Белое на черном

не верится, не хочется верить, что все это на самом деле правда. страшная правда жизни в детском доме ребенка с ДЦП. книга про сильных духом людей, которые волей обстоятельств вынуждены жить в подобных условиях, вынуждены бороться за каждый день, каждый кусок хлеба. свой маленький мирок. свои ценности, радости, стремления и мечты.

Мы разговаривали. Просто болтали. Разговаривать с человеком — это было для меня очень много, слишком много для детского сознания. Очаровательная роскошь. Ей же всегда и всего было мало. Просто приходить к больному одинокому ребенку — мало.

и искреннее непонимание - как может человек быть слабым. физически здоровый человек - таким слабым?..

Вечером пацаны долго спорили. Никак не могли понять, почему тот парень со сломанной ногой не дрался, ведь у него еще оставались две целые руки, здоровая нога, да и нож в кармане. Странный он, и друг у него странный.

а ещё очень растрогало описание того, как живут инвалиды за границей. жизнеутверждающие небольшие зарисовки. людям с ограниченными возможностями не нужно доказывать, что они - такие же как все. потому что это действительно так.

Женщина в инвалидной коляске проносится мимо меня на большой скорости. У нее во рту -- шланг респиратора. Спинка коляски откинута до горизонтального положения так, что на дорогу она смотрит через укрепленное на коляске зеркало. На борту яркая надпись крупными буквами: "Я люблю жизнь"

Если не читали историю о Маугли, постфактум обвинившего спасших его зверей, обратите внимание на автобиографический роман Рубена Гальего «Белое на черном». Это не рекомендация покупать, скорее предостережение. Люди ведь любят литературу, в основном, исходя из того, что книг о таком не бывает. Но вот неожиданность — обласканный Русским Букером, больше похожий на вопль, чем на плод вдохновения, писательский апокалипсис преданного родителями человека.

О трагедии Рубена Гальего
Родители Рубена Гальего, студенты МГУ из Испании и Венесуэлы, спустя полтора года после рождения ребенка с ДЦП отказываются от него. В качестве причины некоторые источники называют новую любовь молодой мамы.
А вот Рубен Гальего хочет сказать нам, что отказа как такового не было. Согласно его версии, которая есть в т.ч. в Википедии, Ауроре Гальего, дочери генерального секретаря Компартии Испании, сообщили, что ее ребенок умер. Версия как минимум странная и в первую очередь с точки зрения здравого смысла, ведь мать писателя никогда не была на могиле сына. Рубен Гальего не понимает, что его могила не существует?
Описываемая трагедия произошла в начале 70-х. Известно, что после ВОВ страна не досчиталась 27 миллионов человеческих жизней, среди выживших было очень много покалеченных. Невозможно поверить в то, что студенты-иностранцы, имея обеспеченных родителей, отдали своего ребенка, инвалида с ДЦП, другому инвалиду — послевоенному государству. Имея это ввиду, появление версии «сообщили» можно понять.

О советских людях
Рубена Гальего приняли как своего, травли не было. Дали гражданство. Его кормили, одевали-обували, образовывали. Еще его успешно лечили. Бесплатно. Не прося ничего взамен и никак не используя.

О взрослом Рубене Гальего и его книге
Чего не могли дать автору советские люди, так это талант. Текст «Белое на черном» похож на обрывки сознания, не всегда понятные хронологически. Слишком эксклюзивную прозу читатель, как правило, не жалует, и этот роман не стал исключением. Вот цитата из типичного отзыва на книгу: «Может, нанятый помощник действительно записал бы это лучше».
Мировосприятие Рубена Гальего заслуживает особого внимания. По ходу повествования писатель, перебравшийся в 2007 году из России в Америку, сравнивает США и СССР, в книге это едва ли не самое интересное:
«Это Америка. Здесь все продается и все покупается. Ужасная, жестокая страна. Рассчитывать на жалость не приходится. Но жалости я досыта наелся еще в России.
Это Америка.
– Что продается?
– День свободы. Настоящей свободы. Солнце, воздух. Целующиеся парочки на скамейках. Хиппи, играющий на гитаре. <...> В последний раз полюбоваться на неоновые вывески, помечтать о невозможном счастье родиться в этой чудесной стране. Настоящий товар, качественный. Сделано в Америке.»
Продавая вам жалость к себе, этот человек открыто восхищается жестокостью, ужасностью и продажностью, попросту говоря злом. Разве не удивительно?
Напрасно местный абориген предупреждает, что страна дерьмо, каждый здесь сам за себя и перережет горло за доллар; автор готов отказаться от всего за шанс состояться в США. Как бы в подтверждение, тут же, на страницах романа, Рубен Гальего отказывается от родины, а если говорить о жизни вне литературного поприща, то нельзя не сказать и о последовательном «отказе» от двух жен с детьми.
Вскоре писатель откажется и от своего восхищения Америкой. В августе 2011 года Рубен Гальего, при посадке в поезд метро, падает на рельсы и попадает в реанимацию. Нужны деньги на лечение. Никакого тоталитарного гуманизма, лишь проблема выживания в жестоком капиталистическом обществе, помните у автора? Деньги с трудом собирают по интернету, а Рубен Гальего, следует полагать, не воспользовавшись своим шансом в США, перебирается в Израиль.

