
Ваша оценкаСобрание сочинений в четырёх томах. Том 1. Колымские рассказы. Левый берег. Артист лопаты
Рецензии
Аноним16 июня 2024 г.Читать далееВажная книга на тему, не теряющую актуальности и сегодня. При этом в ней нет беспросветного ужаса и безнадежности. Шаламов среди голода, холода и уничтожения человеческой личности замечает красоту природы. Это маленькие рассказы, но в каждом целая жизнь. Здесь о том как не потерять себя и видеть вокруг не только разруху и унижения, но и доброту соседа, ласку собаки, величие сосен. У Солженицина, на мой взгляд, так не получилось. Его повествование натужно выжимает жалость и слезы. А у Шаламова жизнь - такая разная, но при этом такая ценная.
4334
Аноним29 июля 2023 г."Россия — страна проверок, страна контроля. Мечта каждого доброго россиянина — и заключенного, и вольнонаемного, — чтобы его поставили что-нибудь, кого-нибудь проверять"
Читать далееКнига оставляет за собой гнетущее ощущение. Когда я читаю подобные книги, я начинаю задаваться многими вопросами. Как так получилось, что люди не сопротивлялись и принимали, как данность, то положение, в каком оказались? Почему вообще такое происходило в истории нашей страны? Как это всё отразилось теперь на нашей нынешней жизни спустя многие поколения? Почему люди скатились до такого, что готовы уничтожать себе подобных с огромным энтузиазмом, доносить на своих родственников, друзей и соседей?
Очень страшны такие книги и страшно представить оказаться в подобных условиях4544
Аноним15 ноября 2021 г.Угрюмая лагерная правда
Читать далееСпустя 90 лет понятно, что лагеря ГУЛАГа были концлагерями с хорошим лицом. Что просто убивать политических оппонентов было советской власти мало. Их убивали трудом, чтобы выжать максимум из ходячего трупа, живого только благодаря куску хлеба, который давали за выполнение плана. Чтобы он испытал унижения, голод и холод, чтобы он сломался и потерял человеческий облик.
Это отдалённо понятно автору этой книги. Но всё же больше видна его большая политическая наивность. Вера в то, что можно построить счастливую страну с агрессивными дикарями, которые по законам джунглей отберут у тебя пальто и заставят развлекать их рассказыванием книг, и привела автора в лагерь. Вчерашние революционеры прекрасно понимали, как убрать лестницу к власти.4437
Аноним23 октября 2019 г.Читать далееЧитать такое за один присест непросто. Единственного перерыва, который продлился недели две, мне явно было недостаточно. Каждый из рассказов отзывается отвращением к миру, в котором жили герои рассказов Шаламова. Для такого нужна передышка, и не одна.
Шаламов - прививка от иллюзий гуманизма. От фальшивого горьковского "Человек - это звучит гордо". Человек таков, каковы окружающие его обстоятельства. В этом сердцевина критики Шаламовым сталинизма - за создание оскотинивающей человека системы.
Писать на лагерную тематику трудно. Из рассказа в рассказ тема одна и та же. Нужно уметь каждый рассказ наполнить индивидуальностью - и у Шаламова это получилось. Отмечу два рассказа, выделяющиеся среди прочих: "Лучшая похвала" из "Левого берега" и "Эхо в горах" из "Артиста лопаты". Они мне понравились особенно, причём не за лагерную тему, а за уход от неё - уход в революционные события и судьбу героев Революции.
4133
Аноним28 апреля 2019 г.Мы с вами не такие
Читать далееКнига - отличная прививка от Сталинизма, да и в целом от всех этих бредовых россказней про коммунизм. Часть книги слушал в аудио, часть читал, почему-то в аудио были не все части, но в аудио всё воспринималось гораздо более жёстко: ты больше сочувствуешь героям, лучше понимаешь ситуацию.
Книга про выживание людей в нечеловеческих условиях, борьбу за жизнь. Очень честная книга, я бы сказал, что Шаламов бьёт точно в цель, прямо в центр эмоций читателя, героям сложно не сопереживать, люди не должны так жить.
