Собрание сочинений в 3-х томах. Том 1

Продолжаю знакомится с творчеством Довлатова, и не собираюсь останавливаться. Его произведения заставляют меня смеяться над нелепостью ситуаций, но в тоже время я понимаю, что это его жизнь! Надо быть действительно сильным человеком, чтобы жить в обществе, с которым нужно во всём искать компромиссы, для нормального существования. Он был выше всего этого, но в тоже время частью. Читая эти заметки, которые составляли определенный этап жизни автора, приходит только одна мысль- какой же он молодец, что иногда выключал мозг, но искал альтернативы, и выкручивался из любых ситуаций.
«Не думай, не думай и всё, потому что жизнь одна и другой не будет»- цитата из книги, она говорит о многом.
Ведь когда ты начнёшь думать, то поймёшь, что живешь в стране где рождаются только «счастливые люди», которые стали такими не по своей судьбе, а по месту рождения…, а у тебя на это другой взгляд, и тут же ты становишься самым несчастным человеком. Я представлял каждую ситуацию, как наяву… прошло уже много лет, с тех пор, когда написаны эти новеллы, мы живем в другой стране, в новом тысячелетии, но актуальность остаётся до сих пор, тем я и ценю Довлатова, а то что уже ушло в историю, тоже нельзя забывать, т.к. это было, и является частью нас!

У меня уже целая коллекция собирается книг позднего советского периода, про мужчин пытавшихся сбежать из СССР, работающих как попало через водку и мат, невозможно смешные книги от которых невозможно оторваться. Самое странное, совершенно не хочется выносить каких-то оценочных суждений, которые выносят дамы, встречающие наших героев. А вот не хороший и не плохой, но и не серый, просто есть система, которая клещами держит, и хочется вроде бы поступить так, а все равно все происходит по программке. Ну и бюрократия эта невозможная, самое страшное, что в книгах 18 века, что 19, что 20, абсолютно везде одинаковая, и не важно кто у власти, неважно какая форма правления и отношения между людьми, будь то крепостные с боярами или подчиненный и начальник в советской газете, все едино. Это моя вторая книга автора и она намного удачней. Чемодан вообще не оставил следа в памяти, а здесь как-то более цельно, есть линейный сюжет, который худо бедно можно пересказать, хотя получается скорее анекдот, чем сюжет.

Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем. Я находился в центре.

Так цитатой из текста кратко, но емко, я могла бы раскрыть содержание книги. Человек без почвы под ногами. А вокруг березы, холмы, пушкинские места. Дивные виды, прекрасный фон для трагедии человеческой неудовлетворенности.

Я впервые читала Довлатова, хотя была наслышана о его творчестве немало, в частности от коллеги, которая не раз отмечала, насколько заряжают ее позитивом его книги. Послевкусием "Заповедника" стало щемящее чувство эмпатии человеку, оказавшемуся в ловушке несбывшихся надежд и невоплотившихся в реальность ожиданий.

Человек двадцать лет пишет рассказы. Убежден, что с некоторыми основаниями взялся за перо. Люди, которым он доверяет, готовы это засвидетельствовать.
Тебя не публикуют, не издают. Не принимают в свою компанию, свою бандитскую шайку. Но разве об этом ты мечтал, бормоча первые строчки?

Что чувствует человек на грани отчаяния, да что там, фактически в него погрузившись? Чем он живет? На что еще надеется? Вариантов масса, и в то же самое время наиболее вероятное стратегическое направление до ужаса предсказуемо - трясина собственного самоуничижения.

Нет, не подумайте, что я разглядела в "Заповеднике" только эту мрачную сторону судьбы творческого человека. Нет, конечно нет. Я не прошла мимо метко пойманных образов, живописания поступков и быта, хлестких словечек героя и его рефлексивных наблюдений за окружением. Это было прекрасно. Довлатов создал живую картину, его герои умеют дышать. Просто тема самоидентификации личности для меня всегда была одной из определяющих. Человек - "заповедник" собственного духа. И даже давление окружающих условий не обосновывает всех тех километров колючей проволоки, что разделяют человека и его право быть счастливым.