О жюри Русского Букера, театральных режиссерах, поставивших по книге спектакль, и о примкнувшей интеллигенции
Коллеги, вам правда симпатичен автор написавший:
«В палате нас было десять человек. Вернее – девять. Вовочку мы не считали. Вовочка не говорил.»?

Резюмируя
Значительное число рецензентов на Лайвлибе – беспрецедентный случай – отказалось от оценки романа. Аргументация приводится разная, но, возможно, сомневающиеся недооценили контекст — предательство преследует Рубена Гальего всю жизнь. Даже нож в спину, невозможный «Белое на черном» не без удовольствия использовали другие патологические ренегаты.
Курьезное достижение автора состоит в том, что, вопреки намерению, он показал в выгодном свете по-настоящему достойных людей. Советские у Рубена Гальего безупречны. Прекрасная иллюстрация к старой истине: если взяться за дело с умом, то возможно все.(сарказм)
Признаться, это самая мерзкая и плохо написанная книга из всех, что мне попадались.

Эту книгу мне посоветовал тяжело больной друг. Он спросил у меня: "Вот, ты, будущий литературный работник, читала ли ты "Белое на черном"?" Я, конечно, не читала, и только краем уха где-то что-то слышала. Да, какая-то там премия, лучший роман года или нечто в этом духе. И что? В ответ: "А ты почитай. Тебе понравится. Там про интернат для детей-инвалидов. Очень оптимистичная книга, между прочим". И вот прошло почти полгода с тех пор, и иногда я думала: "Вот, мне сейчас так тяжело, может, почитать "Белое на черном"? Может, станет полегче?" Но не читала, ждала, видимо, когда мрачные настроения начнут преследовать меня со всей силой. В итоге, взялась за нее всего несколько дней назад и жалею, что не стала читать раньше.

Почему? Потому что "Белое на черном" (даже в ее названии есть что-то удивительное ободряющее), этот скромный по объемам роман, состоящий из небольших автобиографичных рассказов, заставляет взглянуть на жизнь под иным углом. И дело не в том стереотипе об африканских голодающих детях, о которых надо думать депрессирующему человеку, спящему в теплой кровати и едящему как минимум три раза в день, чтобы перестать плакать о своей жизни. Я боялась, что эта книга может вызвать такие впечатления, но этого, к счастью, не случилось. Понятное дело, что голодающие дети стран третьего мира - это проблема, но, когда их всякий раз упоминают, дабы пристыдить человек, у которого, возможно, в жизни или в сердце не все в порядке, - это тоже плохо и это обесценивание чужих проблем.

И поэтому я была благодарна автору книги с первых страниц, где он писал, что каждая история "Белого на черном" рассказывает о маленькой победе. С первой же страницы читаем:

"Уверен, что чернухой жизнь и литература переполнены уже слишком. Так случилось, что мне пришлось увидеть слишком много человеческой жестокости и злобы. Описывать мерзость человеческого падения и животного скотства - множить и без того бесконечную цепь взаимосвязанных зарядов зла. Не хочу. Я пишу о добре, победе, радости и любви".

Рассказы, которые по началу кажутся разрозненными, складываются в общую историю. Я не сразу заметила, как прониклась атмосферой этих интернатов, слившихся в книге в один, где вынужден был жить Рубен Гальего. То, что в начале было лишь очерками об иногда веселых, иногда горьких буднях детей-инвалидов, постепенно обрело кинематографичность, и, разумеется, вместе с этим возникла мысль: автор, почему же Вы не захотели написать побольше? Но будь "Белое на черном" большего объема, оно бы, наверно, утратило свою ясную лаконичность. Производило бы оно тогда такое обновляющее действие на читателя?

Важно, что, читая роман, я не пыталась убедить себя: "Посмотри, как тяжело кому-то жилось (и, кстати, вряд ли многое изменилось с тех пор в этой сфере, и это печально!), хватит ныть!" Наоборот, я читала истории о жизни автора, читала рассуждения автора и заражалась его силой духа, позитивностью мышления, целеустремленностью. Я думала и о своем друге, который тяжело болел и почти не мог самостоятельно передвигаться. Я думала о том, что "Белое на черном" смогла ободрить в его такой крайне тяжелый период. Разве это неудивительно? Впервые за долгое время я действительно задумалась о силе слова и, в частности, о силе художественных книг, которые, увы, я так редко читаю в последнее время.

