Прощай оружие. Старик и море. Праздник, который всегда с тобой. Рассказы

Книга не пошла от слова "совсем"!
Читать было скучно и не интересно... Хотя я люблю автобиографичные книги! Это очень увлекательно - погрузиться в историю! А здесь.... Даже не знаю почему ( но было сухо. И я при чтении периодически отключалась, приходилось возвращаться назад и перечитывать снова...
Мы имеем много разных, не связанных между собой, историй. Встречи, игры, ставки, творчество.. Вот только праздника я не увидела! Наоборот - было грустно..
Я с Хемингуэем знакома всего ничего - Старик и море только прочитано. Но мне понравилось! А праздник - нет.. Все таки ждала от книги я больше радости!

Как-то раз, в одном из своих репортажей, Эрнест Хемингуэй описал случай, лёгший в основу повести. В этом репортаже сообщалось об одном старом незадачливом рыбаке, который в самозабвенном порыве заплыл далеко в море и там, истощая свои скудные силы, долго боролся с большой рыбой, которую в итоге сожрали акулы, а несчастного рыбака в полу-безумном состоянии подобрали через какое-то время его коллеги. Отличие от повести весьма примечательное. Мне как-то сказали, что, мол, нет, всё нормально — это художественное преображение действительности. Что ж, пусть так, ибо иронию от ситуации это никак не отменяет. Теперь к делу.
К «Старику и морю» Хемингуэй шёл, как известно, всю жизнь. Часто он, к примеру, практиковал наиподробнейшие описания рыбалки и охоты (мне в последний раз встретилось в «Иметь или не иметь»), причём из раза в раз старался делать эти отчёты как можно более утомительными и скучными. Это как если бы Фолкнер в своём прекраснейшем «Медведе» начал подробно отчитываться, как персонажи заряжали ружья, не знаю... прочищали дуло, смазывали механизмы, приставляли ружьё к плечу и что они при этом чувствовали и так далее, - ведь это же совсем не главное! Но Хемингуэю до этого дела нет. И если те писатели, которых я почитаю хорошими, описали бы эти сцены рыболовного быта парой штрихов, чтобы можно было перейти к главному, то Хемингуэй с маниакальной упорностью будет насиловать читателю мозг всеми этими бессмысленными подробностями, ибо если дядюшка Хемингуэй любит рыбалку и знает в ней толк, то и его читателям это должно быть ой как интересно. Нет, не интересно. И хотя в «Старике и море» подобная скрупулёзность обоснована, ибо основной конфликт (борьба... с рыбой) плотно связан с описанием действий рыбака, но читать это всё равно невыносимо.
Хемингуэй, как известно, был мастером пустых диалогов, причём сам он считал свои диалоги едва ли не образцовыми. Ну, диалоги двух даунов ему, действительно, удаются как нельзя лучше (- Мария. - Да. - Мария. - Да.). Как правило, диалоги эти совершенно безлики. Прочитав очередную чушь типа: - Ты меня любишь? - Да. - Точно любишь? - Да. - Сильно любишь? - Да. - задаешься вопросом: кому это принадлежит? Героям «Оружия», «Колокола», «Фиесты», Нику Адамсу, героям «Иметь или не иметь», «Холмов Африки»? А какая между ними разница? А никакой! Так вот, в «Старике» это глумление над эстетом изящно упразднено, ибо в большинстве своём старик довольствуется обществом самого себя (рыба, к которой он иногда обращается, по неизвестным причинам от общения уклоняется), но никакого облегчения это не принесёт, ибо место феерического хемингуевского диалога занял не менее феерический хемингуевский монолог. Вообще, я как-то прочёл в рецензии одной барышни, что благодаря примитивности языка книги Хемингуэя могли бы читаться легко и просто, если бы он не был так скучен и зануден. Аминь.
Идейное наполнение под стать. Всё те же сказки, что человека нельзя сломить (если бы Хемингуэй читал Шаламова, он бы знал, что если давление не сломило человека — значит недостаточно надавили. Впрочем, когда Хемингуэй подставлял дуло ружья к своей голове, он вполне мог осознать, какую лапшу вешал людям на уши). Совершенно непроизвольно для автора повесть прекрасно показывает, как дурак сам навлекает на себя страдание, иллюстрируя старую поговорку о больной голове. Как-то я прочёл, что в Сантьяго нет христианского смирения. Действительно нет. Но и считать его стоиком (а аннотация уверяет, что эта повесть - гимн «героическому стоицизму» человека. Простите нас Сенека, Марк Аврелий, Эпиктет) — всё равно что считать литературой книги «Оттенков», то есть ничего общего. Дело даже не в том, идиотизм героя, конечно, разителен, но, по-моему, начался он с гордости. Всё, что делает или не делает Сантьяго — продиктовано гордостью. Следуя её советам, он постоянно набивает шишки, но всё по той же гордости упрямо не желает осушить то болотце, в котором он так славно сидит, хотя он ведь мог бы исправить свою жизнь, но нет, человек не сдаётся, поэтому я не буду ничего менять. Дополнительная беда в том, что по воззрениям Хемингуэя того времени, Сантьяго — чуть ли не образец для подражания: простой человек, избежавший развращения богатством, который не склоняется под ударами судьбы (которые сам на себя вызывает) и прочее. Но что в нём образцового? Его дела — всё тот же бодрый душевный онанизм стареющего человека. Ну, условно говоря, кто в 70 идёт с рыбами бороться, а к то женится на 19-летних. И когда в конце он мирно (ути-пути) засыпает, и во сне видит львов, ты всем своим изнасилованным мозгом понимаешь: вот, молодец, ублажил себя, отвёл душу — фенита ля комедиа.

