Федор Сологуб. Собрание сочинений в 6 томах. Том 6. Заклинательница змей

Как мне показалось, эта книга может быть неплохой иллюстрацией того, что автор не полностью определился со своими политическими убеждениями и предпочтениями. Известно, что Фёдор Сологуб воодушевлённо принял революцию Февральскую, однако Октябрьскую революцию не принял категорически. Наш роман автор принялся писать ещё в 1911 году, т.е. в постреволюционные уже годы (имеется ввиду революция 1905-1907 гг.), и писал его долгие и насыщенные яркими событиями семь лет. Вот, видимо, эта двойственность и сказалась на сюжете.

А что у нас с сюжетом? С одной стороны, книга весьма близка к тому, о чём писал Александр Островский в своих драматических произведениях. Любвеобильный барин-фабрикант, положивший глаз на хорошенькую работницу одного из своих заводов и возжелавший «подкупить» девушку для утехи своего сластолюбия и сладострастия. «Дам девушке денежку, она и моя» — примерно так думает Горелов. Кстати сказать, видимо уже имея опыт такого рода успешной атаки на девичью невинность.

Дальше...

Но тут же проявляется линия революционная, социально-демократическая — девушка Вера имеет левые взгляды и убеждения и для успеха рабочего дела решает сделать вид, что согласна на предложение Горелова стать его наложницей в обмен на всё его имущество. Типа «я тебе тело, а ты нам (рабочим) — своё дело». Всё согласно лозунгу «Землю — крестьянам, фабрики и заводы — рабочим!» (про мир и власть, которые надлежит отдать народам и Советам, пока речь не идёт).

Однако всё не так просто (тут проклюнувшийся было «Максим Горький» отдыхает), ибо книга вновь делает поворот в сторону романистики на потеху читающей публики: интрига пополнятся новыми сюжетными ходами и новыми персонажами, подключается вероятный любовник супруги фабриканта, а также другая смазливая работница и хитромудрый фабричный инженер, а чуть позже жених нашей героини, и всё действие начинает приобретать черты обыкновенного романтического с элементами эротики (сразу добавим, что эротики тех времён, а как по нынешним временам, так книга не более, чем на 16+ тянет, но никак не на 18+) любовного романа. С вполне драматическим развитием сюжета и даже с трагической точкой в самом конце. Любовные треугольники — они такие.

Т.е., в процессе творчества вроде бы автору хотелось отразить текущий момент, написать что-то с элементами злобы дня, но вся эта злоба дня так быстро и решительно менялась, что получился то ли сентиментально-драматический роман, то ли СД-ковская агитка, но на самом деле ни то, ни другое. Хотя романистики явно больше. Так что если хотите окунуться в затхлую и душную атмосферу времён, когда любовь ещё можно было купить (сейчас это конечно невозможно), то можете полюбопытствовать. Кстати сказать, возможно вот эта двойственность романа может стать как раз его положительной особенностью, ибо часть читательской аудитории, тяготеющей к чтению так называемых «дамских романов», может утолить свою тягу, прочитав это творение Ф.Сологуба.

А знаете – неплохо.
Я – пока единственный читатель на ЛЛ этого рассказа Федора Сологуба. Наткнулась на него случайно, читая про Кандинского, как в детстве один из его товарищей имел прозвище Лоэнгрин. Ну и поехало… Вагнер с его оперой «Лоэнгрин», созданной на основе немецких сказаний, и так наткнулась на этот рассказ.
Пускай герой не появляется в ладье, ведомой белым лебедем, как в сказке, пускай он просто мастер переплетных дел в Петербурге, а не Лоэнгрин из братства Святого Грааля, но как настойчиво-изящно он добивается любви девушки. И так же, как в опере, мягкое условие, что она не будет спрашивать его имя и чем он занимается. Она должна верить в него. И молодой человек, таки, добивается своего.
И какая-то интрига даже присутствует в рассказе.
Милый, приятный рассказ.

Эта книга – замечательный образец русской литературы начала ХХ века. Написанная известным писателем и поэтом Федором Сологубом, она отвечает всем критериям хорошей литературы: великолепный язык, красочные сравнения и описания, удивительная лиричность, поэтичность произведения, драматичность диалогов, психологическая точность в описании героев.
Это роман символиста, выходящий и за рамки символизма, и вообще за всякие рамки – потому что индивидуальность Сологуба-писателя очень уж яркая и своеобразная, не вписывается ни в какие шаблонные рамки.

Помимо великолепного языка роман замечателен и самим сюжетом, героями. Вера – истинно русская душа, жертвенная и широкая натура, способная и к любви до смерти, и к бессмысленной жертве для других, сознательно идущая на заклание.
Горелов – другое проявление все той же широкой русской души. Он живет ярко, широко, как душа пожелает – но не самодур он все-таки, а хозяин: рачительный, разумный, справедливый. Любит он жизнь, любит и жалеет людей и старается в меру своих сил вознаградить, не обидеть каждого, кто попался ему на пути – но не бездумно, а по справедливости. Конечно, можно на него смотреть как на барина, «закушавшегося» за счет труда других людей. Но именно он для этих людей создал рабочие места и именно он им дает возможность нормально жить (по сравнению со всей Россией). (Только не многие это замечают и понимают). А ананасы… Что ж ими человека попрекать – никого ведь он тем не обидел, что захотел (себе в убыток, к тому же) вырастить ананас.
Любвеобильный он очень оказался (видимо, поэтому книга категории «18+»), хотя, поверьте, это хорошая, добротная классическая русская литература, и ничьи морально-эстетические чувства не будут оскорблены при знакомстве с текстом. Сологуб показывает жизнь очень многообразную – и потому среди его героев есть Леночка, принимающая у себя мужчин, работницы фабрики, не отказывающиеся от лестных предложений Горелова – но все это ничуть не скабрезно, не пошло, не откровенно в том смысле, на какой намекает красный уголок с предупреждением на обложке (не шокировала же читателей Сонечка Мармеладова или намеривающаяся сбежать Наташа Ростова, не считаются же сугубо «взрослыми» «Станционный смотритель», «Бедные люди» – если вы считаете эти книги хорошими и достойными прочтения, то прибавьте к ним и «Заклинательницу змей» Сологуба!).

Книга написана в 1914 году, и вопросы растущей политической активности пролетариата, забастовок, социальной справедливости очень остро показаны в романе. Если бы не лиричность и сюжетные линии о тех или иных парах, то вообще книгу кратко можно было бы пересказать примерно так: как одна работница фабрики надумала добиться передачи этой самой фабрики от владельца рабочим. Но не пугайтесь – жизнь не ограничивается рамками социальных вопросов, и все эти вопросы (вполне отвечающие не только действительности начала 1914 года, но в каком-то смысле актуальные и для нашего времени), вполне органично вписываются в картину русской действительности волжского города. Они не успеют навести на вас скуку – если вдруг вам такие темы неинтересны). Повторюсь, что главное в этой книге – яркие, сильные характеры, столкновение жизненных позиций, жизненные драмы, душевная красота или низость героев. И подлые, мерзкие людишки тоже великолепно выписаны талантливым и тонко понимающим психологию автором, умеющим уловить и передать различные движения души и мотивы тех или иных поступков.
Справедливость – одна из основных идей романа. Справедливость в социальном плане, в общечеловеческом, в любви, в семье, юридическая (да мало ли еще в каком смысле)… Она в итоге наступает – вся (-кая). Но читатель вынужден задуматься, так ли рассудили люди? Так ли оно должно было быть? Потому что счастливых-то в итоге можно найти только с оговорками – как и всегда в жизни, за счастье нужно дорого платить. И это тоже превосходно показал Ф.Сологуб. Если бы справедливость легко было помыслить да осуществить, то и не было бы столько несчастья да несправедливости в этой мире…

Много можно говорить об этой книге. И я попыталась выразила лишь отдельные свои впечатления. Если хоть кого-то мне удалось убедить, что эту книгу нужно почитать - я буду рада. Только с этой целью и позволила себе это сумбурное многословие. Потому что очень обидно, что такой замечательный роман практически неизвестен.

