Праздник, который всегда с тобой. Прощай, оружие!

- Доброе утро, офицер, я Фредерик Генри.

• Привет, Генри, может, выпьем?
• Да. Здесь газеты двухнедельной давности.
• Это ужасно. Война. Надо послать швейцара за новыми.
• Вы будете допивать вермут?
• Да. Сегодня вечером познакомлю с одной особой.
• Давайте сейчас. Только возьму пачку денег.
• Нынче в отеле подали молодое вино. Сволочи. Вы готовы?
• Я знаю у кого купить хорошее вино. Готов.
• Добрый день, мисс, я Фредерик Генри.
• Вы пьете коньяк? Я Кэтрин.
• Пью. Вы любите меня?
• Люблю-прелюблю любовно. Жаль, что вы взорвались.
• Я наступил на мину, когда нес таз с макаронами.
• Можно я приду к вам ночью, и мы займемся любовью?
• Да. У вас есть вино? В госпитале просто невозможно.
• Конечно. Вот вино. Я беременна.
• Я не расстроен.
• Как чудесно-расчудесно. Выпьем?
• Пиво полезно малышу.
• Мне пора на фронт. Пока.
• Как скажешь.
• Я разочаровался в войне. Уезжаем.
• Как хорошо жить в Швейцарии!
• Жаль, не покатаемся на лыжах. Война.
• Добрый вечер, доктор, я Фредерик Генри.
• Ваша жена при смерти, никак не может родить. По стаканчику?
• Спасибо. Дорогая, как ты?
• Я умираю, но не беспокойся. Сходи поешь.
• Хорошо. Доброй ночи, я Фредерик Генри. Мне еды.
• Вы поели? Ваша жена умерла.
• Поел. Пока Кэтрин.

C Хемингуэйем подружиться пытаюсь довольно-таки давно... и безуспешно. Думала, может, не то читаю ("Старик и море", "Фиеста"). Автор же гений, талантище, величайший из великих... М-да. Вот и "Прощай, оружие!" прочтено. И теперь мне совершенно очевидно - с автором нам не по пути. Хемингуэй для меня так далек, что проза его вызывает исключительно раздражение. Я пожимаю плечами и развожу руки... Ну что такое написано в романе, что так полюбилось миллионам читателей? Как эта книжулька сделала своего создателя великим писателем?! Недоумеваю... И искать какие-то причины и оправдания своей антипатии, пожалуй, совершенно лишнее занятие. Подобных примеров "шедевров" и "великих" у меня уже набралось: и Фицджеральд, и Сэлинджер.

Но ближе к произведению.
Во-первых, сюжет. Он, конечно, присутствует, но его и как бы нет. Все же аналогия с Ремарком на ум приходит. Он тоже зачастую писал как бы и не о чем, просто о жизни, о жизни простых смертных. Но писал художественно что ли. Г-н Хемингуэй пишет настолько просто, плоско и пресно: набор слов, которые согласуются друг с другом, но чтение этого набора не вызывает ровно никаких эмоций. За исключением нескольких эпизодов, все действие книги происходит в помещениях, где главные герои-любовники предаются праздности.
А повторы? Их несметное количество. Я не профессионал, но даже мне, обывателю, резали глаза эти бесконечные повторения одного и того же слова в двух-трех предложениях. Это что, стиль писателя такой? Или редакторы правок не вносили? Непонятно...
Форма романа - сплошное однообразие. Глава начинается пространным описанием, как правило, местности и природы. Затем следуют диалоги - разговоры ни о чем на несколько страниц. Все, глава завершается. Начинается следующая - один в один как предыдущая.
Диалоги - это - как бы помягче сказать? - набор фраз типа:
- Милый, хорошо. Правда?

• Да, очень хорошо.
• Очень хорошо, милый.
• Иди ко мне.
• Нет, не пойду.
• Ну иди ко мне.
• Нет, милый.
• Иди ко мне.
• Хорошо, иду.

• Да, хорошо.
• Как хорошо, милый.
• Чудесно! Иди ко мне...