Ну что тут можно сказать...Да слов даже нет. И вряд ли когда-нибудь появятся...
Повесть читала первый раз уже давненько. Сейчас появилась возможность услышать её в потрясном исполнении актера Анатолия Григорьева (Новосибирский драматический театр "Старый дом"). Об исполнении речь отдельная - очень здорово и Анатолию за это огромное спасибо!
Теперь что касается самого произведения. Интересно, но у меня впечатления после первого прочтения и второго отличаются. Причем, мне оба раза ОЧЕНЬ понравилось! Объяснить, при этом, в чем именно разница я затрудняюсь. Могу сказать только, что в первый раз произведение для меня осталось сильно философским, а во второй раз я его прочувствовала лучше душой, чем умом.
Совершенно убойный сюжет - с самого начала и до концовки. Причем вторая половина даже "триллерная". Страхово местами :)
Какие чудесные герои. Душевнейший Мальчик с чистой душой, широким сердцем. Трогательный Старик, который страдает от того, что ему нужно убить друга (и не важно, что это всего-лишь рыба). Сильнейший (и в телесном, и в духовном смысле слова), отзывчивый, стойкий;

Великолепный язык!!! Красота и загадочность моря, обалденная глубина человеческой души и силы воли.
Сантьяго - чемпион! :)
Читать всем и перечитывать! Это настоящее искусство пера!

Во время чтения много раз спрашивал себя - неужели это Хемингуэй, которого я знаю? Местами я узнавал его, но в целом создавалось впечатление незнакомого автора. Вот что получается, когда к книге прикасаются практически чужие руки, да не одни. Несмотря на незаконченность, отрывочность произведения в целом, чувствуется талантливая рука мастера с поразительной четкостью воссоздавшего "кафейную" картину центральной части Парижа двадцатых годов прошлого столетия, царившую там творческую атмосферу, некоторые скрытые моменты писательского труда, влияние на него семейной атмосферы.
Покоробила меня проявленная писателем бестактность, раскрывшим конфиденциально рассказанную ему Скоттом Фицджеральдом интимную деталь своей жизни.
К сожалению такой творческой атмосферы, о которой писал Хемингуэй, в парижских кафе уже нет. Кстати, ее появлению и развитию во многом содействовала русская эмиграция.

Достаточно тяжело и отвественно писать рецензию на такого уровня классику, тем более, что на сайте множество отличных разнообразных мнений об этой книге и тем более, что я ее только что закончила читать и все еще на эмоциях. Попробую собрать весь свой сумбур воедино.
На самом деле надо сказать огромное спасибо университетской программе, ведь если бы не она, то я бы вряд ли добралась к этому произведению Хэмингуэя (у меня на этого автора были свои планы, не касающиеся данного произведения). Но я таки добежала к нему и садилась за эту книгу с опаской. С опаской потому что произведения о войне слишком тяжело и медленно мне даются. Возможно, что это одна из причин, по которым я никак не доберусь до Ремарка. Но волшебный пинок сыграл свою волшебную роль и я начала читать это произведение.
Вы знаете, Хэмингуэй так прекрасно пишет о войне! Не думала, что смогу и захочу такое написать о произведении про войну, однако это именно так! Волшебным образом эта книжка сосчитает в себе и самый ужасный ужас военных действий (окуная читателя в эмоциональное оцепенение и заставляя прочувствовать на себе всевозможный ужас боев, ран и страшной жизни на войне) и в то же время великолепно прописана и вписана любовная жизненная линия! Понравилось, что любовь здесь описана по-настоящему чувственно и реально, а не суховато, как это бывает в подобного рода произведениях, где авторы зацикливаются на однообразных многостраничных описаниях боев.
Волшебно чувствуется контраст двух жизней - военной и мирной... Если в первой человек вынужден и чувствовать и вести себя намного старше, чем он есть, то вторая - мирная жизнь - отдушина солдата, в которую кровавыми неприятными пятнами вписываються военные передряги... Из-за них солдату запрещается быть наивно влюбленным слишком долгое время.
Во всех изменениях человеческой души и сути виновата только война, абсолютно в каждом изменении главных героев от начала и до конца присуствовала война... И это страшно. Жутко страшно.