Общий настрой книги очень напряжённый, беду арестанты ждут отовсюду, никому нельзя доверять, правильно сказал автор "дружба, никогда не зарождается в трудных, по-настоящему трудных — со ставкой жизни — условиях. Дружба зарождается в условиях трудных, но возможных (в больнице, а не в забое)". Здесь каждый сам за себя и это очень страшно, спину никто не прикроет.
Блатные и правда не люди, согласен с автором, по сути сталинские репрессии и являются причиной создания этого тюремного класса, все эти массовые репрессии, посадки, широкие возможности для кооперации всех этих преступных элементов.
Проблема в том, что все эти понятия из преступного мира постепенно входят в нашу жизнь - жаргон и понятия. Да даже вот это широко распространнённое слово "Красный", "Ты чё красный штоли? Ты чё мусорнулся?
Гражданин в России испытывает когнитивный диссонанс, когда например требуется отстаивать свои права и написать заявление в полицию - он же стукач! Он же сука! Он же красный! Ситуацию нагнетает неграмотное политическое руководство страны - силовики защищают не интересы народа, а путинского олигархата, и от этого смятение ещё больше нарастает. Нет доверия к полиции, ты боишься из всей ситуации выйти крайним, да и от тюрьмы в России не зарекаются, насколько знаю, в Эрэфии количество оправдательных приговоров "кот наплакал". Есть много реальных знакомых, которые предпочли решить конфликтные ситуации сами, лишь бы "без мусоров".
Это конечно же очень грустно, страшно и говорит лишь о том, что криминальные понятия и термины прочно вошли в российскую культуру, гражданин обычно мало задумывается о том, откуда в его лексиконе имеются такие слова как: ажур, барыга, волына, жмурик и множество других. Вместо рассуждений гражданин предпочитает горячительные напитки, ещё одна сторона нашей культуры.
У автора отличный, лаконичный слог, всё очень просто и понятно написано, местами не сразу въехал как в рассказе "заговор юристов", потом в интернетах нашел разъяснения, почему-то у меня с мобильного интернета не загружается оф сайт Шаламова.
В "Шерри-бренди" сразу подумал про Мандельштамма, но не был уверен, не знал, что он умер в лагере, да и я в целом плохо знаком с его творчеством, читал наверное пару стихов это "Шерри Бренди" и "Мы живём под собою не чуя страны". Знаю, что за свои стихи его в лагеря и отправили, наверное "по модной 58 статье".
После прочтения понимаешь, что самое страшное в жизни - это голод и холод, не знаю правда ли, что заключённые в -50 работали, хотя Шаламов на пустозвона никак уж не тянет, даже если и ошибся, то это не страшно.
Персонажи рассказов Шаламова часто взаимосвязаны между собой каким-либо образом, хоть на первый взгляд это не ясно. Под таким углом вроде бы отдельные произведения обретают некую целостность.
Жуткие условия жизни, жуткая эпоха, книги Шаламова - это живое свидетельство гнилого, бесчеловечного советского режима. Люди, которые оправдывают все это "растление души" видимо совсем не понимают про какое время и какую страну идёт речь.
Шаламов страшно жил и страшно умер. Практически в одиночестве, никому не нужный. На официальном сайте есть статья, написанная Еленой Захаровой, без слёз её тяжело читать, очень горькие вещи написаны и в этой статье, да и в книгах Шаламова. Люди не должны так жить.
Читал статью, где рассказывалось, что Шаламов после лагеря мылся обмылками и ел макароны руками, так глубоко в нём засел лагерь, всю жизнь боялся, что у него, что-нибудь украдут.
Для многих людей жизнь - это весёлый цирк, послушать реп, попить пива, посмеяться над мемами, сделал репост в интернетах и теперь ты Sad Boy, и у тебя депрессия, а сегодня вот ты серьезный и настроен на очередное бессмысленное выяснение отношений со своей тёлкой. Для Шаламова жизнь была страшной борьбой, впечатляют даже не его книги, а сама его биография, что он лично через всё это прошёл.
