Л. Н. Толстой. Повести и рассказы

Прочитала небольшую повесть Льва Николаевича “Альберт”. Про маленького жалкого духом и слабого волей человека, скованного пороком пьянства. Будет он обязательно обманывать, воровать и заискивать, чтобы добраться до “графина”. Обычная же, вечная история. Рецепт, которой прост до невозможности: расписаться в своей слабости и с редкими приступами угрызения совести иметь полное право ей отдаваться. Ах, да. Не забудем про безответную любовь. И вот уже можно в полном праве сходить с ума. От белой ли горячки, или от тонкой душевной организации. Тут уже сложно отделить одно от другого.
Да, мало ли пьяниц на свете? – спросите вы.
Всех не упомнишь, да, – согласится Лев Николаевич и вздохнет. Жалко!
Но вот Альберта может и вдвойне “жальче”.
Он гениальный музыкант, который умеет своей виртуозной игрой на скрипке разбудить самое прекрасное в душе публики. Магия чистой безупречной мелодии, уничтожающей на миг суету пустой жизни, подвластна Альберту. Он сам с каждой нотой вырастает все выше и выше. Гений его заполняет все пространство в этот момент.
А дальше. Мелодия затихает. И туман очарования медленно, но рассеивается. Публика возвращается с небес на землю, и Альберт уменьшается на глазах. Он все тот же, в несвежем белье, безумный, неуклюжий пьяница.
Интересные вопросы поднимает Лев Николаевич.
Как уживается гений и его безмерный талант в ничтожной душе, неспособной бороться с пороком?
Кто виноват, что гений “запил”? Проскользнуло что-то там такое у Толстого, намеком кивающее на общество, которое косвенную вину имеет в таком исходе. А может мне и показалось. Или пресловутая “тонкая душевная организация” идет в комплекте с огромным талантом?
Имеем ли мы право, очарованные гением, пытаться спасти или исправить пороки его?
Да, и, главное, по повестке текущего дня – отделим ли талант и его гениальное наследие от небезупречной личности “автора”?
Культура отмены обязывает срочно разобраться в этих вопросах.
Да и сам Лев Николаевич сейчас частенько бывает бит. В вину ему ставят Софью Андреевну и ее несчастную женскую долю. Да и много чего еще другого. А Киплинг, а Экзюпери? Но не буду. Куда ни пойдем, в какую сферу искусства ни ткнем, везде увидим ни один десяток примеров несовершенства человеческой натуры.
Вопросы есть. Ответов нет.

«Смерть Ивана Ильича» разительно отличается и от каренинского железнодорожного эскапизма, и уж тем более от всяких там неб Аустерлица. Потому что это повесть не о смерти, а об умирании. И страшнее всего не мучительность этого процесса и даже не конец, который немного предсказуем, а то, что это неизбежно. Точнее, что это было неизбежным всегда – просто не осознавалось таковым. Осознание же пришло к самому Толстому в момент так называемого «арзамасского ужаса» – пароксизма танатофобии по дороге в Пензенскую губернию. О котором он позже напишет в рассказе «Записки сумасшедшего»: «Да что это за глупость, – сказал я себе, – Чего я тоскую, чего боюсь». – «Меня, – неслышно отвечал голос смерти. – Я тут».

С первых глав я чувствую психологическую модель отношений дочери и отца. Это объясняется и временем, и разницей в возрасте, однако, на мой взгляд, так полностью растворяться в человеке и терять себя, свою индивидуальность, свои мысли, чувства... Не стоит. Жизнь только ради другого не оценят. Он сдерживает себя, свои проявления, обесценивает проявление чувств, считая это ребячеством. Хотя на самом деле только тогда, когда мы «отпускаем» себя , несмотря на все убеждения, мы способны познать всю неизмеримую глубину чувства. В описании атмосферы и пейзажей ощущается робкое и несмелое душевное настроение, героев, которое сообщается читателю. Словно боишься спугнуть мгновение... Не стоит сдерживать любовь в сердце. Пусть она пробивается тихим , нежным ростком в душу, которому для жизни необходимо трепетное, бережное отношение.

Нехватка эмоций в отношениях рождает стремление к обновлению. В этом мне и близка и не близка героиня. Я привыкла к тихой жизни, иногда в отношениях не хватает выражения душевного тепла, нежной привязанности, чувств, бережности друг к другу, страсти.

О, эта молодость с её жаждой впечатлений, увеселений, но если бы он только дал волю своим истинным эмоциям, мягко поговорил с ней... Душевные, проникновенные разговоры друг с другом очень важны. Умение проявлять эмоции и чувства перед любимым человеком, и выслушивать, и услышать его. Мы просто хотим быть услышанными. Он дал ей свободу прожить первые восторги молодости и извлечь опыт. Слишком много рассуждал, и так мало любил... А ей всего лишь хотелось задушевности, ласкового слова, взгляда, бережного отношения, трепетности. Тот прежний род любви не возродить, но возможно открыть сердце новому роду любви... Более тихой, но и более глубокой. Ушедшей, но переродившейся. Он просто не мог дать такую любовь, которую она от него ждала...