Мрачная книга. И авторский юмор только усугубляет эффект.

Думаю, её нужно обязательно читать как почитателям, так и ненавистникам Довлатова чтобы лучше понять откуда растут ноги у его мировоззрения, диссидентства, алкоголизма. До "Зоны" я читал только "Компромисс" (который мне очень понравился). Думаю, что теперь он понравился бы мне ещё больше. С другой стороны, начинать знакомство с Довлатовым с "Записок", наверное, не стоит, а то до других книг могут не дойти руки.

Одна из главных мыслей "Зоны" достаточно проста: Советский Союз - это и есть зона. Большой лагерь, где надзиратели и заключенные могут легко поменяться местами, где они живут в почти одинаковых условиях и имеют почти одинаковые права и обязанности. Эта теория "равноправия" остроумна и наверняка имеет под собой основание. Но уж слишком часто автор её доказывает. Вообще, в "Зоне" много интересных идей и остроумных мыслей. Но иногда кажется, что Довлатову так важно, чтобы его наверняка поняло как можно больше читателей, что он интенсивно вдалбливает свои мысли там, где достаточно было бы одного намека. Жертвует художественностью книги в угоду её доступности.

Мне не очень понравилась заочная полемика с Шаламовым (его я пока не читал - боюсь). Автор упрекает Шаламова, что у того всё слишком черное и он не видел того, пусть немногого, но всё-таки хорошего, что было в лагере. Например - прекрасный блатной язык. ****!!! Нет, правда. *****!!! Мне кажется, что Довлатов слишком далеко зашёл в своей теории всеобъемлющего лагеря. Думаю, если бы Сергей Донатович побывал в шкуре заключенного (а он имел на это все шансы), вряд ли бы он на зоне слишком увлекался филологией. Если его так сломала роль надзирателя, то чтобы с ним стало от роли заключенного? Хотя... Написал же Губерман целые главы в автобиографии о живительной силе русского мата на примерах своего лагерного опыта. Справедливости ради, его заключение так же отличалось от Шаламовского, как лагерь пионерский от лагеря исправительного. И всё же.

Ну, довольно о грустном. Книга-то, несмотря на мрачность, жизнеутверждающая. Она о том, что везде можно найти как плохое, так и хорошее. И что деление людей на плохих и хороших в корне неправильно. В людях намешано всякого. И только жизненные обстоятельства, окружающие люди, среда решают в какую сторону склонится в человеке чаша весов добра и зла. Я совершенно согласен с этой теорией, она мне давно близка. Я и сам об этом иногда думаю (хоть и не сидел, и не охранял). Автор дальше сворачивает эту мысль к тому, что в условиях лагеря чаша весов чаще склонялась в сторону плохого. В обоих лагерях - внутреннем и внешнем. И с обеих сторон барачных стен.

Понравился тон рассказа - живой, естественный, искренний, но при этом без ужасающих подробностей. Они видны между строк.

Истории из зоны перемешаны с письмами американскому редактору, написанными двадцать лет спустя. Это создаёт эффект третьего измерения, разбавляет мрачность лагерных рассказов и доказывает одну из главных мыслей этих записок - "ад - внутри нас". Можно поменять страну лагерей на самую свободную страну в мире. Можно поменять медицинский и технический спирт на самые изысканные напитки нью-йоркских пабов. Можно в плавках с нарисованным огурцом переплыть Миссисипи вместо того, чтобы в шинели и кирзовых сапогах тонуть в сугробах русского севера. Но нельзя убежать от собственного внутреннего ада.

К счастью для нас, Довлатов пытался освободиться из своего ада не только с помощью самолета и алкоголя, но и с помощью литературы. Внутри каждого из нас есть свой ад, но только у избранных есть и своё чистилище.