Перечитала повесть. Со времен школы совершенно не помнила о чём книга, да и забыла, если честно, что вообще ее читала.
Но когда пустилась в повествование, стала вспоминать. И нет, не сюжет, а чувства, которые вызвало чтение. Помню, мне было очень жаль рыбу и страшно за Старика. Сейчас же – за пойманную рыбу я не переживала, переживала за Старика. Но теперь я за него не боялась, просто была уверена, что со всем он справится. Эта смена взглядов для меня о многом говорит. Вот так, перечитывая книги, начинаешь прослеживать свою трансформацию.
Вообще, к слогу Хэмингуэйя мне нужно привыкать, с маху в его книги я не попадаю. Думаю, именно поэтому «По ком звонит колокол» была мной не дочитана – порог вхождения оказался слишком высок. После «Старика и море» я решила вернуться к писателю. Пожалуй, запланирую его книгу на следующий год.
Но вернемся к повести. Старик остаётся с морем один на один. Есть он, огромная рыба, необъятное пространство моря и больше ничего. Старик – это вместилище мудрых и в то же время простых мыслей. Он разговаривает сам с собой, а получается, что с читателем. И читатель вправе выбирать, что ему созвучно, а что нет. Никакого навязанного морализаторства.
Старику симпатизируешь. Проживаешь с ним минуты боли и отчаяния. Хотя нет здесь отчаяния. Лишь принятие. Принятие всего, что происходит. С благодарностью и любовью.
До конца не знаешь, привезет ли старик свою рыбу к берегу. Надеешься вместе с ним. Но в итоге понимаешь, что важен не сам результат, а цель. Старик одержал свою победу. Велика ли цена?
Рыбу всё-таки жалко.

За 350 страниц романа "Прощай, оружие!" его герой Фредерик Генри проходит долгий путь, хотя географически он шагает по одним и тем же местам боёв Первой мировой войны. У меня по прочтении возникла ассоциация с фильмом Ким Ки Дука "Весна, лето, осень, зима и снова весна". Так же, как и корейский режиссёр, Хемингуэй привязывает события романа ко временам года.

В начале романа на дворе прекрасная весна 1917 года. Предгорье итальянских Альп, деревья в цвету, птицы, ароматы. Мы видим главного героя Фредерика Генри беззаботным лейтенантом санитарной части, который вроде как почти на фронте, однако, его служба связана с ленивыми поездками по санитарным постам и любованию природой итальянских гор. Он всё больше посещает бордели и ведёт длинные никчёмные беседы в кабаках, распивая вино бутылками. На вопрос, зачем он, будучи американцем, приехал на войну, "Энрико Федерико" отвечает: "Не знаю, не всё имеет разумные объяснения", а чуть позже добавляет, что "война казалась мне не более опасной, чем в кино". Из скуки он посещает британский госпиталь, в который приехали две новенькие медсестры. Одна из них, Кэтрин, привлекает его. Кэтрин на шажок впереди к осознанию бренности нашего мира, т.к. она мечтала, чтоб её жених пошёл на войну и попал бы к ней в госпиталь с "живописным" ранением саблей и как бы они любили друг друга, однако, жениха уже нет, а она помогает выхаживать солдат с отнюдь не живописными ранениями.

Между героями вспыхивает любовь, а может быть, они на протяжении всего романа лишь продолжали играть в затеянную Кэтрин на втором свидании игру в "Я очень тебя люблю", когда оба знали, что это не так, но чтобы отвлечься от происходящей вокруг войны и смертей, произносили именно эти фразы. Уже летом, когда их роман получает максимальное развитие, даже воображают себя женатыми. "Нет никакой отдельной меня", - говорит Кэтрин. Генри сначала рад ей подыграть, но она стала настолько большой частью его жизни, что уже и он начинает думать так же.

Осень - символ бурь, тревог и жизненных испытаний. И оба главных героя романа сталкиваются каждый со своими трудностями, опасными для каждого по своему. Уже осенью на тот же самый вопрос, зачем он пришёл на войну, после перенесённых испытаний и многочисленных разговоров о происходящем главный герой коротко говорит: "Не знаю. Дурак был". Однако, любовь Фреда и Кэтрин переживает невзгоды, оба героя, романтики, проносят её и не отказываются друг от друга.

Зимой, как и природа вокруг, герои получают заслуженную передышку. Их любовь - это уже не та робкая искорка, что зажглась весной, не тот пожар, что полыхал летом, и не тлеющая лучинка, которую нужно было оберегать от осенних ветров. Это огонь в камине, который спокойно горит и согревает обоих. Вплоть до самого главного испытания, которое автор опишет нам в конце. И наступит ли когда-то новая весна для героя? Календарно - точно да, но вот в душе - не известно.

Герой фильма "Мой парень - псих" увлечённо читает роман Хемингуэя "Прощай, оружие!", но едва дочитав, матерясь и негодуя, выбрасывает книгу в окно. И его можно понять. У Хемингуэя, как сейчас говорят, было 47 вариантов концовок, но выбрал он, пожалуй, самую ужасную, полную безысходности и пустоты. Считается, что роман автобиографичен, то остается лишь надеяться, что хотя бы в жизни у Хемингуэя всё закончилось как-то более жизнеутверждающе.