, а после будет вечная тьма. Мы жили каждой клеточкой тела, жадно впитывая мельчайшие детали мира, и одновременно с поразительной одержимостью убивали жизнь в себе. Мы были пьяны 24 часа в сутки, и не потому что алкаши, а просто иначе нельзя было, это был наш способ общения с миром, с собой, с правдой. Мы жили словно в этом романе.
Черт, как же сложно! Уже три дня я пытаюсь написать эту рецензию. Книга меня просто ошеломила, перевернула все внутри и снаружи. Все мое существо трепещет, как листва под проливным дождем. Но я ничего не могу сказать. Ровным счетом ничего. Кроме того, что «Фиесту» нужно читать.
Помимо бессвязных восклицаний и личных переживаний есть один вполне твердо стоящий на ногах момент, который удивляет и которому не могу найти объяснения. Как удается Хемингуэю при всей сухости и скупости своего языка максимально окунуть читателя в атмосферу произведения? Как, читая просто о прогулке героя по барам и кафе Парижа, ты начинаешь чувствовать запах городской пыли, слышать шум машин, гудки, обрывки разговоров? Как можно при описании обычной пьянки почувствовать, как коньяк обжигает горло, а затем теплой волной разливается в груди, плечах и голове? Как возможно, что наблюдая такой диалог:

• Нельзя ли нам жить вместе, Брет? Нельзя ли нам просто жить вместе?
• Не думаю. Я бы изменяла тебе направо и налево. Ты бы этого не вынес.
• Сейчас выношу ведь.
• Это другое дело. В этом я виновата, Джейк. Уж такая я уродилась.
• Нельзя ли нам уехать на время из города?
• Это ни к чему не приведет. Поедем, если хочешь. Но я не смогу спокойно жить за городом. Даже с любимым.
• Знаю.
• Это ужасно. Я думаю, можно не говорить тебе, что я тебя люблю.
• Что я тебя люблю, ты знаешь.
• Давай помолчим. Все слова впустую. Я уезжаю от тебя, да и Майкл возвращается.
• Почему ты уезжаешь?

сердце сжимается от той боли и тоски, которые царят в душе у героев?
Как это получается? Кто-нибудь, пожалуйста, объясните мне! Я абсолютно растеряна, не понимаю, как такое может быть. Кажется, что я не книгу прочитала, а прожила некоторый отрезок времени в чужом теле, в чужой жизни. И на самом деле «Записки охотника» на ночь читал не Джейк, а я, и утешал Брет тоже не он, вовсе не он! Уже и не помню, что из горы воспоминаний и впечатлений, оставшихся после книги, принадлежит мне, что — Джейку. Все перепуталось, и уже не знаю, кто я, где я и что будет дальше.
Прощу прощения за сумбур, за обилие местоимения «я» и слишком субъективный подход к произведению. Понимаю, что мои слова человеку непосвященному покажутся бредом и не дадут никаких представлений о книге. Но может это и хорошо. О таких вещах нельзя судить по чужим словам, нельзя прочитав чужие отзывы, решить, читать или нет. Нужно просто прочитать, а там видно будет.

Этот роман — мимо меня. Мой Хемингуэй — это «Старик и море», а не про войну.

Мне не близки такие герои: мужчины, легко лгущие женщинам и живущие в обнимку с виски, женщины, разрешающие мужчинам все и в то же время стремящиеся быть сильнее их.

И все-таки его стоило прочитать, хотя бы ради последних страниц, которые потрепали мне сердце. О том, что с героями случится что-то плохое, было ясно изначально, иначе бы Хэмингуэй не был бы собой. О том, что именно произойдет, я догадалась задолго до концовки, благо автор оставил намеки. И все-таки до последнего теплилась надежда: а вдруг?..

Весь роман, наверное, об этой надежде. А вдруг? - думаешь до последнего, что бы ни происходило, но все заканчивается смертью, и надежда твоя растоптана сапогами.

Это второй роман Хемингуэя, издан в 1929 году. История во многом автобиографична. Интересно, что свой первый роман, он посвятил годам послевоенным, а во втором романе решил вернуться к более раннему периоду своей жизни. И, наверняка, это потребовало для него серьезного переосмысления самого себя.

Сюжет прост. История любви молодого добровольца-американца и английской сестры милосердия. Любовь на фоне войны. История тяжелая и очень трагическая.

