П. И. Мельников (Андрей Печерский). Собрание сочинений в шести томах. Том 5

Если первая часть прошла на "Ура", то не грех и за вторую вскорости приняться. Что, в общем-то, и сделано.
И если «В лесах» Павел Мельников (Андрей Печерский) уже прочитана, то примерно представляешь чего собственно стоит ожидать тут. Снова мы погружаемся в историю девятнадцатого века, где многие герои нам уже знакомы, а к другим предстоит приглядеться получше да побольше узнать о религиозных сектах, где наиболее полно рассказано о хлыстах, в ходе чего убеждаешься, что ничто не меняется в этом мире. Все методы и приемы работы с возможной аудиторией, психологическая составляющая уже давным-давно отточены и усовершенствованы. Но тем не менее читать об этом весьма интересно и содержательно. Радение, нисхождение великого духа, духовное супружество и прочие вещи на деле оборачиваются обманом и грехом. Все о душе, да о духовном рассуждают, а в уме держат денежку, да побольше.

Многие сведения, содержащиеся в романе, подтверждены богатым историческим материалом, тем более автор сам знал об этом не понаслышке. В связи с этим фактом произведение становится отличным подспорьем в плане знакомства с бытописанием, отношением к религиозному вопросу государства, положением купцов и их связям в российском государстве в то время.

Несомненным плюсом для меня является и язык романа, помогающий лучше прочувствовать атмосферу произведения, а также окунуться в то время по полной. Все эти литературные обороты, присказки, прибаутки да пословицы как бальзам на душу, особенно в сравнении с современным, перегруженным многими заимствованиями, сленгом и иностранными словами.

На мой взгляд, тут для автора на первое место вышло его желание рассказать подробно в первую очередь насколько остро стоял для государства религиозный вопрос и как боролись в нем со всякой ересью, предпринимая все шаги для искоренения оной и возобладания единоначалия. Поэтому персонажи тут отходят на второй план и становятся частью истории, но не её основой. Да, есть интересные судьбы, крепко увязанные во всем происходящем, призванные оттенить и наиболее полно представить случившееся, но они не играют первую скрипку тут.
При этом, импонирует, что все истории, начавшиеся в первой части или появившиеся тут, получают логическое завершение. От этого рассказанная история получается законченной и полной.

Если, одолев первую часть дилогии, вы решили: «я три тарелки съел», пора бежать и пусть там Флена Васильевна, Максим Патапыч, мать Манефа и прочие Дуняши сами разбираются, кто из них Самокуров, а кто Смолоквасов (или наоборот), почём баржА сушеной воблы и как с этим дальше жить с божьей помощью, чтоб не оскоромиться, то стоп!— не пора. Не верьте, если скажут вам, что обе части вполне самостоятельные произведения, невзирая на сквозняк, устроенный персонажами (шастают туда-сюда), мол, одно дело «В лесах», совсем другое - «На горах» - принципиальная же разница, невооруженным геодезическими приборами глазом заметная. То да, разница есть, и за неимением других дел, я, может, и расскажу, в чём она — потом, если захотите. А пока надо помнить, что у любой реки два берега, и если прочитать только про один, то всё, считайте, что ни Мельникова, ни Печерского, ни Павла, ни Андрея вы вовсе не читали, не стоит и упоминать — тема Волги не раскрыта. То же мне, мастера хлопков одной ладонью! Читаем, коли взялись. А если ещё не взялись, и леса «керженские, чернораменские» не успели стать частью вашей оперативной памяти, и не завелись в них паразитарным образом «захребетники» и «обливанцы», «зазвонистые жемки» вкушающие, — бегите, глупцы! то сильно подумайте — назад дороги не будет, на попятную не пойдешь и передышки не положено — читательский фатум не дремлет. Вот я, грехи мои тяжкие, решила в антракте в самоволку сходить незаметно, ну пока у Параши свадьба (конец первой части, to be continued), а Марко Данилыч про тюлений жир толкует за чашкою отменного лянсина фу-чу-фу (сиквел), — авось никто внимания не обратит, успею я развеять морок великорусский где-нибудь со скалистых чужих берегов. И..
«вам знакома эта ПРЕКРАСНАЯ страна, вся в долинах и холмах?
прекрасные горы отделяют её от далёкой дали. у этой страны есть горизонт, а это случается далеко не со всеми странами.»… прочитала я первые строчки «Любовниц» Эльфриды Елинек, нобелевского лаурета, и тут же схлопнула файл: какая еще Эльфрида, какие нафиг любовницы, за что им только премии дают, разве могут быть ещё какие-нибудь горы, раскинутся ли где горизонты шире тех, что ждут-не дождутся меня на оставшихся заповедных девятьсот девяносто двух страницах? Я другой такой страны не знаю.

