Праздник, который всегда с тобой. Острова в океане

Ох уж этот Хемингуэй: ничего не упускает, но и не накручивает лишних подробностей. Потому-то от всего романа веет той искренностью, которую так трудно отыскать в нашем мире.

Вы, читатель, и старина Хем сидите в кафе за чашкой кофе с молоком, а лучше с чем-то покрепче. Вы спрашиваете: "А расскажите-ка, старина Хем, о своих первых годах в Париже." И начинается повествование человека, для которого вся суть писательства заключалась в обнаружении правды. Для него главное не описать, а показать. Он рассказывает о местах, которые оставили след в его душе. Рассказывает о людях, опираясь не на их мнение о себе или же мнение общественное, а лишь на свои впечатления. И Вы, читатель, видите Париж глазами писателя без денег, но с талантом, осознанием этого таланта, вкусом, а ещё любовью к своей жене.

Мое первое знакомство с Хэмингуэем оказалось не слишком впечатляющим. Почему-то я ожидала большего. Возможно это после прочтения "Тропика Рака" Генри Миллера у меня развилось какое-то стойкое предубеждение в отношении Парижа. Я не воспринимаю этот город как праздник. В нем есть, наверное, свое очарование, но в то же время и множество отталкивающих деталей. Хэмингуэй пишет хорошо, однако главы посвященные Гертруде Стайн меня заметно напрягали, а сюжеты о писателях и журналистах никогда не были мне по-настоящему близки. В плюс могу записать только трагикомический портрет Скотта Фицджеральда и последние главы, посвященные жизни в горах.

если сначала я чуть ли не силой заставляю себя читать, то потом. потом строчки бегут у меня перед глазами и я не в силах оторваться от книги - настолько она захватывает меня. я так глубоко ныряю в книгу, чтозабываю, где я нахожусь. и тогда наша привычная реальность кажется мне выдуманным, плоским мирком. таким невзрачним и серым.
праздник, котрый всегда с тобой. париж, который никто из нас не видел и никогда не увидит. эта атмосфера порока и одновременно простых, чистых человеческих отношений. париж писателей и художников, открытых кафе и конечно же вина.
я читала и не могла понять, что я здесь - в россии, а не там и не тогда.
нет, вру я была ТАМ и ТОГДА. и говорила с ними со всеми. вместе с автором.
всем советую - отдохновение для души и воспаленного ума.)

Неожиданная книга, которая оставила массу впечатлений.
Возможно, если бы я смотрела фильм с подобным сюжетом, то не удивилась бы нисколько столь резкому поворотом событий. Но в книге меня безумно потрясла эта грань между счастьем, синевой океана, громким смехом, беззаботной яркой шутливой жизнью и серым, мрачным существованием, в которое превратилась жизнь главного героя потом. Я перечитывала несколько раз один и тот же абзац, как будто не верила..
И обратите внимание на океан: сначала яркий, отражающий солнце, манящий, приветливый, а затем темный, жестокий, холодный, губительный.

Честно сказать, я не знаю, почему начал читать "Острова и Море" Хемингуэя. Наверное, я соскучился по данному автору. Прошло много времени, когда я последний раз читал его "Фиесту (И восходит солнце)".

Данная книга была захватывающей, но тяжелой. Как можно быть столь проникновенным? Я знаю, что Эрнест был военным корреспондентом, что он очень повлиял на литературу как на культуру в целом своей лаконичностью. Но здесь я столкнулся с другим. Да, здесь есть война, Вторая Мировая. Но здесь есть много чего о семье. Здесь есть мысли и описание эмоций, которых я раньше никогда и не испытывал. А Хемингуэй заставляет тебя их испытать. Здесь есть отображение огромного количества красок боли, отчаяния, безысходности и тяжести, бремени нести смерть близких с собой всю оставшуюся жизнь. И это тяжело. Это просто тяжело. Однако, здесь есть и страсть, любовь, любовь к жене, сыновьям, друзьям, товарищам. Здесь есть мысли художника, мысли писателя. Образованность данного произведения огромна. И читатель импонирует главному герою чуть ли не с первых страниц. И с горечью закрывает книгу по прочтении.

Стоит отметить автобиографичность данной книги, прослеживаются многие параллели с жизнью самого автора, его жены, его знакомств и повадок. Возможно именно этому книга обязана столь высокой насыщенностью эмоциями.

