Собрание сочинений в 3 томах

Насколько же это тягучее произведение и не в плане того, что затягивает с головой и хочется поскорее дочитать, а словно тебя засасывает трясина, из которой не выбраться. Атмосфера не просто мрачная, а из серии жизнь боль, всё тлен.
Нас знакомят с К., который решил устроиться в Замок землемером. За всё время прочтения я так и не уверилась, а землемер ли он вообще по профессии. На этот счет с первых же строк были серьезные сомнения. На пути у него постоянно появляются препятствия и поначалу он считает их преодолимыми и всячески старается в этом Замке оказаться. Но чем ближе тот ему видится, тем, по сути, дальше от него главный герой находится. По итогу он оказывается в тупике и вынужден это признать. От всей книги веет безысходностью, тем, что бюрократическую систему не сломить и не перехитрить. И что всех всё устраивает, никто не пытается ничего изменить, все живут инертно и вполне этим счастливы, потому не понимают и осуждают бултыхания К.
Параллельно главной темы недостижимости Замка идут якобы любовная линия К. с бывшей любовницей Кламма, служащего Замка. Пожалуй, одна из самых странных любовных историй, которые мне довелось прочесть. Не поняла этих отношений, которые и отношениями сложно назвать, а весь этот вздор о любви, звучащий из их уст нелеп и смешон, потому как ни в какие чувства поверить не представляется возможным.
Помимо этой линии есть ещё линия с семьей Варнавы, и в эту линию ещё хоть как-то верится. Тут нам показывают, как вся семья стала изгоями из-за одного служителя Замка. Как в угоду им все соседи и друзья отвернулись от них, и как их имена в кругу этих людей стали нарицательными.
В итоге вся жизнь людей вертится вокруг мистического Замка, обитатели которого чуть ли не боги, которые иногда снисходят до простых смертных. Хотя есть среди последних и те, кто в этом сомневается, они ли это в действительности или всего лишь их слуги.
История обрывается, оставляя привкус незавершенности, но может это и к лучшему. Возможно, в такой концовке есть хоть какая-то надежда на проблеск, потому как в ином случае нас ожидает один лишь мрак.

Именно так у меня и вышло с этой книгой. Ну просто невероятная тягомотина! Несмотря на то, что в некоторых моментах повествования я вспоминала любимого мною Достоевского и уважаемого Гоголя, читать было очень тяжело. Я спотыкалась буквально на всем - на сложно составленных предложениях, на длинных монологах персонажей, на ходе их мыслей...

Некий землемер К. прибывает на службу якобы по назначению Замка. Однако оказалось, что попасть в Замок не так-то просто, даже практически невозможно. И вообще вызов землемера был случайной ошибкой замкового делопроизводства. Собственно, весь сюжет романа сводится к попыткам К. попасть в Замок или хотя бы удостоиться приема кем-нибудь из властей.

Некоторые идеи лежат на поверхности: недосягаемость контакта с властями для простых людей, невероятная, просто мозговыносящая бюрократия, а также порочность и безнравственность властей. Грубость, недалекость, чинопоклонение и жестокость окружающих. И посреди этого мракобесия - пытающийся сохранить рациональное зерно человек. Это, как мне кажется, реалистичная, приземленная основа романа.

А вообще атмосфера книги создает ощущение абсурдности происходящего в условиях кажущейся логичности. Очень многие читатели сравнивают происходящее в романе со сном. Я этой ассоциации не испытала, но расплывчатость и изменчивость происходящего действительно очень напоминают сон.

Все доводы К. жители деревни переиначивают и опровергают так, что становится сложно спорить. Более того, они противоречат сами себе в соседних предложениях. Все словно бы перевёрнуто с ног на голову, и единственный адекватный человек оказывается "за бортом" общества здешней деревни. И чем дольше К. пытается попасть в Замок, тем бессмысленнее выглядят его попытки. В начале энергичный и уверенный в себе, К. превращается в разбитого усталостью человека. Он теряет силы для деятельной борьбы и погрязает все глубже в жизненном болоте этой странной деревни.

Отношения К. с Фридой не менее нелепы, как и с другими женщинами. Все логические связи и нормальные отношения между людьми словно бы разрушены. Взять хотя бы тот момент, что первой бесстыдницей "на селе" стала женщина, отвергнувшая домогательства чиновника. А любовницы власть предержащих, даже самых мелких, пользуются необыкновенным уважением.

Я не привыкла просто брать и хейтить не понравившиеся мне книги. Я все равно стараюсь хоть немного разобраться в прочитанном. Тем более, Кафка вообще и этот конкретно его роман имеет много поклонников. Поэтому я бегло познакомилась с биографией автора и обязательно прочитала сопроводительную статью к роману в моем издании. А также еще пару других критических статей и несколько рецензий на Лайвлиб.

Вот честно, я поразилась, сколько оказывается скрытых смыслов находят в этом произведении. Ума не приложу, где это можно было высмотреть ))) И метафоричность самого Замка, как нечто недосягаемого - Бога, другого идеала, счастья и т.д. То, к чему человек стремится, но никак не может достичь. Потому что он всего лишь человек. Ничтожный, глупый, мелочный и пр. Ведь хорошая идея, на самом деле, и не сложная. Но от меня это ускользнуло. Я не прониклась ни стилем Кафки, ни атмосферой произведения, ни мыслями, которые вызывало у меня чтение. Я дочитывала через силу. И была рада, что роман обрывается, потому что мучить себя дальше я просто не могла.

Мне было бы очень интересно узнать мнение тех, кто любит это произведение.
Поделитесь, что именно вам понравилось в "Замке"?
Чем оказался близок этот роман?