И иногда он не верит, что незаслуженно забытые русские произведения могут быть лучше современных заграничных, безостановочно читаемых…

Неожиданный рассказ от мастера Серебряного века, на тему.. мрачнейшего БДСМ, такого мрачного, какой не снился и маркизу де Саду.
Вам нравится бдсм? Он повсюду, просто мы об этом не догадываемся: в наших нежных снах, воспоминаниях, которые связывают нас с нашими возлюбленными, с которыми мы давно расстались.
Да даже в наших квартирах тайно существует бдсм оргии, только мы делаем вид, что их нет.
На днях я делал уборку на балконе, нагнулся под столик и… покраснел от стыда. Ей богу, покраснел. Что удивило меня не меньше того, что я увидел: паучок занимался бдсм с… травкой. Или мне показалось, что это травка?
Я прошептал вслух — простите, и, тихо вышел, чуточку по-актёрски, на цыпочках.

Рассказ очень маленький. Ощущение, что держишь мотылька на ладошке.
Знаете сколько весит мотылёк? Это почти вес поцелуя. Вы помните вес поцелуя? О мой смуглый ангел, помнишь ли ты вес моих поцелуев у себя на ладошках?
А если собрать все мои поцелуи, как букет, как.. как… популяцию мотыльков где-то на Мадагаскаре? Это совершенно разные и нежные виды поцелуев, разный вес и размах крыльев: поцелуй в ладошку, в губы, в шею, в грудь, в животик, в лоно… в коленочки, в ступни. Так, что я пропустил? Почему ты улыбаешься, любимая? ты смутилась?
Так вот, мне грустно. Нет, не только потому, что я не могу тебя больше целовать в ладошки, в шею, в ушко, в грудь..
Ладно-ладно, остановлюсь. Грустно мне потому, что я по нежной привычке целовать что-то неземное по красоте, целую уже не тебя, милую, но странички книг, где сияет неземная красота, словно это — твой улыбчивый отблеск.

А ещё мне грустно потому.. что многие читатели будут нежно возмущаться.
Хочется думать, что — нежно. Потому что из этого чудесного рассказика, мог бы выйти прекрасный и таинственный роман.
А чего греха таить? Многие современные читатели — избалованы, и вкус у них испорчен, как у детей, которые кушают много сладкого.
Они уже не понимают прелести стихов и коротких рассказов, я уже не говорю о хокку. Им нужно лечь в историю, как в горячую ванну с пенкой, и что бы невидимый голубоглазый ангел растирал им спинку и ножки.
Господи, надеюсь так выглядит рай и я после смерти буду вечно растирать в ванной (стоящей посреди цветов и удивлённых ангелов, и крестящегося Толстого) милые смуглые крылышки и ножки, моей московской красавицы.
Вечно твои смуглые ножки уводят меня куда-то от рецензии и искушают бог знает на что. Или… чёрт знает на что?

А между тем, этот чудесный рассказ-эскиз, заслуживает не милого маленького отзыва, а хорошего разговора.
Как порой хокку Басё заслуживает нескольких страниц нежнейших размышлений: этот рассказ-малютка, изящнейший и завершённый силуэт души, в момент безысходности любви.
На что стоит сразу обратить внимание? На посвящение. Интересно, многие ли читатели, в спешке сегодняшнего ритма чтения, обращают внимание на посвящения?
Хотя в данном случае, даже если бы обратили, не думаю, что многие бы поняли его тайну.
Рассказ посвящён интересной женщине Серебряного века — Наталье Бутковской.
Она была яркой звездой того самого Кафе Бродячая собака, где куражился Есенин и где проводили свои вечера, Блок, Гумилёв, Хлебников, Иванов…

Наталья была актрисой, издателем, меценатом, первым в России режиссёром-женщиной.
На даче своего милого друга Евреинова, устраивала чудесные вечеринки.
Потом эмиграция, война, тихая смерть на окраине Франции. Её могилка затерялась где-то в траве.
Если бы мы стояли перед её незримой могилкой, то это было бы похоже на рай: летают бабочки, цветы растут, облака в небе, как ангелы-лунатики. Ничего лишнего. Ни крестов, ни людей. Всё как в первые дни сотворения мира, когда мир ещё не был изувечен человеком.
И если бы мы оказались там, во Франции, мы бы сказали кому-то незримому: посмотрите на эту милую травку. Вот тут. Ей, Сологуб посвятил свой удивительный рассказ.

Но на самом деле, это посвящение, лишь милое алиби Сологуба. Что бы никто не подумал.. что на самом деле, речь идёт о его любимой сестрёнке — Ольге.
Не думаю, что сейчас, среди читателей Сологуба, есть такие гурманы и знатоки, которые прочитав имя главной героини, — Ирина, грустно бы улыбнулись.
Думаю, во времена Сологуба, таких улыбок было больше. Потому что тогда жили поэзией и не только. Поэзией дышали как воздухом, а не просто кушали её, потому что это приятно и модно,

Дело в том, что после смерти сестрёнки — Ольги, в 1907 г., Сологуб был в такой мрачной депрессии, что хотел даже покончить с собой и искренне сожалел, что умерла она, а не он.
Это была не меньшая трагедия, если бы в андрогине вдруг умерло или погасло мужское или женское начало.
Тогда же, после её смерти, Сологуб написал известное стихотворение, где вывел её (снова, лингвистическими закоулочками, под именем — Ирина).
Все же знают о странных отношениях Сологуба и Ольги? Во времена Сологуба, ходили слухи об их инцестуальной связи.
Подкреплялись эти слухи не только странной и уединённой жизнью брата и сестры, в лучших традициях поэм Байрона и Перси Шелли, но и нарочитой темой инцеста в творчестве Сологуба.

Мы не знаем, было что-то у них, или нет, но знаем одно наверняка: между ними были… ниточки бдсм.
В своих письмах, они не раз упоминали об этом. Правда, вне секса. Почти. Потому что кто хоть раз практиковал бдсм, знает, что в бдсм, боль как бы цветёт и обнимает пол, как солнце янтаря — распятого мотылька. Нежно стираются границы тела, души, боли и нежности. И даже — бессмертия.
Ольга часто, как заботливая старшая сестрёнка, спрашивала в письме: порола ли тебя сегодня матушка? Пускай порет чаще. Это тебе идёт на пользу. Да ты и сам это знаешь. У тебя голова болит когда тебя долго не порют.
Писала это не юная девушка своему брату-подростку, а вполне уже взрослая женщина, своему взрослому брату.. учителю: ах, знали бы дети! Быть может они легче бы переносили порки в той школе! С улыбкой.. инфернальной.
И сам Сологуб записывал в дневнике: сегодня сестрёнка порола меня три раза.

И перечисляет: дома, на работе, и (тут меня память подводит. Зато я вспомнил о чудесных ножках смуглого ангела! В ванне! В пенке, они похожи на крылья!).
Интересно, что за день такой был у Сологуба, что сестрёнка успела его выпороть в разных местах, следуя за ним.. странным ангелом хранителем?
Дома то всё было чинно и благородно, прости господи: Сологуб раздевался, становился на колени (учитель и великий русский писатель! Вы можете представить что-то подобное о Толстом? Тургеневе?), и сестрёнка нежно порола его. До крови.

