
Ваша оценкаРецензии
Аноним14 января 2015 г.Читать далееЭто одно из лучших произведений, которое я когда-либо читала. И самое честное. Без выразительных литературных средств, без писательских уловок, без попытки "выжать слезу"...
Честность не от того, что это автобиография, правда здесь гораздо глубже. От такой правды стоит ком в горле, а в душе сознание своей ничтожности и немощности.
Это чувство когда ты родился и вырос здоровым человеком, с двумя руками и ногами, ты можешь ими двигать и делать всё что угодно, ты можешь внятно говорить - ты нормальный. Как выразился сам Рубен: "ходячий". Ты - "ходячий", и поэтому можешь абсолютно всё, перед тобой открыты любые двери, ты полон сил и крепок духом, можешь реализовать себя как угодно. Никто не будет смотреть на тебя искоса этим сочувственно-презрительным мимолетным взглядом, никто не будет тебя жалеть, ты всегда можешь постоять сам за себя. А еще ты родился и вырос в семье, окруженный любовью и заботой. Ты одет, обут, у тебя была своя комната, на день рождения ты просил крутую игрушку, а не бутерброд с колбасой или чистую тетрадку.
Ты - "ходячий", и поэтому ты будешь учиться в школе, сидя рядом с другими "ходячими", не зная о том что в жизни есть другие люди, не такие как ты. Мама и папа тебе помогут выбрать подходящее образование и будут обеспечивать тебя еще довольно долго.
А что будешь делать ты всё это время? Жаловаться.
Жаловаться на плохую погоду, на недостаток денег в кошельке, на то, что нет свободного времени или на то, что его слишком много, на всё..И никто из нас не бывает благодарен за всё имеющееся.
Говорят, узнаешь настоящую цену чему-то, только когда ты это теряешь. А что насчет того, если терять нечего?Если с самого начала не имел ничего?
Благодарите. Чаще благодарите жизнь за все те блага, которые имеете.
P.S. Про родину, конечно, читать неприятно - правда глаза колет.1483
Аноним9 ноября 2014 г.Читать далееОтличный набор зарисовок из быта советских детских домов и богаделен. Яркие, короткие, четкие, запоминающиеся этюды: забавные и пугающие, расстраивающие и восхищающие, смешащие и доводящие до истерики.
А упреки читателей в "нелитературности" автора, низком качестве писательского слога, пессимизме и нежелании видеть хорошее - смешны. Да, ему действительно надо было выплеснуть все накопившееся и наболевшее, и хорошо, что он может это сделать, да еще и с пользой для читателя. Но выяснять, "а почему же он, дескать, не рассказывает ни о чем хорошем, например, о своих святых женах" и придираться к нему из-за этого, по меньшей мере, странно. Ну не было у него цели рассказывать о женах, он хотел поговорить об учреждениях, в которых провел долгие годы и об их обитателях. И не могу сказать, что он "всех ненавидит", просто кто-то не захотел читать внимательно и видеть положительное в его рассказах. Он не бьет на жалость, а спокойно, даже остраненно описывает будни брошенных и запертых инвалидов. И пусть Гальего нельзя назвать великим писателем, он - молодчина. И не потому, что инвалид)
Честно хотела поделиться цитатами, чтобы привлечь внимание к этой книге, но поняла, что краткие фразы, вырванные из контекста, не передадут всей силы и не убедят ее раскрыть, а цитировать даже короткий рассказик целиком - места не хватит))) Так что, поверьте на слово - прочитать точно стОит.
1477
Аноним25 марта 2014 г.Читать далееНет. Эта книга не стала для меня откровением. Она не открыла мне глаза, не взяла за живое, не шокировала и не ужаснула. Я, пожалуй, даже совершенно забуду про нее через месяц. Единственный значимый эффект - некое чувство вторичности, возникшее теперь при мысли о "Доме" Мариам Петросян.
Это не удивительно, я не живу в мире розовых слоников и радужных единорожек. Я прекрасно знаю, насколько уродлива советская система (и современные ее дополнения) не только в детдомах для инвалидов или богадельнях, но и самых обычных детских домах, для самых обыкновенных детей. Как она коверкает их сознание, а потом, выполнив свой псевдородительский долг, выбрасывает в жизнь. Да что там, у нас тут паралимпиада была, на которой наша сборная состояла из 156 делегатов и с невероятным рекордом выиграла медальный зачет. И это не повод для гордости страной, нет.