Ни отдыху, ни сроку, короче: сказал «В лесах» - говори и «На горах». Это понятно. Непонятно другое: а чего говорить-то, когда я уже разлилась соловьём по поводу магической силы волшебных слов и шёпотом намекнула на превышение полномочий в их использовании, восхитилась дотошно, но бодро, описанными хозяйственно-бытовыми обстоятельствами староверов и правдоподобными подслушанными-подсмотренными историями их разнообразно-несуразных жизней, обозвала всё это дело типичным колониальным романом под прикрытием фольклорного эпоса, и совершенно зря не подумала хоть пунктиром наметить сюжетную линию — было бы что продолжать сейчас. Но нет — так нет, снявши голову по волосам не плачут (ага, я и не так теперь умею и имею моральное право глаголить), а вам самостоятельно придётся выяснять, счастливо ли сложилась семейная жизнь токаря-сребролюбца Алёшки Лохматого с романтически-ушибленной богатой вдовушкой Марьей Гавриловной, мерещатся ли новые искушения Василь Борисычу, каково бедолаге Чапурину раз за разом обламываться с матримониальными прожектами, смогут ли отбить тоталитарные сектанты невесту с миллионным приданым у неверного Петра Степаныча, кто станет настоятельницей Комаровской обители и надолго ли, потому что обителям этим вашим скоро — спойлер — кирдык. И совсем, к слову, не без участия Мельникова нашего Печерского, Павла-Андрея, любителя русской словесности и государевой службы чиновника по особым поручениям, кои поручения в качественной прополке заволжского раскольничьего рассадника и состояли. Пользуясь удачной находкой автора — кульминация произошла, развязка миновала, а книга всё продолжается и продолжается (справедливости ради - первая, во второй драматургия ритмичнее, что ли) — продолжу и я, и, как заметил уже внимательный читатель,— продолжу, переходя на личности и съезжая на разбитую историческую дорогу. Блистательным навыкам вождения по ней я не обучена, просто было время поразмыслить о том о сём, пока из далека долго текла река Волга. Посему дисклеймер: ревнителям за всё благое, охранителям традиционных ценностей (график сутки через трое), исследователям генетической народной памяти, а равно и любителям припадать к изначальным истокам по старинным русским рецептам, а также приставам следственных дел, просьба не беспокоиться соседей по палате.

Что вообще не так со старообрядцами и почему их во что бы то ни стало необходимо было искоренять на государственном уровне? Ну крестятся не щепотью, а двумя пальцами перед восьмиконечным Распятием, кафизмы со стихирами распевают подозрительно долго, ну вокруг алтаря ходят посолонь. Но Таинства-то приемлют, не нехристи какие, никонианских младенцев в сметане Великим постом не жрут. И не было среди них в описываемую эпоху (вторая половина 19 века, ну) деструктивных и страстных Аввакумов, готовых «за единый аз» заживо гореть. Живут себе тихо-мирно по лесам-горам, советы старцев слушают — бывает, что и в пол уха, обычаи соблюдают - порой не сильно внимательно. А теперь представьте: ааагромная страна, управляет которой один единственный человек, пока не помрёт (сложно представить, ок), и управляет он ею на том незыблемом основании, что первенствующий митрополит в торжественной обстановке ему крест маслом на лбу нарисовал. И все довольны, всех всё устраивает: ну как же, помазанник божий, гарант соблюдения заповедей и единой под Богом России, скрепы на месте. Но при этом существует, и существует довольно успешно, многочисленное сообщество, для которого чисто теоретически — практически помыслить страшно — царь-то ненастоящий, инославный вообще-то какой-то царь, еретик — и ответ у нас перед ним минимальный: кесарю кесарево. Но не всё, конечно, кесарево, а в ограниченных количествах, дабы не оскудело древлее благочестие. Вообще непорядок. Тут естественным образом переходим от вопроса общих идеалов и основ русской государственности ко второму, не менее важному, — бабло. Старообрядцы в рамках общины зачастую люди обеспеченные, и не в последнюю очередь потому, что держатся обособленно, доверяют только своим, на заезжих столичных купчишек с модными бородками смотрят косо, крупнейшие финансовые сделки заключают между собой, перекрестясь двуперстно, за самоваром — и шиш там тебе, а не отчисления в казну, ну разве что взятки по необходимости. И как таких самозанятых не искоренять прикажете? То-то же. И ведь  даже не совсем искоренять, а, так, поприжать чуток. Всё правильно делал Мельников-Печерский, командированный по линии министерства внутренних дел.  И то, что делал не абы как, а с пылом и душой, как истинный исследователь-натуралист, который сначала все подробности про жука в естественной среде обитания опишет, и только потом в банку и на булавку, - большой молодец. Намотается по лесам-по горам, закроется в кабинете в Москве и тот час вспоминает — до запятой! А потом 6 корректур! Вот и выходит - что зачитываются люди русския и пользу от того великую получают.

Да, обещала про разницу. На левом берегу Волги — леса, на правом — горы, там тысячники — здесь миллионщики, одни лесом торгуют, плошками-ложками да коромыслами — другие пароходами да рыбным-хлебным промыслом владеют, первые дочерей в скиты на обучение отдают — вторые в пансионы столичные, ну и по благочестию выводы соответствующие. Ну а грибочки, груздочки, стерлядочки и икра зернистая — на месте, не извольте беспокоиться. У Эльфриды-то Елинек небось ничего такого в заводе нет, не стану и проверять.

Писемский ответил спустя год, не только контратакуя довольно неприкрытые нападки Венгерова, но разобрав заодно и второй роман Печерского. На тот момент Писемский был уже в летах, сильно пил, но обладал всё ещё острым умом и не менее острой язвительностью. Очерк был напечатан в журнале "Северная пчела" за 1876 год. Цитируется по перепечатке в "Новом мире", №6, 1979 г. Статья в НМ преддварялась эпиграфом, который я тут повторю.