Я, конечно, чего-то не понимаю... На вкус и цвет все карандаши разные и т.д. и т.п. Но такую литературу читать больше не хочу. Жалко времени. И на сегодня вопрос Хемингуэйя для меня закрыт. Великий писатель? Пусть! У меня свои соображения на этот счет.

Книга прочитана в рамках "Игры в классики". Усложненная версия.

«Париж никогда не кончается, и воспоминания каждого человека, который жил в нем, отличаются от воспоминаний любого другого. Мы всегда возвращаемся туда, кем бы мы ни были, как бы он ни изменился, независимо от того, насколько трудно или легко было до него добраться. Он всегда того стоит и всегда воздавал нам за то, что мы ему приносили».

Праздник, который всегда с тобой. Воспоминания, которые никогда тебя навсегда не оставят. Да, спустя годы, десятилетия ты забудешь детали, мелочи, но не забудешь ощущений, настроений.
Париж 20-х годов 20 века, молодость Хемингуэя, молодая жена и ребенок, маленькая квартирка не в лучшем районе, лишенная привычных для нас, детей цивилизации, удобств. Радость от работы, от создания рассказов, даже если они рождаются мучительно за столиком парижского кафе. Радость от еды, потому что всегда хочется есть – не непременное ли это сопровождающее жажды жизни. Путешествия, пусть на последние выкроенные деньги, но приносящие счастье и дарящие тепло.
И встречи, встречи, встречи… Гертруда Стайн, Джеймс Джойс, Френсис Скотт Фицджеральд, Эзра Паунд: планы, задумки, мечты, несчастья и обычная человеческая жизнь. Кофе, виски и разговоры о литературе, жизни, людях. «Потерянное поколение», собравшееся, чтобы показать, что оно же и талантливое…

Наш, нищебродов, единственный шанс побывать в Париже - это читать такие вот книги. Однако, как буйно помешанному не на топографии, а на литературе, мне было интереснее читать портреты известных писателей, таких как Фицджеральд, Стайн или Джойс.

Прежде у меня был стереотип, что писатели это нравственный идеал людей, ибо раз они достаточно умны, чтобы написать замечательные произведения искусства, то они, мол, достаточно умны, чтобы вести правильную, образцовую жизнь. Мемуары Хэма в очередной раз доказывают мне наивность того давнего моего представления.
Скотт Фицджеральд - подкаблучник и тряпка + проблемы с алкоголем.
Гертруда Стайн - капризная бабёнка.
Форд Мэдокс Форд - надоедливый и неприятный.
Эрнест Хемингуэй - игрок в азартные игры + проблемы с алкоголем.
И т.д., и т.д.

Впрочем, Хемингуэй изображает этих и других своих коллег не только с отрицательной, но и с положительной стороны, создавая многогранные образы, не лишенные своего обаяния.

Хэм точно не был первым, кто романтизировал Париж в мировом культурном пространстве. К тому же Париж - сам себе реклама. Но вот в отличие от людей, город показан однобоко - он всегда праздник, но никогда не траур. Видимо, это то, каким автор запомнил Париж. Лично мне не хватило обратной стороны Парижа, его негативной изнанки (как было у Генри Миллера), присущей любому крупному городу.

Раздражало, как Хэм с женой, "голодая", сидели не на хлебе и воде, а уплетали всяческие яства, запивая их десятками сортов вина. То ли понятия о голоде для русского и американца различны, то ли я ничего не смыслю во французской кухне.

"П, КВСТ" - лайтовые ностальгические мемуары, к тому же небольшие по объёму, которые придутся по вкусу всем любителям литературы "потерянного поколения".