Самое страшное в книге, на мой взгляд, - это то, с какой будничностью и обыденностью автор описывает весь этот происходящий в рассказе ужас, как что-то вполне обыкновенное (поэтому это единственное произведение Франца Кафки, которое мне не нравится). И то, как человек превращается однажды утром в большое насекомое, и то, с какой легкостью люди - в мгновение ока - отрекаются от своего сына, брата и с какой радостью встречают его смерть. И я даже не знаю, что в итоге все-таки страшней: первое или второе. И хочется верить (да что там - верю), что таких людей меньше, чем тех, кто готов быть до конца жизни со своими близкими, несмотря на их "особенности".

Не знаю, что сподвигло автора на подобный рассказ - трудные ли отношения со своими родными, в особенности с отцом, или же просто природный склад характера и довольно мрачный взгляд на жизнь - но рассказ получился донельзя безысходным, депрессивным и вообще убивающим веру во все светлое и доброе (но это, конечно, исключительно мое личное мнение, читала, что некоторые исследователи, наоборот, считают эту новеллу Кафки вершиной его творчества).

3 балла из пяти, для меня это чересчур мрачная литература

Океан литературы безграничен. В нём полно всякого рода произведений, как весьма стоящих, так и проходных, как весьма интересных, увлекательных, трогающих до глубины души и оставляющих после прочтения очень яркий след, так и неярких, довольно скучных, нудных, тяжелых в прочтении или же и вовсе непонятных. Таким довольно странным и непонятным произведением, однако в котором чисто интуитивно ощущаешь что-то мощное в психологическом плане, но оно, как бы ты ни старался это понять, всё равно как-то ускользает от твоего понимания, для меня оказался "Процесс" Франца Кафки.

Из-за всех странностей, которые здесь встречаются, и отсутствия какой-то конкретики в происходящем на страницах это произведение иначе как абсурдом не назовёшь, поскольку многое из описанного здесь Кафкой выглядит очень уж нелепым, непонятным и алогичным. Произведение начинается с того, что к некому Йозефу К., живущему тихо и мирно, приходят какие-то довольно странные надзиратели и сообщают ему, что он арестован, однако в тюрьму его не забирают, а также сообщают, что против него ведётся некий судебный процесс. В чём его обвиняют, нашему герою не говорят, на что опирается этот процесс и в чём он заключается, тоже абсолютно непонятно, однако его неотвратимость налицо и избежать его нашему герою никак не получится. Пытаясь разобраться в сути начатого против него процесса и узнать, в чём же его обвиняют, К. по ходу развития повествования сталкивается с весьма необычной стороной судопроизводства, где очень много всякого нелепого и абсурдного, где никто толком не знает, зачем происходит этот процесс, как и многие подобные ему, и есть ли в их проведении хоть какой-то смысл, и где все просто исполняют какие-то странные обязанности, непонятно кем выданные и определённые.

Будучи совершенно уверенным в своей невиновности, К. поначалу не относится серьёзно к такому нелепому положению вещей относительно нависшего над ним процесса, но по мере развития повествования его отношение к процессу меняется. Этот загадочный и нелепый процесс, который на страницах книги даже толком и не описывается, но всё же как-то неотвратимо идёт за кулисами повествования, заставляет главного героя пытаться узнать о нём хоть что-то, попробовать самому ходатайствовать в свою защиту и узнавать о разных возможностях, как выбраться из него, однако всё происходящее на страницах всё больше затягивает главного героя, а вместе с ним и читателя, в весь этот абсурд и ни к чему конкретному (за исключением лишь печальной концовки для героя) не ведёт. В итоге все действия главного героя оказываются бессмысленными (как в принципе и всё, что описывает здесь автор), печальный исход процесса неминуем, а его судьба в нём неизбежна и безнадёжна.

Честно скажу, всякого нелепого, абсурдного и алогичного на страницах данного романа оказалось предостаточно, и я вряд ли многое понял из того, что хотел сказать в нём Кафка, если он действительно хотел в нём что-то сказать. Уже с самого начала, читая описываемое автором и видя во всём этом некую абсурдность, я стал задаваться вопросами для чего автор всё это делает и что он этим хочет сказать? Зачем всё происходящее на страницах этого романа, поступки и поведение своего главного героя, а также изображаемые им человеческие отношения он показывает какими-то неправдоподобными, неестественными, крайне абсурдными и нелогичными? И чем дальше я читал этот роман Франца Кафки, тем больше у меня возникало подобного рода вопросов ко всему здесь происходящему, но ответов на них я, увы, не находил. Продолжая читать, я до самого конца надеялся, что какие-то ответы я всё же здесь получу, что картина всего описанного здесь автором всё же проясниться и ко мне придёт понимание, но нет. По этой же причине происходящее на страницах меня здесь нисколько не захватило. На протяжении всей этой истории оно казалось мне каким-то странным и непонятным и то ли завуалированным, то ли наполненным какими-то авторскими аллегориями и метафорами, смысла которых я так и не понял. Быть может, и не стоило искать особого смысла в столь абсурдном, по сути, произведении, поскольку, как я потом узнал, литературное творчество для Кафки - человека с тонкой психической организацией - выступало неким средством психологической разрядки, благодаря которому он выплёскивал на бумагу свои переживания, эмоции и испытываемые им ужасы, порождаемые его восприятием окружающей его действительности, и "Процесс", как и многие творения Кафки, писавшийся без всякого плана и последовательности, как раз и был такой вот очередной его разрядкой.

