The Years & Between the Acts

Это ее последний роман. Он был опубликован вскоре после ее самоубийства в 1941 году, а в самом романе действие происходит летом 1939. И я не могу не думать о том, что случилось с ней и с миром после написания этих строк, хотя кажется несколько неправильным оценивать текст по тому, что произошло уже после его написания.

Сюжет предельно прост: в загородном доме готовится представление, в котором принимает участие все местное сообщество. Пьеса посвящена различным этапам английской истории. Небольшие сценки кажутся зрителям спорными: кому-то слишком идеалистичными, кому-то напротив, не нравится заложенная туда ирония, а кто-то не понимает, почему в пьесе про историю нет ни армии, ни флота. А некоторые зрители предаются воспоминаниям о детстве. И вот, несмотря на то, что это совсем другая страна, но эмоции зрителей, их впечатления и обсуждения так узнаваемы. Но как бы ни спорили зрители о Елизаветинской и Викторианской эпохах все-таки их чувства больше всего задевает последний акт с простым названием "Наше время. Мы сами"

А вне пьесы мы наблюдаем за обитателям дома и гостями, и видим привычное для Вирджинии одиночество и разобщенность. Мысли одного перетекают в мысли другого, но не сливаются, а спорят, противоречат, гаснут, скрываются, дробятся.

Это написано потрясающе точно, хоть и чрезвычайно болезненно. Меня этот роман довел до слез.

Занятно, что некоторые отзывы на книгу так схожи с отзывами на пьесу в ней.

Надо сказать, что я очень люблю семейные саги: наблюдать за жизнью семьи на протяжении нескольких лет, а то и десятилетий, следить за их взлетами и падениями, быть свидетелями их достижений и маленьких постыдных тайн… Поэтому и к чтению этой книги я приступала с воодушевлением, тем более, что уже давно собиралась прочесть что-нибудь из произведений Вирджинии Вульф, о которой до сих пор только слышала – два зайца одним махом!
И к моему удивлению, это оказалась весьма нетипичная семейная сага. Здесь, конечно, присутствует довольно обширное семейство Парджитеров, за жизнью которого нам и предлагается следить на отрезке времени в добрые 50 лет – и каких лет! Столь быстрой смены всего уклада жизни, которая наблюдалась на границе XIX-XX вв, еще поискать нужно. «Насколько же интересным должно быть повествование о жизни людей в эту эпоху перемен», – думала я и, похоже, ошиблась.
Дело в том, что Вульф в реальности-то не акцентирует внимание ни на переменах в обществе, характерных для этого времени, ни на событиях в жизни людей, ставших героями ее истории. Смена социального уклада угадывается лишь по разговорам о застройке ветшающих старых районов, о новых требованиях арендаторов к жилью, по спорам о новых соседях, по тому, как в описании города становится меньше упоминаний викторий и двуколок, а герои начинают ездить на авто – мелочам, которые еще нужно заметить и оценить. А сами герои, будто специально, в момент, когда их застает читатель, находятся далеко не в самых знаковых периодах жизни: напротив, те либо только-только произошли, либо еще только планируются, и нам остается лишь догадываться о том, что тогда произошло. И между этими эпизодами, между прочим, может пройти и год, и пять, и десять лет.
И возникает некий парадокс: в семейной саге главную роль будто отдали неизменности жизни. Герои задают себе одни и те же вопросы, оказываются в одних и тех же местах, снова и снова оценивают свое место в жизни – и пусть это каждый раз оказываются разные люди, но ощущение пусть не цикличности, но спирали – очень сильно. Автор будто говорит: «Если убрать все возможные потрясения, все, что может вывести людей из равновесия, они всегда останутся неизменными. Мир меняется, общество меняется, обычаи, привычки, язык… люди – нет».
Книга для тех, кто не торопится, для тех, кто, подобно героям Вульф, как раз размышляет о смысле жизни и своем месте в мире. И вообще для тех, кто любит неторопливые английские романы – с минимумом действия и множеством подробных описаний.
Команда "Вот это вот всё"