Эта книга вызывает удивительно полярные оценки - от любви через скуку к неприязни, и я много лет откладывала её, как и вообще знакомство с кумиром советского поколения 60-х, Эрнестом Хемингуэем. Откладывала еще и потому, что понимала, что книга была написана (или недописана) в 1960-м, меньше чем за год до смерти, человеком далеко не юным и совсем уже не счастливым.
И напрасно откладывала, как выясняется. Потому что молодость, голод, безденежье, стремление творить, попойки, прогулки и работа в кафе, разговоры с друзьями, чтение - все это описано таким светлым, каким почти наверняка не казалось тогда, когда эти события происходили - в 20-х годах ХХ века... Так получилось, что прошлой зимой я трижды посетила выставку "Модильяни, Сутин и другие", посмотрела снятый для неё фильм, и как-то особенно прониклась атмосферой тогдашнего Парижа, этой беззаботной нищеты и творчества, изумительных встреч будущих кумиров, веселых пирушек и жестоких похмелий, красивых женщин и рассерженных друзей, любви, ненависти, ярости - всех проявлений эмоций и жизни.
И вот в совсем небольшой книге воспоминаний Хемингуэя о том времени я снова увидела тот же город, тех же людей, и этот безалаберный образ жизни, который романтизировать можно, наверное, только после того, как тебя догнала слава, и свобода, и успех, и усталость... Так нежно он пишет о своей первой жене Хэдли, что можно почти забыть, насколько она не последняя, так весело о своих друзьях и собеседниках, что удается не задумываться, насколько сложным был этот период жизни и для Джойса, и для Фитцджеральда. Благодарна я американскому писателю и за то, как высоко он оценивает русских писателей, особенно, конечно, Чехова. Интересны мне его разговоры с Эзрой Паундом и Гертрудой Стайн, замечательно описан этот писательский раж, когда каждый, кто вмешивается в создающуюся историю со своим самым пустяковым вопросом, способен вызвать негодование, и даже ярость. И чудесен этот навсегда запечатленный автором образ того Парижа, который умеет быть Праздником. И не думаю, что этого Парижа больше нет, как пишут многие рецензенты. Наверное, как и мой Питер, этот Париж умеет прятаться от беглого туристического взора, и он все-таки живет не на улицах и в кафе, а внутри пишущего, потому что для того, чтобы праздник был всегда с тобой, его стоит носить в душе, а не искать во внешнем мире. :)
Пожалуй, в этот раз я еще должна признаться, что на моё восприятие оказал воздействие тот факт, что я книгу слушала. Со мной это случается нечасто, но здесь интерпретация текста абсолютно неизвестным мне Родионом Приходько, похоже, немало добавила очков в плюс книге. Голос очень мягкий, интонации спокойные, читает так, как будто действительно писатель рассказывает о своей жизни. Добавлено немного музыки, очень уместной. В общем тем, кто сомневается в формате - рекомендую слушать.
Удивительно, конечно, насколько светлую книгу сумел написать Хэм всего за год до своей трагической смерти. И жаль, что она настолько небольшая по объему, и содержит такое количество умолчаний. Впрочем, если говорить обо всем, наверное, эти воспоминания и не могли бы получиться такими светлыми.

Может, многие посчитают меня моветоном, но меня никогда не привлекала Франция. Даже более того: французы мне кажутся бессмысленной нацией. А романтику, которую воспевают любители Парижа, мне всегда казалось, можно найти и в других частях Европы.
К счастью, Париж, который я увидела у Хемингуэя, оказался совсем не типичных Парижем. Это был не город. Это было чувство. Такое теплое, ностальгическое, в котором смешались вкусы разнообразных аперитивов и запахи книг Достоевского и Чехова, на которые постоянно не хватало денег. Это были времена голода и холода, но они были сладкими, потому что рассказ уже выслан, и вот-вот придут деньги из редакции, и тогда можно пойти с милашкой Хэдди в какой-нибудь ресторанчик и побаловать себя небольшим обжорством - это голодное ожидание было самым лучшим. А на следующее утро сходить в "Клозери-де-Лила" и, заказав либо белого вина, либо пива, приняться за работу, порой упрямо не идущую, а порой протекающую с большим энтузиазмом. Вот она, романтика писателя!
И ведь самое главное, это помнить, что ты не один. Этот большой город теснит в себе столько талантов, которые в той или иной мере смогли почерпнуть из его недр какого-то вдохновения. И все они такие молодые, уверенные в себе, немножко смешные, немножко гениальные, но все в одной узде. Таланты, которые стали друзьями по духовной жажде.
И сам Париж. Париж ли это был вообще? Или какой-то другой город? Или не город совсем? Да, не город. Праздник. И для каждого он имеет свое значение. И покидая этот праздник, каждый заберет оттуда что-то свое. А оттого он и будет всегда с тобой.