Что до Писемского, то нынешние его исследователи, может быть, и неспроста, пряча неловкость, озираются на «горы» и «пики». В отличие, скажем, от Мельникова–Печерского, который всю жизнь так и провел во «втором ряду», среди «беллетристов–этнографов», или от Лескова, который был сходу вколочен во «второразрядные беллетристы», загнан туда в ходе жесточайшей драки сразу же при появлении своем в литературе, Писемский побывал–таки в «первом ряду». Он красовался среди главнейших наследников Гоголя целое десятилетие. Непосредственно рядом с Гончаровым и непосредственно впереди Тургенева. Он, Писемский, был причислен к главному созвездию, и никто по сей день не смеет сказать, что незаслуженно. Это тот случай, когда классик первого ряда не удержался в первом ряду. След высокой пробы, печать прошлой признанности продолжала всю жизнь гореть на его лице.

"Три еретика" Л. Аннинский

Остаётся удивляться, почему так часто моё имя упоминается в связи с книгами Печерского. Только на том основании, что я тоже не раз выражал вслух удивление высокими гонорарами означенного автора, не соответствующими его литературным талантам, С. Венгеров позволил себе несколько личных выпадов в мою сторону, приняв за мою некую анонимную рецензию. Что ж, раз Печерский тоже, как видно мне сейчас, затаил камень за пазухой и обратился к теме хлыстовцев, которую разрабатывал и я, сделаю то, что, видимо, ждут от меня Печерский и его клевреты, а именно разберу литературные достоинства (если найду таковые) его дилогии.

Сразу оговорюсь, что счастлив, что мои скромные труды были заклеймлены понятием "бульверлиттовщины". Романы Бульвер-Литтона, равно как и романы такого "нашего" (сложно употреблять это слово к человеку, который живёт большую часть времени в Европе) романиста, как Достоевского, обладают чистотой стиля и ясностью изложения, причём в основе романов - твёрдая сюжетная канва. Как ни покажется странным Венгерову, но соглашусь я и с его сентенцией, что "стиль ради стиля может стоять над сюжетом". Дело нас писателей: создавать почти театральное пространство, удалять одну стену из дома персонажей, чтобы читатели расселись кругом и смотрели в тот дом, будто на театральную сцену. И если стиль даёт им то же желание заворожённо смотреть в глубь чужого дома, чужой жизни, то не возьму я на себя смелости отрицать, что стиль - это великолепные декорации, которые завораживают не менее происходящего на сцене.

Но в то же время вынужден я согласиться и с очередные рецензентом, который пожелал остаться неизвестным, что заявил "Роман «В лесах», однако, преизобиловал хотя бы описаниями быта нашего Заволжья, почти всегда интересными. Роман «На горах» не содержит и этого: г. Печерский, очевидно, исчерпал материал и переписывает самого себя. Результаты получаются истинно комические: это такое дешёвое, заурядное шарлатанство, что о художественности не может быть и речи: новый роман г. Печерского — не «продолжение», а скучное и вялое размазывание прошлого его романа". Побуду ещё большим брюзгой и скажу, что декорации, коль они не двигаются, постепенно прискучивают. Так было и в первом романе. Поначалу стиль "В лесах", который перерос стиль этнографиста и стал богатым стилем автора, завораживал, но, не имея развития, стал утомлять. Начиная главу, ты мог точно сказать, что будет в её завершении. То, что умещается в краткую фразу "и он ей рассказал, что узнал", бывает растащено на целый разговор, изобилующий сюжетными повторами. Да, я и впрямь выказывал сомнения в правомерности гонораров, а сейчас я собираюсь позволить себе заявить, что многословный стиль автора вызван не художественной необходимостью, а является лишь попыткой получить больше гонорара за каждую строку.

Ещё более утомляют не столько сюжеты, сколько бледные тени, которых Печерский пытается выдать за персонажей. Уже в первой книге Алексей (обладай я толикой подозрительности, провёл бы параллель между именем этого персонажа и собственным) меняет характер мгновенно, без особой причины. Во втором романе образ Алексея и вовсе лишается двухмерности, он становится злодеем без особых изысков и без особых причин. Если бы Печерский и поддерживающие его писатели не питали бы такой оголтелой и слепой ненависти ко всему бритскому, я посоветовал бы им прочитать роман девицы Бронтё "Грозовой перевал", в котором показано, как необузданность характера превращает юношу в злодея, который при том имеет светлые черты в своём характере. Алексеем же двигает мистическая линия (которая ужасно смотрится в книге реалистической) с подсказками от неназванной силы, предостерегающей, что Чапурин убьёт его. Зачем нужна эта сюжетная линия? Сделал ли Алексей хоть что-то, чтобы избежать злой судьбы? Напротив, он постоянно злит Чапурина, что в конечном счёте приводит к его смерти. Венгеров отмечает новые пути, которыми развивает сюжет и героев Печерский. Должен заметить, это не пути новы, это никто просто не ходит по ним. В книге другого английского писателя Уилки Коллинза "Армадель" присутствует то же мистическое прозрение (что, должен заметить, намного более присуще мистицизму сенсационного романа, чем якобы реализму того русского, что я разбираю), которое заставляет героев пытаться избегнуть проклятия, просто судьба оказывается сильнее их.