Еще пару лет назад предполагала начать читать Вирджинию Вулф. Надо сказать, что вообще многие писательницы и писатели двадцатого века обошли меня стороной, но, наверное, их время постепенно приходит. Я прочитала "Годы", не знаю, что мной двигало, это был практически провал, потому что повествование казалось очень размытым, героини сливались в одну, главы обрывались без подведения к переходу, а начиналось дальнейшее действие уже спустя большое количество лет. И при этом я не могу сказать, что я недовольна прочитанным, я больше не желаю продолжать читать. Я читала с отстраненным интересом, наслаждаясь рефлексией героинь, описанием окружения, постепенно предполагая, что главный герой - это вовсе не человек (люди), а сами Годы, которые пережевывают все мысли, живость, веселье, оставляя лишь груз и силы передвигаться, чтобы не умереть от скуки. И до сих пор я не способна заполнить странички литдневника, слишком смешанные чувства.

Ничтожность. Читал в русском переводе роман Вирджинии Вулф «Годы» (1937) в издании «Текст», Москва, 2005. Сначала строка за строкой, но скоро наскучило, просто перелистал, проглядел.

Все так невыносимо ничтожно. Прекрасно сделано, но все так невыносимо ничтожно. Видимо, проявление ее депрессии — сугубое внимание к деталям при полной неспособности к более широкому взгляду. Ползет несчастная одаренная букашка по полотну бытия и не видит ни неба, ни океана. Усердно описывает природу и погоду и их проявления, но Неба начисто не видит. Угнетающее ничтожество. Книга нагоняет жуткую тоску, которая исходит от автора.

Одно приобретение: на стр. 393 цитата на французском с неустановленным источником: «La mediocrite de l'univers m'etonne et me revolte...La petitesse de toutes choses m'emplit de degout...La pauvrete des etres humains m'anneantit.» (Посредственность Вселенной поражает и возмущает меня...Всеобщая ничтожность наполняет меня отвращением...Убожество людей меня убивает.»)

Чье это? Ницше, Шопенгауэр, Метерлинк, Паскаль? Перевод или оригинал? Цитата находится в книге с обложкой из зеленой кожи с вытесненными на ней золотыми звездочками. Скорей всего, именно такую книгу Вирджиния и держала в руках. Время действия -1931-1933 годы.

Вот одно интересное место во всем огромном пустом романе, изделии женского кружевного рукоделия. Вот загадка.

Ларчик так просто открывался. Ги де Мопассан "На воде" 1888

Последняя книга Вирджинии Вулф получилась самой трогательной. Как только получается так чисто и ярко передавать эти неуловимые знаки, чувства и эмоции.  У каждого из героев свои заботы, проблемы, страхи и мечты. Людей объединяют лишь деньги, удовольствия и войны. Точнее они их еще сильнее отбрасывают друг от друга. Споря в конце, о чем же все-таки была пьеса, персонажи отвечают по-разному. Единой идеи нет. Для каждого свой смысл. Эта деревенская постановка — образ их собственной жизни. И никто сознательно не хочет в ней копаться, разгребая кучи намеренно забытой грязи прошлого. Все отворачиваются от своих истинных личин. Но лучше ли них те, кто не скрывается от других, как Манреза и Пастор? Всех разбросало. И Вирджиния, предчувствуя скорую боль, которая огромной волной захлеснет человечество, просит — не забывайте друг про друга, не оставляйте друг друга.

Однако какими же мастерскими выглядят попытки выразить невыразимое у Вулф. Переживания Айзы, тонкие намеки про Уильяма, одиночество Люси, отстраненность Джайлза... Каждый персонаж здесь окрашен своим особенным цветом, отличным от других, что в очередной раз подчеркивает их разобщенность. Только осторожные фразы, подвешенные в воздухе слова, сказанные, чтобы хоть на секунду выпустить свои чувства из себя, чтобы не утонуть в них.

