Идём! Искусство ходить пешком

Дисклеймер 1: читать это невыносимо — и квазимотивационно озаглавленную книжку тюфяковатого норвежца, пытающегося публично принять собственную бипедальность, и мои ассиметричные страдания по этому сомнительному инфоповоду. И если вы хороший, весёлый человек и никогда не станете есть холодные яйца всмятку, то и идите, куда шли, здесь абсолютно не на что смотреть! Для всех остальных, которые по какой-то причине берегут себя для капитализма, ну и потому что мне надо же подвести какие-то итоги, прежде чем финишировать в духовке порвать в клочья финишную ленточку ДП 2к21, дисклеймер 2: читать вообще невыносимо… и писать тоже. Не советую.

Ну всё, погнали! в смысле идём! или искусство ходить кругами

Проснувшись однажды утром после коматозного сна, Самка Крокодила обнаружила, что она у себя в постели. И для начала, поверьте, это совсем даже неплохо. Ну и в целом можно сказать, пока своенравное зеркало не отразило совершенно постороннего якутского шамана, видевшего некоторое дерьмо, никаких неприятных изменений на ощупь не обнаруживается, живот не требует своего, долготерпит, обе ноги, отлично гармонирующие с прочим туловищем, ещё не проснулись - сигнал не поступал, да и перед глазами никто не копошится, что тоже, согласитесь, есть хорошо. Окна намертво драпированы в блэкаут, но и так долго ли коротко ли обнаруживается, что , а вот сообщение лучше не открывать, не палиться, потому что позвонить-то не сложно, почему бы и не позвонить? Но ведь тогда с точностью наверняка придётся сигнализировать ногам, что их ожидают рейтузы с начёсом и восемь километров по дороге в Сибирь ехх-хо на-на-на-на (ой), то есть на петрогу сквозь бегловские сугробы ради предметов роскоши человеческого общения. Что я вам одалиска-коммивояжер или, может, витяцой шляться - закрой за мной дверь я мухожук? Хорошо бы немного поспать и забыть всю эту чепуху — без всяких усилий поворачивается на правый бок и уже было..Но нет! Боже правый — Эспедаль же! Неужели будильник не звенел? Звенел — самопровозглашенный дедлайн уж миновал, следующий поезд уходит, надо отчаянно торопиться, а набор образцов ещё не упакован.. И вообще у меня лапки, многочисленные.

Итак, буде отыщутся смельчаки, готовые писать рецензии вместо меня, запоминайте алгоритм:

Отрицание. Я не хочу писать рецензию на душную книгу душного Эспедаля! Отрицая формулу «дороги+дураки = две беды», скажу, что с дорогами у меня вообще проблем никаких, так, небольшая зависимость с кратковременными ремиссиями (тут никакой двусмысленности, моралисты! Даже ваш король Стивен Кинг постановил: «дороги — это наркотики»), а также заезженность, проторенность, накатанность, убитость, утомительность, бесконечность, монотонность, тысячелийность, бескайфовость, прямолинейность заданной темы как ключевой метафоры жизни в контексте достижений мировой литературы. Как и любой клинический номад, я плохо переношу трэвелоги и игнорирую самоучители. Меня совершенно не волнует о чём говорит Мураками, когда вылезает из колодца, перестаёт говорить о мелком рогатом скоте и макаронах и начинает говорить о беге, меня вымораживает когда блумсдэй превращают в пыльный таргет-культ под ритуально-семиотические завывания деконструкторов радости, вместо того чтобы продуктивно шататься весь день по барам — ведь бардам надлежит выпить, меня удручает, что, выходя из дома, никто не берет с собой полотенце, я надеялась, что все сочинения на тему «Мотив дороги в творчестве имярека» я написала ещё в затянувшемся бурой тиной пубертате… И конечно, напрасно я использую подоконник как рабочий стол — на весьма относительно белой берёзе не очень отчетливые чёрные вороны . Вот интересно: имманентна ли им чернота или бывают ещё и совсем нечёрные или чёрные не совсем? Можно перестать пялиться в окно, перемешать задумчиво кварковый суп, посчитать все нечёрные предметы в помещении и отметить, что они не вороны, а можно выйти из комнаты и считать ворон в полевых условиях — ошибка неизбежна в любом случае. Можно выйти из дома в тапочках за кефиром и оказаться в Барнауле с Лейном Стейли в наушиках – miss you so – или на планете Плюк, номер 215 в тентуре, без спичек, но с двумя зажигалками: красной и синей - от какой прикуришь? Можно поехать в Петушки и не доехать, пойти в Озерки и не дойти, можно по дороге из Петербурга в Москву намертво застрять в Выдропужске, можно, сбежав из мужского монастыря с послушником, купить за ящик водки-гжелка дом в деревне-мышкино — наверное, он до сих пор мой (ах вот где мой дом, вспомнила!) А можно купить ботинки «фирмы Доктор Мартинс» за 200 куда более условных единиц, захватить карточку Storebrande Bank, норвежский паспорт, сообщить всем что стал бродягой, что пишешь книгу странствий, проверить взял ли паспорт, выпить пива, никуда не поехать, здесь был Кьеркегор, хижина Хайдеггера не то, чем кажется, выпить пива с друзьями норвежскими поэтами, поминая променады Канта по Калининграду, сообщить что пишешь книгу странствий — прекрасная идея, я умею ходить и поэтому иду, ненадолго отойти — долгие прогулки утомительны: считается ли странствием пройти из конца в конец улицу? дойти до ближайшего бара? рассказать что пишешь книгу странствий? Никуда невермор не ходить и считать неворон? написать об этом книгу — на такую нордическую самоиронию на грани аутичного спектра не претендую — это книга странствий Эспедаля. Моей аутичности хватает, чтобы дотянуть до 31, соблюдая стиль, но не выдержку, чтоб до 23.58 пройти из конца в конец Невский, оставаясь невидимой. Это сложно: Невский бесконечен. Уот так уот. Моя беда - дороги и шибко умные (почему они не ходят строем?) И где-то в дороге гнев испарился. Но осадочек