Вот что за удовольствие - этот Довлатов! Читай хоть что с любого места, не ошибешься... А в этой книге вообще! Журналистика и журналюги во времена развитого социализма. Несостоявшаяся моя профессия... просто в один какой-то момент, учась на журфаке и имея уже опыт летней практики, отчетливо поняла - не моё. не смогу я, как виртуозно удавалось Довлатову, находить компромисс, приемлемый для советской газетной полосы, между реальностью и требующейся оптимистической иллюзией.

• У нас за это судят! - похвастал я.
• А за геморрой у вас не судят? - проворчал француз.

Кстати, этот рассказ о юбилейном таллинском младенце мне больше всего понравился. Хохотали как ненормальные на пару с мужем... И так живенько вспомнился наш свердловский Союз журналистов, где сподобилась проходить практику, все эти разговоры, как лучше "подать", "донести", "отлакировать" то, что произошло на самом деле - чтоб и начальство было довольно, и читателям нравилось...
Впрочем, мир журналистики и сейчас далек от свободы, во всяком случае у нас. Так же приходится прогибаться и пригибаться. Можно и не так, конечно... но тогда могут убить. Или искалечить. Опасная и вредная профессия - журналист, куда там шахтерам.

Знаю, что нельзя брать на веру всё, о чём читаешь/слышишь в средствах массовой информации. Советские газеты - отдельная тема. В то время очень важно было правильно преподнести информацию, соблюдая гласные и негласные инструкции, учитывая партийные установки. Соответствуют ли поданные читателям факты истине - другой вопрос. Помню, как всегда удивлялась, читая в новостях о рождении миллионного (цифра может быть любой, главное - круглой и внушительной) жителя такого-то города. Или о письмах доярок любимому вождю. Страна растёт и процветает, люди горды и счастливы. И именно газеты должны были донести эту «благую весть» советскому народу. Если ты журналист, то идёшь на компромисс.

Двенадцать газетных вырезок, двенадцать историй, двенадцать компромиссов. «Советская Эстония», «Молодежь Эстонии», «Вечерний Таллинн» за 1973-1976 гг. За каждой короткой заметкой стоит не только газетный герой (чаще - мнимый), но и сам журналист. Можно гордиться проделанной работой, можно раскаиваться или стыдиться. А можно поступить так, как это сделал в своей книге Сергей Довлатов.
Каждый «компромисс» состоит из газетной цитаты и истории «как всё было на самом деле». В книге очень много личного, что обычно для творчества Довлатова.

Жизнь состоит из взлётов и падений. Автор говорит откровенно о каждом отрезке журналистской карьеры в Прибалтике.

В книге присутствует горький юмор и все отличительные признаки эпохи.
Чем больше книг читаю у автора, тем больше привязываюсь к нему, лучше понимаю и чувствую. Книгу читала и слушала. Исполнение Константина Хабенского впечатляет. Он не читает - играет, вживаясь в образ Сергея Довлатова, придаёт всем персонажам характеры, изменяя голос и манеру произношения. Чувствуется, что работа доставляет удовольствие, что актёру близко то, что он говорит слушателю. Но при этом держала открытым текст, так как некоторые места хотелось перечитывать глазами, смаковать отдельные фразы. Сергей Довлатов удивительный мастер слова! Коротким замечанием мог выдать полную характеристику, нарисовать яркий портрет, описать всю гамму эмоций.

Разве не истинный художник тот, кто пишет такие портреты?!

Ох, как прекрасен слог! Как глубоки мысли... Каждый раз, прочитав в очередной раз Довлатова, как бы встрепенёшься и первая мысль: "Как?! Уже всё?!". А потом идёшь и перечитываешь, смакуя такие "тёплые" слова.
Наивная, думала, сейчас про "смешо" будет. Ан нет, заповедник есть, смешно - есть, а дальше вообще не смешно.
Итак, писатель Борис Алиханов устраивается на работу экскурсоводом в Пушкинский заповедник. Ну как писатель; так, непризнанный гений, уже практически отчаявшийся создать монументальное творение, способное потрясти основы мировой литературы. Да и какая работа; так, способ занять себя в летний период, заработать "на трусы" и попытаться убежать от себя. Но от себя не убежишь. От нерешённых проблем, собственно, тоже. А проблемы серьёзные - бывшая любимая жена собралась "за кордон", вместе с не бывшей и любимой дочкой. Борис ехать не хочет, он отчаянно любит угрюмую, печальную, но такую "свою" Родину.

