Над пропастью во ржи. Повести. Девять рассказов

Мне нравится всё в Сэлинджере. Не знаю, как можно его не любить. Вот это его отвращение к любой публичности заставляет меня любить его и перечитывать его работы. Но, скажу честно, "Над пропастью во ржи" несет за собой очень грубый язык и выстраивает картину, которая вбивается в сознание человека и заставляет его воспринимать окружающий мир с недопониманием и ненавистью. Со временем я разочаровался в этой книге и в самом себе. Так много навязанного мнения плавало в моей голове, что я не способен был воспринимать свою жизнь как-либо, не способен был экспериментировать и разрывать каждую секунду своего бытия на части и жить, изучая и исследуя этот мир. Для меня эта книга стала открытием. К тому же, после первого раза прочтения этой книги я резко вернулся к самому началу и стал перечитывать эту книгу. И все же я нашел в себе силы закрыть "Над пропастью во ржи" и оглянуться вокруг. Процесс удивительный! Холден Колфилд был очень мил своим образом чувака, который ненавидит всех и всё, и, при возможности, закроется в комнате и будет слушать какую-нибудь глупую пост-панк группу и курить сигареты по восемнадцать пачек в день. Клевый ведь, правда? Порой этот образ, созданный Сэлом — перелом, ведущий к неврозу, но всё это не умаляет факта: знания делают темноту ещё страшнее. Страх этот - сигнал единицам, что эта самая темнота — направление, куда следует двинуться; место забрасывания ламп.

Мыслей и впечатлений от книги осталось очень много, но превратить их в слова сложновато. Такое ощущение, что ты добрую половину ночи провисел на телефоне с лучшим другом, слушал его почти не перебивая, а теперь прокручиваешь в голове то что он рассказал. Вы ведь не будете сплетничать о своем лучшем друге? Вот и мне хочется оставить все эти мысли себе.

Автор "подловил" очень удачный период в жизни Холдена, он только начинает взрослеть, но ребенок внутри него не собирается так просто уступать место взрослому. Вот и получается такой трогательный персонаж - ранимый ребенок с чертами взрослого человека. Он много курит, старается напиться и заигрывать с девушками, а в то же время его интересует что происходит с утками зимой. Проиграв в драке он дурачится, воображая себя героем с пулевым ранением. Он любит общаться с детьми, особенно со своей младшей сестренкой.

Холден самокритичен, он признает свои ошибки и недостатки. Он наблюдателен, он видит своих сверстников насквозь со всей их фальшью и предрассудками. Я невольно стала вспоминать себя в его возрасте, свои мысли и теперь мне кажется что у меня вечно голова была занята какой-то ерундой, хотя мне казалось, что все мои мысли о "высоком". Я была слишком оторвана от реальности. Даже какое-то недовольство собой появилось, хотя, к тому типу подростков, который не нравился Холдену, я бы тоже себя не отнесла.

Не жалею, что прочитала эту книгу сейчас, а не в 16-17 лет. Чем старше становишься, тем больше становится необходимость вспоминать о ребенке, которые живет внутри тебя, об это чистом и честном существе, способном радоваться мелочам. А эта книга именно такое напоминание, к тому же, написанное великолепно.

PS. Из тройки своих любимых писателей, я бы, пожалуй, позвонила Хемингуэю. Мне кажется с ним можно было бы запросто поболтать ни о чем или попросить рассказать про Испанию или Кубу.

А вот и неправда, что эту книгу стоит читать только тогда, когда тебе столько же лет, что и главному герою. Да, в шестнадцать-семнадцать лет очень близок холденовский максимализм и ненависть к этому «липовому» миру. Вроде хочется чего-то, а чего непонятно. И вокруг, как назло, кретины, ломаки и пошляки. Крикнуть им: «Да пошли вы все к чёрту!»,- и чуть не сломать шею, нелепо поскользнувшись на лестнице на ореховой скорлупе.

А вот перечитала сейчас - и оригинал, и русский перевод – и поняла, что понравилось-то гораздо больше, чем прежде. И от языка сплошное удовольствие, и сам главный герой по-другому воспринимается. А может, это не подростковое все-таки? Просто есть такие люди, которые слишком тонко чувствует фальшь окружающего мира. Одни из них по-холденовски нелепо хлопают дверьми, другие, как Обломов, прячутся от мира в свой халат или, как сам Сэлинджер, сознательно изолируют себя от общества.