По прочтении данного романа не могу сказать, что он вызвал у меня целую гамму каких-то чувств и эмоций или ярких впечатлений. Да, это произведение заставляет задуматься о безысходности и тщетности человеческой жизни, некоторых процессов и ситуаций, возникающих в ней, вызывает множество вопросов по поводу описанного автором на его страницах, но, увы, не даёт ни одного ясного и чёткого ответа, оставляя читателя с его собственными домыслами относительно прочитанного. Несмотря на то, что произведение это меня как-то ничем не впечатлило, мне трудно назвать его плохим, но и каким-то там гениальным и выдающимся тоже. Оно странное, неоднозначное и определённо сложноватое для понимания, хотя не стану отрицать, что кто-то, кто, вероятнее, глубже знаком с творчеством Кафки, конечно же, сможет понять его намного лучше. Мне же чётко разобраться, найти смысл и проникнуться этой историей не удалось. Не скажу, что эта книга мне понравилась, однако и каких-то негативных эмоций она у меня после себя тоже не оставила. Как выяснилось, чтение Кафки - это весьма необычный опыт, который я могу записать себе в плюс. Я всё же стал на одну книгу мудрее, пусть даже ей и оказался не совсем понятный мне "Процесс" Франца Кафки.

Начинается всё почти как сказка. Одним холодным зимним вечером единственного на всю округу врача вызывают в удалённую деревню к тяжелобольному пациенту. Вся проблема в том, что у доктора нет своей лошади, и он не знает, как добраться до больного… Вскоре править бал начинает мрачная фантасмагория.
«Сельский врач» Кафки относится к тем текстам, которые читаются очень быстро, но чтобы понять их, потребуется намного больше времени. При этом нет никакой гарантии, что вам удастся составить своё мнение относительно того, о чём же рассказ.
Я, признаюсь, по прочтении осталась в некотором недоумении. Слово, которое могло бы описать мои сумбурные впечатления, - это бессилие, экзистенциальное бессилие. Все персонажи в рассказе, кроме, пожалуй, конюха, так или иначе демонстрируют своё бессилие перед жизненными обстоятельствами. Здесь и неспособность сельского доктора самому раздобыть лошадь, обуздать свирепого конюха и защитить свою служанку Розу («…при помощи моего ночного колокольчика меня терзает вся округа, а на этот раз пришлось поступиться даже Розой, этой милой девушкой, — сколько лет она у меня в доме, а я её едва замечал»), его первоначальное неумение разглядеть болезнь мальчика и последующее бессилие перед ней. И наконец, неспособность доктора вырваться на свободу из «мороза злосчастного века» (хотя, с другой стороны, никому не дано вырваться из века, в котором он живёт) и одновременно неспособность родных мальчика и жителей деревни воспрепятствовать «побегу» доктора.
Одним словом, весь рассказ представляет собой своего рода метафору бессилия, осознания неотвратимой участи и беспомощности перед ней. По крайней мере, именно на такие мысли он меня навёл.

В одном обзоре говорится, что в «Сельском враче» много моментов, позволяющих провести параллель с библейской историей о пророке Элияу и его преемнике Элише (одна из версий). На это, к примеру, могут указывать постоянно всплывающий мотив шубы (слишком уж часто она возникает в рассказе) и неожиданное для заснеженной деревни сравнение лошадей с верблюдами («...и два могучих коня, прижав ноги к брюху и клоня точёные головы, как это делают верблюды, играя крутыми боками, едва-едва друг за дружкой протиснулись в дверной проём»). Сопоставление с верблюдами действительно выглядит как инородный элемент в теле рассказа.

Можно строить разные догадки и искать в тексте параллели, но трудно поспорить с тем, что этот рассказ крайне загадочен даже для Франца Кафки.

Очень интересный рассказ, который мне было непривычно читать после романов Кафки "Замок" и "Процесс", которые мне тоже понравились. Здесь, в отличие от романов, язык кажется гораздо более лёгким, поэтому я прочла рассказ довольно быстро. При этом было действительно интересно, несмотря на то, что это больше рассуждение, нежели наполненное событиями повествование.

Герой от первого лица рассказывает о том, как начиналось строительство китайской стены, почему возникла такая "необходимость", как отнеслись к строительству жители Поднебесной. Интересно, что многие были готовы участвовать в стройке по указанию властей, будучи не согласны с тем, что это вообще нужно, или даже не вникая, зачем это нужно. Просто такие люди боготворили императора, чьё слово вызывало на их лицах улыбку, ведь он, можно сказать, был для них идолом. Так простая история о строительстве постепенно перерастает в размышление об отношении человека к власти и вышестоящим по социальному положению людям.

Франц Кафка — один из моих любимых писателей. Несмотря на сложность повествования, я наслаждаюсь чтением его произведений, а после данного рассказа мне захотелось прочесть и другие образцы малой прозы в его исполнении.

С Кафкой впервые я познакомилась чуть больше 10 лет назад, два его произведения, прочитанные в рамках университетской программы по зарубежной литературе, вызвали у меня дикое желание больше никогда-никогда не прикасаться к его книгам. Но вот годы шли, и мне стало интересно, а не погорячилась ли я, ведь, несмотря на все мое негодование, я до сих пор помню и сюжеты тех книг, и свои эмоции, и впечатления. Для эксперимента был выбран данный рассказ, выбирался он по принципу наименьшего количества страниц, потому как не дочитывать я практически не могу, а мучиться, если вдруг опять несрост, я тоже не хотела.

Сам рассказ я читала минут 10, а потом еще час искала в интернете любые статьи о нем, которые могли бы помочь мне хоть частично ответить на вопрос "А что это блин было-то?". Потому что это просто взрыв мозга, читается с интересом, но ты вообще не понимаешь что происходит. Сельского врача в студеную зимнюю пору вызывают к пациенту, ехать до которого около 10 миль, а у доктора как назло лошадь на днях померла. Все, на этом внятный сюжет заканчивается и начинается какая-то фантасмагория, в которой есть место таинственным мужичкам, в обмен на лошадей забирающих себе юную служанку, каким-то сказочным похожим на верблюдов лошадям, небольному пациенту с гниющей раной в боку, издевательским детским стишкам, шубе, которая не шуба, а мощнейший библейский символ... Тринадцать страниц на экране телефона вместили себя столько, что я до сих пор сижу под впечатлением.