Новизна места, новые лица, специфика работы - все это ненадолго позволяет забыть хандру. Но свежие впечатления приедаются, новые лица становятся потёртыми и привычными, а работа превращается в будничную рутину.

Откуда у Довлатова такая супер-способность к пластике слов? Как он умудряется ТАК описать простые вещи, что они как минимум обретают форму, как максимум становятся волшебными?

Так и хочется всё произведение на цитаты разодрать. Собственно, достаточно посмотреть на количество цитат на такое сравнительно небольшое произведение.
Прочитав книгу, решила посмотреть экранизацию. И знаете, очень порадовалась, что не сделала наоборот. Какого, простите, полового органа они там Безрукова в главной роли сняли?! Была возмущена до глубины души.

В детстве мне очень нравились фантастические романы, в которых герои умели читать мысли. Больше всего завораживало не умение как таковое, а контраст между тем, что люди думали и что они говорили вслух. Часто это было смешно, иногда грустно, а иногда и страшно.
Собственно довлатовский «Компромисс» построен именно на этом приёме: в газетах пишут одно, а в реальности происходит что-то абсолютно другое. Иногда виной тому алкогольный угар, но гораздо чаще абсурдное устройство советской действительности. Здесь запросто могут похоронить не того покойника, сделать из злодея праведника, сочинить фальшивую телеграмму и фальшивый же ответ на неё. В общем, никаких попаданцев не надо, попаданцы – все. И альтернативная реальность за окном.
О советском двоемирии написано много, но мало когда рассказ полон такого юмора и одновременно щемящей тоски. Как остаться хотя бы более-менее приличным человеком, когда реальность кусается? Где кончается компромисс и начинается откровенная подлость? Надолго ли спасает даже самое изысканное чувство юмора, если твой талант никому не нужен и его приходится разменивать на мелочи?
Довлатов как всякий крупный и талантливый автор порождение своего времени. Советский быт узнаваем во всех своих неприглядных (для кого-то очаровательных) деталях. В то же время вопросы, которые автор ставит, вечные. Не то чтобы журналистика сильно изменилась в наше время. Не то чтобы теперь легко сохранить в себе лучшее, не погрязнуть в быте, не продаться. Возможно, в Эстонии всё по-другому. Уж она точно теперь не советская. У нас же всё из века в век – щемящая тоска и чувство юмора, чтоб хоть как-то её преодолеть.

Диссидентство-диссидентство-диссидентство. Валить-валить-валить.
Вы прочли краткий пересказ повести Сергея Довлатова «Заповедник».

Чтобы полностью понять и прочувствовать эту книгу, как мне кажется, нужно искренне и от всей души ненавидеть совдепию. Ненавидеть ее всю целиком, не вдумываясь в это чувство, не раскладывая его на отдельные за и против, не пытаясь понять и проанализировать свою ненависть — просто ненавидеть. Душой и сердцем, а не умом и холодной логикой.

Во всей своей красе предстает перед нами с самых первых строк тот самый махровый совок. Желтый, как прокуренный воздух деревенского кабака, как зубы толстенной официантки в синем фартуке, как стены заплеванного подъезда в свете тусклой, тоже желтой, лампочки.
Вонючий, застойный, настолько безнадежный, что хочется безумно выть, рвать волосы клочьями и валить, ВАЛИТЬ из этого зассаного ада как можно скорее.
Нет тут ни какой-то благородной мрачности и неотвратимости Большого брата, ни безумного Паланиковского надрыва — ничего того, что можно было бы идеализировать, обозвать красивым словом «фатум» и поэтично с ним бороться.
Только большой воспаленный прыщ, который в девяносто первом будет безжалостно стиснут стальными пальцами и зальет всю страну ручьями смрадного гноя.
И обложка у книги подходящая — желтая, как несвежая «Правда» и какая-то бэушная, отдающая плесенью советских библиотек.
Что-то такое отчаянное, хоть кричи, ужасающее, как слово «Леспромхоз», от которого за версту несет бюрократической волокитой.