Да, это книга о взрослении. У меня тут целая серия их собралась в прочитанном за последнее время: и «Питер Пэн», И Брэдбери. Но, кроме этого, «Над пропастью во ржи» – это же целая энциклопедия мыслей о самых разных вещах. О литературе, кино, театре, религии, педагогике, войне … И самое главное – о людях и отношениях между ними.

А Холден, возможно, самый знаменитый литературный тинейджер XX века, которого сравнивали то с Гекльберри Финном, то с Гамлетом.

p.s. ну а Фиби – это вообще отдельная история=)

А русское название все-таки не очень.

На грани нервного срыва.

Не случайно, наверное, Марк Чэпмен, убийца Джона Леннона, совершив «прославивший» его поступок, мирно завалился под фонарь и стал читать, дожидаясь приезда полиции, супербестселлер американской литературы «Над пропастью во ржи». Я вовсе не предполагаю, что в книге зашифровано послание убить великого артиста, но есть в ней что-то нервное, эгоистическое и срывающееся на крик, заставляющее нетерпеливо постукивать ногой и хрустеть пальцами.

Скитания далекого от идеала героя по промозглому Нью-Йорку…Никого сюжета – сплошной гормональный бунт и нигилизм. Ни-гил-изм! Кажется, теперь легко узреть причину, по которой Холден Колфилд возглавил подростковые чарты литературных героев. Сэлинджер создал замечательного юношу, чертами которого обладают в большей или меньшей степени все люди на определенном этапе жизни.

Стремление к пониманию, одобрению, общению выливается в недовольство тем, что в школе у баскетболистов есть своя компания, у игроков в бридж – своя, и даже у католиков тоже есть своя «шайка». Наличие вокруг всеобщей липы, лицемерия, лжи заставляет по-старчески ворчать на все и закрыться в душной комнате своего недовольства: «Я решил вот что: притвориться глухонемым. Тогда не надо будет ни с кем заводить всякие ненужные глупые разговоры». Глухота и немота у Сэлинджера – спасение, по крайней мере, запасный выход из того, чем мы так недовольны (кстати, помните глухонемого старика из «Выше стропила, плотники»? - это же постаревший и набравшийся мудрости Колфилд!). Свои неудачи и трусость герой прячет за грубостью и алкоголем. В любом случае, он всегда действует от противного. Когда надо делать, он не делает, и наоборот.

В книге битники узрели критику благополучного послевоенного американского общества, и они оказались по-своему правы. Только Холден Колфилд может появиться в любом обществе любого времени, и это доказывает неугасающая популярность книги. Былая индустриальная классовость сменяется сектантскими сообществами по интересам, на смену пропаганде приходит таргетированная реклама, а идеологическим сетям – социальные. Так что есть еще порох повод поставить над всем этим истерическое nihil.

Только отрицание и недовольство – гибельный, уязвимый путь. От крика легко порвать связки. Сэлинджер видит выход: «Признак незрелости человека – то, что он хочет благородно умереть за правое дело, а признак зрелости – то, что он хочет смиренно жить ради правого дела». Правое дело для Колфилда – сестренка Фиби, спасшая его от побега (смерти). Сцена, когда Холден сидит под поливным дождем на скамейке, а Фиби катается на карусели – самая красивая: мы видим уже что-то другое.

Полный Zen.

«Выше стропила, плотники», «Симор: Введение», «Фрэнни и Зуи» и несколько историй из «Девяти рассказов» - всё это можно сложить в объемный, неудобоваримый роман о семействе Глассов. Глассы – это те же Симпсоны, только наоборот. Провинциальный Спрингфилд заменен столичным Нью-Йорк, родители прекрасно понимают друг друга, а дети просто гении, к тому же все отработали приличную смену на радио в передаче «Умный ребенок» (только американцы могут так назвать радиопередачу!:). Здесь вы не найдете никакой социальной сатиры, потому что всё – сплошь откровение, ненависть, просветление, смерть.