Но почему мне хочется что-то написать про эту книгу. Я долго думала, почему этот плевок в сторону коммунизма, советской системы, восхваление американского отношения к инвалидам, целенаправленно бьющие по нежной психике западной общественности, вызвали у меня такой дисбаланс: у кого-кого, а у Гальего были на это все причины. Так вот. Очернение жизни в СССР у него совершенно непроглядное. Автор описывает в темных тонах свою жизнь в детдомах, семейную; единственное светлое пятно - путешествие в Америку, да и то скорее для контраста, для усиления темного. Но очень глубоко, между строк, мелькают люди. Люди, которые любили Рубена, которые жертвовали ради него, старались для него и не дали пропасть. Моменты непременно пережитого счастья. Человек ведь не может быть тотально и постоянно несчастен, иначе это болезнь. Но этого в книге нет. Всех их в книге - нет.
И поэтому этот плевок выглядел для меня совсем как эпизод, описанной в этой книге: плевок пережеванным хлебом, который поднесли тебе из сострадания.14106
Аноним29 января 2008 г.Мои буквы, мои черные буквы на белом фоне.Читать далееКак оценивать "нравится/не нравится" книги, подобные этой? Архипелаг ГУЛАГ или инвалидные дома, дома престарелых и разбитые жизни неповинных в своей беспомощности людей.
Дети, больные ДЦП, которые волею судьбы и близких, не всегда жестоко-бессердечных, а порой даже самых прекрасных существ в их мире, они попадают в "дома" для детей-инвалидов в Советском союзе. Дома...дом - это место, где ты под защитой, где тебе тепло и уютно, где может не быть драгоценностей и дорогой мебели, еды и пуховых одеял, однако там непременно есть человек, который ждёт тебя и любит просто за то, что ты есть. Дома инвалидов, особенно детские - пристанище. Пристанище на пути к худшему, за которым, как ни парадоксально, открывается бесконечность лучшего. Время, когда лучше уже умереть, а не бороться за жизнь с живыми, "здоровыми". Чем и занимаются люди, которых в первую очередь назовёшь людьми, они и мыслят сознательнее, чем здоровые, "кровь с молоком", нянечки, получающие еду и деньги за ничегонеделанье, человеческую деградацию и беспросветную грубость в смеси с несострадательностью.
Я не люблю белый цвет. Белый – цвет бессилия и обреченности, цвет больничного потолка и белых простыней. Гарантированная забота и опека, тишина, покой, ничто. Вечно длящееся ничто больничной жизни."Увечные" чаще гениальны, более цепко держатся за своё жалкое существование, упрямо не дают перевести себя "на третий этаж". В доме престарелых, куда попадают и дети от 15 лет, страшный третий этаж послужил метафорой своеобразной "помойки", её загаженнейшей части, именно туда сбрасывают "балласт", "безнадёжных", сбрасывают, до того не утруждаясь дать им надежду на выживание.
Обладать героической силой духа в почти недвижном теле - сложно, настолько сложно, что...это чудо. И, потягивая водку да чефир, не особенно-то желая для себя данных лакомств, мечтая ходить, только быть ходячим, они в глубине души верят в чудо...что ещё остаётся?
Черный – цвет борьбы и надежды. Цвет ночного неба, уверенный и четкий фон сновидений, временных пауз между белыми, бесконечно длинными дневными промежутками телесных немощей. Цвет мечты и сказки, цвет внутреннего мира закрытых век. Цвет свободы, цвет, который я выбрал для своей электроколяски.1440
Аноним14 февраля 2020 г.Я не знаю как это оценить. Нет, не так. Как я могу это оценить? Я никогда так не жила. У меня есть руки и ноги. У меня полная семья. Для человека, написавшего эту книгу, моя жизненная обстановка была бы, наверное, наивысшим счастьем. После таких книг начинаешь замечать вещи, окружающие тебя, которые в нашей повседневной жизни ты просто не видишь или они кажутся тебе как бы само собой разумеющимся. Страшно.
13931
Аноним26 апреля 2018 г.Читать далееНа интерес к этой книге, а потом и последовавшее за ним знакомство с ней меня в свое время подтолкнули зацепившие фразы человека, которого я искренне уважаю. «Такие книги переворачивают душу» сказал он. А в ответ на мое типичное в подобных случаях полушутливое замечание, что мол у меня ее нет, со своим обычным лукаво-мудрым выражением лица добавил «Да нет, к сожалению она у всех есть».