В довершение хочу сказать, что лагерь не сломил волю этого человека, он никого не сдал, не предал, прошёл через ад и остался жив. Сейчас это конечно уже мало кого интересует, но этому человеку не было стыдно перед собой и перед другими, хотя, наверное, перед мертвецами не стыдно. Мы с вами не такие, мы бы не выдержали.4153
Аноним25 апреля 2019 г."Ибо я знаю это и отныне возвещаю тебе сие, и это не по моему разумению, но так, как написано в книге у меня" (Книга Юбилеев. Книга VI)
Читать далее«Впереди идет человек, потея и ругаясь, едва переставляя ноги, поминутно увязая в рыхлом глубоком снегу… человек ведет свое тело по снегу так, как рулевой ведет лодку по реке с мыса на мыс… По проложенному узкому и неверному следу двигаются пять-шесть человек в ряд плечом к плечу… Из идущих по следу каждый, даже самый маленький, самый слабый, должен ступить на кусочек снежной целины, а не в чужой след. А на тракторах и лошадях ездят не писатели, а читатели» - этими словами отрывается цикл «Колымских рассказов». Теми же словами оканчивается первый рассказ сборника, словно закончился день заключенного, день, проведенный в бараке, на стройке, в забое. Неоконченный эскиз, маленькая крупица чьей-то забытой жизни, зарисовка без места и времени. Закончится зима, придёт другая работа, и вновь выпадет снег, а значит осталось на год меньше. Освобождают – уже и не помнишь, сколько лет здесь оставлено. Может пять, а может десять. В жизни Варлама Тихоновича Шаламова таких лет было четырнадцать, добавляем три, если учитывать первый арест.
Омраченная колымским кошмаром жизнь Шаламова, смыслом которой стало творчество, закончилась в безызвестности, но его сдавленный, и от того пронзительный голос так и не был услышан на родине. В то время, как в Германии, Франции и Англии публикуются его рассказы, сам Шаламов не получает ни копейки. «Если слава придет ко мне без денег, я выгоню её за дверь» - с иронией говорил он. По воле судьбы, писатель провел последние три года жизни в доме для престарелых, а в последствии был переведен в психоневрологический диспансер. Почти слепой, не способный внятно выражаться, Шаламов продолжал писать стихи.
Но даже тогда, после более чем двадцати лет свободной жизни, тюремные инстинкты не покидали его. «Он лежал, сжавшись в маленький комок, чуть подрагивая, с открытыми незрячими глазами, с ежиком седых волос — без одеяла, на мокром матрасе. Простыни, пододеяльники он срывал, комкал и прятал под матрас — чтоб не украли. Полотенце завязывал на шее. Лагерные привычки вернулись к нему. На еду кидался жадно — чтоб никто не опередил… - писала И.Сиротинская в сборнике воспоминаний о писателе. - Но и здесь, в этом жалком раю, где обитает го бедное тело, жива душа поэта, ощущающая большой мир, живо и его неутоленное честолюбие».
Словно герои рассказа, пробиравшиеся по снежной целине, шёл Варлам Шаламов, стараясь не наступить в следы других писателей: «дельца» Солженицына, или классиков литературы, бравшихся за тему преступного мира «легкомысленно, увлекаясь и обманываясь фосфорическим блеском уголовщины, наряжая ее в романтическую маску и тем самым укрепляя у читателя вовсе ложное представление об этом коварном, отвратительном мире, не имеющем в себе ничего человеческого» .Он прошел через ужас лагерей, был предан своей страной, но остался верен своим убеждениям и принципам. Дал отказ Солженицыну в предложении писать такую прозу, какую хотят видеть на Западе, не желал быть эмигрантом, и ради спокойной жизни на родине - отказался от собственных произведений. Шаламов смог сохранить в себе самое важное: «несгибаемую нравственную твердость и силу духа… щепетильную честность». С той же принципиальностью Шаламов брался за каждый тревоживший его вопрос. Он осуждал сталинизм, как проявление тирании, деспотизма, осуждал уродство, бесчеловечность преступного мира. Взаимосвязь двух полярностей (тюремщиков и блатных) происходила как в прямом направлении, так и в обратном. Вопрос - кто был ведущим, кто был ведомым? Вспомним «Архипелаг ГУЛАГ»: «…Кто же кого перевоспитал: чекисты ли — урок? или урки — чекистов? Урка, принявший чекистскую веру, — это уже с..а, урки его режут. Чекист же, усвоивший психологию урки, — это напористый следователь 30–40-х годов или волевой лагерный начальник, они в чести, они продвигаются по службе» .