В общем, это было странно, непонятно, пугающе, абсурдно и дико интересно. Никогда не говори никогда, это про меня и Кафку, видимо)

P.S.: Пока искала подходящую иллюстрацию, выяснила что есть достаточно свежее коротенькое аниме по этому рассказу, обязательно посмотрю.

Дальше...

Попытка лит анализа:

Совершенно обыкновенный герой, даже героем его трудно назвать, просто персонаж, настолько быстро и неожиданно становится изолированным на стыке двух миров, один из которых представлен недостижимыми, недоступными силами, что становится особенным.

Отсутствие индивидуальных черт служит тому, что каждое действие несет особую смысловую нагрузку. Главный герой пытается справиться с мистическими контролирующими силами, с кризисом идентификации, с проблемами ответственности, долга, вины.

Результатом является практически мифический образ борьбы индивида с внешними силами, бюрократией, злом... Список можно продолжить. И как это у Кафки и часто в жизни, безысходность этой борьбы.

Личное впечатление

Обожаю. Один из любимых романов. Гениально головокружительное погружение в атмосферу абсолюта из которого нет выхода. Гений Кафки потрясает до дрожи в позвоночнике.

Вечер. За окном, одинокий клён на ветру, словно бы передразнивает мою жизнь.
То затихнет, то вновь заплачет, весь дрожа, словно бы внезапно что-то вспомнив.
Мне одиноко и грустно: я поссорился с любимой. От неё давно нет писем. Я скучаю по ней и смотрю старый пронзительный фильм: Человек на луне (1991).
Старшая сестрёнка учит целоваться, младшую: на тыльной стороне ладони.
Младшая спрашивает: а если я в Тот самый момент, всё забуду?

- Ты просто доверься себе, и всё получится (с улыбкой сказала старшая).

- Ну.. если я доверюсь себе, то разлечусь на 1000 000 осколочков нежности.

Мне кажется, письма влюблённых, это и есть — 1000 000 осколочков нежности.
Словно от нежности и тоски по любимой в ночи, само собой разбилось окно (у него мы так часто томимся по любимому человеку, словно окно — это подлинная икона любви, с распятой красотой природы и её вечной печалью) и 1000 000 осколочков замерли в воздухе, и шелестят тихим блеском в темноте на ветру, так что со стороны кажется, из окна растёт зацветшая веточка сакуры, или крыло ангела, который прилетел к кому-то: на свете есть бесприютные ангелы, как и души.
Мне так нравится представлять Кафку на луне.
Это так.. естественно в своём безумии.
Когда у меня бессонница и я думаю о любимой, лёжа в постели и смотря на луну в окне, я люблю населять луну — Достоевским, Набоковым, Толстым, Сартром, Платоновым, Цветаевой…
И когда я засыпаю, они стоят апокалиптической кучкой на луне, как на очень странном митинге во время второго пришествия и что-то кричат мне.
Толстой мне машет кулачком и борода у него так мило трясётся, словно уставший ребёнок от смеха, прижавшийся к материнской груди.
Но Кафка, Кафка.. он словно был рождён для луны. А может быть и на луне. И письма у него — лунные.
В этом смысле он похож на Андрея Платонова, написавшего однажды любимой: У меня никого нет, некуда пойти, и никто не поймёт меня. Моя родина — Луна. Я люблю тебя.

Кафку хорошо представлять эдаким повзрослевшим, экзистенциальным и, чуточку аутичным Маленьким принцем на луне.
Вместо розы — аленький жучок.
Он склонился на колени, и гладит его со слезами на глазах, что-то беззвучно шепча.
В письмах к Милене, есть прелестный эпизод, словно бы приснившийся его повести «Превращение» (жизнь Кафки тем удивительна, что она словно бы разом, с каким-то мрачным упоением, снится различным героям его произведений.. словно бы мстя за что-то.).
Кафка сидит в кресле на чудесном солнечном балкончике и читает письмо от Милены.
Как это часто бывает, когда мы читаем письма от любимых, наш взгляд становится нежным лунатиком, и сам собой, идёт куда-то, «разговаривая» сам с собой с блаженной улыбкой, нарушая все мыслимые и немыслимые законы природы, гравитации, ласково блуждая по потолку, карнизу книжной полочки, весне на обоях..

Взгляд Кафки задержался на жучке, лежащем на полу: он лежал на спине и не мог подняться.
Кафка решил, что хорошо бы помочь ему..
Но зачитался, и когда вновь перевёл взгляд на жучка, он уже не двигался, и Кафка, с мрачноватым энтузиазмом пишет, что увидел редчайшее явление естественной и тихой смерти.
Пробежала ящерка, словно ангел (зелёный! с хвостом!), задела жучка и жучок ожил.
Я улыбнулся, читая это.. Разумеется, Кафка так и не понял, что это не он увидел редчайшее чудо, а — мы, читатели, словно астрономы, смотря в телескоп на далёкую планету, где просияла таинственная жизнь.

Разумеется, никакой ящерки в мире не было до того, как Кафка сел читать письмо от любимой.
Она (ящерка, не любимая), родилась творческой мыслью Кафки и проявилась в мире, прозрачно и тепло пробежав даже по ладоням читателя.
Ящерица — существо с даром регенерации. Она может восстановить утраченный хвост.
Читая иные письма от любимых своих, у нас порой не только вырастают крылья, и даже хвосты (рога? ибо в нас томятся ангелы и бесы), но и утрачиваем мы что-то бесконечно важное, трепетное — частичку души, крылья, и мы хотим во что-то превратится и вновь отрастить, — вернуть, — себе утраченную душу: себя!