Но Довлатов не таков...

Но Довлатов не таков, он любит свою родину, вы что.
Любит сермяжную правду своего соседа Михалываныча, любит воздух Рассеи-матушки, «народ-тут-душевный», березки-фигозки, и все такое. Ага, куда я денусь. Ага, тут моя родина, тут я и помру. На том стою и не могу иначе.
Я почти поверил. И тут последняя строчка, как серпом: «Нью-Йорк, 1983 год».
Долюбился Родину, Сергей Донатыч? Нетрудно, наверно, любить ее, издалека-то. И березки, и Ленинский проспект и borsh s pampushkami.
Рвать рубаху, землю жрать и в лицо цепляться каждому, кто худое слово молвит о твоей Великой Родине — все это особенно приятно, когда за окном Брайтон, а не какой-нибудь сра славный город Тараканск, да?

Нет, если вдуматься, то я Довлатова не осуждаю и за бороду дергать не собираюсь.
Ну, уехал — и уехал, правильно сделал. Особенно, если вынудили.
Вот только не надо нам петь эти красивые песенки о том, как тебе тут хорошо жилось. Тем более после того, как ты сам на протяжении 80% книги выстраивал из своей страны образ полнейшего бомжатника.

Более того, его манера изложения показалась мне достаточно милой, многое понравилось своей точностью, меткостью и житейской простотой (и я понимаю, почему некоторые читатели называют Довлатова основоположником жанра околохудожественной полудневниковой болтовни).
Ну да, метко, атмосферно, местами — откровенно смешно. Но ведь книга-то о другом писалась, правда?
С некоторым в корне не согласен, и меня неприятно удивляет, насколько он последователен и логичен в доказательстве точки зрения, которую я считаю порочной.
Нет, меня не постигают сомнения, мне не нравится, как крепко и основательно верит он в свое заблуждение. Ну, в то, что я считаю заблуждением.

Но и это ладно. Если отцедить сгустки смешного-правдивого-житейского, то останется только какая-то мутная вонючая жижа. Не благородная и страшная кровь, не ужасающий своей безнадежностью пот на лбу, а так — что то вроде содержимого унитаза на выходе.
Наверняка именно этого автор и добивался, так что в его мастерстве я не сомневаюсь. Довлатов — хороший жызненный писатель, и так далее, и тому подобное. Окей-окей.
Он мастерски накормил меня дерьмом, и наверно, даже что-то хотел этим сказать. Вот только я так и не понял, зачем я это дерьмо ел.

На этом мы с вами, оченьмногоуважаемый Сергей Донатович, закончили.

3, плохо.

Как же тяжело писать что-то на наших. Не знаешь с чего начать и чем закончить, мысли застревают в идеях, фразы в деепричастных оборотах! Но коли уж взялся, надо доделывать, я так считаю.
Как и в случае с Чарльзом Буковски, для меня большая загадка, как сильно пьющие и пишущие об этом без обиняков писатели могут быть любимы непьющими людьми, особенно женщинами. Наверное, тут срабатывает неписанное правило, что девочки любят плохих мальчиков! Конечно, сравнивать Буковски с Довлатовым не совсем корректно. Если первый - убеждённый маргинал, которому, по большому счёту, кроме выпивки и секса ничего от жизни не надо, то второй - интеллигент, культурный, ищущий признания писатель (талантливый и осознающий свой талант), но не получающий его, будучи отвергаемым советской литературной бюрократией, которая классифицирует его творчество, как диссидентское. От чего и пьёт главный герой Довлатова, Борис, топя в стакане печаль. Главный герой - это, очевидно, альтер-эго самого Довлатова, к гадалке не ходи. Вообще, я так понял, у него много произведений носят автобиографический характер. "Заповедник" повествует нам о конкретном периоде в жизни писателя, когда он какое-то время работал в Пушкинских горах экскурсоводом, пытаясь как-то отвлечься от навалившихся проблем и общего разброда и бардака в жизни, в частности, семейной. Ему нужна точка отсчёта, работа, деньги, спокойная обстановка, чтобы навести порядок в голове. Заповедник - оказывается хорошо подходящим для этих целей местом.