Ну что тут скажешь? Андрей Анатольевич, Вас я по-прежнему уважаю, да вот только души, похоже, у меня все-таки нет. Потому что не шевельнулось нигде и ничего. Да, о страшных вещах пишется. Да, если вдуматься и осознать всю реальность этих событий – кошмар, ужас, печально даже сознавать, что живешь в мире, где подобное происходит. Но, как бы кощунственно и бессердечно ну а что вы хотите, раз души нет, сердцу-то откуда взяться это не прозвучало, речь у нас в данном случае идет о литературе. И об облачении всего случившегося в литературную форму, в необходимость достучаться до читателя и оживить в нем пережитое, провести с собой за руку в свои воспоминания и чувства именно через нее. Как бы именно поэтому и книга. Не блог, не заметки, не лекции. Именно книга. Но в том и соль, что книги как таковой я здесь не увидела. Ну не литература это для меня. Как человеку я Гальего искренне сочувствую и не могу не уважать за то, что он годами преодолевает подобный ад. Но как писателя не восприняла его совершенно.13632
Аноним6 марта 2016 г.Читать далееАвтор знает, о чем пишет, но я не прониклась, хотя некоторые истории, конечно, вызывали слезы бессилия от осознания того, что этим людям уже не поможешь, они уже мертвы. Но так чернуха, чернуха и еще раз чернуха, все злые, открытым текстом в лицо говорят, что мать твоя черножопая сука, что жить тебе недолго, и что ж ты за доходяга такой, кормят всяким дерьмом, чуть заболел - к тебе никто не подойдет, лежи в моче и дерьме и подыхай, да поскорее, места нужно освобождать для новеньких. Стена бюрократии, которую не проломишь и головой, потому что люди в системе уже всяких инвалидов навидались, а каждому сочувствовать и идти навстречу никаких нервов не хватит. И все это сравнивается с прекрасной Америкой, где ко всем индивидуальный подход, свобода и даже если коляской кому-то на ногу наедешь, никто и слова не скажет, потому что потом по судам затаскают. Конечно, бесплатное никто и никогда не ценит. И производить его невыгодно, и содержать, гораздо выгоднее для всех превратить это в коммерческую индустрию с колясками по пять тысяч долларов, навороченными костылями и протезами, знай выкладывай деньги. А если у тебя их нет - ну сорри, бро.
Что меня безмерно удивляет - автор таки умудрился найти себе трех русских жен, но ни одной американской. И двух из них кинуть с детьми (причем сначала немало по жизни поволтузить, то молоко зеленое было от горохового супа, то одна курица в садике на сто детей и это прекрасно) - "не сошлись характерами".13185
Аноним14 октября 2013 г.Хотела для разнообразия почитать художественную литература, ан нет,меня обманули, опять публицистика, автобиография и ужасы союза. Книга - такой неумелый нтв репортаж; озлобленные дневниковые записи, выполненные в жалостливо-сентиментальном тоне.
13101
Аноним28 ноября 2011 г.Читать далееслишком важная тема для меня, чтобы ограничиться десятком предложений.
много, эмоционально и, может быть, черезчур субъективноКогда читала рецензии на Дом, в котором.. , встретила одну, в которой автор писала (по-моему, это была девушка) о том, что книга абсолютно неправдошная и такого не бывает. Я тогда заметила про себя, что если это и не реалистично, то почему бы просто не поверить в мир, созданный автором? В конце концов, Мариам не позиционировала своё произведение как нечто документальное.
Читая "Белое на чёрном" не переставала удивляться и ловить себя на схожести: в курящем в коридоре Саше проглядывал "невзаправдошний" Табаки из Дома, в Сергее, который боролся со здоровым парнем вне интерната и заставил "качаться" весь интернат, был Сфинкс. В посиделках вечерами проглядывали вечера и ночи, "проведённые" мной в Доме.
Только вот роль взрослых в этой, автобиографичной книге, не сведена на нет. Здесь они есть, эти странные, непонятные взрослые с их странными, непонятными законами.
Те, кто объяснял, были большие и сильные, они были правы во всем, соответственно, они были правы и в такой мелочи. Конечно, были и другие взрослые.
Они были учителями. Учителя рассказывали мне о дальних странах, о великих писателях, о том, что жизнь прекрасна и каждому найдется место на земле, если только хорошо учиться и слушаться старших. Они всегда лгали. Лгали во всем. Они рассказывали о звездах и материках, но не разрешали выходить за ворота детдома. Они говорили о равенстве всех людей, но в цирк и в кино брали только ходячих.