P.S.: Благодарю за внимание, сэр.

Нет ничего хуже войны.

Вся книга - в этой фразе, ведь именно война накладывает свой такой мрачный и страшный отпечаток на человеческие судьбы.
Скажу честно, что когда я только начала читать, меня утомляло описание Гориции, месторасположений войск, и, да, мне было не так легко пробираться через этот особенный слог. Некоторые предложения я даже перечитывала по несколько раз, чтобы понять их смысл. Но буквально с двадцатой страницы все начало меняться. Один за другим, будто из ниоткуда (как это принято у автора) начали появляться персонажи - такие непохожие, но все-таки одинаково пострадавшие от войны.
Для каждого Первая Мировая разная. Для Фредерика (главного героя романа, американского архитектора, а теперь лейтенанта транспортного отделения санитарной части в итальянской армии) - медленная, и этим ужасная духовная смерть, полное разложение, для его друга Ринальди - повод получить медаль, попрактиковаться в хирургиии, показать себя и посмотреть на других, для Кэтрин - мука от того, что она не может быть рядом со своим молодым человеком, для полкового священника - способ укрепить свою веру и веру других.
Эта книга наиболее "потерянная", наиболее правдиво рассказывающее о войне. Ведь война - это не только тысячи павших, но еще и отдельная душевная трагедия каждого солдата.
Мне очень понравилась и сюжет произведения - по совету друга Фредерик знакомится с английской медсестрой Кэтрин Баркли - пожалуй, одной из ярчайших представительниц типичных Хемингуэевских женщин - женщин-жертв, готовых идти на все ради своего избранника. Она по-настоящему влюбляется в него. Но, к сожалению, для американца эта девушка с прекрасными волосами всего лишь игрушка.

Я знал, что не люблю Кэтрин Баркли, и не собирался ее любить. Это была игра, как бридж, только вместо карт были слова. Как в бридже, нужно было делать вид, что играешь на деньги или еще на что нибудь. О том, на что шла игра, не было сказано ни слова. Но мне было все равно.

Вскоре, во время всеобщего отступления Генри дезертирует вместе с Кэтрин в нейтральную Швейцарию, чтобы навсегда убежать от войны, "священность" которой его так мучит.

Я промолчал. Меня всегда приводят в смущение слова «священный», «славный», «жертва» и выражение «совершилось». Мы слышали их иногда, стоя под дождем, на таком расстоянии, что только отдельные выкрики долетали до нас, и читали их на плакатах, которые расклейщики, бывало, нашлепывали поверх других плакатов; но ничего священного я не видел, и то, что считалось славным, не заслуживало славы, и жертвы очень напоминали чикагские бойни, только мясо здесь просто зарывали в землю. Было много таких слов, которые уже противно было слушать, и в конце концов только названия мест сохранили достоинство. Некоторые номера тоже сохранили его, и некоторые даты, и только их и названия мест можно было еще произносить с каким-то значением. Абстрактные слова, такие, как «слава», «подвиг», «доблесть» или «святыня», были непристойны рядом с конкретными названиями деревень, номерами дорог, названиями рек, номерами полков и датами.

Но есть в "Прощай, оружие" еще одна тема - неизбежность расплаты. За все всем рано или поздно приходится платить. Так, за побег с фронта Генри навсегда потерял свою любимую фронтовую игрушку Кэтрин и своего сына, которого так и не успел полюбить.

От расплаты не уйдешь.

- вот что понял лейтенант после всего случившегося в Лозанне... И мне кажется это объективным.
А в конце книги меня поразили итоги, которые как бы подводит автор. Первый означает суть войны, второй - принцип мира.

