The Brief and Wondrous Life of Oscar Wao

В те времена города еще не выродились в монстров, что стращают друг друга дымом и гарью, и куда бы ни дотянулись их щупальца, всюду вырастают хрупкие башни; в те времена пределом городских мечтаний была утопия Корбюзье; город обрывался резко, как импровизация ударника: в эту секунду вы находились в гуще двадцатого века (ну, двадцатого века третьего мира), а в следующую проваливались на 180 лет назад, в поля волнующегося тростника.

Вот вам белые люди. У них кошка потеряется, и они резвешивают воззвания на всех углах. А у нас, доминиканцев, потеряется дочь, и мы даже не отменим посещение парикмахерской.

По-моему, проклятья — чистая выдумка, их не существует. А зачем они, если есть жизнь? С нас и её хватит.

Продул с треском одиннадцатилетнему панку и особо не расстроился. Первый признак того, что его век близился к концу. Когда новейшая фанатская штуковина тебя уже не заводит и ты предпочитаешь старье новизне.

Чувак нес свое фанатство, как джедай – световой меч, а человек-линза – свою линзу. Сойти за нормального шансов у Оскара не было, даже если бы он и захотел.

Может, вы спросите: а почему газеты не подняли шум, почему правозащитники бездействовали, а оппозиционные партии не устраивали митингов? Я вас умоляю, не было ни газет, ни правозащитников, ни оппозиционных партий — был только Трухильо.

Первый признак того, что его век близился к концу. Когда новейшая фанатская штуковина тебя не заводит и ты предпочитаешь старье новизне.

Мы, латиносы, в чем-то и знаем толк, так это в покорности диктаторам, поддерживаемым США

Вы и понятия не имеете, сколь крепко держат нас за шкирку наши матери, даже те, кого никогда не бывает дома, - особенно они.