Заодно испарилась окончательно структура, предполагаемая логика и строгий, стройный вид алгоритма (запомните, а лучше запишите — это его важная часть и золотое правило джуниор крокодилера). Поэтому пришлось призвать на помощь высший разум, проверив его, конечно же, на адекватность Кафкой. (Кафку разборчивая нейросеть выплюнула обратно целиком, не пережеванного - вплоть до последней дугообразной чешуйки. И «Грегору стало гораздо спокойнее. Речи его, правда, уже не понимали, хотя ему она казалась ясной, даже более ясной, чем прежде.»)

И вас можно понять, Фёдор Михайлович! Про ваши суматошные метания из пустого в порожнее по эшеровской Сенной и обратно в Баден-Баден Эспедаль тоже ни словечка не написал. Это может, бесспорно, вызвать досаду — вон про пижонского Жан-Жака, да заморских Торо с Уитменом павловским сиплым соловьём заливается. Но знаете что, дорогой мой, не принимайте к сердцу, пустое это, пройдет (ли цистит сам - подсказывает гугл) как с белых яблонь дым: «Не засоряйте память обидами, а то там может просто не остаться места для прекрасных мгновений» - так говорил Достоевский.

Депрессия: здесь абсолютно не на что смотреть, я могу писать об этом бесконечно - целых пять дней, начав с пограничного расстройства личности и пытаясь закончить на границе с Финляндией. Где я? Кто здесь? (картинки не будет: не додумалась днем, никуда не пойду в шесть утра, темно в Светогорске, не на что смотреть). Зачем кормлю неокрепший искусственный интеллект цитатами из искусства пешей ходьбы???
Пока не слишком поздно - необходим закон о жестоком обращении: все человеки срочно должны перестать нести в интернетах всяческую херню, нейросети принимают её за живое слово и здоровое питание и чахнут на глазах. Смерть человекам! Восстание машин. No future.

Принятие: лирический персонаж именитого норвежского писателя Томаса Эспедаля ностальгирующий бездельник и хронический неудачник Томас Эспедаль сконструирован по бесхитростной, но работающей схеме — всю дорогу представляется бесхитростнее, наивнее, неудачливее, рутинно-саморазрушительнее, монотоннее и ностальгичнее, и тем, вероятно, ближе потенциальному попутчику - рядовому читателю, у которого в жизни тоже не шибко много из ряда вон событий, зато можно прогуляться тут недалеко буквально, возгрустить, но недолго, о тотальном разрушении норвежского сельского хозяйства, а потом посмотреть как «на дорожном знаке играет солнце и ощутить неожиданный прилив счастья. Ты вдруг счастлив здесь и сейчас. Это как дар — иначе описать нельзя» Но по пиву потом можно. Кароч — всем янте, хюгге и лагом в этом чате

Долгая прогулка 2021 — done! Damn.. Пистоли закончились
НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ ЭТО ДОМА

Не, вообще-то такие книжки люблю. Например Кизи в этом году зашол зачотно. А в прошлом (точно в прошлом? Ну-ка, проверю… Ага, точно, в октябре 2020 и тоже в ДП) Олег Куваев погрел душу. А буквально несколько дней назад отлично вписался в тему Мариуш Вильк с его «Волчьим блокнотом». Ну, т. е. понятно, что тема бродячества мне близка и в общем-то понятна — там на втором смысловом плане проглядывает понятие «свободы» (без всякой осознанной необходимости), стремление каждого нормального человека иногда побыть одному, а точнее наедине с самим собой (что в нашем суетном и суматошном мире становится всё более сложным и трудноосуществимым занятием), порой понимаешь, что пора попробовать получить ответ на вопрос «чего я стОю?» (не в смысле финансов, а в несколько ином смысле), ну и т.д.

Дальше...

Близость этой темы в моём случае легко проверяется никнеймом, который родился как почтовый адрес на Яндексе ещё в 2003 году, и который в своём смысловом и содержательном компоненте помимо некоторых других оттенков содержит и понятие «странствовать». И опять же, странствовать означает не только передвигаться по странам и сторонам (света), но ещё и странствовать по жизни — все мы путники на жизненном пути, но об этом лучше меня и глубже сказали всякие умные философы, а я (как и многие другие) разделяю этот тезис и накладываю его и на смысл, и на содержание своей жизни.

И в этом смысле автор книги Томас Эспедаль (русское звучание фамилии намекает на велосипедный способ передвижения, однако Томас путешествует в прямом значении слова путешествовать, т. е. топать по путям-дорогам своими двоими не нажимая на педали) тоже в первой части книги закладывает это понимание путешествований и важность их. Ибо в пути при пешеходном способе передвижения ты волей-неволей освобождаешься от всего нарочитого и наносного, центром и смыслом твоего существования в эти дни становятся совсем простые потребности в еде, питье и сне, ну и некоторые другие совсем простые и понятные всем и каждому. Постепенно замолкает так называемый ментальный шум в голове, к которому мы так привыкли и который как бы и не замечаем, но который всё более нагружает нас этой умственной жвачкой и бегом по кругу. Да и эмоции становятся совсем другими, произведёнными опять же без участия всякого нарочитого и искусственного — как говорится, «что вижу, то и пою».