Интерес в этой семейной истории вызывают не обаятельный и странноватый Симор и даже не обличительные речи Зуи (второй Вышинский, честное слово), а то, что, отбросив весь материализм книги, в остатке можно получить милое эссе по восточной философии, сыгравшее в жизни автора решающую роль, сделавшее его таким, каким мы с Вами его запомнили: букой-затворником-дзен-буддистом. «Мне всё надоело. Надоело, что у меня не хватает мужества стать просто никем!». Мужества у него хватило, но никем стать так и не удалось: вопреки своему нежеланию славы Сэлинджер стал-таки культовым писателем.

Зацепила, точно могу сказать. Чем именно? Сама не знаю... Может, подкупающей честностью Холдена, который совершенно откровенно рассказывает о себе, о своей семье, о своей жизни, о своих мыслях и чувствах... Может, его бурными переживаниями, не совсем свойственными детям его возраста... Точно не скажу. Холден показался мне странным мальчиком, с не понятными, лично для меня, взглядами на жизнь.
Но...Фраза, которую он сказал почти в конце книги своей сестренке, о том, кем бы на самом деле хотел быть, определила мое отношение к главному герою :

Здорово он сказал! Этими словами чудаковатый паренек покорил мое сердце!

Однажды, в порыве культурного самосовершенствования, я решил прочесть «Над пропастью во ржи» Дж. Д. Сэлинджера. Не потому, что мне было интересно, а потому, что все вокруг делали умные лица и говорили: «О, это же классика, ты что, не читал?».

Я устроился в кресле с книгой, предвкушая, как сейчас приобщусь к глубокому пониманию человеческой природы. На первой же странице меня огорошило: Холден Колфилд начал ныть. Ныть много. Он ныл про школу, ныл про «лицемеров», ныл про то, как всё вокруг «фальшивое». Я подумал: «Ну ладно, подростковый кризис, бывает» — и продолжил чтение в надежде, что вот сейчас начнётся действие.

Но действие не начиналось. Вместо этого Холден сбежал из школы, побродил по Нью-Йорку, пообщался с таксистами (которые, видимо, были единственными, кто его понимал), заказал проститутку, но передумал (что, конечно, очень глубоко), а потом всё это время размышлял, куда бы ему податься.

Я листал страницы, чувствуя, как моё терпение тает быстрее, чем мороженое в микроволновке. «Где же тут пропасть?» — думал я. «И при чём тут рожь?».

К середине книги я уже мысленно кричал: «Холден, ну свали ты уже куда-нибудь!». Но он не сваливал. Он философствовал. Он страдал. Он называл всех вокруг «фальшивками». Я начал подозревать, что если бы Холден жил в наше время, он бы вёл блог на «Дзене» под названием «Почему все вокруг — идиоты (кроме меня)» и собирал бы лайки от таких же вечно недовольных подростков.

Когда книга наконец закончилась (спасибо, Господи), я закрыл её с чувством выполненного долга. Но тут ко мне подошёл знакомый и спросил: «Ну как, проникся? Понял всю глубину?».

Я хотел сказать что-то умное, но вместо этого выдавил из себя: «Да… мощно…» — потому что признаться в том, что я так и не понял, в чём тут гений, было бы социальным самоубийством.

С тех пор, когда кто-то спрашивает мое мнение о «Над пропастью во ржи», я загадочно улыбаюсь и говорю: «Это книга, после которой ты либо чувствуешь себя гением, либо идиотом. Я до сих пор не определился».

А пропасть, кстати, так и осталась за кадром. Видимо, Сэлинджер её приберег для тех, кто решит перечитать эту книгу добровольно.

Есть такая теория, что подростковую литературу, типа что читать ее нужно вовремя или вообще не читать) и наверное это правда. И "Над пропастью во ржи" я читала еще в школе, но почему-то вообще не помню уже о чем там была речь, вообще ничего. И вот решила перечитать классику. И в общем-то понятно почему я ничего не помнила, потому что там ничего нет. От этой книги в памяти должны оставаться эмоции. Герой и его переживания, ощущения должны находить отклик, что-то общее с твоими мыслями, понимание Холфилда как своего что ли. И только в этом случае история тебе зайдет. Иначе ты просто не сможешь оценить всю задумку автора. Она создана как поддержка только рождающихся личностей, которые запутались, сомневаются, стремятся и никак не могут опериться и полететь в свободную взрослую, осознанную жизнь) А когда эта книга не находит в тебе отклика, как у меня, например, то просто кажется, что это история об одном странном мальчике с явным психическим расстройством. И вообще вся эта ситуация требует коррекции.