Нередко я слышу обвинения в свой адрес, что девицы в моих книгах обладают излишней свободой. Словно страна наша сама приобрела чопорность англичан. При том, что в книгах Печерского девицы пользуются тем, что надзора за ними почти нет, так потеря девичества до брака суть распространённый мотив дилогии, я понимаю, почему ряд писателей избрал Печерского как образец. Девы клонят головы, как и очи, долу, заливаются слезами и не менее двух-трёх раз лишаются чувств. Каждая из них лишь на словах может быть самостоятельной, на самом же деле они лишь тени, отражения мужских поступков и мужских желаний. Словно они все постоянно спят, как Параша Чапурина. И вот у нас есть одна героиня, которая активна и хоть что-то делает. Это, разумеется, Флёнушка. И, увидев, что эта героиня есть и во второй части дилогии, я всё ожидал, что она как-то проявит себя. И что же? Ничего, кроме прописанной автором взбалмошности. Внезапное поведение её с Самоквасовым перед тем, как принять постриг, больше пошло бы роману "Монахиня" Дидро. Это не вера, а глубокое неверие. Не последний вечер перед принятием тайн, а отказ от обоих путей и земного, и духовного. Но так как очи долу вовремя низведены, писатели наши видят лишь пречистых дев. Что ж, остаётся лишь пожалеть, что на их пути не встречалось иных женщин, как кроме притворных скромниц и непритворных истеричек.

Дошли мы и до последнего рубежа этой книги, до тайн хлыстовцев. Что же видит читатель? Восторг дурочки, которую ведут куда-то, так как своего соображения у неё нету. Всё напряжение, которое пытается выдать Печерский основано на том, что Дуня постоянно начинается терзаться сомнениями, столь же неожиданными и не имеющими основания, как и всё, что происходит в книге этой. Вместо приближения к тайнам, к мистицизму, читатель всегда остаётся снаружи, всегда видит внешнее, как если бы, не найдя ключа, постоянно бы вертел в руках запертую шкатулку.

Так что счастлив я в отличии от господ Венгерова и Печерского, обладать любовью к сюжетам. Да, интересен сон под яблоней, но коли длится он слишком долго, становится он кошмаром, не сладостью от него веет, а тягостью и усталостью.

На самом деле эта песенка вовсе не бессмысленна. Она отражает важные состояния бытия, высоко ценимые многими людьми – неизменность и предсказуемость. Стабильность, уверенность в завтрашнем дне, все это не всем придется по нутру, но многие оценят. Еще она рассказывает про большую страну, не важно, как ее называют (Российская империя, как вариант). Про страну, в которой, куда бы ни поехал, будут горы сменяться лесами, а леса горами; «широка страна моя родная» – вот-вот про нее. И потому эпиграф не очень-то подходит к рецензии на книгу «На горах». Постараюсь объяснить, почему подходит, а почему нет.

Подходит
Даже не конкретно к этой книге, а к дилогии «В лесах + на горах». Кому не придут в голову старинные и не очень запевки при взгляде на названия романов. Например, «За лесами, за горами, за широкими морями, против неба – на земле, жил старик в одном селе…». Читатель, вы задумывались, почему в сказке Ершова «старинушка» с сыновьями живет против неба? Небо там, а мы здесь. Сколько не молись, все равно не взлетишь. Вот и в книге «На горах» люди тоже живут против неба, творят дела мирские, но надеются отмолиться. Кто-то сам. Например, мать Филагрия, бывшая Фленушка. Все девушке хотелось и туда, и сюда, и замуж, и в черницы, и в свое удовольствие, и ради матушки. И ведь смогла – согрешила с женихом и в постриг, грех до конца жизни отмаливать. А кто-то проще поступает, например, Смолокуров. Лютует, несправедливости работникам чинит, обманывает и подсиживает всех, начиная с лучших друзей. А все туда же, про небо думает. Щедро дает деньги в скиты, пусть старицы молятся, больше денег – больше молитв, все небо ближе. Некий купец Орехов так вообще бесхитростно говорит зашедшей чернице:

Не подходит
Нет в книге той широты, что в песенке чувствуется. Хорошо автор тему раскрыл, но ограничился узкой областью. Основная часть действия происходит на правом берегу Волги от устья Оки до Саратова. Герои плавают вверх-вниз по течению, баржи водят, но от Волги в сторону ни-ни. Оно и правильно, Волги достаточно, даже слишком. Но в первой книге хотя бы герои в Москву ездили, Австрию, некоторые краснобаи даже до Иерусалима добирались (не факт). А тут нет. Впрочем, это к лучшему, я не представляю, сколько томов заняло бы у Мельникова (или Печерского, вечно их путаю) описание всей земли Русской. Не в широте правда, правда в деталях, проработке, дотошном бытописании. Только вот скучновато, хотя вторая часть несколько бодрее, чем «В лесах». Там от описаний старообрядцев чуть не умер, про хлыстов показалось интереснее.