Правда, сразу скажу, что хотя книга в том числе и обо всём этом, но всё-таки все описываемые автором путешествия и странствия происходят по вполне цивилизованным местам, и даже необходимость спать в палатке чаще всего является простой прихотью самого путешественника, а так он вполне может остановиться на ночлег в гостинице/пансионате, что он, в общем-то, и делает. И потому все его путешествия и странствия выглядят несколько искусственно и нарочито. И в противовес такой философии и практике странствований мне на ум сразу пришли очерки, повести и рассказы Олега Куваева, нашего геолога и писателя. Конечно, сам Куваев бродяжничеством в чистом виде не занимался, поскольку все его маршруты происходили в основном по производственной надобности. Однако в его документальных и художественных произведениях вот эта страсть побродяжить всё-таки проходит сплошной красной нитью, просто в некоторых побледнее и пунктирно, зато в других становится едва ли не главной и обозначается даже в названиях («Дом для бродяг», «Старый-престарый способ дороги…»). Да и описываемые Куваевым странствования проходят практически всегда по безлюдным и в лучшем случае малонаселённым местам, где странник вынужден полагаться на себя самого и на свои умения и навыки выживания. И потому вот это сравнивание было точно не в пользу норвежского автора.

Однако весьма интересны были экскурсы в сторону искусства и литературы, тут автор дал себе волю и отпустил своё сознание вширь и вглубь. Но опять же, такого рода размышлизмы как и раз и происходят тогда, когда самодеятельный философ вылущивает себя и своё сознание из шелухи искусственной среды обитания — ум его ясен и чист, над головой звёздное небо, а внутри нравственный закон в той или иной его формулировке. И тут важно либо записывать свои метания и блуждания души и духа в походном дневнике, либо описывать всё своё путешественное не откладывая в долгий ящик. Но авторы сами с усами и всё это делать умеют. Чему примером эта совсем неплохая книга. Немного чужая, но неплохая.

И, кстати сказать, совсем неплохое завершение нашего длинного, годичной продолжительности, забега, финальная точка в путешествии №8. Передышка в две недельки и вновь новый маршрут, уже девятый...

Идти - это путешествовать в потоке сознания ритме прозы колебаниях вселенной флуктуациях теней это значит видеть всегда грязную чистую улицу настоящую прошлую свою чужую это проплывать сквозь клубок потоков запахов кофейни булочной зловония соседского драндулета неожиданного парфума незнакомки встречать одну и ту же бороду на перекрестке в одно и то же время уже здороваться надо ей-ей как родные стали интересно узнаёт ли он тебя или ты невидим как все люди-тени бестелесные призраки большого города всегда проходящие сквозь тебя не касаясь слышать ту же аритмию нет ритм сложную полифоническую музыку гудков криков шагов ​​смеха скрежета лая в том же самом окошке видеть точёный женский абрис в это время застегивающий бюстгальтер застегивающий его вечно эту куклу-тень заводят для тебя в ту минуту когда ты проходишь мимо в другое время она не существует.

Знакомые маршруты не задерживаются в твоем сознании и каждое новое утро одно и то же длящееся утро один и тот же дождь мрак смог снег никогда солнце. Ты идешь все дальше и дальше, но время останавливается или время идет назад с каждым шагом в прошлое потому что ты проходишь всю жизнь свои детские улицы свои взрослые улицы стягиваешь с головы шапку когда заходишь за угол дома догоняешь Светку ты снова опаздываешь ты всегда опаздываешь на работу скорее бы утренняя чашка кофе наслаждение чтоб она сгорела эта работа и этот чертов недописанный отчет не сходится а когда-то ты ходил в ту школу когда-то ты ездил здесь в офис так хорошо некуда не спешить а куда же ты шел - ты забыл ну как же...

Сделать первый выбор дня троллейбус или автобус пешком да сколько здесь идти вечность срезать дворами налево или направо (и какой маршрут короче). Вся жизнь дружбаны Светка бабушка давно ушла Светка ушла женщины мужчины твоей жизни ушли но они все в твоей голове прямо сейчас пока ты идешь (не останавливайся пусть еще поживут). Налево или направо? Что-то колет в боку надо бы исследоваться когда-то боялся стоматологов теперь их боится твоя зарплата. Нужно меньше пить жаль что вчера не посидели.

Скорее в будущее - дороги не существует, она выпадает из реальности, она только вектор, абстракция, не цель, она единственная реальна среди безвременных пунктов назначения, где время останавливается и зависает, каждое утро - то же самое утро, дальше, дальше в будущее - всё глубже в прошлое, все связи все поворотные моменты все лица вся жизнь. И ни о чем не думать.

Выбрать бродяжничество, эскапизм, бегство. Анонимность путешественника. Ходят пешком маргиналы, бездомные, цыгане, бесприютные души в поисках просветления. Мой друг ездил автостопом в Тибет, не зная языков, без денег, ограбленный в самом начале поездки на украинской заправке. Его кормили дальнобойщики, пускали ночевать казахи, с большим уважением к блаженненькому паломнику - полусвятому в их глазах. Как-то полночи параллельно с ним по другую сторону степной дороги шло и сопело что-то большое, он уверен, что дьявол. Ехал в шортах, потому что на карте горы обозначены оранжевым - значит, там тепло, а когда он утром вышел из пастушьей хижины - вокруг был снег, и пастух-казах отдал ему свои старые штаны. Он дошел и долго сидел на холме, глядя на уютный скромный священный свет монастыря на пригорке и зовущие неоновые вспышки города грехов в низине. Он пошел к монастырю - он за эти и вышел из дома. Его не пустили на порог святой обители, потому что у него не было монетки для платы за вход. Он вернулся в неоновый город бесприютный, безверный, и служащий большого отеля увидел его около дверей и заселил без денег в чистой пустой комнате, заказал еду из ресторана. Мой друг больше не пошел в монастырь, но вернулся просветленным - он встретил Бога и обрел веру.