Однажды на привале в лесу я подложил в костер корягу, которая кишела муравьями. Когда она загорелась, муравьи выползли наружу и сначала двинулись к середине, где был огонь, потом повернули и побежали к концу коряги. Когда на конце их набралось слишком много, они стали падать в огонь. Некоторым удалось выбраться, и, обгорелые, сплющенные, они поползли прочь, сами не зная куда. Но большинство ползло к огню, и потом опять назад, и толпилось на холодном конце, и потом падало в огонь. Помню, я тогда подумал, что это похоже на светопреставление и что вот блестящий случай для меня изобразить мессию, вытащить корягу из огня и отбросить ее туда, где муравьи смогут выбраться на землю. Но вместо этого я лишь выплеснул на корягу воду из оловянной кружки, которую мне нужно было опорожнить, чтобы налить туда виски и потом уже разбавить водой. Вероятно, вода, вылитая на горящую корягу, только ошпарила муравьев.

Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломаться, он убивает. Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки.

На меня эта книга произвела неигладимое впечатление.Местами мне было по-настоящему страшно, например, когда Генри увидел умирающего Пассини, или когда застрелили Аймо, или когда умирала Кэтрин. Хемингуэй мастер своего слова. У него много удивительных деталей. Одна из них - непрекращающийся дождь. Дождь заливал крышу миланского госпиталя, итальянские пути отступления и окно больничной палаты Кэтрин, предсказавшей свою смерть во время ливня.
Я читала эту книгу дольше обычного, наверное, потому, что не просто "глотала" ее, а размышляла над каждым абзацем, сопоставляла, искала,воображала, как все сложилось бы, не будь войны. Наверное, это одно из немногих произведений, в котором я смогла отыскать в одном из героев (а именно в полковом священнике) себя и посмотреть на многое абсолютно другими глазами.
Надеюсь, что в скором времени я обязательно познакомлюсь и с другими шедеврами этого замечательного писателя.

Роман разочаровал. В аннотации написано "Первая - и лучшая! - книга "потерянного поколения англоязычной литературы о Первой мировой... Роман, прославивший Эрнеста Хемингуэя". Одно из самых известных его произведений о войне, любви и человеческой трагедии. Но насколько же сухо, однобоко и скучно написано. Мои ожидания не оправдались. Кто-то назовёт такой стиль лаконичным и сдержанным, я же, в свою очередь, предпочту назвать утомительным. Его проза насыщена краткими предложениями, что лишает роман эмоциональной глубины.

Действие разворачивается на фоне Первой мировой войны, а главный герой, лейтенант Фредерик Генри, служит командиром транспортного отделения санитарной части в итальянской армии. Война становится для него не только физическим, но и эмоциональным испытанием, особенно после встречи с медсестрой Кэтрин Баркли.

Такие диалоги между героем и его возлюбленной вызывают больше вопросов, чем ответов. Вместо того чтобы углубляться в личные переживания, они ограничиваются поверхностными рассуждениями о жизни и войне, создавая иллюзию общения. Это приводит к восприятию персонажей как ярлыков, а не как полноценных личностей, способных переживать спектр эмоций. Кэтрин часто выглядит слишком идеализированной, а её преданность Фредерику порой граничит с навязчивостью.

С другой стороны, "Прощай, оружие!" — это мощное произведение, которое заставляет задуматься о бессмысленности войны и хрупкости человеческой жизни. Хемингуэй пытается передать атмосферу хаоса и отчаяния, которые сопровождают войну. Его стиль, хотя и минималистичный, создаёт определённые ощущение присутствия, стараясь погрузить читателя в события.

Книга, обладает очевидной литературной ценностью и значимостью в контексте произведений Хемингуэя, но, к сожалению, не лишенная своих недостатков. Безусловно, она может привлекать тех, кто интересуется темой войны, любви и человеческих переживаний, но я не смог открыть для себя всю красоту и многогранность, для меня она оказалась пресной и однобокой.

P.S. Пунктик Хемингуэя про алкоголь, который присутствует почти в каждой значимой сцене, тоже не добавляет литературности произведению. Возможно это попытка ухода от реальности или способ справиться с болью, страхом, найти утешение, когда мир вокруг рушится. Не знаю. По мне так явно перебор.