Что она испытывала при этом? Мы не знаем. Если верить де Саду, то многие мужчины и женщины, со смещённым центром тяжести пола и сексуальности (как у пули) могут испытывать даже оргазм от этого (и со стороны страдающего, и со стороны того, кто подвергает страданиям), более яркий, чем обычный, «человеческий» оргазм.
Я не знаю, это чуточку не моя тема. Просто я встречался с одной женщиной, которая очень любила это.
Но я то не любил.. как быть? Приходилось талантливо подыгрывать. Женщина любила когда её душат, во время секса, любила, когда её стегают плёткой.
Но с ней то понятно, у таких людей свои милые лабиринты детства, вины и пола, где они могут блуждать веками, не испытывая боли, но каково.. другому?
Мне было больно и стыдно.. душить любимую женщину. Я в шутку представлял во время этого акта (секса), что я — на Таганке, в роли Отелло.

Но как… как бить женщину? Это же ужасно, это противоречит всей моей природе. И что с того, что ей это нравилось? Я ревновал женщину.. к боли, потому что она могла её подарить такое счастье, какое не мог ей дать я, как человек, как мужчина.
Я хотел превратиться.. в боль, отрешившись от себя. Я нежно порол её, и про себя шептал: прости, прости меня, любимая…
И незаметно… шёпотком как бы, порол и себя, как бы наказывая себя, по русски, за боль, причинённую женщине.
Нас в постели было словно бы трое: я, любимая женщина и.. боль.
Перед сексом, идя заходя в спальню, я мысленно крестился: прости меня, любимая. Один раз даже в шутку перекрестился по настоящему, и прошептал с грустной улыбкой, как Гамлет: бить, или не бить?

• Бить, — с нежной грустью ответила любимая, вручая мне как королева рыцарю, — не меч, но  — плётку.

  Если бы я был рыцарем, у меня в то время был бы очень странный герб. Рыцари бы смеялись надо мной, а некоторые женщины.. загадочно улыбались бы. Веерками. Только женщины умеют улыбаться посторонними вещами, замечали? Веером, зонтиком, книжечкой, складочкой юбки, трубочкой в бокале, волосами, когда они мило поправляют причёску за ушком.

Итак, рассказ начинается с пояснения, что у некоего московского мецената, есть картинная галерея, о сокровищах которой ещё никто почти не знает.
И вот в этой галерее, есть одна таинственная картина.
Называется она — Легенда одной белой ночи. Но я бы назвал её — Русская Мона Лиза.
На картине изображена почти тургеневская идиллия: прекрасная женщина сидит в весеннем парке, на скамеечке, в изящном тёмном платье.

На головке — чудесная тёмная шляпка, с белым пером. Он как парус, словно бы реет вдалеке. Мы ведь все знает, что такие пёрышки и цветочки на одежде женщин, это не просто аксессуары статуса и моды, как у мужчин, но эманациальная фиксация в доверчивой предметности мира, ускользающих и нежных духовных медитаций женщины, диалог её надежды, печали, нежности — с душой и с красотой мира, как в стихе Лермонтова: и звезда с звездою говорит..
Я верю, что были и есть случаи (хоть я и не слышал о таком), что где-то есть женщины, которые так сроднились с платьем, или шляпкой, как со своей второй душой, на миг ставшей зримой, (как и их печаль или надежда, нежное воспоминание), что если бы в этот миг кто-то порвал одежду, или грубо сорвал шляпку, то женщина бы  — умерла, словно маньяк вонзил нож в её нежное тело.

Вы заметили что я делаю? Я показываю, что строчку Сологуба, с простым упоминанием тёмной шляпки с белым пером, можно расширить, как зрачок ангела, если бы сама Сологуб захотел развить данный рассказ — в роман.
И всё же не одежда и шляпка, очаровывают зрителя картины. А само выражение лица девушки: она то ли загадочно улыбается, то ли вот вот заплачет.
И ещё несколько таинственных деталей: руки у девушки, сидящей на лавочке в весеннем парке — находится за спиной. Что не совсем естественно, скажем прямо. Словно.. словно.. руки у неё — связана за спиной.
А что же с её очаровательными ножками? О! Её милые смуглые ножки… ладно, ножки у неё белые, но мне по понятным причинам мерещатся смуглые ножки (уже давно, доктор!!).
Так вот, её милые белые ножки, на фоне янтарного вечернего песка, — обнажены, до щиколоток.
Более того, на них находятся золотые браслеты.. связанные между собой — цепочкой.

О мой смуглый ангел.. именно в такой позе, я жду тебя, одну тебя в целом мире, на скамейке наших снов.
Приходи в любой момент и забирай меня. Я — твой!
Господи.. сны порой играют с нами в странные игры. Главное, что бы во сне ко мне, связанному и беззащитному, (не дай бог ещё и в женском платье!!) не пришёл какой-нибудь здоровенный Степан, и с улыбкой не унёс меня на плече, как Татьяну, медведь.
Шутки шутками, о мой смуглый ангел, но я и правда вот уже несколько лет жду одну тебя и верен одной тебе в целом мире. И жизнь моя связана у меня за спиной, словно крылья..
И на судьбе моей, словно на ногах обнажённых и сбитых до крови (потому что мысленно я каждый миг, и во сне и наяву, иду к тебе в Москву, любимая, босиком, в дождь и в стужу, по оврагам и болотам).

Какова же история данной картины? И почему рассказчик словно бы случайно обмолвился, что вот уже несколько лет на находится в этой тайной галерее?
Однажды, чудесная девушка — Ирина, позвонила своему приятелю художнику и сказала ему, что ждёт его ровно в 2 часа ночи.. у себя на даче. Просила не опаздывать. Гудки в трубки..
Скажите честно, вы бы откликнулись на этот странный русалочий зов от приятеля?
Наверно.. кто любит, ещё не на то откликнется.

Художник приезжает на дачу. И что же он видит? Ах, он словно бы попал в нежный сон стольких женщин и мужчин!
Любимая женщина, непреступная раньше, ожидает его в весеннем парке, на лавочке.. нежно-связанная.
А вокруг — белая ночь, какая не снилась и Достоевскому!
И тут начинается самое интересное. Женщина сообщает художнику слабым голоском, что она когда-то давно была замужем, и её муж был настоящий Маркиз де Сад, который истязал её, испробовал над ней множество видов насилия в сексе и не только, но в итоге остановился на одном. На классике, так сказать: просто связывал её и истязал. А она покорно переносила этот ад.
Но муж умер. Но ведь любовь и ад любви, не умирают с со смертью человека, не так ли? Наверно об этом и тайный смысл рассказа.

Сологуб дивно разбавляет набившую оскоминку, бдсм-тему, метафизикой.
Дело в том, что Ирина не просто так обмолвилась, что её муж, в моменты истязаний, словно бы становился — слаб и печален.
Если не ошибаюсь, в христианстве, человек, одержимый дьяволом, считается не злым, а именно — слабым. Безвольным почти. Это несчастный человек. Сильный человек никогда не обидит ни женщину, ни ребёнка, ни животное. Это всё демонизм, бытовой, где причиняют боль. В этом смысле, в любви и дружбе, мы часто — одержимы демонами, пусть и демонами обид, сомнений, страхов, увеча нежные душу, и любимому, и себе.
Наверно в этой мысли кроется тайна того, что однажды, Ирина, устав от истязаний мужа, полностью обессилев от мук и судьбы, пожелала.. его смерти.
И он умер.

Но память и вина, наверно связывают нас порой похлеще бдсм. И в хорошем смысле и в плохом.
И тут истина прелестно раздваивается. Пускай читатель сам решает, чего тут больше — деформации личности женщины, изуродованной болью и Стокгольмским синдромом, или же настоящей мистики?
Во всяком случае, женщина верит, что её муж-изверг, приходит к ней с того света и ищет себе тело для воплощения, чтобы в нём — продолжать её истязать.
Сологуб филигранно описывает это, так что толком не понятно, это болезнь или.. одержимость, подселение?
И что есть мистика и ад? Разве наша боль в любви, наши сомнения и страхи, не связывают нашу бессмертную душу, не уродуют острыми перетянутыми верёвками - исполинские наши крылья? Крылья любви?

Что в итоге сделал художник? Поверил ли женщине, которую тайно любил и о которой страдал, словно она давно его связывала, его жизнь, связывала без верёвок?
Или умершая и демоническая душа может лишь в то тело.. чья душа пуста сомнением и болью о себе? Чья душа верит не любви, а сомнениям? Т.е — слабая душа, уязвимая для тёмного мира?
А может это была.. нежная выдумка женщины, уже давно влюблённой в художника и не знающая, как ему в этом признаться?
И всё же, есть в этом что-то романтичное, пусть и в самом символе или даже лишь в истоке: когда ты.. беспредельно принадлежишь другому, впуская его волю в себя глубже и дальше, чем может дать секс и вообще, «человеческое».

Хочется сознаться в одной своей странности, которой я стыжусь: я страдаю читательским лунатизмом.
Нет, я не читаю книги во время сна, скорее случается иногда наоборот: засыпаю над книгами Канта, Чернышевского, которые мне поют дивные колыбельные, укачивая (раскачивая) меня в полудрёме (моей) на руках, отчего я просыпаюсь с лёгким лунатическим криком, пугая своего кота Барсика.

Нет, я говорю о лунатизме послевкусия от книги. Когда вы уже прочитали книгу и ходите весь день и даже — вечер, в лёгкой чаре, нежно оступаясь сердцем и мыслями, куда-то не туда: то сахар насыплете в борщ, то посолите чай, то вдруг заговорите с удивлённым котом, словно с вашей возлюбленной и скажете ему: о мой смуглый ангел, почему ты меня оставил?
А кот подойдёт к вам, сидящему на диване, и лизнёт вас в носик..

После чтения этого относительно большого рассказа Сологуба, меня хорошо так принакрыл — лунатизм… разговоров с котом, по душам, с чтением стихов, — Барсику. Про калмыцкий чай и сладкие спагетти, я уже и не говорю.
Мне иногда становится страшно: а если бы я заказал в магазине, роскошно оформленный томик Сологуба — с одним романом — Мелкий бес? (как и хотел).
Но некий смуглый ангел словно бы потянул меня за крыло, хвост.. или за ногу, ухо, не важно, к невзрачному букинистическому томику с Мелким бесом и чудесной горсточкой рассказов.

И какое же чудо я приобрёл! Рассказы Сологуба — это тихое и скрываемое от людей — чудо! Милая Тэффи знала, что это за чудо.
Боже.. если бы я прочитал просто роман в том роскошном томике, я бы мог прожить — года, и умереть, так и не узнав о чуде рассказов Сологуба!
В них тихое волшебство поэзии Эдгара По, Достоевского, поздней Тэффи (времён её лучшего сборника — Ведьма), и что-то от милой поэтессы Серебряного века — Аделаиды Герцык.

Знаете, многих читателей может озадачить этот чудесный рассказ Сологуба.
В каком смысле? Помните прелестный образ лестниц из Гарри Поттера, лестниц-лунатиков, как бы перемещающихся в воздухе и ведущих порой — в пустоту, если не правильно пойти или не иметь терпения подождать?
Дело в том, что читатель, во все века, в большинстве случаев — разбалован, почти как ребёнок: он требует определённости и развлечения. Туманы, смысловые и стилистические — его пугают, как ёжика: страшно идти через туман, к медвежонку, с баночкой варенья, но ещё ужасней, идти к медведю через туман, без варенья.
В рассказе — многие привычные линии сюжета — как бы оборваны или подвешены в сияющей пустоте: линия детективная, линия мистическая, линия…

И разбалованный читатель, недоумевает: а как мне это понимать? Критиковать или восхищаться?
Так иному псевдоинтеллигенту, нальёшь бокальчик вина, но не скажешь, какое это вино: очень дорогое или обычное, ибо налил ты его из простого графинчика.
И интеллигент, отпив глоток, растерянно спрашивает: а что это за вино? И от вашего ответа, волшебным образом зависят его рецепторы и чувства: он может свысока осудить самое благородное вино, и воздать хвалу среднему винцу.

На самом деле, в данной акустике рассказа, и детективная линия и мистическая — безупречны.
Другой вопрос, что разбалованный читатель, попросту не увидит в нём — мистики, привыкнув к мистике — в лоб (вы замечали, как плохое вино портит вкус сомелье? Так и чтение бульварных, или просто некачественной литературы, портит вкус читателя: я не помню, когда я в последний раз читал книгу с отметкой — 3. Подхожу к книгам, как к знакомству с друзьями или.. ангелами).

И вот, опустив спагетти в горячий бокальчик с чаем и насыпав ложечку сахара в закипающую воду для спагетти, и выложив в мисочку удивлённого Барсика, нарезанное яблочко и орешки, я рассказывал ему свои мысли о рассказе Сологуба и о тоске своей по смуглому ангелу, с которым я расстался.
В рассказе есть прелестный диалог между мужчиной и женщиной, которые смотрят на танец юной девушки, в лёгкой, полупрозрачной тунике а-ля Айседора Дункан.
И мужчина говорит: вот бы все люди ходили вот так, как в Эдеме: полуобнажёнными..

Женщина, мило улыбнувшись ему (женщины, как телепаты, считывают комплимент, даже когда он ещё не сорвался с губ мужчины, а он только подумал о нём, задумал его, а женщина уже нежно улыбается своей мистический телепатической улыбкой, как бы… принуждая мужчину сказать этот комплимент, словно бы.. внушая ему, его, к его же удивлённой радости), говорит, что это было бы ужасно: и кивает на двух храпящих толстяков на диванчике.
А мужчина ей отвечает, на её мысль, что слишком много уродливых тел или тел, с изъянами: но лиц прекрасных, гораздо больше, чем таких тел.
Так можно дойти до того, что мы будем ходить в масках. Это честнее. Или накрывать полотнищами исполинскими, целые улицы, города, эпохи..
Жизнь  — как маскарад..

И вот я говорю загрустившему над нарезанными яблоками, Барсику: милый.. что ты об этом думаешь? Ну, смуглый мой ангел, не молчи. Хватит тереться об ноги мои..
Если продолжить мысль Сологуба, то выйдет нечто интересное: словно человек, мир, искусство, душа — это всё единый поток души мировой, невинной и прекрасной, и когда-то давно, некое чудовище, накинуло покровы на этот единый мир, разделив его, тем самым, затенив, заставив нас стыдиться или бояться или ненавидеть, то — что сокрыты моралью или смертью и т.д.
Милое тело человека, цветка, столь же невинны и блаженны, как и мелодия Моцарта, лиловый мазочек кисти Уотерхауса, и нас заставляют стыдиться этого и жертвовать любовью и счастьем, ради этого покрывала чудовища.

О мой смуглый ангел.. если бы ты была — нежной сиренью или травкой и я целыми днями и ночами спал бы в травке, в парке, возле лавочки, как ласковый алкоголик-лунатик, дыша тобой и лаская тебя, нас бы не сочли грешниками. Да, сочли бы меня идиотом, но я бы это с улыбкой перенёс, лишь бы лежать в тебе, травке, делая в тебе — ангела, как в снегу.
Герой Сологуба удивлялся, говоря с собой: какое злое чудовище (мораль?) сделало из первой жены Адама — нежной и лунной Лилит — ведьму и исчадие ада?

И весь рассказ словно бы пронизан этой лунной тоской о Лилит… об умершей Лилит, об умершем рае, любви, ибо человек, вместо рая Лилит, вместо — бытия, с Лилит, где не было греха и тело было равно душе, а мысль — звёздам, словно бы ввергнут в ад быта, ад — Евы, ад морали, словно цепной пёс ада, терзающей невинные и светлые чувства.
Ад страхов, сомнений, эгоизма и тьмы человеческой..
Так и кажется, что Душа, уйдя из Эдема, забрела в логово самого страшного зверя: человеческого, морали.. с равным сладострастием терзающих душу, любовь, бога.
И, что ужасно, заставив душу — поклоняться себе.

И вот в этой спиритуалистической тоске по Лилит, - трагическая и тайная нотка в рассказе.
Рассказ начинается с дивного Эдема любви. Нежная Шурочка и Алёша..
Они были так безмерно счастливы… что, как в дивной балладе Эдгара По — Аннабель Ли, ангелы словно завидовали им и.. убили нежную Шурочку.
Сологуб потрясающе описывает эту осень в Эдеме, эти нежно облетающие цветы счастья.
Да, есть люди, которые с самого детства, как Шура, знали, что они умрут молодыми. Они готовы к этому.

Они готовы к смерти более верно и изящно, чем — Толстой, Сократ: всё же от страха смерти, можно по детски бежать к пустоте самой смерти — от жизни. А это всё то же бегство от себя.
Но у самого порога смерти.. душа всё же вдруг зябнет и ужасается. Чему? Страху за себя? За родных, которые остаются без тебя?
Тяжело жить именно в вечере смерти, словно у поверхности массивной чёрной дыры, где время и пространство жутко смешиваются и каждая твоя мысль или миг ужаса, боль одиночества — растягиваются в бесконечность: вечная утрата любимого, который ещё жив. Вечная утрата милого сыночка, который тянет ручки к тебе..
Это как бы смерть наизнанку. К сожалению, я знаю что это такое.

И вот тут стоит нажать рецензию, на паузу: остановить время.
Дело в том, что главная героиня рассказа — нежная Шурочка, умершая от чахотки, является трагическим эхом утраты Сологубом, своей сестры — Оленьки.
Она умерла от чахотки в 1907 г. Змеиный и меткий язычок Зины Гиппиус называл её — старая девушка.
Это была одинокая, стройная и изящная женщина, тихая и кроткая, с ранимой и мечтательной душой.
Да, личная жизнь у неё не сложилась. Жизнь вообще — не сложилась. Она словно бы с детства знала, что умрёт молодой.

Сологуб с сестрой Олей

Относительно: её было всего 42.
Когда она скончалась, для Сологуба это было.. как конец света.
Так влюблённые не убиваются по любимым своим, умершим, как Сологуб убивался по сестрёнке своей.
В письме Брюсову он писал: я словно рассыпался весь и взвеялся в воздух. Как то дико, что я не умер до сих пор..
Эти же мысли, почти слово в слово, повторяет и герой рассказа: почему я не взялся за револьвер? 
Но, наверно, ответ прост: есть такое огромное горе, что оно напрочь сметает человека. У него не остаётся даже сил на слёзы (чего толпа и её цепной пёс — мораль, так часто не понимают и осуждают).

Стоит заметить.. что у Сологуба и его сестры, были, мягко говоря, странные отношения.
При жизни Сологуба, да и после смерти Оли, во всю полыхали чеширские слухи об… инцесте, о мрачном разврате.
Мы не знаем что там было и чего не было, за закрытыми дверями, но мы достоверно знаем лишь одно: была одна странность: сестра порола брата. Как.. женщина в мехах, из романа Мазоха.

Да, у Сологуба была травма детства и трещинка в душе, вызванная частым избиением его, со стороны матери и учителей.
Боль — стала потребностью его души. Как сон — является потребностью для истомлённого тела.
Он раздевался перед сестрой и она до крови порола его. Мы не знаем, какие именно чувства она переживала при этом. Быть может в ней самой была своя трещинка в душе: полная гармония с братом.. Словно она порола свою жизнь.

Тут можно вспомнить о чудесной мысли гг: несправедливость и неправда, очень удобны для людей, а правда и справедливость — нужно создавать самим, словно они не из этого мира и умирают в этом мире и мучаются. И кто с ними  — тот тоже мучается.
Словно неправда и несправедливость — это сумерки, в которых так прелестно сокрыты уродства и изъяны человеческого.

Словно.. правда и любовь тем и опасны, тяжелы, и непригодны для большинства (все мы, так или иначе сворачиваем в тёмные тропинки, не желая даже с собой говорить — правдиво, честно посмотреть на себя. Вот что страшно), что они похожи на 8 день творения: это мучительный творческий процесс, вместе с богом.
Таким образом, в концепте рассказа, ложь и несправедливость, прежде всего — ложь себе, являются как бы сном бога, неба. Тьма, скользящая над сном сердца и разума, по Гойи — порождающего чудовищ.
Т.е. в космогонии Сологуба — звериный лик дьявола. Я бы сказал проще: человеческий лик.

Сологуб очень тонко, прям замирая над нравственным карнизом, как лунатик, описывает женщину, как дивное существо, в котором словно бы сокрыта тайна ада и рая, бога и дьявола: и ей самой решать, куда она ступит и.. куда полетит этот мир, вслед за ней: в этом смысле, конечно, за кадром строки и символа, звучит дивная мысль в голове у читателя: судьба женщины — это судьба мира.
После смерти любимой Шурочки, сердце Алексея безмерно верно ей. Сологуб дивно описывает это качество подлинной любви: его любовь не возрастала и не убывала, ибо его любовь была безмерной.

И всё же в этом утраченном Эдеме любви, нашего одинокого и прекрасного Адама, с ребёнком на руках, искушает кто то во тьме.
Кто? Женщина? Жизнь? Смерть?
Если жизнь расколота пополам, то разве грех, если и душа и тело расколоты и душа уже при жизни смотрит на жизнь сердца, словно после смерти, отлетев от него? — ласково и равнодушно.
Да, Алексею нравится одна женщина: светская львица — Татьяна.

Но и дома не без искушений. Горничная Наташа, нет-нет, да принарядится перед барином, и цветочек приколет к волосам, и выслушав от него тираду, что бы она не вела себя так, милая Наташа.. словно бунтарочка Лилит, выходя из спальни, невзначай.. нагибается и поправляет дрова, разговаривая с сердцем мужчины — не то что бы, крыльями, но — бёдрами, скажем так, помягче.
Прелестная дуэль женщины и мужчины: женщина, разит мужчину даже стоя к нему спиной: И Пушкину такое не снилось и Печорину..

И вот в это время тоски по умершей возлюбленной Шурочке, в рассказе дивно и.. тайно, полыхают и цветут тени Эдгара По.
Тени самого тонкого мистицизма, мимо которого пройдёт разбалованный читатель.
Помните начало стиха По — Ворон?
Герой, в сумерках, читает в одиночестве какую-то старинную и мудрую книгу, таинственную, словно бы в ней пытаясь найти ответ на главный вопрос: встретится ли он с любимой своей? Есть ли жизнь после смерти?
И в этот миг — распахивается окно в сиянии грозы и влетает ворон..

Но было бы слишком топорно, хоть и прелестно, переносить этот сюжет в прозу, пусть и гениальную.
Да, декорации всё те же: вечер, старинный диван, сумерки. Алексей читает какую-то религиозную и древнюю книгу.
И.. входит Наташенька. Милая искусительница.
Я улыбнулся, сразу угадав нотки Эдгара По: неужели у Сологуба, вместо ворона — милая Наташа? оригинально. По русски..

Но.. нет. Наташа докладывает, что к барину пришёл таинственный человек. Странный человек в синих очках: у ворона ведь, зрачок отсвечивает робкой синетцой?
Я на миг закрыл томик и прикрыл глаза, представив: ну.. сейчас войдёт человек в тёмном пальто и представится: Здравствуйте, я — Александр Неверморов..
Открываю томик..  и снова я не угадал. Но так даже интересней. У Сологуба, в зверином быте бытия, нет милых воронов и ангелов: вместо них — взъерошенные сумерки, человеческого.

Таинственный человек, довольно нелепого вида, в чёрном пальто и синих очках, представляется: Илья Никанорович Кундрик-Разноходский.
Комиссионер по наведению справок.
Я не смог сдержать улыбку, как тихое счастье моё, как мысли мои о тебе, во сне, о мой смуглый ангел..
Вы поняли всю прелесть сологубовского хода?
Этот тот же ворон. Но.. в самом нелепом и разлапистом имени его, словно бы обозначен взъерошенный силуэт истерзанного бурей и московским мокрым снегом, — ворона, влетевшего в окно к одинокому человеку, убитого горем, влетевшего так.. словно им кто-то запустил в окно.

И тут начинается детективная линия, изящно переплетаясь с мистической, как.. две реки в поэме Лермонтова — Демон, как ладони наших нежных писем, когда-то, о мой смуглый ангел..
Как вы думаете, зачем этот странный и нелепый на вид человечек, пришёл к Алексею?
Сообщить нечто таинственное и важное о.. душе умершей Шурочки?
Сказать Алёше нечто неверморное, жуткое?
Ну, почти. По сути, это нелепое и странное существо, словно бы послала душа Шурочки.
А пришёл он к Алексею, за вознаграждение (да, вороны, со времён По, помельчали), поделиться с ним одной информацией: кое кто хочет убить.. его сыночка, Гришу: наследника большого состояния, которое оставил ему, дедушка: папа Шурочки.

Обратите внимание, как по-русски изящно и грустно, «Никогда» (невермор) Эдгара По, из его ворона, превращается, в — «может быть».
Т.е. можно не столько встретиться с любимой на том свете или узнать о том, жива она, и есть ли вообще, этот странный «тот свет», но можно спасти ребёночка Шуры, своего сына, в котором течёт милая кровь Шурочки.
А не это ли и есть тайная и нежная встреча с умершей любимой, которая продолжает жить в сердце, памяти, снах и крови своего милого сына?
Честно, я не понимаю, как можно мимо этой изящнейшей и благородной мистики, пройти, и не увидеть тут мистики.

А кто тот зверь в человеческом облике, что задумал страшное?
Брат.. Шурочки. Непутёвый сынок, мимо которого пролетело наследство, к его племяннику, который под пером Сологуба предстаёт чуточку — Христом, которого хотят убить ещё ребёнком: прекрасный символ, на самом деле.
У Андрея Платонова в одной пьесе, апокалипсический ад этого образа развит до предела: в человеческом аду умирает Христос — в колыбельке. И тьма обрушивается на людей..
Но если тьму впускать в душу и жизнь, гомеопатическими дозами, — страхов, гордыни, ненависти, обид, корысти, морали… человек этого не заметит. Не заметит, что уже давно он не человек и что давно уже принадлежит к миру Зверя.
В этом и главный посыл эсхатологического рассказа Сологуба.

И даже сам метод убийства — инфернален и опошлен до предела: непутёвый братец Шурочки, подсмотрел его в бульварном детективчике: конфеты напичканы кончиками иголок.
С одной стороны — прекрасный символ даров Волхвов в аду.
С другой стороны, чуткий читатель подметит тут аллюзию на слова Христа: легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в рай.
Этим поступком, брат Шурочки, навеки отрезает себе путь от рая, бога и жизни живой: он — идёт в сторону Зверя. Он его слуга, хоть и не ведает ещё этого.
Он меняет бытие на быт, как и многие из нас, вольно или невольно.

С третьей стороны (?), этот плагиат преступления, слизанного с бульварного детективчика, намекает на механистичность и лживость и пустоту жизни тех, кто живёт не по любви, не по своей душе, кто живёт не для бытия, а для быта: такие люди всё повторяют за кем-то, их жизнь и судьба становятся механическими: они повторяют за умершими людьми или живыми, кому завидуют, не важно: их мысли, мечты, желания.. страхи, обиды, муки, и даже — творчество, искренне думая, что они сами что-то творят, а на самом деле, они — лишь нелепая и перепуганная тень от веточки мысли, быть может качнувшейся в грозовую ночь, 300 лет назад, или где-то в другом городе в наше время, в какой-то книге или фильме или модном тренде поведения, который мы повторяем с покорностью рабов, приодевая в разные одежды, эти мысли и мечты, теша себя мыслью, что мы - свободны.

И как и положено в мире, где вся судьба мира зависит от женщины, главным и тайным героем рассказа, будет — женщина, милая Лилит.
Догадается ли читатель, кто это?
Почему на русском языке нет пословицы, что женское любопытство, это — таинственный и грозный ангел?
В конце рецензии я не могу не очароваться, снова, тем, сколько раз в рассказе у женщин алели ушки и плечи и шеи. Боже, у осени Пушкина и Есенина нет столько нежных оттенков алого!

Словно дивные светлячки в Эдеме, мерцают на страницах, милые ушки женщин, словно бы тайной Азбукой Морзе передавая звёздам и ангелам, сигналы о помощи.
Словно бы мысли женщин вдруг стали видны, как в Эдеме..
О мой смуглый ангел, вот бы поцеловать твою робкую мысль обо мне. Или ушко твоё зардевшееся, как кленовый листочек: лучший подарок на мой день рождения.

Вас мучило когда-нибудь экзистенциальное чувство стыда и измены, — после сна?
Например, вам долгое время, каждую ночь, снится ваш любимый человек, снова и снова, с грацией распускающихся цветов на веточке вечерней сирени, и вдруг, это цветение словно бы переходит во что-то иное — в звёзды ли, которые дрожат в вечерней синеве лиловыми бутончиками, или — в сны с вашим другом, но отсвет нежности от ваших встреч с любимым, во сне, тайно переносится и на встречи — с другом.

Прости, мой смуглый ангел.. я — изменил тебе во сне.
Не пытай меня, — с кем. Или пытай, но недолго. Я и сам всё расскажу. Всех — сдам!
О! Смуглый ангел! Не проклинай меня и не матери на финском, думая, что «их» было — много.
Это просто фигура речи. Симпатичная фигура, надо сказать. Речи.
Был всего один человек во сне. Хотя.. не уверен.
Прости, любимая..

Хочешь, подарю тебе цветы? А хочешь — луну? Нет, я бы не сказал, что это сильно дешевле.. (цыганская щедрость! Мне одна цыганка как-то нагадала, что я в прошлой жизни был цыганом: Сашка Кольцо).
А хочешь.. хочешь.. подарю тебе улыбку? Целый букет улыбок, пока ты будешь читать эту рецензию?
Господи.. надеюсь, что ты всё же читаешь мои рецензии, а то будет вдвойне неудобно, если.. не ты её будешь читать, а какая-то другая женщина, быть может, симпатичная, и целый букет улыбок, достанется — ей, и не дай бог — луна, и мой лунатик-поцелуй, заблудившийся на её плече или шее..

Ищи его потом! Как в детстве, мама звала меня с балкона вечернего: Саша! Домой! И я.. словно нежный Фавн, выныривал из кустов сирени с нашкодившем светлячком улыбки.
Согласен, как-то двусмысленно я о поцелуе-лунатике, незнакомой женщине и.. кустах.
Я — лунатик, но не самоубийца. Кстати, есть ли лунатики-самоубийцы? Если только.. наши с тобой письма.

Так вот, мне впервые за долгое время приснилась не ты, а.. Фёдор Сологуб.
Прости, мой ангел, я — изменил тебе с Сологубом, прости господи (странный наклон строки, словно я попал в рай и прошу прощения у тебя и у бога за грех свой. И.. вы оба, улыбаетесь.).
Ты не переживай, мой ангел, всё было вполне невинно. Мой сон тоже, страдает лунатизмом, но не до такой же степени…
Мне снилось, что Сологуб — мой дядя. Я рассказывал об этом друзьям, но мне не верили, смеялись: ему сейчас 162 года? А тебе тогда сколько? Вы что — вампиры?
Мне снилось, что я живу с дядей Фёдором (господи, как это мило и знакомо звучит!.. словно я — кот Матроскин!), в деревне.

Дядя Сологуб ушёл с утра пораньше на речку и дверь оставил открытой. Проснулся я от того, что на мою постель, перед подушкой, положил серую голову — волк.
Но волк был похож на собаку нашу, и я толком не знал, кто это. И спрашивал его… сонным, бледненьким голоском красной шапочки: кто ты, милый? Волк или собака?
И собачка так нежно ласкалась ко мне, лизала мою руку, лицо… я ей улыбался и говорил такие нежности.. которые, раньше, говорил тебе, о мой смуглый ангел.
А через минуту, в дверь вошла моя собака, точнее — собака Сологуба, и зарычала, и тогда я понял с ужасом, что ко мне ласкается — волк.

Сологуб написал удивительный рассказ. Русскую сказку о любви.
Рассказ — невероятно живой. Знаете, есть рассказы, с изящным стилем, с прекрасными метафорами и т.д., но ты сердцем понимаешь: рассказ — мёртвый, литературщина, пусть и прекрасная.
А тут — сама жизнь. Может потому.. что такие рассказы пишутся чем-то сокровенным и подавленным -  в душе?
Некой сингулярной точкой в душе, недовоплощённой судьбы, мучающейся или бредящей о жизни?

И тогда мы с вами, читатели, как бы проживаем эту недовоплощённую жизнь и радуемся ей и согреваем её, словно она — существует, ибо была задумана богом, но так уж вышло — что не суждено было ей родиться на свет и обречена она томиться в душе Сологуба.
Иной раз, такая дышащая точка-звезда в космосе нашей души — больше чем вся наша жизнь. И если такая звезда погаснет… то мы всю жизнь ощущаем, что в нас что-то главное умерло.
Что это за звезда в нашей душе? Любовь всей нашей жизни, которой не суждено.. сбыться.

Знаете, когда мы в гостях, присев на пол, играем с кошкой в условного «Рики-тики-тави», словно наша рука — кобра, а кошка — отважный мангуст, мы порой так увлекаемся, что не подозреваем, что начинаем уже чуточку мучить — кошку, пусть и нежно: у вас вся рука уже в букетах царапок, а кошка шипит, словно она и правда борется с коброй (тоже, отважной).
Словно вы, своё чистилище отношений с любимым человеком, на миг перенесли на.. кошку, и ваша рука страстно кувыркается с ней на полу, нежно сочась чеширскими коготками, улыбками и.. кровью.

Похожим образом Сологуб начинает свой рассказ: Машенька была девушка молоденькая, миловидная, мечтательная… и тут Сологуб, разыгравшись со строкой, словно с кошкой, добавляет, нежно замучивая строку и.. видимо, Машеньку: и — недалёкая.
И далее описывает её вздёрнутый носик, серые глаза и веснушки, по весне превращающиеся — в маску, на её личике.

Машенька, как милый Дон Кихот в юбке, томится и мечтает о великой любви, о такой, какая воспевается в великих романах и стихах.
А что же в жизни? С ней знакомятся какие-то прозаичные молодые люди, у которых на уме — разврат, карьера, деньги, или какая то модная чепуха, а о любви они говорят так.. как о погоде, в Англии, словно так положено, когда и поговорить то особенно не о чем, и любовь и нежность души и вера души в людей, норовят улететь из сердца, словно ласточки по весне — к звёздам (я так думал, когда мне было 4 года. Или я путал ласточек — с душами?).

Замечали, что мы сами уже привыкли нежно насиловать себя, окорачивать: ну, мол, это жизнь, а не книги, и в ней не бывает Той самой любви. Разве что одна на миллион. А если её ждать.. то можно сойти с ума от ожидания. Всё равно что блуждать по солнечным улицам детства, юности, затенённым, каштановым скверикам зрелости, с перепуганным и словно бы заикающимся фонарём, и знать, наверняка знать, что всё это время над тобой летит пьяный Купидон и метит в тебя стрелой, или, по русски — вилами! ты, целые года — под прицелом!

Это же невозможно вынести! Хочется остановиться и крикнуть ему, открыв грудь, порвав футболку (у себя, разумеется) — ну давай, давай, стреляй уже! Уже нет сил ждать!!!
И тут.. прохожая, в московском скверике, очаровательная смуглая женщина, с чуточку разным цветом глаз, цвета ласточки на заре, на миг останавливается с милой улыбкой и.. стреляет в тебя — чудесными глазками. Наповал. И контрольный — в сердце: женская улыбка..

Машенька очень любит оперу Вагнера — Лоэнгрин. Там она и познакомилась со своим странным ухажёром, робким молодым человеком, который сидел в опере, позади неё и она ощущала этот его тёплый взгляд, даже спиной: может в таком телепатической чувстве спины, которое многие из нас, хоть раз, да испытывали, сокрыта смутная память о крыльях? Словно это фантомные боли крыльев, томление крыльев.. не могущих — быть.
Вы прислушайтесь к своей спине, её нежным шёпоткам. Я часто прислушиваюсь.

Бывает, иду по улице, и.. чувствую: вот, началось! Кто-то идёт за мной и жарким томлением взора касается моей спины.. чувствую улыбающейся спиной, что этот озорной, мотыльковый жаркий взгляд, сползает ниже моей спины и гладит меня по.. по..
Я держусь. Не оборачиваюсь. Мечтаю: кто это? Может мой смуглый ангел нежно преследует меня, желая помириться? Вот обернусь резко, а она, словно дриада, спрячется за вон тот клён и лишь крылышко её смуглого смеха выдаст её.
Оборачиваюсь с нежнейшей улыбкой, больше похожей на букет цветов из 101 розы, и.. роняю букет к ногам. Своим.
Оказывается, за мной всё это время шла милая седая старушка. Она ласково улыбается мне.. словно подобрала мой букет цветов.
Господи, как неудобно то! Робко чешу плечо, где должно было расти крыло. Крыло-непоседа.

Сологуб так потрясающе описывает это нежное соглядатайство любви, этот спиритуализм любви, когда ты — словно нежная жертва, и ты толком не знаешь: а кто, Он? Почему он так нежно смотрит на меня? Так нежно на меня не смотрят ни мама, ни папа, ни батюшка в церкви, ни ангелы на иконах, ни цветы по весне.. ни… официант в ресторане, которому ты оставил щедрые чаевые.
Кто — он?

Так порой душа нерождённая, но нежно задуманная на небесах, витает над телом, выбирая, в кого воплотиться и войти — навсегда: глубже и нежнее — чем в сексе.
Наш милый незнакомец сидит за Машенькой в театре, и она чувствует, как его тёплый взгляд словно бы касается того райского места на шее, где заканчиваются волоски, кучерявясь лёгким дымком, словно нежные черновики травки на картинах Боттичелли.
О мой смуглый ангел.. ты считаешь количество своих улыбок? Вот эта, какая по счёту?
Смотри.. на тебя сейчас смотрят все читатели рецензии. Ты снова улыбнулась и зарделась. Вся. Нежно вся.