Быть может, на примере Кафки — а может и вообще, на влюблённых с разбитым сердцем? — ангелы ставят эксперименты.
По их чудесной логике, если изъять двух влюблённых с земли, и переселить их на луну, чтобы они жили вне безумия и пошлости всего земного, и оставить их так лет на… 1000, то со временем, под светом боли и любви,двое влюблённых сами собой превратятся во что-то неземное, чудесное, немыслимое, что превышает даже воображение ангелов.
Читая письма Кафки к любимой — или.. перечитывая свои, со смуглым ангелом, мне казалось, что влюблённые вот-вот в кого-то превратятся от муки любви.

Хочется исповедоваться перед читателями моей рецензии и моими друзьями.
Настало время.
Мне кажется, что я… маньяк.
Не просто маньяк, а — маньяк-ангел.
Да-да, бывают и такие. Просто бывают ангелы-лунатики и они бесприютно блуждают по миру и влюбляются в земных женщин, возвращаются на небеса и им снятся странные, постыдные сны, и они стыдятся в раю лиловых цветов и томятся по чему-то чудесному.

Судите сами: однажды ночью, я преследовал молодого человека и девушку.
Они обернулись. Я — грациозно и талантливо превратился в фонарь.
Снова иду за ними… девушка оборачивается: я превращаюсь в шумящую на ветру листву высокого осеннего клёна.
Чихаю, с непривычки быть клёном и птицы вылетают из моей головы, словно мои тёмные и развратные мысли.
Девушка улыбается. Её обнимает молодой человек и они идут дальше.
Я приближаюсь к ним в тёмной арке, похожей на крыло уставшего ангела, заснувшего в неудобной позе в переулочке осени: люди могут перележать руку, и не чувствовать её. Ангелы могут перележать крыло, и в эти мгновения они становятся чуточку.. падшими, бескрылыми.
А влюблённые? Могут перележать любовь и нежность писем: есть в них что-то от белоснежных крыльев среди звёзд.

И вот — мне стыдно об этом писать!, — я набрасываюсь на худенького молодого человека в тёмном пальто.
Девушка с каштановыми волосами, от страха превращается в лужицу, с отражёнными в ней дрожащими звёздами.
Я убегаю..
Молодой человек лежит на асфальте возле лужи и смотрит на звёзды в небе.
Возле него белеют разбросанные письма, словно заблудившиеся и сошедшие с ума следы убийцы.
Письма повсюду: в воздухе замерли и не двигаются, на асфальте, в лужице, в звёздах..
Кажется, это душа молодого человека покинула тело.
Этот молодой человек — Кафка.
Девушка — Фелиция.

Пару лет назад я читал чудесные письма Кафки к Фелиции.
И вот, теперь я читаю письма Кафки к Милене..
Словно я преследую несчастного Кафку и набрасываюсь на него в переулке… и вдруг становится видна вся его любовь, как душа: так ангел видит душу умирающего: Всю, душу, не вмещающуюся в жизнь.
Боже мой.. на моих ладонях, коленях — душа Кафки. Его жизнь и любовь.
Я сейчас… в кого-то превращусь от нежности и боли.
Любимая зайдёт в спальню, а посреди постели растёт и шелестит алой листвой — клён.
И лужица возле постели, в которой отражаются звёзды (за окном — день).

При чтении писем авторов, встаёт экзистенциальный вопрос, не наивно-детский — ах, как стыдно, словно в замочную скважину подглядываю!
Может и ангелы на нас так смотрят.. с той стороны замочной скважины любви или снов.
Ещё одна маленькая исповедь. Постыдная: когда я был подростком и мастурбировал по ночам в постели, мне было стыдно, словно я пишу какое-то личное и нежное письмо, и это письмо — видят другие!
Кто? Да хотя бы дух моей умершей бабушки, душа собачки Жучки, не говоря уже про ангелов.
Иной раз я накрывался одеялом с головой — с душой! — и «писал» письмо девочке с удивительными глазами, цвета крыла ласточки, и мне до ужаса казалось, что в моей комнате, возле постели, стоит моя бабушка, качающая своей седой головой.
Жучка весело сидит у её босых ног и машет своим пушистым, рыжим хвостом, а у потолка — ангелы, с яркими и узорными крыльями, как венецианские люстры.
Было в этом всём что-то кафкианское до жути.
Когда я с девочкой возвращался домой со школы, недалеко от стройки, и на меня лаяли собаки (мне казалось, что именно на меня), то я краснел до ушей от стыда, словно душа Жучки всё рассказала собакам о моём ночном грехе, а девочка смотрела на меня своими дивными, чуточку разными глазами, чайного цвета, и улыбалась ласково: словно бы и ей, жучка и ангелы, всё рассказали.
Но я отвлёкся..

Итак, при чтении писем возникает два экзистенциальных вопроса: как читать?
Как человек, или — как ангел? (оптика ангела, словно он смотрит в телескоп на планету-рай, или.. планету-ад, или в прошлое).
Если как человек — то читать письма с чистого листа, не зная, кто такая Милена.
Словно ещё сегодня утром её не было на свете, и вот, как Незнакомка Блока, она нежно подсела за столик письма (накрытый на двоих! Кафка опаздывает..), и её душа постепенно проявляется перед тобой..
Если читать как ангел — то нужно что-то узнать о Милене, узнать её жизнь и любовь, узнать.. как она умерла.
А потом вернуться к письмам, словно ангел, к спящему человеку.. и, обнять его крылом, словно одеялом в зябкой ночи жизни.