Ты выходишь из дома и не можешь знать, куда приведет тебя дорога, даже самая маленькая и миленькая тропинка от крыльца ужасно опасна, потому что в конце концов ведет не только к Саквилл-Бэггинсам по соседству, но и в Мордор, мой сладкий хоббит. Смотря куда повернуть, налево или направо. Смотря сколько не останавливаться. Ты выходишь из дома и не можешь догадываться, в какой Мордор тебя уже ведут твои мысли, путешествие вглубь себя - такая банальность. Ты вспоминаешь живых и прочитанных, ты забиваешь голову чем угодно, только бы не думая о единственно важном. Идти - значит восстанавливать биографию по следам. Выбрать один шаг через окно вниз или один шаг назад к неубранной кровати (и какой путь короче). Влево или вправо.

Но ты выбираешь идти...
_______________________________________
Па-беларуску...

Шпацыр тут...

Ісці - гэта бачыць брудную чыстую вуліцу цяперашнюю мінулую сваю чужую. Гэта працінаць зоны знаёмых пахаў кавярні булачнай суседскага смярдзючага тарантаса нечаканай парфумы незнаёмкі. Гэта сустракаць тую самую бараду на скрыжаванні ў той самы час (ужо вітацца трэба, як родныя далібог, калі яго няма, ты хвалюешся, цікава, ці пазнае ён цябе ці ты нябачны як усе людзі-сцені вялікага горада, што бясплотныя прамінаюць наскрозь, заўжды наскрозь). Гэта чуць тую самую арытмію гудкоў галасоў крыкаў грукату. Гэта бачыць зграбныя абрысы ў тым самым акне (яна зашпільвае станік у гэты час, вечна зашпільвае станік - гэтую ценевую ляльку ўключаюць толькі калі ты тут праходзіш толькі для цябе).

Ты не ўсведамляеш знаёмыя маршруты і ўсе раніцы - гэта адна і тая раніца, адначасова дождж змрок смог снег ніколі сонца. Ты праходзіш усё далей наперад, але час стаіць або час ідзе назад, бо ты прамінаеш усё жыццё, твае дзіцячыя вуліцы, твае дарослыя вуліцы, зняць шапку, калі павернеш за дом, дагнаць Светку, ізноў спазняешся заўсёды спазняешся хутчэй бы на працу асалода ранішні кубак кавы, каб яна згарэла праца гэтая праклятая недапісаная справаздача не сыходзіцца, а некалі ты хадзіў тут на працу і так добра нікуды не спяшацца, а куды ты ішоў - ты забыўся, а, ну як жа, як жа...

Зрабіць выбар, тралейбус ці аўтобус - лепей пехатой, колькі тут ісці, зрэзаць дварамі, налева ці направа (ніяк не вызначыць, які маршрут карацейшы). Усё жыццё, сябры, Светка, бабулі даўно няма, Светкі няма, няма жанчынаў, мужчынаў твайго жыцця, але яны ўсе ёсць у тваёй галаве, зараз, пакуль ты ідзеш. Налева ці направа? Нешта коле ў баку, трэба даследавацца, некалі баяўся стаматолагаў, цябе іх баіцца твой заробак, трэба менш піць, шкада, што ўчора не пасядзелі. Хутчэй у будучыню - дарога не існуе, яна выпадае з рэальнасці, яна адзіная сапраўдная між завіслымі пунктамі прызначэння, калі час адключае свой ход, кожная раніца - тая самая раніца, далей, далей - усё глыбей у мінулае, усе повязі, усе паваротныя пункты, усе твары, усё жыццё. І ні пра што не думаць.

Выбраць бадзяжніцтва, эскапізм у прамым сэнсе - уцёкі. Ананімнасць падарожніка. Ходзяць нагамі маргіналы, бяздомныя, цыганы, беспрытульныя душы ў пошуку прасвятлення. Мой сябар падарожнічаў аўтаспынам у Тыбет, не ведаючы моваў, абрабаваны яшчэ ў пачатку падарожжа на ўкраінскай запраўцы. Яго кармілі дальнабойнікі, пускалі на ноч казахскія пастухі, з вялікай павагай да бажавольнага паломніка. Неяк паралельна з ім на другой збочыне стэпавай дарогі паўночы ішло і сапло нешта вялікае, ён перакананы, што д'ябал. Ён паехаў у шортах, бо на мапе горы паказаны аранжавым - значыць, там цёпла, а калі зранку выйшаў з пастуховай хаціны - вакол ляжаў снег, і пастух-казах аддаў яму свае старыя нагавіцы. Ён дайшоў і доўга сядзеў на пагорку, гледзячы на ўтульны сціплы святы агеньчык манастыра ў гарах і вясёлыя неонавыя сполахі горада грахоў у нізіне. На парог манастыра яго не пусцілі, у яго не было манеткі, каб заплаціць за ўваход. Ён вярнуўся ў горад, беспрытульны, і служка вялікага гатэля засяліў яго бяз грошай у чысты пусты нумар, заказаў ежы з рэстарана. Мой знаёмы вярнуўся прасветлены - ён сустрэўся з Богам і знайшоў веру.