"Белое на черном", начинающаяся с мрачной и шокировавшей меня сцены о том, как маленький мальчик, у которого не двигаются ни руки, ни ноги, по ледяному полу ползет в туалет, - одна из самых светлых книг в моей жизни. И мне, прямо как Холдену, захотелось позвонить автору и о чем-нибудь с ним поговорить. Но, увы, даже если бы я и позвонила, то сказать вряд ли что смогла: все-таки, я читала не о взрослом человеке, а о сильном духом ребенке, о его детстве, и вот за эту атмосферу детства, которую передать в антураже бедных интернатов и больных людей, казалось бы, почти невозможно, но все-таки - удалось и прекрасно удалось. Вот за это бы, думаю, смогла б все-таки сказать спасибо. А об остальном говорить, наверно, было бы слишком тяжело. Все-таки, горечь и обида на творящуюся несправедливость в "Белом на черном" тоже ярко ощущаются и являются одними из главных составляющих книги.

В конце хотелось бы дать цитату, которая буквально с первых страниц подкупила меня:

"Человеку очень часто надо быть сильным. И добрым. Позволить себе быть добрым может не каждый, не каждый способен перешагнуть барьер всеобщего непонимания. Слишком часто доброту принимают за слабость. Это грустно. Быть человеком трудно, очень трудно, но вполне возможно. Для этого не обязательно становиться на задние лапы".

P.S: И еще кое-что, касающееся уже непосредственно жизни автора. "Со своей инвалидной коляской он (Рубен Гальего) при посадке в поезд метро в Вашингтоне 16 августа 2011 года упал на рельсы. С переломами ног и лицевых костей его доставили в реанимацию. Около недели он пробыл без сознания. Ему сделали несколько операций. В помощь Рубену пользователи интернета пересылали деньги. Вот наиболее типичная формулировка, при отправке средств:

«Книга "Белое на черном" помогла мне. Сейчас моя очередь.» (c) Wikipedia

Свою сто первую рецензию я хочу посвятить человеку, которым восхищаюсь!

Он не любит, чтобы его жалели. А зачем его жалеть? В этом мачо в инвалидной коляске столько таланта, столько жизни, столько силы. Тело его... подумаешь, тело, он сам не ропщет:

Другого тела у меня все равно нет и не будет. Приходится жить с этим. Оно меня устраивает, тело. Нет. На самом деле, я не шучу. Можно было бы пожаловаться, наверное, бывают тела и получше, но я не буду. Мое тело работает, грех жаловаться.

и добавляет:

Через пять минут разговора со мной любой нормальный человек забывает, что мое тело некрасиво.

Всё, что он написал в своей книжке - правда, но правда и то, что он по-настоящему любит жизнь. Это мы думаем, что он обижен судьбой, сам Рубен на неё не обижен, он не жалеет о том, что появился на свет и живёт больно и трудно:

Моё тело болит. Боль — это очень неудобно. Что поделаешь. Жизнь так устроена, за все надо платить. Если бы у меня было другое тело, это был бы уже не я. Болью и неудобствами моего тела я плачу за жизнь. Я живу как могу. Я не жалею.

Вот потому и ценна эта книга. Она не о беспросветном ужасе домов для инвалидов, детских домов... вернее, об этом но не только. Она о жажде жизни, о любви к ней, об умении бороться за каждое мгновение счастья, о том, что необходимо идти к людям:

Я парализован. Ноги не ходят. Зачем человеку ноги? Иметь здоровые крепкие ноги очень удобно. Ноги много для чего в жизни нужны, но если отбросить все неважное и не совсем значимое, то получается, что ноги человеку нужны главным образом для того, чтобы приближаться к другим людям. Есть люди с ногами и без ног, одни не хотят приближаться к другим, другие используют ноги только затем, чтобы стать выше. Это жаль.

И я понимаю тех девушек, которые влюблялись в него, потому что сила харизмы его огромна. Я восхищаюсь им!

В рецензии использованы материалы статьи Р. Гальего "Моё тело"

I go

Это хорошая история. Вернее, история с хорошим концом. Рубен Давид Гонзалес Гальего – испанец, который пишет по-русски; испанец, выросший в государственных советских учреждениях для инвалидов…

Жизнь Рубена с самого рождения похожа на издевку судьбы. Его разлучили с матерью: ей сказали, что он умер. Его брат скончался при родах. Сам Рубен родился со страшным диагнозом – ДЦП. В стране «развитогосоциализма - победившегопролетариата» это приговор. На долгое умирание. В СССР могли возненавидеть только за то, что человек не похож на остальных, и если он своей немощностью тормозит наступление светлого будущего, то место ему – среди белых, холодных, как лед, стен.