Кафка познакомился с Миленой, когда она переводила на чешский, его рассказ — Кочегар.
Их любовь стала постепенно разгораться.
Обычный ад любви на земле: он вот-вот женится. Она — уже замужем. И любовь между ними, как бесприютный ангел,
Милена где-то писала: У Кафки нет способности жить. Он словно нагой среди одетых..
Любопытно, что Милена писала статьи для журналов мод, и эти тексты порой походили на письма к Кафке (бывают тексты, которые словно говорят с кем-то, а сами думают о чём-то своём, ласково улыбаясь).
Влюблённые знают, что можно и рецензию написать и стол накрыть и простой чай утром сделать так нежно.. что это будет похоже на письмо: быть может ангелы на небесах так и пишут письма?
А мы и не замечаем: качнулась веточка клёна за окном, улыбнулась на ветерке сизая юбочка незнакомки, любимая мне приснилась.. в виде сирени: это всё письма любви.

Милена, её милое существование, словно бы стало одеждой, для обнажённой и озябшей души Кафки.
Что было потом? Письма ангелов. Боль ангелов. — жизнь.
Вот идёт дождик, тени листвы от клёна на стене, качаются и бредят, кричат. Зажёгся свет в окне и погас, и другое окно зажглось… звёзды мерцают на небе и словно выстукивают светом — sos.
Это просто ангелы переписываются и ссорятся. Любят.
Жизнь Милены: брак, любовь, сны о счастье, утрата любимого, неудачное падение, хромота, наркотики, новая любовь, тяжёлые роды, сострадание к несчастным, концлагерь и смерть..

Это так таинственно: жизнь Милены — словно сон Кафки.
Кафка умер, а сон его ещё живёт, бесприютный, озябший, и любовь его живёт, словно лунатик, и эта любовь находит исход — в Замке, которым стал концлагерь, как символ кошмара жизни на земле.
Тема «кочегара» идеально и инфернально замкнулась.
Что есть Замок? Да всё: любовь, Рай, счастье, жизнь..
Туда идёшь годами, веками, и не достигаешь его.
Быть может потому, что мы — уже, в Замке? Огромном, как мир.
Мы просто хотим выбраться из него, а не войти. Или ищем кого-то в этом замке, без кого и мир и бог и жизнь и ты сам — нелепы и бессмысленны? Любимого человека.
Без него жизнь превращается — в Приговор (другой роман Кафки. К слову,  Цветаева обожала эти романы Кафки. Она была их героем. Как любовь в этом глупом и жестоком мире).

Кафка в полушутку писал Милене, что она возникла в его жизни из переписки его мозга и лёгких.
Мозг — был в тупике и боли, в крике о помощи.
В лёгких была чахотка и тоже, крик о чём-то (как в той самой легенде, где на двух разных берегах Стикса, две души перекрикивались о чём-то, не понимая друг друга).
Важнейшая для понимания отношений Кафки и Милены — мысль.
С одной стороны, Кафка фактически перерабатывает миф о рождении Евы из ребра Адама.
С другой стороны, Милена как бы является частью бессмертной души Кафки, её мучительной рефлексией.. крыла.
Подобно герою «Белых ночей» Достоевского, по меткому замечанию Цветаевой, на самом деле выдумавшем Настеньку, от боли и одиночества, так и Кафка — выдумал Милену, так странно похожую на него: у неё тоже, чахотка.
В письмах к Фелиции, возлюбленной до «эпохи Милены», Кафка забавно выразил свой идеал: она и он живут в одной квартире.
В разных комнатах. И.. пишут письма друг другу. И он с упоением пишет свои романы, ночью и днём: он — как Прометей, прикован к граниту стола, и лишь любовь и муза, словно ангелы, слетают к нему и утешают его боль одиночества и жизни.
Похоже на переписку «лёгких и мозга», правда?
Переписка души и тела..

Любовь Кафки была столь же гениальным и мрачным писателем, как и он сам: она писала свой Замок, свой Процесс.
Кафка писал: Я в браке — со страхом, в Праге. Ты — с мужем, в Вене. И оба тщетно пытаемся порвать эти узы.
50 оттенков страха Кафки. Это что-то экзистенциально-развратное.
Есть гений весны — Боттичелли, гений лесов — Шишкин, гений любви — Цветаева, Гений снов — Перси Шелли. А Кафка — гений страха. Он — тот самый мыслящий и дрожащий тростник Паскаля, перед звёздной бездной, с той разницей, что Кафка — каждой порой души, надежды, ощущает полыхающее безумие мира, оттого и жажда невесомости, как у души с содранной кожей: боязнь не то что тесного сближения с жизнью, любовью, но с  малейшим их соприкосновением.
Кафка быть может рад был бы превратится в жучка и незримо, ласково притаиться на плече любимой, пока она сидит на лавочке в парке под высоким клёном и ждёт его, поглаживая свои каштановые волосы и смотря на часы (сюжет для рассказа.. моего).

Сквозь письма Кафки доносится боль Милены, боль женщины (это так странно, таинственно, читать письма лишь одного человека и по отражению в них, словно от света луны, отражающих зашедшее солнце, угадывать чувства другого человека, «по ту сторону» письма, почти — жизни).
Милена хотела простого женского счастья. А кто его не хочет? Даже мужчины хотят..
Кафка убегает от ответа.. с грациозностью нимфы, убегающей от Фавна, превращаясь в его объятиях в кустик сирени.
Кафка превращается словно бы.. в клён, у фонаря в парке, или в дождик августовский за окном.
Боже! Ну как? Как женщине объяснить, что на языке Кафки это значит: я люблю тебя, Ви… Милена!