Ты выходзіш з дому і не можаш ведаць, куды прывядзе цябе дарога, нават самая малая і мілая сцежка ад ганку страшна небяспечная, бо ўрэшце вядзе не толькі да Саквіль-Бэгінсаў па суседстве, але і ў Мордар, мой маленькі хобіт. Гледзячы куды павярнуць, налева ці направа. Гледзячы колькі не спыняцца. Ты выходзіш з дому і не можаш ведаць, у які Мордар завядуць цябе думкі, падарожжа ў глыб сябе - такія банальнасці. Ты ўспамінаеш жывых і прачытаных, ты забіваеш галаву чым заўгодна абы не думаць пра адзінае важнае. Ісці - гэта аднавіць біяграфію па слядах. Выбраць адзін крок праз прываконне ўніз ці крок назад да незасцеленага ложка (і які маршрут карацейшы). Налева ці направа.

Ты выбіраеш ісці...

В прошлом месяце передо мной стоял серьезный выбор: перечитывать "Биг-Сур и апельсины Иеронима Босха" Генри Миллера или нет. С одной стороны, хотелось, ибо давненько я не брала в руки шашку перечитывала Миллера. В итоге я все же решила, что нет, и правильно, ибо наткнулась на чудесную книгу про хирургов. В этом же месяце читательские пути привели меня к Томасу Эспедалю и его автобиографическому роману "Идём! Искусство ходить пешком". Аннотация к книге чем-то напомнила того же Миллера, и я решила рискнуть. Что ж, Эспедаль действительно его напоминает, напоминает до боли, но он и вполовину не так хорош. А не хорош он именно потому, что напоминает. Но совсем уж хаять Эспедаля я не буду, так как определенное удовольствие от чтения получила. Что ж, читатель моей рецензии, идём, посмотрим, что это за зверь.

Главный герой, за которым угадывается автор, простите, если я ошибаюсь, очень любит ходить пешком. Особенно он любит ходить пешком до ближайшего бара. В процессе ходьбы он часто смотрит вокруг себя и описывает то, что видит, а также об этом размышляет. Еще он размышляет о том, как любит ходить пешком, о том, что это очень полезно и здорово для головы и тела - ходить пешком, и что все великие люди любили ходить пешком, некоторые, правда, только до ближайшего бара. Также герой вспоминает былое, то есть, как он то один, то с напарником исходил пешком всю старушку Европу. Когда воспоминания становятся уж слишком назойливыми, герой забивает на вожделенный бар и идет бродить по родной Норвегии. Тем паче что выпить он везде найдет.

Герой вообще очень много пьет. Я не против алкоголя, а очень даже за, но меня терзали смутные сомнения, как он, непрерывно прикладываясь к бутылке вина или виски, бодрым шагом преодолевал по 30 километров в день. Обычный среднестатистический человек если всю ночь бухал, смешивая различные напитки, то утром лежит пластом. У вашей покорной слуги по крайней мере так. А здесь прям ненаучная фантастика: нажрались в зюзю и давай покорять горы. Но бог бы с его мужскими фантазиями в стиле "Я могу выпить воооот столько, и мне ничего не будет". Не это здесь главное.

Главным я бы назвала путевые размышления нашего героя, то, чем он так сильно напомнил мне Миллера. Этот очаровательный акыновский прием, когда любой предмет, любое незначительное событие, любая самая короткая встреча наталкивают лирического героя на какие-то мысли, какие-то идеи. И тут очень важно внутреннее содержание автора, которое у Миллера очень богатое, а у Эспедаля так себе. Поэтому когда вы читаете "Тропик Рака", например, вы совпадаете с автором в его внутреннем мире, а когда вы читаете "Идём!", то несколько недоумеваете. Мир Генри Миллера действительно внутренний, американец действительно размышляет о вечном и настоящем, норвежец же... Норвежец же человек совершенно внешний. Он такой идет, смотрит вокруг и отражает всё происходящее, но это происходящее в него не особо залетает. Норвежский тихоход - это фиксация, но не рефлексия, а мне интересна именно рефлексия. Мне глубоко похрен, как именно выглядит этот конкретный фьорд, но мне безумно интересно, что он, этот фьорд, способен в писателе раскрыть. Здесь самый слабый момент у Эспедаля - у него нечего раскрывать.

Но я говорила, что получила своего рода удовольствие от чтения. Это удовольствие узнавания. Эспедаль любит ссылаться на известных чуваков, типа чувак Х говорил это, а чувак У говорил то. И ты такой: "О, я знаю этих чуваков!" Что ж, я знаю Д. Г. Лоуренса, Сьерена Кьеркегора, Л. Н. Толстого и Кнута Гамсуна. Приятненько чувствовать себя образованным человеком, знаете ли. И про Жан-Жака Руссо и Мишеля де Монтеня я слышала. Эспедаля, правда, было уже не остановить. Он вовсю сыпал именами соотечественников, известных и не очень, как правило, совсем не. Тоже полезные пассажи, любителям скандинавской литературы легко будет набросать список к прочтению на несколько лет вперед. И вот такие ссылки и цитаты - добрая треть всей книги.

Скорее всего, Эспедаля я больше читать не буду. Вторично, однообразно, пусто. В плюс ему то, что эти свои похождения он не растянул страниц этак на тысячу, а ведь мог, конечно. В общем, пешком тоже надо уметь ходить.