Впрочем,считать, что перед нами история любви – немного наивно и совсем неверно. Даже само название романа предостерегает нас от этой ошибки. Вся эта книга – история большого разочарования наивного юноши в своих идеалах, своих верованиях, своих принципах. Сам Хемингуэй попал на эту войну добровольцем, его вообще не взяли по здоровью, но он нашел возможность попасть на фронт через одно из подразделений Красного Креста. Сложно представить, что в столь юном возрасте на такое его сподвигло что-то кроме идей, убеждений и принципов. Вот проходит десять лет – и он пишет роман об этом времени. Вся военная часть романа лишь об одном – все дрянь, мерзость и страшное зло. Нет правых, нет виновных, есть непрекращающийся кошмар, бессмысленные смерти, расчеловечивание. А за некоторые антивоенные цитаты из этой книги сейчас, пожалуй, можно и дело уголовное получить за фейки или что-то такое. Книга вышла глубоко антивоенная. И книга антивоенная не из соображений гуманизма, мол, людей жалко (хотя жалко, конечно), а из соображений логики и здравого смысла, потому что не нужно это никому, потому что воевать – это бред, чушь и глупость страшная. Так вот Хемингуэй это видит.

Но давайте лучше о любви. История сама по себе красивая. «Занимайтесь любовью, а не войной». Хемингуэй это придумал, хотя сформулировали другие, лет через тридцать.Знаете, вся эта история, то, как она развивается, она такая нежная, такая добрая, красивая. Хочется сказать, что прям мимимишная, но нет, такое Хемингуэй себе не позволяет. На фоне бессмысленности войны все это, безусловно играет еще лучше. Да еще и зарождение новой жизни. И так все хорошо, и герой наш от всех ушел, и от бабушки с дедушкой, и от всех-всех-всех. И так все хорошо, так все мило и нежно, что ты понимаешь, что грядет катастрофа.

Я был очень удивлен, узнав, что Хемингуэй для этой книги перебрал около 50 разнообразных финалов. Мне казалось, что то, что произойдет было предопределено в тот момент, когда книга была придумана. Но вот же, оказывается, мастер сомневался. Может потому, что эта история любви списана с реальной истории Хемингуэя и Агнес фон Куровски, медсестры из миланского госпиталя, где будущий писатель лечился после тяжелого ранения. Однако в жизни история закончилась не так трагически, но все равно не очень приятно для Хемингуэя – девушка его бросила и сбежала, хотя Хэм уже готовился к бракосочетанию. Вот и сомневался он, не сделать ли концовку ближе к реальности. Не сделал. И слава богу.

И важный штрих, получившийся эффект – наш герой ушел от войны, потерял все, но – продолжает жить. Мы не знаем как. Но – продолжает. И это очень важный итог.

Хвалить Хемингуэя за стиль (или ругать) – дурной тон. Но я похвалю, конечно. Безумно нравится эта изысканная простота, эти простецкие диалоги, этот рубленный стиль.Прям мое.

Это отличный роман, по мне там хорошо вообще все. Не читали – прям обязаны. Читали давно – перечитайте. Читали недавно – пятерка вам.

Всем добра.

Трудно мне писать про того, кого я не выношу. Безусловно, это классик, новатор, талант и всё такое прочее, но лично для меня он скучен и неинтересен. Посему — "буду краток".

Трудно говорить о военных произведениях Хемингуэя, не упоминая попутно и Ремарка. Все та же литература "потерянного поколения", только разная по стилю, а смысл — тот же. "Прощай, оружие!" уже одним своим названием говорит об отношении к войне. Это история любви, как водится, весьма трагической, но при этом не такой идиллической, как у Ремарка. Офицер Генри, находящийся на службе в итальянской армии, постепенно понимает бессмысленность войны и дезертирует с поля боя, чтобы свалить в Швейцарию вместе с любимой женщиной. Кто читал диалоги Хемингуэя хоть раз — вполне может представить, как это происходит.

Юмор Хемингуэя странен. Любая его шутка — шутка без улыбки, а начнешь смеяться — тут же осечешься, неловко как-то, все молчат. Знаменитый "айсберг"... Ну что ж, он есть, действительно, обо всем самом главном надо догадываться из чистых и прозрачных диалогов и описаний, это не так-то и легко, но, на мой взгляд, не так и интересно. Все однозначно — здесь белое, а здесь черное, здесь война, а там выпивка. Выпивка, кстати, как и у Ремарка едва ли не является главным персонажем почти всех произведений. Куда же без нее...

Если так подумать, то это классическое произведение воспевает мужество и силу человеческой личности — силу "личного морального кодекса" перед лицом трудностей и опасностей. Если вспомнить самого Хемингуэя и его поведение на войне, то становится ясно, что это все не голословные заявления о личности. Знаменитая история о том, что у Хемингуэя был выбор между ампутацией ноги и подсаживанием на морфий, но он выбрал третий вариант и несколько месяцев мучился от нечеловеческих болей в ноге, не принимая наркотики. Сила воли огромная, и верится ли после этого, что он покончил с собой...