Вы были бы счастливы, если бы вам сказали: я люблю не тебя, а нечто большее: моё дарованное тобой бытие.
Вроде приятно, но.. что-то не то. Словно тебя — нет и ты ступенька для бытия другого (ах, и ступенькой быть сладко!).
Такие мысли хороши как дополнения к чему-то. Не хватает словно бы второго крыла мысли. А где оно? А Кафка укрывает им себя, как лунатик озябший — простынёй, стоя на карнизе.
У Кафки предельная недостаточность себя — в мире, и избыток мира и его снов, кошмаров — в себе, потому он погружён в себя и мыслит часто — в себя, и что бы полноценно ощутить его любовь, нужно стать частью его Эго, войти в душу его.. без стука и без тапочек. Без тела даже. Проще говоря — умереть и стать воспоминанием.
Но по какой-то нелепой случайности, умер — Кафка, и стал воспоминанием Милены.
Фактически в книге — любовь двух воспоминаний. Двух призраков.

Кафка всецело вобрал Милену в себя и..она заблудилась, как в Замке.
Не отстаёт и Милена со своим женским сердечком, вбирающем в себя, как зрачок ангела — весь мир, вместе с любимым.
В одном из писем Кафка сетует ей на то, что она неверно поняла его, что ему боль причиняют не её письма, а самоистязание её в письмах.
Ах! Милый Кафка.. неужели ты не знаешь, что для женщины, складочки строк в письме, интонаций, подобно складочкам платья на теле, словно бы облегающем сразу — душу бессмертную и ранимую, это уже нежная часть её существа.

В этом плане Кафка вообще, удивительно женственен, точнее — андрогинен.
Рядом с сердцем женщины, чувства таинственно преломляются в той же мере, в какой пространство и время вокруг звезды, искажаются и солнечный свет от других звёзд, как бы огибает их.
Мне иногда кажется, что в квантовой физике, какую-нибудь главную тайну откроют не учёные, а влюблённые, поссорившиеся друг с другом.
Милена не может пробиться к душе Кафки.
Он раз за разом, на самые простые движения души и жизни, ставит перед ней те или иные свои страхи, мысли, принципы, для него — безумно важные, а на самом деле — они состоят из того же вещества, что и призраки, или тёмные и безмолвные, таинственные пространства между звёздами (так порой смотришь в перевёрнутый бинокль на жучка в траве, и он кажется монстром из космических глубин, а Милена смотрит — сердцем, и видит лишь травку, жучка, улыбающегося всеми своими лапками).
Милене приходится преодолевать все эти вымышленные и космические расстояния, и Кафки к ней — тоже.
Это всё равно что ехать из Вены в Прагу — странным маршрутом: Москва — Гонолулу, — Луна —  созвездие Ориона — Прага.

Замечали, что такое же безумие творится и в наших отношениях с любимыми?
Читая письма Кафки к Милене, у меня возникло странное чувство… словно я наблюдаю за сексом ангелов.
Давайте сознаемся: мы не знаем, как ангелы занимаются сексом.
Человек раскрыл зонтик во время звездопада, где-то в Москве, девушка прервала молчание после ссоры и написала любимому, веточка качнулась за вечерним окном, ребёнок улыбнулся в окне где-то в Гонолулу. Вот и весь секс ангелов. Всё это единое целое.
Кафке изумительно идёт зонтик. Есть в грации его открытия, смутная память о крыльях и тоске по раю. Не у всех, разумеется.
Иные споры Кафки с Миленой, напомнили мне мои споры с любимой моей: может она тоже, ангел?
Может в таких спорах есть что-то от секса?
Вроде так просто всё: есть я и она. Мы близки. Но в тоже время, что-то главное в нас находится у одного — в Гонолулу, или в Москве, а у другого — в созвездии Ориона. И не докричаться.
И вот Милена, или, я.. как во сне, стоим с веточкой сирени в одной руке и зонтиком в другой, хотя дождя нет, и прыгаем на одной ноге в сторону клёна. И в плане спора это странным образом сближает Москву и созвездие Ориона.
Словно в сексе с ангелом, ты делаешь странные движения душой, дивясь себе: вот тут ты любимой говоришь о её вине, вот тут — о нежности, вот тут.. нет, тут рано о своей вине, тут надо просто помолчать, дать взору женщины прорасти в сердце, как травка по весне, и любимая словно говорит: да, вот тут, так, так.. вот тут теперь, левее, чуть выше.. о вине скажи, о своей, а вот тут о моей.. нежнее, нежнее.. дааа! Милый..
Но это всё на уровне чувств. А в реальном мире, Милена и я, прыгаем на одной ноге с письмом и зонтиком в руках, к клёну осеннему. В сторону созвездия Орион.

Кафка пишет словно из сна и ада влюблённых: мне порой страшно, что письмо к тебе не потеряется, а.. дойдёт.
Когда я читал о том что у Милены изо рта идёт кровь, мне казалось, что переписка Милены и Кафки похожа на экзистенциальную дуэль: письмо дошло и ранило..
А в мире всё может ранить. Убить. Особенно в любви. Всё — дуэль.
Качнулась веточка клёна за окном.. ты закрыл ладонями лицо и тихо заплакал.
И разве так важно, что это не от ветки, а от ссоры с любимой?
Словно веточка целилась в тебя из окна, и.. сама заплакала, милая, «выстрелив» в воздух.
Боже.. куда ни выстрели в любви — в звёзды, в дерево, в тишину, в себя — попадёшь в сердце.
Клён за моим окном, снова целится... себе в висок.

