
Женские мемуары
biljary
- 911 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Я не могу сложить свое мнение об этой книге. Но так как игра, в которой я ее читаю требует отзыва-рецензии попытаюсь что-то сказать.
Я очень благодарна Жене, которая подарила мне эту книгу и я смогла ее почитать в бумаге.
Наталья Леонидовна показалась мне человеком со сложным, но удивительно ярким характером. Это часто бывает "маленьким минусом" очень образованных людей. А книгу трудно назвать биографией, мемуарами. Это скорее маленькие отрывки, мысли Натальи Леонидовны. Читать их было сложно. Образы, слова, люди буквально выплывают из ниоткуда, а ты, признаться честно, даже и не знаешь, кто это. Ощущение, что вроде и не тебе это рассказывали, а ты только невольный слушатель.
Но вот огромная христианская мудрость этой женщины не может оставить равнодушной. Поэтому книуг будет перечитываться отдельными отрывками не один раз

Умное, полезное (и во многом душеполезное) чтение для тех, кто любит эссе. И для всех, кто любит филологию, обществознание, лингвистику, а самое главное — Бога.
Сложные рассуждения перемежаются легкими наблюдениями, многие мысли повторяются (потому что собраны эссе и статьи разных лет, интервью, выступления, рецензии, мемуарные зарисовки и т.п.), отчего к концу все кажется совсем родным.
Подкупило полное миролюбие и цельность восприятия религии, мудрость в отношении к конфессиям. Трудно было даже составить представление, осталась ли Наталья Трауберг православной или перешла в католичество. У нее все христианство, и это удивительно и прекрасно. Свет на факты ее жизни в конфессиях проливает только одно из интервью, опубликованных в самом последнем (и одном из самых интересных) разделов.
Некоторые слова, поступки, оценки автора ошарашивают и даже сердят.
Некоторые эссе совершенно непонятны, будто написаны на иностранном языке — но для этого две однотипные причины: мое незнание литературы и авторов, которых переводила Н.Т.; и незнание людей и обстоятельств, о которых идет речь.
Невозможно устоять, чтобы не схватиться за чтение или перечитывание Вудхауза, Честертона, Льиюса, Толкина и нескольких других авторов, — настолько вдохновляющи рассказы об этих людях, их книгах, их мировоззрении.
И даже снова хочется заняться иностранными языками. Такова сила любви автора к чтению литературы в оригинале. Передается.
В книге нет фотографий, но они есть на сайте https://trauberg.com/bibliography/.
Большая радость, что издаются такие книги.

К чему должен быть готов потенциальный читатель этой книги? Прежде всего, она насквозь пропитана христианским духом. Даже если о Боженьке речь напрямую не идёт, так и чувствуется, что он ежесекундно следит за авторшей, и она это знает. Во-вторых, стоит приготовиться к обилию умных слов, типа "императив", "аномия", "промискуитет" и иже с ними. Нет, наверно, есть люди, которые подобное умствование обожают, но я точно к ним не отношусь, так что мне пришлось туго. Ещё больше меня раздражал стиль - тягучий, нарочито усложнённый. Следующая сложность - обрывочность. Разобраться, кто кому кем приходится и что за чем происходило практически невозможно. Поневоле вспоминались "Джентльмены удачи": "Тут помню, тут помню, тут совсем ничего не помню". Впрочем, быстро выясняется, что пишет авторша не мемуары, поэтому: "рассказывать, что я тогда чувствовала, не буду, все и так знают, что чувствуют юные девушки". А я-то, по наивности, думала, что девушки все разные и чувствуют по-разному. Так что, вместо мемуаров г-жа Трауберг начинает проповедовать, но быстро вспоминает, что дело это не женское, и заводит песню: "как прекрасен этот мир". Только, разумеется, напихав туда много-много умных слов. О своих знакомых Трауберг вспоминает так, что начинаешь сомневаться в их вменяемости, а об английской литературе так, что читать её совершенно не хочется.
По прочтении подумала, может, я так не люблю Честертона из-за переводов Трауберг?

Когда мне было двадцать пять лет и мы первую зиму жили в Москве, моя бедная мама решила взяться за дело. Еще в Питере, смущенная тем, что я не могу или не хочу отъесть голову у шоколадного зайца, она срочно вызвала психиатра, и они порешили на том, что я в раннем детстве упала с качелей. Тут пошли беды, скажем – космополитизм, и стало не до того. А в 1953-м-1954-м, на радостях, в Москве, мама снова за меня принялась.
Каким-то чудом ей удалось зазвать домой Вольфа Мессинга. Узнав, что я много плачу, боюсь советской власти и верю в Бога, не говоря уж о зайцах с головами, он долго сидел и смотрел, а я отчаянно молилась. Потом он сказал примерно так:
–Во-первых, я ничего сделать не могу. Во-вторых, если бы кто и сделал, было бы гораздо хуже. Не бойтесь, все будет хорошо.
И быстро удалился, оставив маму в крайнем удивлении.

Позже, в самолете, беру журнал и вижу слова Бен-Гуриона, примерно такие: кто страдал с евреями, тот еврей. Ну, страдала не только я – но страдание, действительно, крепче всего.
Честь поношения вместе с Иаковом выпадала мне и дома. Стоило уставиться вдаль, как мама махала рукой у меня перед глазами и причитала: «Что ты смотришь, как тетя Роза?!» Бойкому папе таких упреков не доставалось. Как-то Эйзенштейн вздумал снять меня в роли юной Анастасии. Мама спросила, куда он денет еврейскую скорбь. Он легкомысленно ответил: "Выдадим за византийскую".

Наступило и время, когда я смогла поехать на Святую Землю, – весна 1997-го, обе Пасхи.
Там я должна была, среди прочего, отнести поэтессе, которую зовут Хамуталь бар Иаакоб, перевод ее стихов, от Ольги Александровны Седаковой. Она попросила меня рассказать о космополитах. Помню я это лучше, чем прошлый месяц, и стала рассказывать. Естественно, я часто сообщала, что после таких-то и таких-то бед я молилась или пошла в храм. Хамуталь наконец спросила: неужели у нас была община? Судя по Розалии Соломоновне, наверное, была, но я ходила не туда. Объяснила ей это, а она удивилась – что же я примазываюсь? И по крещению, и по галахе я – не еврейка. Тут я возопила, и настолько, что она одумалась. А вообще, зачем вопить – это же дар: ты всюду чужая!














Другие издания