Да, роман несколько автобиографичен. Итальянская армия, шофер, ранение в ногу — все это случилось с самим Хемингуэем.

И все равно я его не люблю и каждый раз говорю знакомым, что занята именно "чтением хемингуйни", а не чего-либо иного.

Набоков выделял среди рассказов Хемингуэя - "Убийц".
Тарковский во Вгике делал курсовую по "Убийцам", сняв короткометражку.
Мне подумалось, что авторы "Зеркала" и " Приглашения на казнь" могли бы "встретиться" именно в этом, быть может, лучшем рассказе Хемингуэя.
Экзистенциалисты - увидят в нём трепетный, сосущий ночь зрачок тёмной бездны и человека, прозрачно в нём отразившегося: это страх себя и полыхающей внешней свободы.
Феминистки - увидят в нём прирученный ад с изящным звёздным коготком, вонзившимся в рыжую львиную шкуру заходящего солнца.
Скажу больше: из за этого рассказа могут поссориться две феминистки и даже феминист с простой девушкой, не являющейся феминисткой ( мой случай).
Шрёдингерианцы восхитятся новым качеством квантового эксперимента, просиявшего в зажатом кулачке странички - ничто.
Фрейдисты - сладко зажмурив глаза: тёмный посверк ресниц - как кошачья, бархатная лапка с лиловой подушечкой век и острым блеском коготков, царапнувших небо или же щёку друга, прильнувшего к устам женщины, желающей что-то жарко шепнуть о подавленном либидо ГГ. и рыжем призраке женской, расшалившейся сексуальности, словно в кошмарном сне, из обычной кошки, выросшей в огромного льва, набросившегося на мужчину, буквально его пожирая и раздирая ему спину своими когтями
Так кошка вечером на подоконнике сладко флиртует с рыжей гривой заходящего, словно бы потягивающего солнца, прислонившегося к окну.

Я сейчас сижу у окна и глажу солнце. Оно нежно зевнуло и зашло в колкую траву первых звёзд, и словно кошка, присело, пригнуло ушки и лишь виляет хвостом, выжидая перед броском...
А я вижу его и ласкаю взглядом ( надеюсь фрейдисты не читают всё это...), мы с ним почти тепло слились в одно целое: если зажмуриться губами, глазами и даже ладонями, то можно ощутить, как сердце в груди, тёмно-алой, густой кисточкой львиного хвоста, беспокойно моргает и бьётся: нежная кисточка солнца: хоть бери в руки и пиши кровью души...
Помните как у Сартра?

Существование - это не то, о чём можно размышлять со стороны: нужно, чтобы оно вдруг накинулось, навалилось на тебя, всей тяжестью легло тебе на сердце, как громадный недвижный зверь

Как вы догадались, в рассказе речь пойдёт о льве и... светской львице.
Молодая, богатая, скучающая пара - Фрэнсис и Маргарет, приезжают из каменных джунглей Нью-Йорка, в Африку, поохотиться на львов, развлечься и... решить вопросы с изменами Маргарет и треснувшим браком.
Скажем прямо: муженёк - целиком в когтях у своей светской львицы, он стал её жертвой, трофеем, и она, словно большая кошка, с глумливым и сытым любопытством смотря на свою в муках ёрзающую на земле ли, на постели ли, жертву, игриво трогает её лапкой, порою сладострастно, улыбчиво сверкнувшим из под меха, коготком, прокалывая её серую шёрстку...
Да, Маргарет главная в прайде семейных отношений, и как полагается, лев - лениво спит где-то за рекой в тени деревьев, а роскошная львица добывает пропитание, охотится... и разве так уж важно, что охотится она на других мужчин, более сильных, прекрасных, кто сам может коготком пройтись по её спине и груди и ласково укусить её за шею, за нежный загривок волос? ( у Эжена де Блааса, кстати, прелестно на картинах описаны эти лучистые завитки на шее женщин).
И так ли уж важно, что пропитание она добывает из его же денег?
Правда, она и сама заработала однажды кругленькую сумму на рекламе какой-то косметики, которой даже не пользовалась: символ ложности жизни, маски...
Морщинки на лице можно загримировать, обманув мужчину, пусть и днём, но душу то чем припудрить, если она грязна?