Одним стыдно читать чужие письма, а мне стыдно.. что кто-то прочтёт письма Кафки к Милене.
Почему? Да они словно сотканы из моих писем к любимой.
Такая схожесть бывает только во сне, схожесть во всём, даже в поэтических образах Кафки и его снах, более чем редких, поверьте.
Я понимаю, тропинки боли, любви, страхов и надежд, похожи у многих влюблённых.. но не до такой же степени!
Не все тропинки ведут через луну и созвездие Ориона!
Читая Кафку, я мог легко предугадывать, какой образ, страх, сон даже, будет у Кафки на следующей странице.

Много вы знаете мужчин, которые пишут любимой о том, что мечтают стать шкафом?
О! нет, не тем накаченным «шкафом» с кубиками пресса: обычным шкафом! От тоски по любимой!
Такое превращение было у Кафки и у меня: я тоже был шкафом, и не раз: с кубиками.. но не пресса, а детскими кубиками в «животе».
Правда, в моих превращениях был один нюанс, отличающий меня от Кафки: я перебывал всеми вещами в спальне любимой, в тоске по ней: я был её книжной полочкой и любимая по вечерам проникала своей милой смуглой ручкой в мою просиявшую грудь и брала моё обнажённое сердце: лазурный томик Андрея Платонова — с алым кленовым листом, вместо закладки: сердце книги, — уносила его в постель и спала с ним.
Я просыпался раньше любимой, от холода сна, потому что в нём не было любимой. Я просыпался  — постелью любимой, обнимая её лазурным одеялом, словно ангел — тёплым крылом..
Когда любимая просыпалась и шла в ванную, мило потягиваясь в своей лиловой пижамке (со стороны — совершенно  райский жест, словно она увидела как в комнату вошёл знакомый ангел, и, на радостях, подняв руки и откинув голову, вот-вот ринется к нему бегом), я был нежной прохладой пола (такая нежная прохлада бывает у цветов, которые я приношу к постели любимой, как бы даря их её снам, плечу милому, улыбке, когда она открывает глаза после сна) под её смуглыми ножками.

А когда.. когда любимая занимается сексом с другим, я становлюсь цветами на обоях, нежно переходящими в рай: рука любимой, как лунатик, упала в цветы в раю и замерла: мы вместе.. я становлюсь прищуренной дверцей шкафчика, сверканием дождя за окном.. я бываю тогда нежным полтергейстом: внезапно хлопнула дверца и скрипнул, всхлипнул пол в ночи..
Боже мой, Кафка, милый.. почему в этом мире так больно любить? Не менее больно, чем жить?
Может и правда, любить на земле, в теле человека — невозможно, нелепо, и потому мы даже в ласковых словах любви пытаемся вырваться куда-то в нездешнее, превратиться во что-то: в ласточку, в солнышко, в травку на ветру, в клён за окном..
Любовь — как главное превращение в нашей жизни. И не все к нему готовы: ибо не знаем, во что именно превратимся от боли и нежности.
В кого превратимся? Во что? Без разницы.. лишь бы быть с любимым рядом.
Уткнуться в тёплые колени любимой и затихнуть так навсегда, и пусть мир закроет глаза, исчезнет, и уже не важно, кто ты, что ты, на коленях любимой — книга, цветок флокса, фотография, письмо или ты сам, твоё лицо..
Ты просто любишь. Пытаешься любить и выжить в этом безумном мире Приговоров и Замков.

Ну-с, это было как минимум странно.

Однажды некто Йозеф К. просыпается и в лоб получает сообщение – вы арестованы. За что, как, почему – этого объяснять никто не собирается. Но не нужно паниковать, просто знайте, что ведется процесс, мы вас вызовем, а пока собирайтесь на работу… Ну да, вы арестованы. И что? А почему, собственно, это должно мешать вам жить? Живите себе, только знайте: процесс по вашему делу идет, и это очень серьезный процесс.

Любому человеку, попавшему в такую ситуацию, впору взбеситься, воззвать к своим адвокатам и т.д., и т.п. Именно это Йозеф К. поначалу и делает, но чем больше в его жизни происходит новых встреч, причиной которых так или иначе стал заведенный процесс, тем больше он узнает о судопроизводстве, суть которого каждый излагает на свой лад, и тем больше он теряется и – успокаивается. У некоторых процесс идет по несколько лет, и конца его не предвидится. Он – не один такой. Пусть процесс идет себе, все равно с этим едва ли можно что-то поделать.

Следом за Йозефом К. читатель колесит по учреждениям и весьма странным личностям, сначала кажущимся полусумасшедшими, а потом, как выясняется, имеющим самое непосредственное отношение к суду. Вообще, Йозефу К. (и, конечно, читателю) приходится только диву даваться, сколько людей вольно или невольно втянуты во всякие там процессы, причины которых покрыты мраком и, похоже, неизвестны даже тем, кто эти самые процессы затевает. Просто судебная и бюрократическая машины не должны стоять на месте.

Роман примечателен тем, что с самого начала бьет по мозгам необычностью ситуации, а потом скатывается в самые что ни на есть жизненные бюрократические проволочки, от которых к горлу подступает тошнота. Нет, дело не в книге, дело в жизни, перспектива таких походов по инстанциям, которых, увы, удается избежать немногим, вызывает ужасные чувства. И в нашей стране это особенно актуально.

А потом, когда погружаешься в бюрократическую волокиту, и мозг впадает в сонное оцепенение от всего этого (в частности, из-за героя-Йозефа, состояние которого очень быстро приближается к апатии), его снова ударяют, на этот раз неожиданной концовкой. Потом еще с минуту приходится хлопать глазами, пытаясь хоть как-то уложить в голове произошедшее.

Странная вещь. Впрочем, я люблю такие вот странные вещи.