Рецензия на книгу

• 

  Аноним14 мая 2010 г.

  На грани нервного срыва.

  Не случайно, наверное, Марк Чэпмен, убийца Джона Леннона, совершив «прославивший» его поступок, мирно завалился под фонарь и стал читать, дожидаясь приезда полиции, супербестселлер американской литературы «Над пропастью во ржи». Я вовсе не предполагаю, что в книге зашифровано послание убить великого артиста, но есть в ней что-то нервное, эгоистическое и срывающееся на крик, заставляющее нетерпеливо постукивать ногой и хрустеть пальцами.

  Скитания далекого от идеала героя по промозглому Нью-Йорку…Никого сюжета – сплошной гормональный бунт и нигилизм. Ни-гил-изм! Кажется, теперь легко узреть причину, по которой Холден Колфилд возглавил подростковые чарты литературных героев. Сэлинджер создал замечательного юношу, чертами которого обладают в большей или меньшей степени все люди на определенном этапе жизни.

  Стремление к пониманию, одобрению, общению выливается в недовольство тем, что в школе у баскетболистов есть своя компания, у игроков в бридж – своя, и даже у католиков тоже есть своя «шайка». Наличие вокруг всеобщей липы, лицемерия, лжи заставляет по-старчески ворчать на все и закрыться в душной комнате своего недовольства: «Я решил вот что: притвориться глухонемым. Тогда не надо будет ни с кем заводить всякие ненужные глупые разговоры». Глухота и немота у Сэлинджера – спасение, по крайней мере, запасный выход из того, чем мы так недовольны (кстати, помните глухонемого старика из «Выше стропила, плотники»? - это же постаревший и набравшийся мудрости Колфилд!). Свои неудачи и трусость герой прячет за грубостью и алкоголем. В любом случае, он всегда действует от противного. Когда надо делать, он не делает, и наоборот.

  В книге битники узрели критику благополучного послевоенного американского общества, и они оказались по-своему правы. Только Холден Колфилд может появиться в любом обществе любого времени, и это доказывает неугасающая популярность книги. Былая индустриальная классовость сменяется сектантскими сообществами по интересам, на смену пропаганде приходит таргетированная реклама, а идеологическим сетям – социальные. Так что есть еще порох повод поставить над всем этим истерическое nihil.

  Только отрицание и недовольство – гибельный, уязвимый путь. От крика легко порвать связки. Сэлинджер видит выход: «Признак незрелости человека – то, что он хочет благородно умереть за правое дело, а признак зрелости – то, что он хочет смиренно жить ради правого дела». Правое дело для Колфилда – сестренка Фиби, спасшая его от побега (смерти). Сцена, когда Холден сидит под поливным дождем на скамейке, а Фиби катается на карусели – самая красивая: мы видим уже что-то другое.

  Полный Zen.

  «Выше стропила, плотники», «Симор: Введение», «Фрэнни и Зуи» и несколько историй из «Девяти рассказов» - всё это можно сложить в объемный, неудобоваримый роман о семействе Глассов. Глассы – это те же Симпсоны, только наоборот. Провинциальный Спрингфилд заменен столичным Нью-Йорк, родители прекрасно понимают друг друга, а дети просто гении, к тому же все отработали приличную смену на радио в передаче «Умный ребенок» (только американцы могут так назвать радиопередачу!:). Здесь вы не найдете никакой социальной сатиры, потому что всё – сплошь откровение, ненависть, просветление, смерть.

  Интерес в этой семейной истории вызывают не обаятельный и странноватый Симор и даже не обличительные речи Зуи (второй Вышинский, честное слово), а то, что, отбросив весь материализм книги, в остатке можно получить милое эссе по восточной философии, сыгравшее в жизни автора решающую роль, сделавшее его таким, каким мы с Вами его запомнили: букой-затворником-дзен-буддистом. «Мне всё надоело. Надоело, что у меня не хватает мужества стать просто никем!». Мужества у него хватило, но никем стать так и не удалось: вопреки своему нежеланию славы Сэлинджер стал-таки культовым писателем.

  23

  53