Что любопытно, данный рассказ чем-то неуловимым перекликается с "Господином из Сан Франциско", Бунина: богатый человек с женой путешествует на роскошном лайнере по океану... ( на этом месте был интересный но скучный анализ сравнения двух рассказов).
Если честно, рассказ Хемингуэя - болен биполярным расстройством.
Сначала вы искренне будете сопереживать Маргарет, затем, её мужу Фрэнсису, потом - Уилсону, организатору сафари и мужественному охотнику, потом... а потом всё пойдёт к чёрту и пьяно перемешается.
Итак, читатель встречает наших героев в тот момент, когда лёжа под зелёным навесом палатки, Фрэнсис и Уилсон пьют лимонный сок, смотря на то, как солнце, подобно колоскам лучей, прорастает в чернозём глубины над толщей воды, тихо сквозится сквозь зыбь листвы, возле которой появляется Маргарет, спрашивая о том, как прошла охота на льва. ( Данного описания нет у Хэма, я этим пытался подчеркнуть языческое действо с танцем пейзажа, зелени травы - цвет палатки важен, - и солнца, которым словно бы заросли утомлённые сердца наших героев: они в самом сердце пейзажа, природы, шума и ярости мира.
Стоит сразу сказать, что символизм в рассказе - чисто Набоковский.
Тут важно всё: числа, цвета, возраст героев, животные... всё это, словно световая паутинка от ряби воды, нежно испещряет таинственным почерком судьбы и вечности, белый, девственный листок дна.

Например, сок лимона, который пьют герои - символ солнца. Солнце - символ льва. Таким образом - мы видим элемент инициации в образе крови солнца, которую впускают в себя.
Маргарет безумно переживает, что её муж на охоте оказался - трусом. Что может быть хуже, когда тот, кого ты любишь, считаешь сильным и смелым, вдруг, на глазах преображается и падает до нечто убогого, жалкого?
Сможет ли она теперь жить с этим? Отныне, целуя и лаская её в ночи, она будет представлять, что её.. ласкают два человека, точнее, один - её муж, и, рядом с ним, почти прозрачный в своей ухмылке темноты, её будет ласкать и этот "другой".
На обратном пути с охоты на льва, Маргарет перегнулась с заднего сиденья машины к Уилсону за рулём, и поцеловала его в губы на глазах у побледневшего и униженного мужа. Это месть женщины? Ну да...но и нечто другое.
Её муж ранил льва, и тот скрылся в траву: нужно всего-лишь его найти, приблизиться к нему... но раненый лев - опасен вдвойне, он приближается к земле, буквально распластывается, сливаясь с пейзажем и ты его уже видишь когда он прыгает на тебя. Фрэнсис не выдержал этого, приблизившись ко льву на расстояние 35 метров ( его возраст) и побежал назад на глазах у жены, сидящей в машине, и под вспышки, почти фотографические, ружей, словно бы запечатлевших навек в её памяти этот мерзкий миг.

К слову, в начале рассказа Маргарет шутит перед мужем с рыжеватым и суровым Уилсоном о его красном загаре; муж отшучивается, что он тоже красен - от вина; Маргарет, продолжая эту "радугу загара", темы солнца, словно бы бросающегося с одной жертвы, на другую, говорит с грустной улыбкой о своей красноте на лице - загар стыда за мужа: солнце души обожгло.
Внимательный читатель подметит тут два тонких момента: этот загар стыда, словно в проявляющейся фотографии, проступающая душа, её боль и обнажённость, подчас неведомая и ужасающая самого человека, не готового к встрече с ней, перекликается с камуфляжной темой косметики, на которой заработала однажды Маргарет.
С другой стороны, рыжий, красный от загара Уилсон - образ льва, которого целует Маргарет.
Его красный цвет - символ зрелого, т.е. закатного солнца, словно бы прижавшегося к земле в траве.
Это же можно сказать и о загаре Маргарет: солнце в вечерней траве ресниц...
К слову, Уилсон - самый таинственный персонаж. Кто-то может сказать, что это альтер-эго Хемингуэя - суровый мачо, охотник, любящий природу, страстный любовник природы: он с ней одной крови...
Но на самом деле, это какое-то древнее, легендарное божество, существо из легенд о людях-ягуарах.
Он проводит людей по этому царству животных и природы, посвящая в её тайны лишь избранных; он объезжает на машине муравейники, делает жертвоприношения и принимает жертвоприношения от богатеньких и скучающих женщин, которые думают, что в кругленькую сумму на сафари, в его должность входит и ночь с ними.
О, они не понимают даже, что ночью, на их обнажённые и белые тела, похожие на бледный, залитый лунным светом берег реки, набросится лев... да, лев придёт к ним в ночи, к этим светским львицам, и возьмёт их нежное, тёплое тело: так лев приходит ночью к реке, лакать отражённые звёзды... так горячая рука любовника в ночи лакает женщину, её шею, грудь, живот...

Помните стих Гумилёва "Невеста льва"?

Жрец решил. Народ, согласный
С ним, зарезал мать мою:
Лев пустынный, бог прекрасный,
Ждет меня в степном раю.
Мне не страшно, я ли скроюсь
От грозящего врага?
Я надела алый пояс,
Янтари и жемчуга.