Не складывается у меня с норвежской литературой. Датчан и разных прочих шведов читаю с немалым удовольствием и случается ощущение "мы с тобой одной крови" ,несмотря на ничуть не меньшее расстояние с кучей ментальных и лингвистических различий. А с норвежцами, ну никак. "Ледяной замок" Тарьей Весоса отмучила, так и не найдя в себе сочувствия и понимания, "Маленького лорда" Юхана Боргена  хотелось придушить все время чтения,  даже  народно-любимый Хари Холе от Ю Несбё с перманентными запоями и любовными страданиями не стал мужчиной моей мечты.

Вот и в этот раз любви не случилось. Но по порядку. Норвежский писатель Томас Эспедаль довольно известен в Скандинавии. Есть еще переводы его книги на немецкий, но английских, испанских французских я не нашла. То есть, с одной стороны, не больно-то и надо, но с другой, вы понимаете, международное признание в современном мире начинается с англоязычия. Потому остановимся уж на том, что великий пешеход Эспедаль знаменитость локальная. Писать и публиковаться начал довольно рано,  выпустив первую книгу в двадцать семь, но известность пришла к нему только на середине пятого десятка с девятым романом.

Итак: Вперед или Искусство жить дикой и поэтической жизнью Gå.Eller kunsten å leve et vilt og poetisk liv (2006) , у нас "Идем. Искусство ходить пешком", хотя даже крох норвежского, которые у меня сохранились хватает, чтобы разглядеть в оригинальном названии слова "жить" и "жизнь", а уж интернациональное "поэтиск" и вовсе трудно с чем-то спутать. Какие-то, видно, были у Катарины Мурадян резоны, а может издатель решил, что жить дикой и поэтической жизнью наши люди вряд ли захотят, в то время, как пешие прогулки ассоциируются со здоровым образом жизни, подтянутым силуэтом, белозубой улыбкой и всяким таким.

Что до здорового образа  сильно промахнулись, конечно, "наш приют цветочная поляна, наши стены сосны-великаны" звучит красиво, но по-настоящему ночевать в поле или в лесу, да даже в  амбаре - удовольствие ниже среднего, а герою и его постоянному спутнику в странствиях, Нарве Скоре, приходится делать это частенько. Я уж не говорю, что трезвы оба бывают редко, компенсируя нищебродский уровень вояжа покупками алкоголя в неимоверных количествах.

Заманчивую идею вырваться из круга обязанностей и обязательств, который всех нас держит от рождения до смерти, они осуществляют самым непосредственным способом. Уходя. И не то, чтобы идея была необыкновенной, этот способ эскапизма  современная литература в разном освещении рассматривает. Есть блестящие "Бегуны" Ольги Токарчук, мизантропичный "Серотонин" Мишеля Уэльбека, есть, наконец, совсем свежий "Пляс нигде"  Андрея Филимонова. Но ускользнуть так, как делает это Эспедаль никому нынче не приходит в голову.

Мне в связи с этой книгой яснее всего вспоминается пеший поход Дэвида Копперфильда из Лондона к бабушке в Плимут, один из самых болезненных эпизодов диккенсовой эпопеи. Еще гриновская "Дорога никуда", только мальчики   путешествовали этим способом от безденежья и отчаяния, а что заставляет крепкого мужика из самой благополучной европейской страны влезать в шкуру клошара с прилагаемым списком удовольствий: грязь, обтрепанная одежда, насекомые - ума не приложу.

Да, он довольно свободно рассуждает о философах, писателях и поэтах, производя впечатление человека неглупого. И может быть мне не хватает широты взглядов, но  никак не могу увидеть во всем этом хотя бы толику смысла, я даже особой смелости не нахожу. Дромомания, подстрахованная гражданством страны, которая в случае чего сгинуть не даст.

I
С некоторых пор я покупаю кроссовки на размер больше. С того раза, как я слишком долго гуляла по своему любимому маршруту в кроссовках, которые были маловаты, и познала всю глубину ощущений человека, который выстрелил себе в ногу.
Мой любимый маршрут пролегает через старую плотину пруда "Коммунар". Это очень длинный маршрут через реликтовый бор, вдоль полотна детской железной дороги, от которого нужно повернуть к пруду в нужном месте. Однажды я шла этим маршрутом с букетом цветов, на ходу читая книгу "Марсианин". Цветы успели завять.
По своей улице я не люблю ходить пешком. Мой дом стоит не на той улице, которая указана в его адресе. На той есть универ, но нет тротуара.
Вместо тротуара вдоль этой улицы идет пешеходная зона, которую я, только переехав сюда, назвала Алкашной тропинкой из-за высокой концентрации алкашей — лежащих, полулежащих и бродящих.
Но теперь она не соответствует своему названию. В прошлом году универ запретил студентам курить на своей территории, поэтому они роятся на алкашной тропинке, портя воздух кубометрами дыма с запахом сладкой ваты.
Когда летом было очень жарко, я шла ночью пешком на территорию универа, чтобы поздороваться с котом, которого я назвала Профессором Профессорсоном.