При перечитывании этого небольшого романа моё сердце всегда охватывает тихая, щемящая грусть... И робкая надежда, что задушевность между ними не исчезла, пробивается сквозь неё...

«Я знаю, что от тревог нам бывает всегда больно, я жил и узнал это.»

«В этом моя жизнь, в любви к тебе»

«– Ты рассуждал, ты рассуждал много, - сказала я. - Ты мало любил.


– Это жестоко, что ты сейчас сказала, но это правда.»

Приветствую вас, первая мною прочитанная повесть Льва Толстого столь меня впечатлила и ошеломила, что я решился на написание рецензии ибо произведения более глубокого на сию тему не много, и как раз мгновенно здесь обитает данная повесть.
Иван Ильич, мученик своей длительной смерти, страдания пережитые им в проклятии не донесутся другим, его умственное затухание как и внутренние происходит не в миг, все по течению реки, протягивает Толстой, ведь Толстой и желает нам объяснить тончайшую воочию эгоизма к нему, в том и конфликт, смерть его - никого, кто состраданием воспылает к нему? никто, посредством данного мы следуем изъяснить что гроб его (прошу прощения за тавтологии) не гибель их, это их и восхищает, омертвение ближнего ( не скориее всего) более пролевает на них свет, чем чувства и эмоции к нему, он - ничто, и попал он в - ничто, что ему терять? Душу свою терять, толь не пришло осязание до, к нему, как после ( имеется в виду, в дни смерти ) монотонное озарение сбивает его работу, любовь, чувства, что забавно, что также печально, что пришедший давний счастливый луч памятный у него, продлился поминутно ( скорее и секундно ), исчерпал всю свою глубокость довольства внутреннего, у Ивана Ильича никогда не стояла с его именем чести, и благородства и уважения, ведь он сам не знает когда было то, того виднее что ложность комфорта перекрывает пустоту ладони, жил Иван Ильич не так, а вовсе не жил, грех ли это его?
Прошу судить вам, покойной ночи.

Продолжая чтение подряд шедевров из счастливейшего для русской литературы 1859 года, я дошел до августа и короткого романа гр. Толстого. Давным-давно я уже читал это произведение, и оно не оставило в моих молодых уме и сердце заметного следа. Показалось ,кажется, суховатым схематичным. Так что с некоторой неуверенностью я взялся за него нынче. Как всегда, помогло наличие аудиокниги.
В этом романе я сейчас увидел два плана — субъективный и объективный. На них и сосредоточу внимание.
Субъективно это, конечно, шедевр. Тридцатилетний мужчина пишет повесть жизни от лица семнадцатилетней девушки с таким полным погружением, что не чувствуется ни одной фальшивой ноты, выдумки, натяжки. Толстой писал «Счастье» после поездки в Европу. К сожалению ,я этого фактически не знаю, но создается полное впечатление ,что он там ознакомился с последними новинками женской прозы и много оттуда почерпнул. Помимо собственных жизненных впечатлений. От многих страниц романа так и веет прозой сестер Бронте, Элизабет Гаскелл, Жорж Санд. «Читатели, я стала его женой!» — могла бы повторить Марья Дмитриевна вслед за Джен Эйр. Пять лет из жизни девушки и молодой женщины промелькнут перед нами за три с половиной часа, и это будет невероятный опыт соприкосновения душ сквозь века и эпохи. Анализ собственных ощущений тут неразрывно связан со свежестью сиюминутных непосредственных впечатлений, что делает прозу поэтической и живой.
Ведь помимо удивительного содержания, тут и форма гениальна. На несколько лет Лев Толстой полюбил искусство в себе и ударился в запредельный эстетизм. Проза романа живописна, как у Тургенева, объективна, как у Гончарова, напряженно драматична, под стать Достоевскому. Здесь уже и весь Чехов предсказан с его бытовой трагичностью.
Толстой показывает себя невероятной крепости стилистом, рисунок письма четкий и глубокий, словно гравюра вырезана. Многие части текста невероятные стихотворения в прозе. Даже простой труд крестьян чутко опоэтизирован. А как вдохновенно и светло выписан быт и дух русской православной веры, литургии, церковные службы! (Читая, не влезает в ум, что эдакого вдохновенного богомаза — отлучат!)
До миллиметра выверенная композиция. Роман начинается с похорон и заканчивается рождением ребенка и продолжением жизни бесконечной.
С точки зрения герменевтики, это одно из совершеннейших созданий во всей мировой литературе.
А что же объективно? Ну, это одна из его коварных провокаций, наглая хулиганская выходка ,коими он был славен всю свою жизнь.
Толстой пишет утопию личного счастья, упоение любовью и прочими беспредельными чувствами в скорлупе грецкого ореха.
А в это же самое время печатаются «Дворянское гнездо» Тургенева, «Воспитанница» Островского, «Обломов» Гончарова, фундаментальные статьи Добролюбова, первые после каторги повести Достоевского. В их текстах эпоха звенит медью и гремит барабанами социальных битв.
В стране экономическая разруха после «Крымской катастрофы», страна бурлит и грохочет в ожидании и требовании немедленных Великих реформ, общество волнуют самые глубинные политико-экономические вопросы, нетерпимость к крепостническим порядкам достигает своего апогея.
В романе Толстого огорчения из-за бала у княгини С. и случайного поцелуя с итальянским вертопрахом. Любовь, любовь, любовь...
Сам автор пришел в ярость и возненавидел собственное гениальное творение. Он почти на три года бросает перо и погружается в самую гущу народной жизни, которую уж не покинет. Только отчеты обществу будет высылать — «Казаков», «Войну и мир», «Анну Каренину».
Спасибо добрым музам и гениям творчества, что у нас, у всей мировой культуры есть эта уникальная и шедевральная повесть. Но сейчас, в данную минуту времени для русского общества она также вредна, как и 163 года назад. С точки зрения вечности, это великое достижение человеческого ума и духа. Сиюминутно, это обман и эскапизм, который может привести и отдельную человеческую жизнь, и жизнь общества к чудовищным последствиям.
П.С. прослушано в великолепном исполнении Елены Литвиновой. Это единственная полная версия, кою мне удалось найти, но крайне удачная!