Одно из первых воспоминаний детства - подслушанный разговор взрослых.- Ты говоришь, что он умный. Но он же ходить не может!
С тех пор ничего не изменилось. Всю мою жизнь о моей инвалидности говорили как о возможности или невозможности производить механические действия: ходить, есть, пить, пользоваться туалетом. Но самое главное оставалось всегда самым главным: я не мог ходить. Остальное взрослых почти никогда не интересовало. Не можешь ходить - ты дебил.Это очень сложно, я знаю. Чрезвычайно сложно оставаться человеком и видеть человека в ребёнке, который отличается от тебя тем, что ты не сможешь, скорее всего никогда не сможешь осознать. И трудно, трудно не дистанцироваться от этого маленького человека, не превратить его в существо другого рода, не отделить его от самого вида Homo Sapiens, утверждая для себя его полуразумное сущестование. Но не невозможно.
И знаете, что самое страшное? Что дети оказываются мудрее взрослых и - невероятно - принимают и понимают такой ход вещей.
Быть дебилом не так уж и трудно. Все смотрят мимо тебя, не замечают. Ты - не человек, ничто. Но иногда из-за природной доброты или по профессиональной необходимости собеседник выясняет, что внутри ты такой же, как и все. В одно мгновение безразличие сменяется восхищением, восхищение - глухим отчаянием перед реальностью.На практике в домах-интернатах у меня сложилось впечатление, что там работают за идею. Не за зарплату, не за престиж - за саму идею помогать тем, кто в этом нуждается. Возможно, мне повезло не встретиться с другой стороной, возможно, сейчас - не тогда, но.. У меня не хватает слов, чтобы описать всё то, что вскипело внутри, что до сих пор клокочет и всхлипывает в недоумении.
Вы помните, как повзрослели? Как взрослые перестали быть для вас всемогущими и всезнающими волшебниками, а стали такими же простыми смертными, которые ошибаются и злятся, как и вы сами? Для ребёнка в интернате это взросление - страшное и ужасное.
После того как я узнал, что в определенный день меня отвезут в это страшное место, положат на койку и оставят умирать без еды и ухода, для меня все изменилось. Учителя и воспитатели перестали быть авторитетными и мудрыми взрослыми. Очень часто я слушал учителя и думал, что, возможно, именно этот человек отвезет меня умирать.Умирать. Прожить в четырёх стенах до совершеннолетия и потом - умирать. Это невероятно сложно для понимания. Это неправдоподобно. Это жестоко и несправедливо.
И он - Рубен - желает не жить совсем. Желает смертельного укола (который, как ему рассказали, делают таким же как он детям в Америке), чтобы не жить так, как он живёт. Он ненавидит себя, свою страну, и в то же время винит себя.
Когда очередная нянечка в очередной раз начинала на меня орать, я с благодарностью думал, что она права, она имеет право на меня кричать, потому что ухаживает за мной. Там, куда меня отвезут, давать мне горшок никто не будет. Она, эта полуграмотная женщина, хорошая, я - плохой. Плохой, потому что слишком часто зову нянечек, потому что слишком много ем. Плохой, потому что меня родила черножопая сука и оставила им, таким хорошим и добрым. Я - плохой. Чтобы стать хорошим, надо совсем немного, совсем чуть-чуть. Это могут почти все, даже самые глупые. Надо встать и пойти.Я считаю, ему повезло. Выбраться из темноты, завести любящую семью..
Но сколько детей ушло из жизни, так и не получив даже шанса?1343
Аноним4 сентября 2011 г.Читать далееНе могу сказать, что теперь никогда не расстанусь с этой книгой и петь дифирамбы тоже не буду. Но да, "Белое на черном" зацепило, запомнится надолго. Книга не оставляет равнодушной хоть сколько-нибудь гуманного человека, потому что...ну кто не сожалеет непонятно за что обделенным какими-то элементарными физическими способностями людям? Неповезло им, мягко говоря: причем не только с болезнью, с которой они родились, но и со временем, в котором им пришлось жить. Я не люблю испытывать к кому-то жалость,это унизительно,но сам Рубен и все дети из книги вызывают, увы, именно это чувство. Людей часто можно упрекнуть в их страданиях, но этот явно противоположный случай. Наверное, больше всего поражает в книге то, что это история - не выдумка. Это же не дает критиковать.
1340