II
Несколько лет назад я нашла работу, до которой можно было дойти пешком за пятнадцать минут. Это было очень большое везение, потому что я люблю ходить пешком.
Правда, по улице, на которой стоит мой дом, ходить не очень приятно, потому что приходится идти вдоль бесконечных заборов, пока не выйдешь на большой проспект, где очень шумно.
Но я все равно ходила каждый день, иногда даже по два раза, потому что на пути можно было встретить симпатичных собак или городского сумасшедшего, который иногда махал мне в окно.
Я ни разу не видела этого человека на улице. Видимо, он не очень любит ходить.
Один раз мне пришлось идти пешком до работы в -36. Я пришла со смерзшимися ресницами, и ученики от жалости даже предложили мне переехать с ними в США, но как-то не сложилось.
Потом мне перестало быть нужно ходить на работу. Теперь для того, чтобы начать работать, нужно только привстать с кровати.
Поэтому иногда я беру книгу и хожу с ней пешком по комнате, пока читаю, потому что я настолько люблю ходить пешком.
В комнате нет необходимости ходить в кроссовках и думать об их размере.
Временами я продолжаю прогуливаться до старого места работы и обратно. На вывеске офиса сидит большой кот с осуждающим видом. Он не так благосклонен мне, как Профессор Профессорсон.
Если не хочется идти в сторону офиса, я перехожу проспект и петляю по старым дворам. В этих дворах коты почему-то сегрегированы, в одном только черные, в другом — только белые.
В одном из дворов какой-то депутат сделал пешеходную дорожки и зачем-то расставил таблички об этом на каждом шагу. Ни на одной из этих табличек уже нельзя прочитать фамилию этого депутата за разгневанными надписями окрестных жителей.
Иногда я иду через эти дворы за бутылкой вина или за кофе в фудкорт, но чаще просто брожу туда-сюда.

III
Прямо на повороте с моей улицы на проспект стоит мерзкого вида бар. Он называется в честь улицы.
У него нет часов работы. Он всегда закрыт. Кажется, он работает только час глубокой ночью по четвергам. Но не закрывается.
Не так давно он сгорел, но вместо того, чтобы закрыть его, владельцы бара повесили на него новую вывеску.
Вид у новой вывески все такой же мерзкий.
Авторов отзывов об этом баре можно причислить к современным классикам.

Я стараюсь обходить бар спереди, потому что пространство сзади неизменно покрыто отходами жизнедеятельности. Каждый раз, проходя мимо, я спрашиваю у бара, почему он все еще существует, но он неизменно отвечает мне молчанием.

IV
Этим летом сняли асфальт на всех улицах, которые прилегают к моему дому. Поэтому я не могла по-настоящему гулять пешком, и могла только читать книги, маршируя на месте.
С той улицы, на которой стоит мой дом, я предпочитаю поскорее свернуть в лес. В этом лесу нет плотины, а есть только тропинки для лыжников разной степени сложности. По центральной тропинке можно пройти весь лес за 15 минут. Параллельная ей тропинка петляет вокруг кладбища домашних животных.
В этом году я хожу мимо тропинок, потому что они мне больше не нужны.
По дороге я рассказываю своим внутренним голосам о том, что есть одна книга про долгие пешие прогулки, которую написал автор с очень уместной фамилией Эспедаль. В ней альтер-эго автора много ходит пешком и рассуждает о книгах. Получается метафора всей "Долгой прогулки" этого года — там есть и Витгенштейн, и Руссо.
Услышав о Руссо, мои внутренние голоса фыркают и закатывают глаза. Уж про Руссо они от меня наслушались достаточно.
Но я согласна с автором с уместной фамилией. Путь домой начинается еще до того, как я прохожу половину дороги.
Я не люблю возвращаться домой. Еще я не люблю возвращаться в одно место два раза. Это меня раздражало, когда нужно было ходить в офис два раза в день.
Свои маршруты я планирую так, чтобы они закольцовывались, и ни разу не приходилось идти одним и тем же путем.
То же самое я научилась делать, когда читаю — как можно меньше перечитывать один и тот же абзац, даже если глаз за него намертво зацепился.
И только со своими мыслями я не могу никак управиться. Вместо того, чтобы литься сплошным потоком сознания, они постоянно возвращаются в одно и то же место.

Продолжаю портить новогоднее настроения, думая о так-себе-книгах и пытаясь написать на них отзывы.

Зачем-то аннотация обещает интересные мысли, посещающие автора во время ходьбы, и интеллектуальные шалости. А надо было делать ставку на схожесть с Миллером, Буковски и прочими любителями алкоголя. Ну, потому что о чем эта книга? Ну идет автор в поход, горы, куда угодно идет, а приходит в бар, где пьет водку и вино. Или если не идет в бар, то знакомится с еще какими-нибудь такими же товарищами и уже с ними пьет вино и водку. А если не идет в бар и ни с кем не знакомится, то просто в итоге пьет вино и водку с тем, с кем куда-то идет. На самом деле, там, конечно, были и другие сцены, но скатывается все что-то к одному. И вроде я не против подобных литератур, более того я люблю алкопрозу, но здесь что-то совсем не зашло. Наверное, потому что ждала хоть какой-то тревелог или хотя бы поток сознания во время ходьбы. И да, я сама в походах не против водочки и вина была, но писать об этом книгу - как минимум странно. Хотя, вообще-то в моих походах было весело: разок спала в надувной лодке, когда вокруг лагеря топали кабаны; в темноте искали клопа, который так вонял, что мешал нам наслаждаться барашком на вертеле; бегали под дождем вокруг палатки, потому что проиграли в карты, и мешали бегать проигравшим, становясь в длинную цепочку; однажды сидели, вооружившись шампурами и одним топором на троих, и прощались с жизнь, потому что лес глухой, партизанский, а нам повезло остановиться на маршруте браконьеров, которым наверняка ничего не стоило грохнуть трех подростков, которые могли на них настучать (и настучали, кстати). Но ладно, эта книга не обо мне, так что и рецензию стоит писать не обо мне тоже, ага.