Вот в пустыне я и кличу:
«Солнце-зверь, я заждалась,
Приходи терзать добычу
Человеческую, князь!

Дай мне вздрогнуть в тяжких лапах,
Пасть и не подняться вновь,
Дай услышать страшный запах,
Темный, пьяный, как любовь».

Как куренья, пахнут травы,
Как невеста, я тиха,
Надо мною взор кровавый
Золотого жениха.

По сути, это очень даже феминистический рассказ о жертвенности и загнанности женщины, которую приговорили к смерти в объятиях льва - мужчин ( это не сегодняшний хилый и вырождающийся феминизм, пытающийся копировать мужчин, все их грехи, нет, это нечто древнее с своём девственном размахе матриархального, сильного, когда женщины поклонялись единственному божеству - любви, равноправно принимающего их в своё царство, в котором мужчины, эти пушистые и милые существа, сладко замирали у их ног домашними, прирученными, приноженными животными Эдема с изящными рожками возле лба).
Разве вина женщины, что ей пришлось выживать и приручать льва? Её вина, что лев стал трусом и зайцем? А тут - невеста двух львов...
Тема зайца, вообще животных, солнечным зайчиком будет мелькать перед читателем: успевай догонять!
Так, после того случая со львом, её муж подстрелил антилопу и предложил ей отведать бифштекс: это те - говорит Маргарет,- которые прыгают высоко-высоко, как зайцы?
Тут очередной виток спирали инициации: муж убил... зайца, а не льва, и хочет накормить этим жену, удовлетворить этим - жену, дабы оба были зайцами, трусами: трусиха ведь не замечает трусости зайца, правда?

Уилсон говорит, что завтра будет охота на буйволов, потом, на носорогов...
Если выстроить в цепочку этих животных, то мы получим нечто любопытное: инициация приобретает как сверхъестественные, надмировые черты, так и личные: 2) образ раненого и убитого солнца - ночь. В ночи, словно в смерти, идёт охота на буйволов - жена наставляет рога мужу - догадайтесь с кем; затем - охота на носорога: фаллический и жуткий образ смерти, мчащейся и прободающей человека, лишая его девственности существования.
1) Так в племенах Африки вождь посвящал в мужчины подростка, проводя его по ужасам ночного леса, пугая его масками животных и диким зверем, которого он должен убить: умирает ребёнок, но воскресает, утром выходит из леса - мужчина, с алым сиянием львиного сердца в руке ( разумеется, в рассказе всё глубже - мужское, это нечто узкое, лишь некая ступенька, на которой многие зацикливаются, теряя себя, на пути к человеку, к нечто высшему, по чему томится нечто крылатое, небесное в женщине)

В охоте на буйволов, Фрэнсис преображается на глазах у Маргарет: он становится мужчиной и воином. Более того, убив антилопу - он убил в себе - труса и зайца: мы боимся заметить в себе труса и мерзость, и потому не ощущаем их.
И лишь столкнувшись с бездной, мы трепещем, испытывая экзистенциальный страх, которому не знаем что противопоставить: все наши деньги, прежние маски ложной силы, уверенности, комфорта... рассыпаются в прах.
И это нормально: враг в нас - очерчен и найден. Трус - был убит. Рогоносец - убит. Осталось дело за львом: о, теперь он льву и солнцу сможет взглянуть в глаза!
Маргарет потрясена этим преображением: сможет ли она теперь соответствовать этому новому льву? Кого ей нужно убить в себе? Часто женщины мечтают о сильном мужчине, льве... но им изменяют, ибо не видят в них львиц: они всё это время были лишь комнатными кошками.

Что любопытно, Хемингуэй вводит в рассказ, словно алую капельку вечернего солнца, гомеопатическую дозировку шекспировской трагедии, что тонко отражено уже в имени Уилсон - почти Уильям ( о, воистину, это некий древний демон и дух, пишущий, играющий судьбами своих персонажей, сходя к ним в образе простого охотника!)
Уилсон цитирует Фрэнсису строчкуШекспира из "Генриха 4" - "Кто умер в этом году, избавлен от смерти в следующем".
В самой пьесе, к слову, у Фальстафа есть любопытная речь к принцу Генриху о храбрости льва, который не тронет всё же принца, став трусом на миг.
Любителям Шекспира будет интересно подметить в рассказе и тайный узор "Макбета" - первые три буквы в фамилии Макобер, и образ короля, фактически - льва.
Преображённому Фрэнсису нравится эта строка, и он улыбается словам Уилсона: такое бывает и на войне: "это посильнее событие, чем невинность потерять"