Я не жалею, что я прочёл эту книгу. Эта книга – о жизни. О жизни, какая она есть. Без приукрашиваний, не считая обеспеченности, богатства главного героя. Но о многогранности жизни.

Если вы любитель Жизни в займы, если вам нравится Ремарк, я думаю, вам подойдёт эта книга. Но будьте готовы к тому, что после её прочтения вы станете другим.

4 из 5
(рейтинг 83%)

За всю эту книгу, написанную в виде мемуаров, тронуло за живое не так много.

Откровенно напрягало, как Хэмингуэй жалуется на отсутствие денег, сложность писательского дела, а потом идет на скачки и все спускает, потому что у них с женой видите ли хобби такое.

Понравился большой кусок про Зельду и Фитцджеральда. Одно время я им зачитывалась. Про лухари общество, про переход из грязи в князи, да и вообще про жизнь среди богемы. Для меня мтало открытием, но Великий Гэтсби был написан со Скотта и его жены. Захотелось побольше прочесть про заболевания и жизнь семьи Фитцджеральдов.

Когда же речь зашла про "вторую жену"...и так не в восторге от Хэмингуя, а тут еще и это.

Нравятся некоторые очень жизненные цитаты по книге. "боишьсяли ты умереть? иногда да, иногда нет"(с) и не поспоришь же.

Первый раз читала лет в 16-17. Перечитать стоило. Прекрасное ностальгическое произведение о молодости, которая действительно праздник, который всегда с тобой, даже если это только воспоминания. Молодость — это и есть твой личный Париж, твой личный праздник.

Интересны хемингуэевские портреты литературных деятелей, о которых мне рассказывали в университете: Гертруда Стайн, Эзра Паунд, Фицджеральд. Как обычно, человек биографический, человек мемуарный и человек-автор — это вовсе не одно и то же. Да и самого Хэма узнавать с изнанки интересно. Правда, он представляется как раз тем типом людей, которые всегда равны себе в любой ипостаси. Хотя, возможно, это только читательское впечатление.

И, конечно, не могу не отметить, как сладко было читать отрывки о русской литературе, авторитет и глубину которой Хемингуэй многократно подчеркивает.

"С тех пор как я открыл библиотеку Сильвии Бич, я прочёл всего Тургенева, всего, что было, Гоголя на английском, Толстого в переводах Констанс Гарнет и английские переводы Чехова. В Торонто, до того как мы приехали в Париж, мне говорили, что хорошие и даже замечательные рассказы писала Кэтрин Мэнсфилд, но читать её после Чехова было всё равно что слушать манерные истории молодой старой девы после выразительных рассказов знающего врача, который был хорошим и простым писателем. Мэнсфилд была как безалкогольное пиво. Лучше пить воду. Но от воды в Чехове была только прозрачность. Были рассказы, казавшиеся просто журналистикой. Но были и чудесные.

У Достоевского было то, чему можно было поверить, и то, чему невозможно было, но кое-что настолько правдивое, что меняло тебя, пока ты читал; о хрупкости и безумии, пороке и святости, о сумасшествии азартной игры ты узнавал так же, как о дорогах и пейзажах у Тургенева, о передвижениях войск, топографии, об офицерах и солдатах и о боях у Толстого.

По сравнению с Толстым то, как описывал гражданскую войну Стивен Крейн, кажется блестящими фантазиями больного мальчика, который никогда не видел войны, а только читал хронику, и описания боев, и смотрел фотографии Брэйди, - то, что я читал и видел в доме деда. До "Пармской обители" Стендаля я ничего не читал о настоящей войне, кроме Толстого, и прекрасный кусок о Ватерлоо у Стендаля - скорее вкрапление в изрядно скучной книге.

Набрести на целый новый мир литературы, располагая временем для чтения в таком городе, как Париж, где можно было хорошо жить и работать, даже если ты беден, - это как будто тебе досталось целое сокровище.

Это сокровище можно было взять с собой в путешествие, и в горах Швейцарии и Италии, где мы жили, пока не открыли для себя Шрунс в высокогорной долине в австрийском Форарльберге, всегда были книги, так что ты жил в новооткрытом мире снегов, лесов, ледников, с его зимними трудностями, в горной хижине или деревенской гостинице "Таубе", а вечером мог жить в другом, чудесном мире, который тебе открыли русские писатели.

Сперва были русские, потом все остальные. Но долго были только русские".