Подходит
Предсказуемость есть. За всем бытописанием событий не очень много, но там где есть, предсказать их, как правило, можно задолго. Порой автор удивляет неожиданным поворотом, но такое редко. «В лесах» еще удивлял, в горах уже практически нет. Судьбы почти всех персонажей были понятны почти с начала книги. Что Фленушка пострижется, перед этим «выкинув» что-нибудь этакое. Что Алешка Лохматов столкнется-таки с Патапом Максимычем. Что Василий Борисыч так и останется ни к чему не годным нахлебником, твердящим свое «Искушение» (что вечно сонная жена побьет его – тут, да, не ожидал, хоть какой-то экшен). Что Самоквасов быстро забудет «свою» Фленушку и женится на Дуне. Ну и так далее. Предсказуемость сама по себе и не плоха, не ради сюжета Печерского (или Мельникова, вечно их путаю) читают. Но все же немного скучнее это повествование делает.

Не подходит
Неизменности нет. Точнее сначала кажется, что есть, но перемены настигают. Я ждал еще одной книги, где ничего особо не происходит. Перемен в "На горах" гораздо больше, чем в первой части. Автору удалось показать, что уклад, который отцы завещали, не вечен. Перемены грядут в этом безумно-безумно быстром 19 веке. Чиновник из Петербурга приезжает, и скиты разоряют. Молодежь уже не держится старой веры, венчаются в никонианской церкви, и окружение практически уже одобрительно на это смотрит. Да и быт меняется, театр в жизнь приходит, там и до балов недалеко. Девушки уже не хотят сидеть по светелкам в родительском доме, перемен жаждут. Про парней и говорить нечего, отучатся в своих академиях, а потом и торгуют по-новому, и гуляют по-европейски. Дворяне разоряются, купцы приобретают больший вес, а границы между сословиями начинают стираться. Интересно, что вот это пусть еще не ускорение, но первые шаги к этому, отразилось в структуре романа. «На горах» начинается так же неспешно, как и «В лесах», но потом события ускоряются и ускоряются. На последних ста страницах все очень быстро происходит. Возможно, автор это сделал невольно, говорят, он в процессе написания слег и дописывал спешно. В любом случае получилось символично и хорошо. Мне (не только поэтому) понравилась вторая часть больше первой.

Я не подхожу
К этим книгам. Не получилось мне их полюбить сильно. Много скучал, в первой части больше, тут чуть меньше. Уставал от описаний, фольклорной избыточности. Не радовали меня события, предсказуемые своей предсказуемостью, неожиданные… просто не радовали. Не нашел я героя себе по вкусу. Пожалуй, в этой книге лишь Никита Маркелов показался весьма симпатичным, произвел впечатление человека, кто способен встряхнуть застоявшиеся приволжские людские болота. В целом, опыт от дилогии, и от этой книги в частности, оцениваю как неоднозначный. Советовать книгу стал бы очень осторожно. Какое бы «ох, искушение» не было.

Интереснейший, грандиозный, масштабный роман о жизни поволжских купцов-староверов, а учитывая, что данная книга служит продолжением "В лесах", то дилогия - это настоящий "грандиозус в квадрате." Мельников-Печерский настолько детально описывает быт не только купеческих семей, но и помещиков, крестьян, бедноты, что трудно найти какое-то другое произведение, из которого обо всем этом можно узнать больше. Будет здесь и подробнейший рассказ про одну из сект, распространившуюся в те времена. Речь пойдет о хлыстах или фармазонах, как их называли в народе. Секта, зародившаяся на Руси еще в XVII веке, в XIX-м приобрела огромную популярность и среди крестьянства, и среди интеллигенции. Хлыстовщина проникла и в высшие структуры власти, встречались сектанты и среди православного священства. Себя хлысты считали истинными поборниками веры, Божьими людьми, а кормчии, возглавлявшие такие общины, приравнивались к Богу. Всех остальных они считали вероотступниками, язычниками. Мельников подробно описал быт хлыстов, из чего складывалось их мировоззрение и как проходили богослужения. Более подробной информации о хлыстах еще нигде не встречала. Насколько все благовидно и благопристойно у членов общины было внешне, настолько запутано и мерзко в духовном плане. Ни пьянства, ни гульбы они не признавали, сирым и убогим помогали, с крепостными были на равных, грубого слова от них никто не слыхал, а на сборищах- радениях, хлыстовцы доводили себя до экстаза, вступали в связи, называвшиеся духовным супружеством. Про него говорили так

Если вы не читали первую часть, то события развиваются так, что все понятно и без нее. Как и прошлый раз персонажей много, можно и запутаться, но довольно быстро все встанет на места и будет понятно. Некоторые из героев, матушка Манефа, Фленушка, Патап Максимыч Чапурин, Алексей Лохматый во второй книге отходят на задний план, но это не значит, что о них забудут. Автор вспомнит каждого, расскажет, как дальше протекала их жизнь, как жизненные обстоятельства повлияли на судьбы и характеры, как, под тяжестью этих обстоятельств, менялись сами люди, порой, не в лучшую сторону. Главными же героями на этот раз станут Марк Данилыч Смолокуров и его дочь Дуня ("В лесах" с ними будет лишь шапочное знакомство.)