Что интересно, эта тема лишения невинности ( мужчина лишается её дважды - в близости смерти ещё; женщина - чуточку больше: сами роды - как фотографический негатив лишения девственности, перешедший в инфракрасное качество духовного. Фрейдисты, закройте уши: есть не такое уж и редкое явление, как оргазм во время родов, блаженно растушёвывающий женские муки. Удивительное и таинственное милосердие самой природы...и даже её мистика: однажды у беременной женщины умер муж...), дивно соприкасается с этой же темой у Андрея Платонова.
Хемингуэй вообще любил Тургенева и Платонова...Порой я ловлю себя на мысли, что меня, атеиста, некий шальной и милый ангел мог бы соблазнить... на рай, посулив, что я увижу, например, как в девственных зарослях Африки, тихо крадутся с ружьями Тургенев и Хемингуэй, осторожно, так же нежно, как поправляют волосы упавшие на лицо плачущей женщины, раздвигая тёмную, высокую траву, обнажая белый лик львиного тела...
а возле них, чуть позади, без ружья, тихо идёт босиком, не крадясь и не боясь смерти, словно её и нет, Андрей Платонов, рассматривая в руках какую-то карюю веточку с муравьём ( он - словно в невесомости: веточка медленно вращается в просиявших руках пустоты, тишины, и муравей бежит по ней то в небо, то к земле...), с улыбкой рассказывая что-то о Толстом, задремавшем на охоте ( улыбка Хемингуэя нежно оглянулась в ответ..).
Я был бы рад оказаться в таком раю хотя бы муравьём, только бы увидеть вместе этих милых моему сердцу людей.

Так вот, в прелестнейшем рассказе "Хемингуэя" "Отцы и дети", он сравнивает лишение подростком девственности с подстреленной птицей на лету.
Необычный образ, правда? Почти в это же время, Платонов пишет рассказ, описывая смерть молодого человека в грустных тонах светлого язычества самой жизни а-ля Тургенев: пронзённый пулей солдатик, падает на землю, и земля, словно милая и грустная любовница, берёт у него его семя в себя, и он в первый раз узнаёт "гулкую страсть жизни и удивляется ничтожеству мысли перед этой птицей бессмертия, коснувшейся его обветренным трепещущим крылом".
Любопытные и редкие пересечения образов лишения невинности, смерти и птицы, согласны?
Значит, у Хемингуэя что-то в человеке, что живёт дальше тела, больше чем телом, подстреливает эту птицу, ангелом выпорхнувшую из тела? Убить себя, чтобы познать себя, перешагнув через себя и жить дальше, в вечность?
И куда полетит эта птица? С кем полетит?
Женщина всегда готова к этому, ведь и она чуточку умирает не только лишаясь девственности и истекая кровью, но и в любви, когда истекает кровью сердце.

У Олеши есть дивное описание льва: рычание льва - затухающий пороховой раскат взрыва. Он не посылается львом далеко, а как бы появляется вокруг пасти, отбросив коротко его, как изорванное пламя."
Потрясающе, да? Образ рыка, как почти зримая аура львиного бесстрашия силы - это сама душа выстрела!
Итак, Фрэнсис должен сразиться со львом в себе.
По сути, теперь Фрэнсис, Маргарет и Уилсон - составляют одно мистическое, мучительно пульсирующее, целое, и чтобы разорвать этот узел клубка, узел сердца - кто-то должен умереть.
Но что значит умереть? Пейзажи существования описаны Хемингуэем с тем же пластическим, протеевым метемпсихозом жизни, в каком Экзюпери описывал с самолёта синие веточки рек и пьяные, алые гроздья планет: самолёт был его органом восприятия мира.
Этим органом у Хемингуэя стал телескопический фокус винтовки, целящейся сквозь сердце и бытие живых существ, пролетая сквозь них призрачным коконом пули, расцветающей алым, влажным плеском крыл на горизонте жизни и смерти.

Т.е., Хемингуэй сближает фокус постижения мира животными и людьми, тепло и таинственно сближая их бытие в нечто единое: льву, сидящему возле реки, машина, замеревшая на пыльной дороге под деревом, кажется почти чудищем, невероятным носорогом.
Глаза умирающего буйвола, кажутся человеку свиными глазками: человек, не себя ли ты видишь в этом взоре раненой природы? Ты себя царём природы возомнил? Может статься, что ты лишь заколдован в плену у Цирцеи и превращён в свинью, ты изменил себе, и на сердце у тебя - рога захмелевшего и мерзкого беса.
Но на втором витке спирали символа, он обретает и личное значение: Фрэнсис ( к слову, изящная аллитерация господина из Сан-Франциско), в гневе говорит об Уилсоне Маргарет: ненавижу эту краснорожую свинью.
Для натуралистов и любителей природы, будет интересно узнать, что Хемингуэй скорее всего имел в виду вполне определённую свинью, а именно, костеухою африканскую свинью.
Помимо свой красоты, к слову, она удивительно похожа на Уилсона: рыжая, с белой полоской по хребту: её Хэм опишет у Уилсона в виде следа от шляпы.
Кроме того, свинья во многих культурах, в том числе и американских индейцев, близких Хэму, являлась лунным животным.
Таким образом, мы видим здесь эсхатологически-жертвенное противостояние луны и солнца, души и тела, человеческого и божественного.
Далее, человек видит буйволов в волнующейся роще, как некие тёмные танки...
Всё сдвинулось, смешалось, пьяно поплыло, словно дымок от выстрела: день, сердце, бытие и грядущее, рука над лицом любимого...