Эта небольшая книга открыла для меня совсем другого Толстого. Я даже с первых строчек не узнала привычный стиль автора. Такая со страниц лилась насмешка, сатира, издевка... А потом, по мере нарастания повествования, книга стала по-настоящему неистовой. Читать местами было больно и страшно даже! Так беспощадно Толстой разбирал "умирание" с его физиологией и психологией! Хотелось больше не читать, отложить, не думать об этом...
Чего только стоит сравнение врачей с юристами, которые как-нибудь все устроят, но так толком даже и не знают, что с больным...А равнодушие и усталость близких? А вот эти мысли умирающего: "для чего все это было, зачем это все???!"
И лишь немного автор дает успокоение читателю в конце, как и буквально тот свет, который видит Иван Ильич в конце своей жизни.

Когда невозможно противостоять неведомой силе.
Разум говорит одно, а действительными поступками управляет что-то неведомое, необъяснимое, что-то, чему человек противостоять не может. Толстой исследовал эту стихию всю жизнь, в себе, в людях, что перетекало и в его произведения.
«Дьявола» он прятал в обивке кресла 20 лет - боялся не то что публикации, прочтения сего откровения женой Софьей Андреевной.
Дьявол - стихийная, страшная сила, ломающая разумную волю человека, - не даёт покоя самому Толстому. Увлечения до венчания с женой крестьянской девушкой Аксиньей, а позже и домашней кухаркой, бередили душу Толстого. Он знал, что такое это противостояние, каких сил оно требует и что происходит с человеком в момент слома, а также какая расплата душевными муками ожидает после.
Убить их, её, себя? Потомучто невыносимо жить с этим.
Так и Анна Каренина мучима тем же дьяволом - измена, уход от мужа, поиск истины, метания и страшная расплата.
Наташа Ростова так же обжигается дьявольским огнём соблазна - Анатоль Курагин.
Как выпутываться из дьявольских сетей? Возможен ли выход, освобождение от пут? Герой «Дьявола» является прототипом реального человека по имени Фредерикс, который вступив в половую связь «для здоровья» с крестьянкой, а позже женившись на девушке из дворянской семьи, своего уровня то бишь, мучается непреодолимой страстью - думает о крестьянке. Жена его ревнует. Он решается на убийство крестьянской девушки, после чего попадает в тюрьму, сходит с ума и в итоге бросается под поезд. У повести же есть два варианта концовки.
Толстой поднимает вопрос об искренности брачных, семейных отношений: «жениться на барышне – значит навязать на себя весь яд цивилизации».
Так что же Дьявол - страсть к запретному или то, что называется уродливо браком? Бывает вообще в природе так, что звёзды сошлись: то самое чувство к тому единственному человеку + страсть + семья + однолюбы? Тогда без Дьявола? Или он тогда воплотится в другой страстишке?
Ну или вообще всё просто и не надо терзаться, к чему такой накал, муки совести, быть честным - это не в нонешних нравах и не модно, надо жить легко - пойди да выбери себе Степаниду из базы данных, так, для разнообразия… и жена пусть будет.