Язык написания особый, колоритный, былинный, много устаревших слов, а потому многочисленные ремарки вовсе не лишние. Как в сказке начинает свое повествование Мельников -Печерский, как в сказке и заканчивает. Жили-были братья Смолокуровы и посватались они как-то к подругам Дарье и Олене, которые, что сестры родные были. Только приключилась беда с одним из братьев, поехал он в Астрахань, да и пропал в краях чужих. Дошла до близких молва, что затонул в море Каспийском. Олена вышла замуж за Марка Даниловича и родила дочку красавицу Дунюшку. Дарья же обрекла себя на вечное девичество, решила замуж никогда не выходить, а после внезапной смерти подруги, все заботы по хозяйству и воспитанию Дуни взвалила на свои плечи. Дунюшка росла и хорошела, семь лет вместе с Дарьей Сергеевной прожили они в монастыре, у матушки Манефы, где девочка грамоте и хозяйским делам обучалась. Марк Данилыч тем временем стал одним из первых купцов на Волге. Миллионщик! Когда Дуняша подросла, то стала самой завидной невестой в округе.

Сложно сказать, какая линия, любовь Дуни к Петру Самоквасову, купеческие, торговые дела, старообрядческий быт, жизнь в скитах, народные обычаи, традиции, фольклор или же рассказ о пагубности хлыстовщины, станет основной. Дилогия удивительно многогранна и увлекательна. Любителям русской истории, интересующимся жизнью купечества, старообрядчеством, рекомендую.

"На горах" - это вторжение высокой геополитики в повседневность медвежьих углов. Наша сегодняшняя реальность, в которой обвал на Уолл-Стрит неминуемо ведет к кризису российской финансовой системы - прямое продолжение и развитие процессов, впервые в отечественной словесности описанных в этом романе. Мир. в котором все связано, не спросясь входит в твою жизнь и вот уже целые заволжские деревни, промышлявшие изготовлением сундуков, остаются без работы из-за войны в Китае. Потому что киргизы, которым те сундуки экспортируются, под Китаем, а когда война. так всему разорение и нечего в сундуки класть, а сталбыть - не нужны они. Отсутствие спроса убивает предложение.

То же с научными открытиями. Изобрели немцы олеиновую кислоту и нет теперь необходимости в животном (тюленьем) жире для мыловаренной промышленности. Следовательно, спроса на него не будет, а купцу, вложившему львиную долю капитала в этот продукт, разоренье (о тюленях в этом контексте не вспоминают, XIX веку не до них еще), хотя Общество защиты животных роман попинает с усердием. Зачем, дескать, мешается в исконную русскую скоморошью забаву - вождение медведя на цепи?

"На горах" не полюбила. Может быть потому, что яркость и новизна, которой одарило знакомство с первой частью дилогии, во второй изрядно стерлись: те же типажи. те же ситуации, тем же напевным сказовым языком поведанные. Может оттого, что заканчивал эту книгу Павел Иванович, будучи уже парализованным (второй том записывала под диктовку жена). Да и нахождение между молотом власти и наковальней либеральной интеллигентской среды наложило свой отпечаток. Вы ведь знаете. что "На горах" писалось едва ли не по прямой просьбе цесаревича Александра, который был изрядным поклонником писателя. И разумеется, прогрессивная общественность, как это у нее в заводе, устроила автору бойкот, а единственная критическая статья. которой роман удостоился, была анонимной и разгромной, обвиняя его в "скучном вялом размазывании прошлого романа".

Хотя у читателя, как августейшего, так и широкого, книга имела успех. Ну так и немудрено ведь, сериалы тоже людям нравятся. И в целом, "На горах" куда как более оптимистичная вещь, чем "В лесах": все хорошие девочки получают отменных женихов; всяк злобный стяжатель наказан тем или иным способом; есть крайне занимательная фигура Марьи Ивановны Луповицкой и рассказ о хлыстах (которые даже еще хуже раскольников, а каковы охальники!). Заодно уж немалый камешек в огород сектантства и эзотерики всех возможных изводов, на Руси издавна не приветствовались попытки приходить к Богу иным. кроме канонического и официально одобренного способов. Тут скиты успеть бы разорить, да всех к общему знаменателю привести, а еще вы со своим фармазонством мешаетесь.

Да этой книге и без меня достаточно поклонников. Только я все же думаю, что не стоит всех загонять, как стадо, в лоно РПЦ. К Богу есть много путей и если тот. которые выбираешь ты, отвергает титульная церковь твоих палестин, ты вправе продолжать идти выбранным.