Набоков писал:

Этот рассказ - об искажённой реальности мира и человека, любви; о не затухающей войне в природе между красотой и безобразным, истиной и ложью, и не всегда в этой войне человек против природы, иногда - он с природой против человека, а иногда - очертания природы и человека ласково вспыхивая, расплываются, и что-то из самой жизни, взмахнув бледными, влажными крыльями, обмокнутыми в ветер и ночь, переступая через простёртое на земле тело, ступает дальше, живя иным и как иное... а солнце улеглось в траве и грустно улыбается, смотря на нас; душа идёт к нему, оглядывается, смотрит на кого-то, протягивая крыло...

- Маргарет, что случилось? Зачем всё это? Ты жива?

Сидит, на песке, обняв свои колени, словно сложенные крылья, всхлипывает...
Листва на её синем платье тоже словно бы всхлипывает, приподнимая свои острые плечики, по ним ползёт муравейчик...

- Пожалуйста, оставьте, оставьте меня в покое!
Вы думаете, я и тут хотела доминировать, спасая мужа? Глупцы...Это какой-то чёртов буддизм самой жизни!
Целясь в природу, мы порой не замечаем, что целимся в себя, убивая то, что желали себе подчинить...
Вы не поверите - берёт пальцем муравья, грустно улыбаясь... как в детстве, каряя капелька крови, когда берут из пальца кровь..., - но я... не видела человека, людей, я видела вспышки природы и небо, я желала свободы ему и себе, я видела чуд...

Солнцем ало истекает вечер. Осколки листвы, похожие на шифер, падают тёмными лепестками, словно рушится крыша неба, существования.
Обнажённая душа, раздвигая крыльями колкую солому лучей, случайно обламывает веточку дерева - какая-то каряя точка на миг невесомо замирает, вспыхивает в воздухе, - выходит на свет, представ перед солнцем вечности: останавливается, робко поднимая глаза на него... теперь ничего не страшно, даже в ночи смерти, где главный враг и зверь - смерть, ничто, сияя как пожар зажжённой соломой лучей, крадётся ближе, ближе...

- Доброе утро, офицер, я Фредерик Генри.

• Привет, Генри, может, выпьем?
• Да. Здесь газеты двухнедельной давности.
• Это ужасно. Война. Надо послать швейцара за новыми.
• Вы будете допивать вермут?
• Да. Сегодня вечером познакомлю с одной особой.
• Давайте сейчас. Только возьму пачку денег.
• Нынче в отеле подали молодое вино. Сволочи. Вы готовы?
• Я знаю у кого купить хорошее вино. Готов.
• Добрый день, мисс, я Фредерик Генри.
• Вы пьете коньяк? Я Кэтрин.
• Пью. Вы любите меня?
• Люблю-прелюблю любовно. Жаль, что вы взорвались.
• Я наступил на мину, когда нес таз с макаронами.
• Можно я приду к вам ночью, и мы займемся любовью?
• Да. У вас есть вино? В госпитале просто невозможно.
• Конечно. Вот вино. Я беременна.
• Я не расстроен.
• Как чудесно-расчудесно. Выпьем?
• Пиво полезно малышу.
• Мне пора на фронт. Пока.
• Как скажешь.
• Я разочаровался в войне. Уезжаем.
• Как хорошо жить в Швейцарии!
• Жаль, не покатаемся на лыжах. Война.
• Добрый вечер, доктор, я Фредерик Генри.
• Ваша жена при смерти, никак не может родить. По стаканчику?
• Спасибо. Дорогая, как ты?
• Я умираю, но не беспокойся. Сходи поешь.
• Хорошо. Доброй ночи, я Фредерик Генри. Мне еды.
• Вы поели? Ваша жена умерла.
• Поел. Пока Кэтрин.