В одном из очерков Шаламов описал так называемую «сучью» войну, когда лагерный мир поделился на две крупные враждующие группировки. Вместо попыток урезонить заключенных, властители содействовали им. Даже радовались этому, доверчиво и слепо верили, будто одна из банд выполняет благородную цель - перевоспитывает буйных. Более того, для политзаключенных блатные играли особую роль: «В 1938 году, - пишет Шаламов, - блатные были открыто призваны в лагерях для физической расправы с «троцкистами»; блатные убивали и избивали беспомощных стариков, голодных доходяг… Смертной казнью каралась даже «контрреволюционная агитация», но преступления блатных были под защитой начальства» .
Спрашивается, как быть человеку в этом сложном и жестоком мире лагеря? Позиция писателя проявляется в безучастном отношении его героев к махинациям и злодействам лагерного мира, однако для сохранения подобного нейтралитета требуется немало моральной силы. Воспринимать жизнь как есть, со всеми её тяготами, отбросив все иллюзии и предрассудки, такова установка Шаламова. Жизнь и смерть равнозначны для него, истина есть то, что позволяет жить, события подчиняются случайности, которая, может быть, закономерна. В некотором смысле, можно сказать, что Шаламов ближе Камю и Сартру, нежели обыкновенно стоящему рядом Солженицыну.
Жизненная позиция писателя ярче всего выражена устами одного из его героев: «Мы понимали, что смерть нисколько не хуже чем жизнь, и не боялись ни той, ни другой… Мы знали, что в нашей воле прекратить эту жизнь хоть завтра, и иногда решались сделать это, и всякий раз мешали какие-нибудь мелочи из которых состоит жизнь... Жизнь, даже самая плохая состоит из смены радостей и горя, удач и неудач, и не надо бояться, что неудач больше, чем удач… Мы поняли, что наше знание людей ничего не дает нам в жизни полезного. Что толку в том, что я понимаю, чувствую, разгадываю, предвижу поступки другого человека?.. Я не буду доносить на такого же заключенного, как я сам, чем бы он ни занимался. Я не буду добиваться должности бригадира, дающей возможность остаться в живых, ибо худшее в лагере – это навязывание своей (или чьей-то чужой) воли другому человеку, арестанту, как я… Мы поняли так же удивительную вещь: в глазах государства и его представителей человек физически сильный лучше, нравственнее, ценнее слабого… Первый моральнее второго… Благодаря своим физическим свойствам он обращается в моральную силу при решении ежедневных многочисленных вопросов лагерной жизни».
«Колыму же я никогда не забуду» - писал Шаламов в автобиографии. Желая описать увиденное в лагере, Шаламов понимал, что для описания лагерного мира, который отчужден от всего вокруг и бытует по своим законам, нужен принципиально новый художественный метод. Его произведения не лишены повторов, благодаря чему создается обыденный, однообразный фон тюремной жизни. Целостность повествования не теряется при переходе от рассказа к рассказу, ибо за каждым из них стоит четкая авторская позиция, сюжеты сменяют друг друга, словно воспоминания из уст неизвестного рассказчика. Шаламов желает приблизить повествование как можно ближе к реальности, избавиться от литературных иллюзий, он предпочитает сухость факта, документальную четкость и правдивость. Мораль и нравственность - в их привычном значении - пустые слова для Шаламова, поскольку в условиях лагеря нет места чувствам, они отмирают сами собой, ибо сама обыденность здесь ужасна, к ней привыкаешь, так же как свыкаешься с невыполнимой нормой, цингой, недосыпом, истощением и вшами. Вспомним слова одного из героев: «Все человеческие чувства – любовь, дружба, зависть, человеколюбие, милосердие, жажда славы, честность – ушли от нас с тем мясом, которого мы лишились за время своего продолжительного голодания».