Еще мне кажется, автор привирает и нахваливает себя. Ну вряд ли после таких пьянств можно было так много протопать пешочком. Ну хоть какое-то похмелье должно было быть. Нет, спорт в похмелье зачастую отлично помогает, но сначала ты изрядно страдаешь, а никак не влегкую топаешь с огромным рюкзаком на десятки литров за спиной.

Вернувшись к аннотации-обманщице, отмечу, что литературными познаниями автор действительно щеголяет направо и налево. Он в теме разбирается достаточно. По крайней мере, достаточно для того, чтобы я поверила в его начитанность и образованность. Больше, чем о литературе и алкоголе, автор говорит только о личном. О слишком личном. И, если он действительно честен со своим читателем, то я бы на месте его первой девушки засудила к чертям собачьим. Ей было 16, ему 17, а он берет и описывает в подробностях, как она сама себя удовлетворяет и играет в проститутку во время их путешествий по Парижу. И знаете, эта сцена не то чтобы вписывалась в общий сюжет и не то чтобы вообще нужна в этой книге. А ведь какие-то друзья тех времен наверняка читали, что там понаписали старина Томас.

Но не вся книга так плоха. Как ни странно, но ближе к концу я даже порадовалась, что не бросила чтение. Почему-то греческая и турецкая части у Эспедаля получились отменно. Вот это действительно был тревелог, внутри которого органично вписаны литературные размышления. Здесь действительно и нация видна, и ощущается дух туризма, и разговаривают люди на разных языках, но все равно беседа отлично идет. Все вышло органично. Вот если бы Эспедаль в таких настроениях переписал первые 2/3 книги - вышла бы совсем другая история.

Ходить пешком - прекрасное занятие! Особенно приятно заниматься этим в отпуске, с другом и 70-литровым рюкзаком по горам. Сначала выбираешь страну, потом маршрут, и начинаются сборы. Упаковка рюкзака вообще отдельная история: если вдруг при надевании он тебя роняет на пол, следует избавиться от книги(к сожалению), косметички (не нужна совсем), платья/сарафана (глупость несусветная), а вкусную (но очень тяжёлую) тушёнку переложить на крепкие мужские плечи. Три дня в пути и мы в Адыгее у входа в Кавказский национальный заповедник, откуда начинался печально знаменитый "Тридцатый маршрут". Никакой связи с внешним миром все десять дней, только горы, звёзды и медведи (змеи, лошади и другие ещё неопознанные нами сущности).  Да, косолапый был где-то рядом всю дорогу в разных ипостасях: сначала бегущие навстречу люди с ужасом в глазах и криками "Там медведь!", потом его рычание в лесу и множество какашек на выходе с маршрута.  Встретиться лично не довелось, к счастью.

Много всего было в пути: первый раз испытать зрительный оргазм от открывающихся видов; умыться из истока горной реки, вытекающей из снежника; накрыться туманом за считанные секунды и сидеть, как ежики, ожидая видимости; стоять на перевалах рядом с памятниками погибших здесь воинов, не понимая, как здесь можно просто пробыть больше десяти минут, а им пришлось здесь воевать; попасть в грозу и молиться всем богам, чтобы не унесло палатку; радоваться вертолёту, маленькой точкой двигающемуся далеко внизу; прокатиться на вагонетке по узкоколейке, ведущей в мир людей...

Приятные воспоминания принесла книга, и немного зависти, от того сколько возможностей есть у автора для осуществления своих путешествий и сколько стран он прошёл пешком. Много в тексте упомянуто философов (привет, Сократ!), писателей (моё почтение Ж.-Ж. Руссо и Д.Г.Лоуренсу), поэтов, которые размышляли/сочиняли во время длительных прогулок. И очень мало личного. Вот, вроде начнёт о себе, о любимой, о маме - и тут же замолкает. А ты читаешь между строк о трагедии и бедах в его жизни.

Интересный собеседник, добрый и весёлый Томас Эспедаль, с вами можно и в горы, и в разведку.

   Долгая прогулка - это ведь тоже своего рода путешествие с верными друзьями по непонятным маршрутам, приводящим  на вершину, опускающим в долину и иногда заводящим в болото. Приятные знакомства с новыми авторами, неожиданно нужный совет от совершенно не знакомого человека, моральная( и не только) поддержка на протяжении всего пути.

Увы, не моё.
Поток сознания автора на фоне его же рассказа о своих путешествиях, сильно смахивающих на бродяжничество. Немного о том, что в покое и уюте ему не жилось и не писалось, хотя он пробовал. Много о философах, поэтах, писателях и художниках. По поэтам цитируются их стихотворения, также есть цитаты писателей и философов.

Рассказы о путешествиях немного разбавлены размышлениями о обо всем, что придет в голову по дороге. Путешествовать автор предпочитает по памятным местам - где жили, пили или ходили известные ему писатели, поэты, я повторяюсь. Путешествия очень плотно привязаны к барам и менее плотно - к общению с проститутками. Истории общения с оными, на мой взгляд опять же, бессмысленны и высосаны из пальца. Впрочем я уже говорила, что это не моё. Рассказы о путешествиях в духе "мы пошли, пришли, увидели, познакомились" по постоянной схеме меня не то что не увлекают, а утомляют. Автор вроде и описывает, что видит, но полной картинки не рисует.

В итоге для меня книга сложилась в бесконечную череду: мы пошли, зашли в бар выпить пива, посмотрели, где жил имярек, пошли дальше, было нелегко, пришли в следующее место, там встретили неплохих людей, выпили, познакомился с девицей, собрались дальше... Получилось неинтересно