Из маленьких рассказов, сценок, зарисовок, штрихов, деталей Гонзалес Гальего создает грубый, отчетливый рисунок своей жизни. Это не логичное, не плавное, не доведенное до конца повествование, но отрывочные детские воспоминания: грустные, восторженные, снисходительные. Мальчик просто пытался выжить в правильном, но лживом мире взрослых, который они, взрослые, сами себе придумали («они говорили о равенстве всех людей, но в цирк и в кино брали только ходячих»). И кажется, ему это удалось: он не умер на третьем этаже для доходяг в доме престарелых, он побеждает здоровых и получает Букера.

Прочитать эту книгу будет полезно всем. История Рубена – урок мужества и терпения. Вырвавшись из мрачной системы медицинско-воспитательных учреждения, он смог сказать себе «I go» и увидеть небо. Вместо бесконечного белого потолка. Я рад за него.

Тему инвалидов обычно принято замалчивать: мол, мир для здоровых и ходячих людей.

Эту тему важно и нужно поднимать, и в литературе тоже. Гальего - не человек со стороны: у него ДЦП, и детство он провел в советских детдомах, не столичных, а провинциальных. Зарисовки оттуда и составляют эту книгу.
Это не просто страшно: непонятно, как вообще подобное могло происходить на постоянной основе в развитой стране с ядерной бомбой, целой плеядой гениальных учёных и писателей. Дети, инвалиды, старики не нужны стране: это система, не поведение отдельных людей. Умные, сохранные, с потенциалом умирают от оплачиваемого равнодушия.

Сегодня в дди ситуация лучше: шефы богаче, подарки разнообразнее, еда вкуснее. Но в целом - все то же самое, мало что поменялось по сути.

Книгу сложно назвать художественным произведением, это скорее не очень талантливая публицистика. Хотя написана плавно, читается хорошо. Отдельное спасибо автору за поднятие темы.

Такая небольшая, но глубокая книга, написанная указательным пальцем левой руки. Это не просто воспоминания мысли человека с ограниченными возможностями, это рассказы о героях, о тех, кто слаб телом, поэтому не имеет права быть слабым внутри, если хочет выжить. И чем тяжелее воспоминания из советского детства, проведенного в разных детских домах, тем сильнее они запоминаются. Автор не давит на жалость, не причитает, без ненависти, но с глубокой тоской и иронией рассказывает о хорошем и плохом, что он видел, о том, какой неизгладимый отпечаток остался на нем, как примеру, эта категоричность делить все на хорошее и плохое. Ведь ему хотелось таких простых вещей: пройтись по улице, не просить помощи, самому ходить в туалет, не доставлять хлопот и БЫТЬ. Книга о тяжелой борьбе, о выживании. Особенно неизгладимое впечатление оставили образы из дома престарелых, куда отправляли неходячих сирот после того как они худо-бедно оканчивали школу, отправляли, чтоб они там умерли через несколько месяцев или через год, без ухода, в собственной моче, среди постоянной вони испражнений других умирающих. Но были те, кто находил в себе силы бороться долго, очень долго. А некоторые, кто пережил и голод и войну, не выдерживали этого унижения и заброшенности, сводили счеты с жизнью.
О том как попрекали каждого, что Государство заботится о тебе, кормит тебя, подлого скота, о том, что ты обязан. И это еще тем печальнее, что разнится со счастливыми советскими плакатами и пропагандой. Стоит с горестью усмехнуться.
Но при всем этом книга не подавляет, а наоборот, вызывает стойкое желание жить и довольствоваться малым: просто смотреть на мир, пройтись по улице, выпить чай с конфетой, съесть тарелку пельменей.....и вздохнуть о том, что мы, люди с "неограниченными возможностями", очень ленивы и сковываем себя сами.

Коварная книга для рецензирования. Как ни крути, после того, что пережил автор, он может писать как угодно: белым по черному, черным по белому, белым по красному - и в любом случае будет прав. Как у Толстого - "Она мать, ну и права". Он пережил что-то хуже чем ад - он имеет право быть прочтенным\услышанным\обозначенным. Содержание книги, конечно, шокирующее. Чудовищная правда существования маленького мальчика со страшным недугом тащит читателя за шкирку через всё повествование и оставляет в финале одного, дрожащего, со слезами, тупо уставившегося в последние страницы. Шокирует даже не это, а возникающее после прочтения чувство тотальной безнадеги, острого ощущения невозможности счастья в нашем распрекрасном обществе. У автора действительно - только черное, только белое, полутона не допускаются, альтернатива уничтожена, счастье запрещено. Маленькая месть несчастного больного мальчика, который страдает от того, что дурацкие "здоровые" видят в нем дебила, а не нормального человека. Вот чем для меня стала эта книга - маленькой местью маленького мальчика мне, здоровой, счастливой, ходячей девке, которая уже второй день не может возвернуться к свету божиему, потому что что-то жрет изнутри и не отпускает.