Сюжет напомнил жаркий день, спокойное море, ровная линия горизонта, ни ветерка. Ты сидишь на берегу и смотришь в даль. Первый день хорошо, второй день спокойно, но к концу недели захочется движухи. Но ее на протяжении романа и нет. Вообще фабула такова: обед (ужин, или подберите другой прием пищи) во время которого вспоминается прошлое кого-нибудь из членов большой семьи, т.е. настоящего-то и нет. Герои как акварельные картинки в пастельных тонах расплывчатые и нечеткие. Даже война прошла какими-то отдаленными воздушными тревогами. Не жизнь, а банка с консервами. Что хорошо, так это язык автора такой объемный, наполненный и богатый. Слушала в исполнении Ольги Вяликовой. Читает хорошо, но без музыки и эффектов.

Последний текст Вулф. Меланхоличный, "пророчески" написанный во времена фашистского режима, противопоставляющий надменно-чопорный мир лондонской "пригородной" аристократии и мир тонко чувствующих женщин с изнеженными сыновьями, нелюбимых супругов, отчаявшихся авторок.
В "Элементе преступления" Трира героям нечем дышать, они разбивают окна и кричат — здесь, наоборот, у импровизированной сцены вековые деревья, театральная постановка с благодушными актёрами, но капают слёзы.
Рефлексия, сцена аккуратной любви с мужем, чтобы всё было как надо.

Предпоследний роман Вулф начинается как семейная сага. Перед нами появляется полковник Парджитер со своей огромной семьей из жены, семерых детей, бесчисленных родственников и  любовницы. Однако Вирджиния Вулф не была бы одной из главных модернистов если бы написала банальный реалистичный роман в духе Голсуорси.

Очень скоро картина большой семьи разваливается на осколки, которые по отдельности оказываются в центре внимания Вирджинии Вулф, отодвигая остальных на задний план. 

Ещё одна особенность этого романа напомнила мне «Бешеных псов» Тарантино (да простят меня за такой пример). В этом фильме показаны события до и после ограбления, а само ограбление остаётся за кадром. Так и в «Годах» герои показываются в такие моменты, когда основные события их жизни либо ещё не начались, либо уже все позади и читатель может лишь догадываться по разбросанным в тексте намекам о том, что же с героями происходило все эти 50 лет (именно такой хронометраж романа). Так, к примеру в начале романа мы видим сына полковника Парджитера Эдварда, влюблённого в свою кузину Китти, в середине, спустя несколько лет, мы узнаём, что она вышла замуж другого, а в конце, по отрывочному намеку его сёстры, мы понимаем какой трагедией для него стала потеря любимой. А Первая Мировая война, на которую приходится часть романа, вообще остаётся в тексте лишь в виде отдалённых взрывов бомб, будто и не война это, а лишь «игра детей с шутихами» (по выражению одного из персонажей). 

«Годы» - это роман-мозаика, пазл, который должен собрать читатель, конструируя биографию героев, по разбросанным тут и там намекам. Возможно такой должна быть модернистская семейная сага.

В первые дни Нового года я решилась на очередную авантюру, сразу же приступила к прочтению труда автора, который некогда привлек внимание и понравился.
Решилась я прочесть семейную сагу пера Вирджинии Вулф. Ожидала прочесть историю семьи, познакомиться с характером каждого героя, а также узнать, как годы повлияли на семью. Этого всего я ожидала, а получила нечто совсем неожиданное, получила не сагу семенную в стандартном исполнении, а получила некие ситуативные наброски, наброски на характеры каждого героя, из всего семейного нашла я только большую семью в нескольких поколениях и только.
Каждая глава, каждый год рассказывал о каком-либо члене семьи, показывал некий образ мысли, мысленные и эмоциональные зарисовки героя. Читала-читала, слушала – слушала, а чего-то не хватило, хотелось большего описания героев, хотелось больше узнать о судьбе каждого из них, но даже в финале получила лишь намеки на те или иные события, которые происходили в жизни каждого героя.
Интересное послевкусие осталось, но много не хватило.
Вирджиния Вулф просто не устает меня удивлять, она ломает для меня все возможные каноны и представления литературы. Однозначно, это было неожиданно, местами интересно, а местами навевающее некую дрему, как и на героев в финале произведения.
Неожиданно, неожиданно…
Наполняющее некой текучестью, но в тоже время восхищающее описанием природы, описанием появления мысли и ее исчезновением. Это неожиданно и интересно.

PS. А вот и моя рецензия в зарисовках: