Собрание сочинений в четырёх томах. Том 1. Колымские рассказы. Левый берег. Артист лопаты

Что мне особенно понравилось в его прозе-в ней нет нравственной поучительности.Нет,и слава богу,что нет! Ведь как точно говорил сам Варлам:"Искусство лишено права на проповедь. Никто никого учить не может, не имеет права учить... Новая проза — само событие, бой, а не его описание. То есть документ, прямое участие автора в событиях жизни. Проза пережитая как документ... Проза будущего — проза бывалых людей». Шаламов и не пытается учить или морализировать над пережитым. Он предоставляет читателю добытые им факты «смотря на себя как на инструмент познания мира, как совершенный из совершенных приборов...". То ,что пережил этот писатель страшно до истошного крика "Внутри все было выжжено, опустошено, нам было все равно, и дальше завтрашнего дня мы не строили планов"
"Шелгунов был поражен низостью людей, которые окружали его. В лагере не было героев. Шелгунов не хотел верить, что девятнадцатый век обманул его. Глубокое разочарование в людях во время следствия, этапа, транзитки вдруг сменилось прежней бодростью, прежней восторженностью."
"Моим спасительным последним были стихи — чужие любимые стихи, которые удивительным образом помнились там, где всё остальное было давно забыто, выброшено, изгнано из памяти."

"Ты упадешь на снег в метель,
Как на пуховую постель,
Взметенную погромом".
Мария Блинова

«Колымские рассказы» не только пугают, но и заставляют взглянуть на жизнь по-другому. Например, перестать жаловаться на судьбу и жалеть себя, ведь нам повезло несказанно больше, чем нашим предкам, отважным, но перемолотым в жерновах системы.

"Доколе, Боже мой, доколе,
Предав все лучшее тщете,
Нам ставить памятники боли
И распинаться на кресте?"
В.Шаламов"Реквием"

Варлам Шаламов все претерпел,выпил чашу безумных мук до самого дна ...
И если после стольких вьюг
Заговорит над нами юг –
Мы не поверим югу.

***
Я видел все: песок и снег,
Пургу и зной.
Что может вынесть человек –
Все пережито мной.

И кости мне ломал приклад,
Чужой сапог.
И я побился об заклад,
Что не поможет Бог.

Ведь Богу, Богу-то зачем
Галерный раб?
И не помочь ему ничем,
Он истощен и слаб.

Я проиграл свое пари,
Рискуя головой.
Сегодня – что ни говори,
Я с вами – и живой.
В.Шаламов.
И невозможнл,правда невозможно быть равнодушным ,читая его рассказы, они пронизаны холодом от которого стынет все. "Равнодушных среди них к моим работам ещё не было. Поэтому мне надо работать. Повторяю, это мой единственный шанс оправдать прожитую жизнь. Времени уже мало».
"Я не люблю слова «потрясен», — слишком часто мы его произносим. Со мной происходило нечто иное: какая-то тяжелая, могучая поступь вошла в пространство, в меня, в судьбу... Мощные, небывалые в русской прозе нашего времени, шаги Большой Прозы. Я никогда не любил бойкую, дробную, эффектную прозу, начавшуюся в русской литературе новейшего времени с Андрея Белого (как правильно заметил Борис Пастернак), с его нарцисстически-гениальной прозы (уникальность которой требует особого подхода, вне зависимости от ее последствий). Я равнодушен к «Мастеру и Маргарите» М. Булгакова, для меня это — «литература» (в смысле: «все прочее — литература»), не люблю прозу Набокова (которая так и остается для меня «бенгальским огнем»; к «Лолите» я отношусь, «как положено»). До знакомства с «Котлованом» Андрея Платонова (произведением, ставящим его автора, на мой взгляд, в один ряд с Джойсом, Селином и Кафкой), я не мог знать, что «эффекты» его стиля были мучительным нащупыванием нового, гениального пути автора в русской словесности.
«Обо мне писали много, стихи, есть даже песня. Ничто из них мне не нравится. Это стихотворение — лучшее, написанное обо мне, единственное, верно соответствующее мне и моему творчеству».
В.Шаламов

СТЛАНИК НА КАМНЕ

Землю и почву — более суровую знал он, чем ту, в которую
ныне хороним.

Прощаемся с Шаламовым.

Тело Литературы, мясо Поэзии, при «градусах» ада колымского,
оторвать от железа, с кусками железа, с его плотью! — такое он со-
вершил.

Был — как умерший при жизни для жизни....

Кажется, рассказы Шаламова - книга, к которой я морально готовилась дольше всего. Год назад, когда незабвенная моя репетитор Маша подсунула мне сборник рассказов, прочитала парочку и забросила это дело. Слишком уж сильно не хотелось вылезать из зоны комфорта и погружаться в это чтение.

Сейчас же я не сдаю ЕГЭ, и призрак Маши не маячит надо мною, заставляя читать классику. Словом, без этого вполне можно было обойтись. Но вот я уже сама лезу, скачиваю сборник, открываю...

Вас когда нибудь били железным ломом по голове, предварительно раздев догола и окатив ведром ледяной воды? Если да, то вы можете хотя бы отдаленно представить себе, какое впечатление производят рассказы Шаламова на любого, кто эмоциональнее табуретки. Это не просто литература - это шаг к безумию вслед за героями. Шаламов забирает у читателя все - и оставляет в самом центре ада, и выбраться в свою жизнь обратно очень непросто.

Год назад мы спорили с Машей, зачем писать такие рассказы, если и так все все знают. Она говорила - чтобы не повторить тот же сценарий еще раз. Я так и не смогла с ней согласиться, потому что мне на самом деле не нужны подобные нравственные костыли, чтобы оставаться человеком. Но уже вне ЕГЭ и занятий решила для себя, зачем Шаламов мог написать это: потому что о таком невозможно молчать.

Я не знаю, как оценивать Колымские рассказы адекватно. Не знаю, как, если внутри все замирает от ужаса, и хочется благодарить судьбу за то, что оно случилось когда-то давно и не с нами - и просить, чтобы никогда не повторилось снова. Это не просто пять звезд на лайвлибе и корявая рецензия, переполненная неумелыми восторгами. Это благодарность: за мужество, за силу, за жизнь.

Можно удивиться, как Шаламов сумел уместить в такую тоненькую книгу (в сравнении, конечно, с Солженицынским трехтомником "Архипелаг ГУЛАГ" ) всю боль, весь ужас лагерей. Здесь суть в том, что Варлам провел значительную часть жизни в этих самых лагерях, а не в архивах и библиотеках. Его рассказы - это правда, написанная будничным, безэмоциональным языком уставшего, апатичного, испытавшего все на своем пути узника.

Люди, прошедшие лагеря, на всю жизнь остаются калеками. И не только физически, но и морально. Как утверждает Шаламов, блатная культура развращает не меньше тяжелых условий. Когда в норме вещей воровство и убийство, что может быть хуже? Вместе с весом, таящим на глазах из-за немыслимых, невообразимых норм питания и условий работы (попили-ка дрова в минус 50 без варежек и в куцей одежке), исчезает мораль. Шаламов опровергает поговорку "Друг познается в беде". Не такая уж значит и беда, коли дружба сохранилась. В жутких лагерных условиях нет друзей. Каждый сам за себя - не верь, не бойся, не проси.

Тяжелая, тяжелейшая книга. Эти рассказы ценнее сухих цифр статистики. Я бы даже не стала называть их художественной литературой. Это просто голая горькая правда.

Чтобы почувствовать себя счастливым человеком, достаточно изредка перечитывать «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, чем я и занимаюсь. Это удивительный симбиоз страха и жизнеутверждения, смертельного отчаяния и несгибаемой воли. Автор повествует о своих мытарствах с приземлённый простотой, которая сразу изобличает качественный автофикшн. В промежутках самоцветами мерцают глубокие философские сентенции о том, что человек выносливее всех прочих существ, о природе жизнелюбия, вечных ценностях. Обратите внимание, что Шаламову удается удерживать внимание читателя без какой-либо любовные линии и вообще без модной арки персонажа. Это цена искренности. Мы следим и не можем оторваться, хотя ничего остросюжетного не происходит. Герой не противостоит системе, как у Солженицына, и не вступает в конфликт с со своим вторым «я». У него нет ненависти к вертухаями или тем, кто его утюг на Колыму, потому что все силы до самого распоследнего конца отданы борьбе за жизнь. Ему противостоит само зло – бессмысленное и беспощадное, его нет смысла ненавидеть и невозможно победить. Задача – просто выжить. Жизнь – это уже победа. Когда таким образом меняются роли, ошарашенный читатель следит за повествованием, не в силах оторваться.
Если вам почему-то грустно или кажется, что жизнь покатилась под откос, настоятельно советую прочитать «Колымские рассказы».

30 октября был День памяти жертв политических репрессий. Самые масштабные по численности, самые бессмысленные по беспощадности - репрессии сталинские. 1937 год стал именем нарицательным, названный в честь наркома-садиста "ежовщиной". Миллионы людей были репрессированы: арестованы, расстреляны и замучены в застенках НКВД, сосланы в адские системы трудовых лагерей. Ныне печально известный ГУЛАГ и иже с ними: каторжане там не жили - выживали. Изнуренные от нечеловеческих условий, тяжелой работы, голода и скотского отношения, без надежды, без единого просвета.

"Колымские рассказы" именно об этих людях - виновных и безвинных, которые оказались в аду на земле. Варлам Шаламов, наш русский поэт и прозаик, пробыл там больше 10 лет, на Колыме, работая каторжным трудом на прииске, в отвратительных погодных условиях, в страшном голоде, окруженный людьми самыми разными, многие из которых растеряли всё человеческое под напором репрессионной машины. Варлам Шаламов никого не убил и не ограбил, не устроил теракт, не организовал покушение. Он всего лишь писал и общался с людьми, как установит следствие - неугодными вождю. А вождю был неугоден каждый третий, судя по количеству жертву жертв сталинского террора.

В "Колымских рассказах" Шаламов вспоминает свою бытность на каторге. Где холодно под минус 50, где работаешь по 20 часов в сутки тяжеленным физическим трудом, где постоянно хочется есть, ибо 500 грамм хлеба - твоя пайка на сутки, где болезни, бессонница, вшей и прочие "прелести" жизни лагерной. Представьте, что там творится с человеком, как его ломают условия, люди, ощущение полной безнадежности? На первое место становится проблема - "как выжить?". И человек перестает быть человеком. Остаются только инстинкты. Выжить - любой ценой.

"...Странно, как этот мир непохож на мой. Вчера человека убили из-за свитера. Точнее просто зарезали как свинью..."

За свитер, за кусок хлеба или сахара, убить, настучать, подставить. Когда человек вынужден выживать, его мораль, его личность, честь и достоинство отступают. Остается чистая физиология. И это является леймотивом "Колымских рассказов" - показать, что делала с людьми система того времени. И ведь это история не про одного человека, но про миллионы. Разве можно осуждать этих каторжан, растерявших остатки совести, ибо в таких условиях, в таком аду, когда перед тобою выбор "или ты - или тебя"?

Конечно, их судить не нам, живущим в тепле и довольствии, читающим хроники сталинских времен с ужасом и непониманием "ЗА ЧТО"? Но этот вопрос, он открыт до сих пор. Ради чего был устроен этот геноцид своего же народа, эти миллионы арестованных-расстреляных замученных людей, в большей части своей безвинных? Дабы потешить культ личности и успокоить паранойю? Дабы запугать всех и каждого, вселить страх и ужас от упоминания лишь имени вождя, лишь места ссылки? Миллионы людей прошли через этот ад, мои предки прошли, а мы, ныне живущие, задаемся вопросами. Некоторые страницы нашей истории до боли стыдны и прописаны кровью, и так хочется порою, чтобы их можно было вырвать, сделать вид, что нет, не было всего этого. Но нельзя. Как бы ни было больно, надо помнить. В этом есть весь смысл.

“Каждый рассказ, каждая фраза его предварительно прокричана в пустой комнате - я всегда говорю сам с собой, когда пишу. Кричу, угрожаю, плачу и слёз моих не остановить. Только после, кончая рассказ или его часть, я утираю слёзы. Много я видел человеческих смертей на Севере - пожалуй слишком много для одного человека”(с)

Я очень долго шёл к “Колымским рассказам”. Лет 5 увесистый том пролежал на полке и ждал своего часа . Но меня пугало не количество страниц, а сложность описанной в рассказах темы. Тема репрессий - это настолько благоприятна почва для “срача”, что без разницы, какую сторону ты выберешь, всё равно дураком останешься.

Поэтому вполне логично было бы отнестись к этой книге как к чисто художественному произведению. Так я думал, пока читал первую часть книги, где описываются небольшие зарисовки из лагерной жизни, иногда даже какие-то фантастические и нереальные (например, рассказ, в котором заключенный с больными зубами за 5 минут съел половину замороженной тушки поросенка). Но когда я дошёл до второй части - “Очерки преступного мира”, то понял, что ни о какой выдумке, ни о какой художественной условности не может быть и речи. Это эссе автора, в которых он высказывает свои мысли о представителях блатного мира. В этой части он не просто деромантизирует очарование преступной жизни и криминального мира, он срывает покровы, открывает глаза на их истинную сущность, он безжалостно уничтожает их своим словом, он брызжет ненавистью и не скупится на оскорбления. Забудьте о честных ворах, о кодексе чести бандитов и благородных криминальных боссах - Шаламов по ним проходит катком и заставляет буквально ненавидеть блатной мир. Из-за столкновений с представителями блатного мира Шаламов считал лагерь отрицательным опытом для человека, от первого до последнего часа. Человек не должен знать, не должен даже слышать о нём, потому что ни один человек не становится ни лучше, ни сильнее в этих условиях. И именно эта часть цикла произвела на меня наибольшее впечатление.

“В лагере есть много такого, чего не должен видеть человек. Но видеть дно жизни - ещё не самое страшное. Самое страшное - это когда это самое дно человек начинает навсегда чувствовать в своей собственной жизни, когда его моральные мерки заимствуются из лагерного опыта, когда мораль блатарей применяется в вольной жизни. Когда ум человека не только служит для оправдания этих лагерных чувств, не служит самим этим чувством. Я знаю много людей, которые именно блатные принципы сделали тайными границами своего поведения на воле. В сражении этих людей с лагерем всегда побеждает лагерь” (с)

Не меньше, чем блатарям, достаётся от Шаламова и Достоевскому, которого Шаламов упрекает из-за того, что Достоевский, при помощи своего писательского мастерства, не изобразил подлинное лицо блатарей, романтизировал их образ, идеализирует их в своих “Записках из Мёртвого дома”. По мнению Шаламова, Достоевский либо настоящих блатарей не встречал, либо, поддавшись на спрос публики на уголовную романтику, идеализировал их.

“Подземное уголовное царство - мир, где целью становится жадное удовлетворение низменных страстей, где интересы скотские, хуже скотских, ибо любой зверь испугается тех поступков, на которые с лёгкостью идут блатари” (с)

И вот, в чём загвоздка - Шаламов очень гневно и со злобой пишет о блатарях, о том, как они отвратительно обращаются с простыми людьми, что “блатной мир должен быть уничтожен”. И вместе с тем, он пишет о нечеловеческих условиях жизни, о голоде, холоде, цинге и об “Освенциме без печей”. Но разве совершившие эти ужасные преступления не заслуживают такого наказания? Или описывая все ужасы трудовых лагерей надо писать о том, что там отбывали наказание сплошь невиновные люди? Но что поделать, если совершив какое-либо преступление человек найдёт десятки оправданий, чтобы выставить себя невиновным.

А по поводу тех, кто отбывает наказание “ни за что”, мне особенно запомнился небольшой эпизод из рассказов о пареньке, которого задержали при откручивании гаек с железнодорожного пути, мол, посадили паренька вообще за просто так. А что, если из-за открученной гайки рельс уйдёт в сторону, из-за чего следующий по этому пути поезд сойдёт с рельс, что приведёт к крушению, к разрушению инфраструктуры, огромным потерям и человеческим жертвам? Откручивающий гайки мог не знать или не задумываться о последствиях своего деяния - так и другие преступления совершались по разным мотивам и могли преследовать даже благородные цели, но, как ни крути, это совершение преступления, нарушение закона и это должно сопровождаться наказанием.

Безусловно, были несправедливо осужденные, оболганные, подставленные, против которых были сфабрикованы дела и очень жаль, что они были подвергнуты таким суровым наказаниям и были вынуждены выживать вместе с блатарями, у них из-за этого была сломана жизнь. Печально и безмерно жаль, что правоохранительные и судебные системы работает так, что иногда страдают невинные люди, но всё же, я убеждён, что большинство попавших в эти лагеря людей попали туда не просто так и заслуживали наказания за совершенные преступления. Тут, конечно, можно возразить, мол, если бы ты, твои родственники или близкие люди попали в лагеря, то ты бы по другому запел, но пока у меня такая позиция.