Некоторые в своих отзывах упоминают, что, мол, эта книга хуже предыдущей, и что автору надо было остановиться на одной. А я так скажу, автору не надо было останавливаться, он мог бы писать и дальше. Ведь всегда вопрос стоит только в том, что хочет получить от книги читатель? В ней (как видно и из предыдущего тома дилогии) не будет экшена, динамики и значимых событий в жизни наших героев станет еще меньше. Но зато мы сможем своими глазами посмотреть на жизнь тех лет по обеим берегам Волги. Да перед нами просто оживший словарь Даля! Вот сцена на ярманке (по стародавнему написанию), показывают нам рыбаков на баржах Смолокурова. Другой автор шел бы прямиком к намеченной цели: надо показать, что купец только и думает о том, как чужую копейку зажилить, как неправедным судом грозит, да недоплачивает команде. Но у нашего и цель другая, не только Смолокурова характер надо обрисовать ему, он и про мужиков не забудет. Расскажет про паспортных и беспаспортных, кто да как на работу нанимается. Покажет, как они свободное время проводят, какие у них забавы бывают, из-за чего об заклад бьются, какие песни поют. Про каждую область расскажет - какая к какому промыслу больше пристрастна, какие изделия у нее, какие у местных жителей прозвища да за что, какие присказки, присловья в народе ходят. Нет, не рвемся бы бежать в купеческие дома и следить за судьбой влюбленных парочек. Любовь всегда жила на земле, молодежь всегда влюблялась, миловалась, расходилась и находила себе иных избранников. Пока сердце горячее, без этого никак нельзя, таков закон продолжения рода, извечный природный инстинкт. Любуется красой чистых невинных помыслов первой любви автор, но дела своего за ними не забывает, рассказывает нам о русской земле, как живут на ней, чем кормятся. Кто какими кривыми дорожками в богачи выходит, кто от зари до зари работает и нужду терпит. И про мягкие (фальшивые) деньги поведает, про торг с другими народностями и переплавку старых монет, про полон русских людей заморскими ханами тоже не забудет, про торг за выкуп из дальних чужих земель, да про беглецов, кому повезло оттуда ноги унести. А более всего разговоров будет у него про религию. Хоть в миру порой о ней и забывали, а все же народ был христианский, для каждого вера важна была. В прошлом томе все больше уклад старообрядцев он описывал, да расхождения, какие у них были с великороссийской церковью. А в этом томе подчеркивает у них и общие черты, и плюсы-минусы взаимные находит. Даже слишком, с моей точки зрения. Постарался он, уважая веру старообрядцев, привести их к государственной церкви. И не только указами да гонениями на скиты, но и внутренне, по духу, через героев своих. То утверждает, что брак через эту церковь крепче, потому как в книгах церковных записан. То беседу с попом приводит, который помогает запутавшейся Дуне выйти на истинный путь, то купцы, богатые и уважаемые люди между собой толкуют на тот же лад. И уж конечно тот странник, что за 15 лет много сект повидал, и в каждой правду-истину искал, да нигде не нашел. Через такого рода нравоучения слышится мне уже государственный заказ. Словно после первого тома наставили самого автора, что хорошо бы староверов вернуть в лоно российской церкви, и это несколько расстраивает.
Но есть и интересный момент, в этой книге противопоставляет он этим двум верованиям различные секты. Да, да, это вовсе не нашего века изобретение. Не было Иеговистов, так других хватало, народ смущать. Про скопцов он в этой книге особо не поминает, может, меньшую они популярность имели, а может неприлично было такие вещи в романах пропечатывать. И ведет он свой рассказ про хлыстов - очень популярное течение того века, за которое и наказывали сурово, казнили или ссылали в Сибирь. А все ж охотники искать мудрость истинного слова божьего не переводились. Проповедники народ смущали, и текли новообретенные души в "корабли", на радение да на вечное спасение души. Но государственную поддержку такая религия получить бы никогда не могла, хотя бы потому, что исповедует она плотское воздержание, следовательно, хоть и есть в том братстве духовные супруги, а все ж потомков у них быть не может, только со стороны уведенных если детей вскормят. А попасть под влияние подобных людей было просто, собрания свои они в тайне проводили, а в обществе держались чинно-благородно, манер самых приличных были, постились строго, так что от этого их богомольного вида был им один почет и уважение. Так и наша героиня, будучи девушкой нежной, чистой, юной и жизни не знающей, легко попалась "на удочку" к такой особе в миг своей душевной тоски, которой по девичьей своей стыдливости ни с кем не могла поделиться. И, вместо того, чтобы с сестрой бессонными долгими ночами наговориться об охлаждении возлюбленного и мужской неверности, подпала она под чужое влияние и пришла из веры, в которой росла, в эту секту, где ей-то, жизнью необделенной, не сиротке заброшенной, быть совсем уж не след. Но и веры разные (тут уж без всяких исключений) одними сиротками не пропитаются, и склонить на постриг какую-нибудь девушку из богатой семьи для них большое благо, ведь все капиталы уйдут в эту общину (монастырь, скит и пр.). А уговаривать они умеют, убеждать, улещивать. Еще по первой книге это знаем, а немного и во второй расскажут. Не слишком подробно, правда, обряд посвящения (в монахини староверского скита) опишут, но, знать, не довелось автору на нем бывать, поскольку пола он мужского, и это совсем недозволительно уж было бы.
С героями своими автор обращается бережно. Иной раз кажется мне, что он сам как бог их награждает или казнит за их поступки. За две книги дилогии многое что плохое могло бы с ними случится, и ограбление, и мошенничество, и поругание, и много чего еще. Но каждый раз, приближаясь к роковой черте, автор останавливался и исправлял ситуацию. Плохие были наказаны, честные вознаграждены. Но это не означало, что каждая из историй закончится свадьбой и радостью. В каком-то случае автор считал, что усердное моление богу будет лучше замужней жизни. Что до судьбы Насти, еще с первого тома гадаю, было ли это наказанием за порушение девичества, что себя до свадьбы не сберегла, или же наоборот, спасением доброй девушки от такого бесчестного молодца. Конечно, судьба Андрея занимала меня, и я пристально следила за убегающими страницами второй книги, не перейдем ли мы и к нему наконец. Долго пришлось мне ждать, прежде чем хоть имя его всплыло в разговорах. Уж было думала я, что так и оставит он без внимания этого выскочку. Но нет, этот сладкий кусок приберегал автор на конец, видно, тоже не мог выносить такого человека. И опять, кто бы что не думал, какое зло бы не таил, а до греха не доводит он Патапа Максимыча, вершит дело Божьим судом, чтобы на душу человеческую камня тяжелого не положить.
Оглядываясь назад, на прочитанное, мне остается только удивляться. Вроде бы два достаточно увесистых тома, полные божьих людей, монашенок, скитниц, церковных праздников, молений и икон. А не только скучать, даже раздражаться на какие-то нравоучения мне не приходило в голову. Ведь все это было просто нашей стариной, прочно вошедшими в культуру народа обычаями. Мне просто довелось прожить эти дни в то время, с его плюсами и минусами, с хорошим и плохим бок о бок. Автор не стремился написать приключенческий роман, как Дюма или Эжен Сю вытворяя немыслимые коленца в жизни своих героев. Да и то сказать, он же не француз. Жизнь в России всегда была тише, степеннее, патриархальнее. Конечно, были и разудалые пляски, и молодецкие проделки как свадьбы "уходом", но нет здесь сложных интриг или внезапно явившихся внебрачных детей, или через 20 лет случайных встреч разлученных близнецов. Многим из-за этого станет скучно читать книгу. Но я, напротив, благодарна автору, что он не гнал сюжет, а останавливался и оглядывался по сторонам. Вместе с ним могли мы присмотреться к людям, вообщем-то нам сторонним, которые в романе играют роль малую. А все же интересно было узнать их поближе, ведь у каждого человека интересная судьба. И автор считает также, не пренебрегает ни большим, ни малым, за что ему и спасибо.