Со знанием дела, автор живописует нам советскую действительность:

– Успокойтесь, – прошептала Марианна, – какой вы нервный… Я только спросила: «За что вы любите Пушкина?..»
– Любить публично – скотство! – заорал я.

Искромётный юмор, пропорционально разбавляемый грустью о несбывшемся, а так же просто описания окружающего мира и людей вокруг - это заслуживает самых лестных отзывов. Однако, гладкое повествование, где "всё вроде начинает налаживаться", постепенно начинает подразумевать некий натяг - за которым закономерно должен последовать какой-то взрыв. Им оказывается приехавшая в гости жена, с которой, насколько мы понимаем, они сейчас не живут вместе.
К сожалению, тут невозможно обойтись без спойлеров, хотя я и стараюсь без явных. Отдельного упоминания стоит история знакомства Бориса и Татьяны. История странная какая-то, довольно трогательная, но при этом какая-то схематичная что-ли, как-будто художник несколькими взмахами кисти набросал нам пейзаж - это ещё не картина, но впечатление получено. Отмечу, что автор акцентирует внимание на том, что Татьяна обычно была пассивным звеном отношений, просто на всё соглашалась. Но в настоящем нашего героя ситуация изменилась, Татьяна чувствует ответственность за ребёнка и хочет эмигрировать из Советского союза. И тут уже Борис оказывается пассивен, он не хочет покидать Родину и, по большому счёту, непонятно, дело ли тут в каких-то принципах или в банальной нерешительности:

Всю жизнь я ненавидел активные действия любого рода. Слово «активист» для меня звучит как оскорбление. Я жил как бы в страдательном залоге. Пассивно следовал за обстоятельствами. Это помогало мне для всего находить оправдания. Любой решительный шаг налагает ответственность. Так пускай отвечают другие. Бездеятельность – единственное нравственное состояние…

Однако перед Татьяной дилеммы больше нет: она решила уезжать, потому что считает, что потом может быть поздно. Думаю, многие тут выкрикнули бы из зала: "Ну, и правильно!" А я не знаю, что сказать.

И вот произведение, начавшееся с хохм и злободневной сатиры, достигает своего отрицательного апогея:

Как-то раз она сама мне позвонила. К счастью, я оказался на турбазе. Точнее, в библиотеке центрального корпуса. Пришлось бежать через весь участок. Выяснилось, что Тане необходима справка. Насчет того, что я отпускаю ребенка. И что не имею материальных претензий. Таня продиктовала мне несколько казенных фраз. Я запомнил такую формулировку: «…Ребенок в количестве одного…»

Ну, и - пьянство, боль, всё закружилось, замелькало...
В завершении своей писанины, укажу на то обстоятельство, что в процессе чтения, я вспомнил: читал уже "Заповедник", давным-давно. И тогда, похоже, не воспринял - не срезонировало. Повторное знакомство, по всей видимости, у нас получилось более удачным. Скажу, что, по моему, книга стоящая - смешная и одновременно грустная, и в контрасте чувствуется мастерство. Здесь нет какой-то большой философии или даже каких-либо жизнеутверждающих идей, герой не обладает титанической силой характера или чем-то другим эдаким - он вполне обычный, может быть даже заурядный, человек. Он просто рассказывает о своей жизни, давая нам возможность соприкоснуться с тем временем и тогдашними проблемами.
Вот такая история. Всё, больше не могу писать! Срочно надо выпить, хотя так и спиться недолго, ограничюсь-ка я, пожалуй, сегодня какавой с чаем.