Ну и, конечно, не хочется верить, что когда велось следствие в отношении подозреваемых, следователи только и думали о том, как бы посадить как можно больше людей, да побыстрее, чтобы премию больше дали. Хочется верить, что во всех делах разбирались, что они изучались и прорабатывались. Хочется верить, что следователи знали о нечеловеческих условиях жизни в лагере и если находили у подозреваемых доказательства невиновности, то делали всё возможное, чтобы они вышли на свободу и не отправлялись туда, где будут покалечены их судьбы. Сложно во всё это поверить, когда и сейчас наблюдаешь в новостях об очередном полицейском произволе, то волосы встают дыбом и просто не хочется думать о том, что такое происходит в реальности. Но чем дольше живешь, тем больше понимаешь, что не всё так просто, что нет безусловных злодейских злодеев и добрейших добряков. Поэтому в кровавый режим, направленный на уничтожение как можно большего числа людей по указке сверху не особо веришь, точнее, хочется верить, что всё было гораздо сложнее и запутаннее, что не всё так однозначно.

Вот на такие мысли меня натолкнуло произведение и в этом его огромный плюс. Рассказы написаны очень эмоционально, несмотря на то, что все ужасы лагерной жизни описаны максимально буднично и это спокойствие в повествовании заставляет лучше почувствовать всю безысходность положения попавших туда людей. А очень спокойные описания смертей показывают нам, что заключённые относятся к смерти очень буднично и равнодушно. Безусловно, смерть ждёт всех, но они совершенно не сокрушаются по поводу погибших знакомых и товарищей, как будто даже завидуя им, ведь они уже отмучались, избавились от страданий, а им и дальше выживать в этих условиях.

И вот ещё что. Не так давно я читал “Обитель” Захара Прилепина, в которой я восхищался атмосферой, там при чтении книги чувствовал на себе этот холод, голод, сырость и безвкусную тюремную баланду. Так вот, это всё ничто по сравнению с тем, как то же самое описывает прочувствовавший всё это на своей шкуре Шаламов. Очень горько, что он попал в лагеря, где ему сломали судьбу и что он стал свидетелем творившегося вокруг ада.

ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ
"мы понимали, что смерть нисколько не хуже, чем жизнь, и не боялись ни той, ни другой"

ᅠᅠᅠᅠᅠᅠ— "сухим пайком" в. шаламов

каждый рассказ из сборника шаламова читаешь с содроганием сердца и понимаешь: все наши житейские проблемы такие мелочные и на самом деле не стоят потраченного здоровья.

самое ужасное — это когда ты оказываешься на колыме, родине нашего страха, как политический заключенный рядом с матерыми уголовниками, которые могут убить за то, что тебе жена теплый свитер прислала. или когда ты настолько голоден, что преступаешь свои нравственные принципы и идешь на воровство — крадешь свинью и ешь ее сырой и холодной. но главное чувство, поселяющееся в твоем сердце, это безысходность.

постоянный страх, что даже может задушить какой-то заключенный. страх, что тебя застрелят при попытке бегства. а выберешься оттуда, когда вождь умрет или когда произойдет амнистия. вот что ужасно.
ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ

Шаламов не умер, он рассказал всему миру о Колыме, о лагерной жизни, о страшном земном, устроенном людьми аде, из которого ему удалось выйти живым.
Ему удалось передать в небольших рассказах жуть и ужас, боль и страх пребывания там. Вполне безэмоциональным, нейтральным языком он словно успокаивает читателя: "Это прошлое, это было, не повториться".
Все пережитое им - уже история, полузабытая, как будто не прошлого века. Но такую историю нельзя забывать в благоденствии сегодняшнего земного, созданного людьми, материального рая. И обязательно читать Шаламова!

В принципе, на этой цитате из «Колымских рассказов» можно было бы и закончить. Жалким пересказом этих слов можно выразить всё впечатление о книге. Оно тяжёлое, очень тяжёлое.

Постоянный голод, холод, издевательства со стороны лагерного начальства и «блатных», тяжёлый труд навсегда меняют человека. Мало, кому удаётся сохранить своё лицо, мало, кого интересуют внутренние изменения. Если даже человек и вернётся когда-нибудь «на большую землю», он никогда не станет таким, как прежде.
Остаётся только сказать: «Слава Богу, что мы никогда не узнаем, как это было на самом деле».