Надеюсь я не один так читаю книги? Тактильно. Я испытал жгучую потребность.. прикоснуться у себя на шее, к этому месту, куда смотрел незнакомец в театре, на Машеньку. Она ведь тоже хотела прикоснуться, но.. подавила в себе это чувство! И вот этот зуд недовоплотившегося желания женщины — перешёл ко мне. Как и в жизни часто бывает.
И я робко коснулся своей шеи, и улыбнулся, чуть более блаженно, чем рассчитывал, и даже полузакрыл глаза..
И даже..  обернулся. На бежевой спинке дивана спал мой кот Барсик, с чудесной чёрной кляксой окраса на носике. Я поцеловал его в носик и продолжил чтение.
Господи, мой смуглый ангел, я бы отдал полцарства и полконя, чтобы в этот миг поцеловать тебя — в носик.
Да что там, всего коня, всех коней мира и все царства мира.. и луну.
На миг ощутил себя Тамерланом в доспехах, читающем на бежевом диванчике Сологуба и томящегося по тебе.

Вы верите в телепатию улыбки? В то, что улыбка — это некое таинственное существо из Эдема, которое ушло вместе с Адамом и Евой, и столь сроднилось с ними, оберегая их, что стало частью человека?
По крайней мере мне так часто кажется. И как можно иначе, если не телепатией улыбки, с которой мы так часто сталкиваемся, объяснить то, как Машенька, в антракте, обернувшись на нашего робкого незнакомца, рассматривала его, и.. улыбнулась своим мыслям: мол — бедненький. Тоже, небось, воображает, что он прекрасен и неотразим.
И в этот миг, пока Машенька улыбалась своим мыслям, и её улыбка, как и любовь, нежно путая душу и тело (ибо для улыбки и любви — это одно и то же, а для монстра морали — разные вещи), улыбалась себе и стала видна — Ему, он тоже улыбнулся ей, думая, что она улыбается ему.
А может так и было? Может улыбки наши живут в 4-х измерениях и знают что-то о будущем?

Как же грустно, что у такого чудесного рассказа, всего один читатель на лл! А между прочим, этот таинственный рассказ, со своим таинственным финалом, который несколько сложнее, чем кажется, — лунный брат Гранатового браслета, Куприна.
Когда Сологуб описывает нежный саспенс Машеньки (звучит чудесно… но по сути, чепуха, правда?), идущей по вечерней улице, чувствуя, что за ней идёт Он.. то читатель так нежно улыбается, словно он — ангел, мы — ангелы, знающие, что всё будет хорошо, и мы на миг даже думаем улыбкой мысли и чеширским росплеском невидимых крыльев у нас за спиной, что Машеньку преследует — милый Сологуб, автор, и героиня словно бы сердцем чувствует, что за ней следует  само небо, — бог, тот, кто её сотворил или творит прямо сейчас.
Рассказ был написан в 1911 г. Это время нежнейшей зари любви Сологуба и его Настеньки Чеботаревской.
А в 1921 году, весной, после самоубийства Насти и того, как её труп выбросило к его дому, через полгода после трагедии, он пишет малоизвестный стих — Лоэнгрин, который оканчивается такими словами:

Всё как в любви, правда, мой смуглый ангел? Ты ведь сотворила меня. До тебя я словно и не существовал..
И вот, Машенька у себя дома, поднимается по ступенькам.. но и за ней словно бы кто-то идёт, словно сами ступеньки вздохнули на миг ожившей рябью оперения крыла ангела.
Машенька за дверью.. она спасена! Стоит с бьющимся сердцем у двери и.. краснеет, прислушивается к двери. И читателю нежно кажется, что её преследовал — ангел, и даже через дверь, он поцеловал её личико покрасневшее, и её зардевшиеся плечи, и грудь.. зардевшуюся, словно бы прижавшую к себе 101 розу.

Что то я замечтался о тебе, мой смуглый ангел. Я не ангел, но через стену рецензии, ты почувствовала тепло моего поцелуя у себя на шее, груди?
Господи.. надеюсь ты всё же читаешь эту рецензию! Мне так и мерещится.. что вместо тебя, некая седая старушка улыбнётся и прошепчет вслух: да, да, я всё чувствую, милый Саша..
И в этот миг входишь ты.
А старушка — полураздета, зацелована, с розами и с полконём (она татарочка?) сидит и улыбается взапуски.

А какая нежнейшая, чисто мышкинская наивность любви у нашего воздыхателя! Не от мира сего..
Он говорит Машеньке, (она-таки обернулась однажды на вечерней улочке и они заговорили)  — я люблю вас больше жизни. Если бы вы узнали, как беспредельно я вас люблю, может тогда вы не смеялись надо мной, а — полюбили меня?
И мне подумалось: может в этом есть некое эхо небесного концепта любви? Угол падения равен углу отражения..
Падший ангел равен.. человеку, а человек — ангелу, влюбившегося в него.

Ведь бывает и так, что два человека, созданные друг для друга — тянутся друг к другу, но они словно не могут до конца вспомнить, что созданы друг для друга. И лишь в старости, или после смерти одного из любимых, понимают со слезами на глазах, что все преграды, мешающие их любви — были ложными и смешными.
Да, бывает и так, что память о Той самой любви, неравномерно распределяется среди влюблённых, и большая её часть, может храниться в сердце мужчины, или женщины.
И говоря — люблю тебя больше жизни, он как бы говорит за них двоих: мы нашли друг друга, спустя века. Верь мне! Не потеряй моей протянутой руки из тьмы веков, о смуглый ангел!

Кто-то из читателей фыркнет: ну, очередной сталкер. Преследует бедную женщину. Это наверно брат Желткова, из Гранатового браслета Куприна. Ну и семейка у них!
А кто-то скажет: что? Он говорит любимой, что если она его не полюбит, он убьёт себя? шантажист и мерзавец!
Мне кажется, беда человеческого мышления в том, что оно, словно Орфей, вечно хочет обернуться на кого-то или что-то, на похожие случаи с другими, на мораль, обиду и т.д. Мы вечно — сравниваем, быть может с реальными мерзавцами, нарциссами и не видим мир и события в их девственной и сияющей красоте.

Когда Александр Блок пошёл на свидание со своей Машенькой, где должно было всё решиться, у него в кармане была.. предсмертная записка.
Словно пистолет был в кармане.
Это был шантаж? Нет. Просто мы все забыли высшую нотку любви, на которой она лишь и живёт: когда мы говорим кому то — я люблю тебя, это значит: отныне, я себе больше не принадлежу, я принадлежу тебе, и без тебя я умру, как умирают без воздуха.
Желание умереть без любимого человека, столь же естественно, как цветение сирени весной или раскрытие крыла: это смутная попытка души, жить не в этой изуродованной и изнасилованной реальности, где ты разлучён с любимой монстрами-карликами морали, страхов, сомнений, обид.. а жить в высшей реальности — свободной от тела и этого мира, где ваши души уже нежно слиты.

Я умирал.. я знаю об этом не понаслышке.
Это не шантаж, это просто факт любви. Просто мы все чуточку «зажрались» и спутали любовь с простой страстью и увлечением, после которого — потоскуешь, романтически, скушаешь килограмм мороженого, посмотришь фильм с Ричардом Гиром, и снова живёшь и улыбаешься и влюбляешься.
С Той самой любовью — не так. Её не «заешь мороженым». Потому о ней так и мечтают женщины. И.. не верят, когда она приходит.

Машенька, в сумерках диалога с нашим незнакомцем таинственным, посреди улицы, спрашивает его: да кто вы такой!

• Я? Влюблённый.

• Человек..

  И вот тут начинается реальный сологубовский саспенс любви: наш таинственный незнакомец, не хочет говорить Машеньке — кто он. И даже когда они начинают встречаться, он по прежнему держит это в тайне, а Машенька.. томится неизвестностью, её судьба и сердце — томятся и чуточку бредят, и бьющееся сердце, словно тень от фонаря, становится как бы размером с судьбу. Целый город ночной бьётся в её груди.