Может ли лагерь быть страшнее войны? Что ужаснее, суровость военного времени или жестокость лагерных порядков?Исаак Бабель, вероятно, вложил в основу рассказа «Соль» реальный случай времен Гражданской войны 1918-го года. Взвод солдат пускает в свой вагон женщину с младенцем, герой-повествователь, взывая к чувствам сослуживцев, способствует принятию этого решения. Но впоследствии оказывается, что в пелёнках у женщины не ребёнок, а «добрый пудовик соли», украденный ей ранее. Чувствуя свою вину перед сослуживцами, герой выбрасывает женщину из вагона, а увидев, что она жива, добивает её из ружья: «я смыл этот позор с лица трудовой земли и республики», - говорит он. Мы не можем однозначно осудить главного героя героя, ведь он, обманувшись, не только провинился перед товарищами, но и помог преступнице, а значит, мог попасть под трибунал.
Сравним с рассказом Шаламова. Автор с самого начала концентрирует внимание читателя на карточной игре двух блатных, на связанных с игрой ритуалах, на прочности тех уз, бандитских правил, которыми связан каждый из игроков (играть до последнего, долг возвращать в срок). Не находя, что отдать выигравшему блатному, проигравшийся бригадир требует у одного из заключённых отдать свитер. «Это была последняя передача от жены перед отправкой в дальнюю дорогу, и я знал, как берег его Гаркунов, стирая его в бане, суша на себе, ни на минуту не выпуская из своих рук». Услышав отказ, заключённые набрасываются на Гаркунова и убивают его. «Сашка растянул руки убитого, разорвал нательную рубашку и стянул свитер через голову. Свитер был красный, и кровь на нем была едва заметна. Севочка бережно, чтобы не запачкать пальцев, сложил свитер в фанерный чемодан. Игра была кончена, и я мог идти домой. Теперь надо было искать другого партнера для пилки дров» . Гаркунова убивают только за то, что бригадиру было нечем платить, просрочив карточный долг, он мог стать изгоем, ибо таков закон.Не смотря на то, что Шаламов отрицал нравоучительность своих произведений, из его литературного наследия мы извлекаем очень важный урок. Благодаря воле Шаламова, его стремлению поведать людям о кошмарах Колымы, мы можем знать, что станет с миром, если мы забудем о гуманности, что будет с человеком, если он забудет о собственной ценности.
4933
Аноним2 октября 2018 г.Страшно и горько.
Книга—местами до слёз.
Считаю, что должна быть обязательна к прочтению.
Это необходимо знать и помнить.
Нет слов.41,3K
Аноним19 октября 2017 г.Читать далееЕсли вам хочется понять, что такое безразличие к смерти, прочтите этот сборник Шаламова. В начале, на первых рассказах о неимоверных тяготах советской зоны, в момент, когда там кого-нибудь убивают, кто-то умирает или кончает жизнь самоубийством, содрогаешься от ужаса или омерзения, но постепенно, от истории к истории, эти чувства притупляются, а к середине книги и вовсе сходят на нет. Становится неинтересно и безразлично, мозг включает защиту и не желает больше реагировать на всё описываемое. И от этого становится страшно...
4374
Аноним7 марта 2015 г.В этой книге нет крови, вывернутых внутренностей, даже расколотых черепушек не встретишь.Однако мороз по коже обеспечен стопроцентно.
Обычным, бытовым языком (правда, много фени, блатняка) рассказываются сценки, наполненные равнодушным садизмом. Либо описываются подробности образа жизни зэков в колониях, на поселениях - подробности такие, что непонятно, как можно остаться человеком после всего этого.496
Аноним10 февраля 2015 г.Для меня "Колымские рассказы", и особенно те первые три сборника, которые и составили данный том, одна из важнейших книг ХХ века. Я ее перечитываю примерно раз в пять лет. Отчасти для того, чтобы помнить про пределы человеческого в человеке, а отчасти, чтобы перестать жаловаться самому себе на окружающую действительность.
453