Собрание сочинений в 5 томах. Том 5. Зубр. Эта странная жизнь

Впечатление от знакомства с Зубром было самое поразительное. Никак не укладывалось в голове, что в самом центре Германии, в столице смертельного врага, может жить и активно действовать, рискуя все время жизнью, человек, который не только был русским патриотом, но и открыто этим гордился. Стены кабинета Зубра были увешаны портретами русских ученых - естествоиспытателей и биологов от Ломоносова до Северцева, Мензбира, Кольцова, Четверикова и Огнева.

«Мой иконостас» - так это называл Зубр.

Как это могли быть? На глазах у всех. Не мудрено, что в местное гестапо шли доносы.

С этим вопросом я обратился к Роберту Ромпе, известному немецкому физику, связанному в те годы по работе с Кайзер-Вильгельм Институтом, в который входила лаборатория Зубра. Он мне сказал:

- Тима не трогали потому, что слава его к тому времени была настолько велика, что это было просто невозможно. Так же как не трогали Макса Планка и Макса фон Лауэ, великих немецких физиков, известных своими антифашистскими взглядами. Тим имел уже Кистяковскую медаль и считался самым известным генетиком. Добавьте сюда и то, что авторитет Кайзер-Вильгельм -Института стоял так высоко, что покушаться на него возбранялось.

Роберт Ромпе был связан с антифашистским подпольем. Во время войны он возглавлял лабораторию известной своими лампами накаливания. Занимался он физикой плазмы, физикой твердого тела. Его подпольная деятельность была активной и после войны он возглавлял руководство высшими школами и научными учреждениями ГДР.

Вторая мировая война набирала силу. Немецкие войска двинулись по дорогам Польши, самолёты бомбили Варшаву. В апреле 1940 г. гитлеровцы маршировали в Дании. На севере в те же дни их отряды заняли норвежские порты. Спустя месяц Гитлер оккупировал Голландию, Бельгию, Люксембург. С недолгими боями немецкие войска обошли «линию Мажино». Танковые колонны двигались через Францию к Парижу. Столице Франции была объявлена открытым городом. Гитлер в пальто. держа в левой руке белые перчатки, прошелся по Елисейским полям к Триумфальной арки.

Германия принялась бесстыдно, уже не заботьтесь об оправданиях и поводах,  захватывать, грабить, порабощать. Германия, которую Зубр успел полюбить, немцев -честнейший,  работящий, талантливый народ, среди которых у него было столько друзей.

У него не осталось Германии,  его лишали России, с ним пребывала лишь наука.

Рушились,  падали королевства,  правительства, горели города,  бомбоубежища стали кровом,  чемоданы- домами,  горький дым поражений,  бессилия и позора стлался  над Европой.

И хотя на любые упрёки он имел что ответить и выставить себя кругом правым,  от этой самой правоты становилось ему самому тошно. Дома бьют, долбают единомышленников, а он отсиживается у фашистов за пазухой…

Зубр не допускал никакого «психоложества». Однажды я заупорствовал, выжимая из него что-то более определённое. Но он отмахнулся: чужая шкура не болит,  кусай меня собака, только не своя.

Он никогда не был анахаретом, не был одержим, не был фанатиком науки. Он жил «во все стороны», бурно и жадно. Теперь наука стала его убежищем. Он обдумывал синтетическую теорию эволюции. Выстраивались учение о микроэволюции. Начиналась она с популяции. Открывалась дивная картина стараний природы, стало видно, как в её сокровенных тайнных мастерских из бесконечного числа комбинаций отбирались лучшие. Так неведомым образом действовали механизмы отбора,  работа то убыстрялась,  то что-то происходило, как будто природа уставала.

-…Наш коллоквиум был организован так: на каждом собрании назначался «провокатор». Задача его - спровоцировать дискуссию. Он кратко, почти афористично и обязательно с юмором формулировал проблему, чтобы позадористей, чтобы не серьезно. Серьезному развитию серьезных наук лучше всего способствует легкомыслие и некоторая издевка.  Нельзя относиться всерьез к своей персоне. Конечно, есть люди, которые считают, что все, что делается с серьезным видом,-разумно. Но они, как говорят англичане, не настолько умны, чтобы обезуметь. На самом же деле чем глубже проблема, тем вероятнее, что она будет решена каким-то комичным, парадоксальным способом, без звериной серьезности…