C Хемингуэйем подружиться пытаюсь довольно-таки давно... и безуспешно. Думала, может, не то читаю ("Старик и море", "Фиеста"). Автор же гений, талантище, величайший из великих... М-да. Вот и "Прощай, оружие!" прочтено. И теперь мне совершенно очевидно - с автором нам не по пути. Хемингуэй для меня так далек, что проза его вызывает исключительно раздражение. Я пожимаю плечами и развожу руки... Ну что такое написано в романе, что так полюбилось миллионам читателей? Как эта книжулька сделала своего создателя великим писателем?! Недоумеваю... И искать какие-то причины и оправдания своей антипатии, пожалуй, совершенно лишнее занятие. Подобных примеров "шедевров" и "великих" у меня уже набралось: и Фицджеральд, и Сэлинджер.

Но ближе к произведению.
Во-первых, сюжет. Он, конечно, присутствует, но его и как бы нет. Все же аналогия с Ремарком на ум приходит. Он тоже зачастую писал как бы и не о чем, просто о жизни, о жизни простых смертных. Но писал художественно что ли. Г-н Хемингуэй пишет настолько просто, плоско и пресно: набор слов, которые согласуются друг с другом, но чтение этого набора не вызывает ровно никаких эмоций. За исключением нескольких эпизодов, все действие книги происходит в помещениях, где главные герои-любовники предаются праздности.
А повторы? Их несметное количество. Я не профессионал, но даже мне, обывателю, резали глаза эти бесконечные повторения одного и того же слова в двух-трех предложениях. Это что, стиль писателя такой? Или редакторы правок не вносили? Непонятно...
Форма романа - сплошное однообразие. Глава начинается пространным описанием, как правило, местности и природы. Затем следуют диалоги - разговоры ни о чем на несколько страниц. Все, глава завершается. Начинается следующая - один в один как предыдущая.
Диалоги - это - как бы помягче сказать? - набор фраз типа:
- Милый, хорошо. Правда?

• Да, очень хорошо.
• Очень хорошо, милый.
• Иди ко мне.
• Нет, не пойду.
• Ну иди ко мне.
• Нет, милый.
• Иди ко мне.
• Хорошо, иду.

• Да, хорошо.
• Как хорошо, милый.
• Чудесно! Иди ко мне...

Я, конечно, чего-то не понимаю... На вкус и цвет все карандаши разные и т.д. и т.п. Но такую литературу читать больше не хочу. Жалко времени. И на сегодня вопрос Хемингуэйя для меня закрыт. Великий писатель? Пусть! У меня свои соображения на этот счет.

Книга прочитана в рамках "Игры в классики". Усложненная версия.

Килиманджаро — покрытый вечными снегами горный массив высотой в 19710 футов, как говорят, высшая точка Африки. Племя масаи называет его западный пик «Нгайэ-Нгайя», что значит «Дом бога».

Так начинается этот короткий рассказ, для меня длиною в 60 электронных страниц. А ещё, оказывается, есть фильм! И обязательно в свободное время посмотрю.
У меня какое-то трепетное отношение к рассказам подобного рода. К тем, которые учат жить и ценить каждый прожитый миг. Такие рассказы обычно составляются от лица умирающего человека, что наталкивает на своеобразные мысли и раздумья. За эти короткие мгновения пробегает перед глазами вся жизнь человека, и это страшно. Ведь больно читать о том, что многих ошибок можно было бы избежать, что люди, которым ты доверял или любил, оказались предателями. Но разве можно сделать жизнь "идеальной по своему собственному шаблону", и будет ли тогда интересно жить? Очевидно, что нет.
Прав Довлатов в своей любви - прикосновение удивительной чистоты дарит Хэмингуэй. Ведь "лучше гор могут быть только горы". Душа Гарри обрела свою свободу на вершине горы Килиманджаро. Весь роман Гарри повествовал своей жене о каких-то потёмках своей души: будь то об обретении истинной любви, о писательском таланте, который он нещадно загубил, о жизни и воспоминаниях. Страшно умирать, особенно если сожалеешь о чём-то. Смерть можно рассмотреть в двух контекстах: либо как возможность делать то, что хочется, либо как возможность делать то, что не сделал раньше. И каждый для себя определяет свою стезю, в которой он будет двигаться по времени приближения смерти. Гарри говорит о том, что он жил, но по сути его жизнь давно закончилась. Соответственно, он просто существовал.
Печальное произведение с красивым языком и интересным сюжетом. Малая проза Хемингуэя не оставляет меня равнодушной.

_____
Люди, любите, храните, ждите. Просящему дайте, своим врагам прощайте. Надежду не убейте. В Бога верьте. Всем сердцем-искренне верьте. Почитайте родителей. Прощенья просите, у тех, кого обидели, кого ненавидели.<...>В Мире будь самим собой, жить не торопись.
Любить. Хранить. Ждать. Прощать. Отдавать. Ценить. Почитать. Верить истинно, всей душой,искренне живите Вы. (c) Баста и Дыши - Отпустите меня.