Вообще-то я не планировала читать две книги подряд, но меня уж очень беспокоила дальнейшая судьба героев романа "В лесах".
У меня с этими книгами случилась любовь. Сильная. Перелистнула последнюю страницу, и появилось желание сразу же перечитать всё заново.
Откуда такие названия? Лесами и Горами назывались территории на Волге по её берегам вверх и вниз по течению от места впадения Оки.
Мельников-Печерский всю свою сознательную жизнь состоявший чиновником по делам раскола, по долгу службы преследовал старообрядцев и скиты.
Автор настолько интересно описал быт, традиции и обряды купцов-старообрядцев, что у меня возникло желание почитать ещё что-то на данную тему. Также очень интересными были описания скитов. А уж про хлыстовскую секту прочитала на одном дыхании. И, конечно же, неоспоримым плюсом стало то, что действие в книгах происходит в знакомых, близких местах - Ветлуга, Керженец, Светлояр, Макарий и др. Роман просто покоряет своей атмосферой: помимо описаний скитов и обителей здесь и народные поверья, легенды и обряды, песни, ярмарка и торги. А сколько всевозможных яств на этих страницах! Так бы и присела за стол к Чапуриным и откушала всевозможных угощений!
Честно признаюсь, сначала путалась в большом количестве героев и имён, возвращалась к ранее прочитанному, было сложно разобраться кто кому брат, сват, работник или друг. Но потом просто не могла оторваться.
Есть 24-серийная экранизация "В лесах и на горах". Посмотрела. Вот вроде интересно, но всё переврали, ни одной линии, полностью совпадающей с книгой; убрали половину героев, о расколе, старообрядцах ни слова! Настолько всё поверхностно и пошло! В очередной раз убеждаюсь: книга лучше!

Если ко всему прочему, что перечислено в рецензии к книге В лесах, к вашим заботам добавилось еще и восстановление поместья новой жены, то Вам уже жизненно необходимо продлить Вашу невнятную книгу на новый том. И вы начинаете придумывать и продолжать те нити сюжета, которые Вы бросили в начале первой книги. Я так и не нашла ответа, задумано ли было сразу две части или это пришло автору на ум под влиянием счетов за ремонт поместья. Но, на деле, для меня вторая книга оказалась гораздо интереснее первой. Нет, на горах не стало больше действий, время не побежало быстрее, диалоги не стали более глубокими, но изменились герои. Уже нет внешне буйного, но в душе доброго Чапурина, здесь подлый и алчный, но не лишенный любви к дочери купец Смолокуров, личность более интересная за счет своих разносторонности. Как же он красиво ел угощение и при этом признавался, что хотел обмануть! Буйная Фленушка принимает достаточно тяжелое решение, и это действительно драма, в отличии даже от смерти Насти в лесах. Упомянутый мною Чапурин бросил свое это великодушие и наконец наказал обидчика, как то и заслуживал. В целом, тут каждой сестра получила те серьги, которые заслужила.

Несмотря на то, что ружья, висящие на стенах аж с лесов, предугадано выстрелили, невзирая, что почти все события так или иначе были предсказаны заранее, лишь только автор упомянул условия. Только на горах до меня дошло понимание, что автор то не графоман, он действительно «могет», но ему нужно было время и продуманная композиция сюжета. Продолжение ничем не отличается от начала, кроме сформированного сюжета. На горах более плотный текст, без рыхлостей, законченные округленные истории. Читается и воспринимается гораздо легче. Субъективно, вторая часть более приятная, но, как назло, думая о второй части, я воспринимаю ее лишь как вторую часть в лесах.