Слова

Слова, слова, слова... Этот наркотик будет покруче, чем всякие там химические вещества, но и слезть с них не представляется никакой возможности, нет же клиник для отъявленных, отпетых словолюбов, которые сначала бездумно ширяются чужими словами, хорошими, очень хорошими, плохими, если нет средств на что-то получше, потом бегут продавать вещи, чтобы купить слова, когда отнимают слова, то запираются со слезами в туалете, кричат, бьются головой об стену, читают освежитель воздуха, всю жизнь проводят в поиске тех самых слов, а потом робко начинают сами писать слова, поначалу ещё не слова, а так, переложения чужих, рерайт, как сказали бы сейчас, следуют образцам, потом нарочито их ломают, потом снова возвращаются к эталонам более высокого уровня и так и качаются на этих словесных качелях, чтобы потом, может быть, но не факт, слова проросли сквозь их пальцы невиданными раньше цветами, вцепились корнями в чужие сердца и тоже подсадили их на эту отравленную иглу, и всё время, пока ты ищешь слова и воспроизводишь слова, тебе надо их потреблять, смотреть с жалостью, как другие пытаются их укротить, загнать в клетку, заставить служить их коммерческим интересам, три слова по цене одного, только сегодня уникальное предложение, а слова от этого теряют силу и блекнут, превращаясь в замыленные бессмысленные звуки, спам, как песок сквозь пальцы, невидимки, а что делать, когда передоз, от них не скрыться и не спрятаться, хотя, говорят, есть такие, которые со словами обращаться и вовсе не умеют, странные инопланетяне, как можно не поддаться пленительной словесной отравленной зыби, не позволить увлечь себя за собой, не захотеть овладеть всеми их тайнами и, конечно, рано или поздно потерпеть поражение, но нисколько этим не разочароваться.

А что Жан-Поль? Вышел на Монмартр, пожонглировал словами, рассказал про то, как он до жизни такой дошёл. Рассказал сочно, узнаваемо, переносимо на себя, отчего полюбить "Слова" куда проще, чем "Тошноту", которую на себя надевать совсем не хочется, хоть иногда и приходится. Большая часть книга автобиографична в классическом смысле (родился, зачитался, как до жизни такой докатился), но без пыльной тоски статистики и никому ненужных подробностей (влюбился, женился, нашёл работу, кому это вообще интересно?), зато об интимных отношениях со словами и собственным нелепым гением — в режиме исповеди, стараясь максимально отставить кокетство и потому регулярно к нему возвращаясь. К концу и вовсе превращается в исповедь-признание, нежное любовное письмо к той особенной природной дури, которую нам поставляет мироздание, — возможности позвездеть.

Сартр был действительно уникальным человеком, противопоставлявшим себя всему и всем, даже самому себе. Его книги - это всегда борьба с комфортом, с общепринятым течением событий; борьба со своим рождением, со своей славой, со своей смертью.

На каждой странице присутствует мысль, которая поражает, которая обвиняет и оправдывает.
И если я когда-то с трудом могла представить какие причины побудили Сартра отказаться от Нобелевской премии, то сейчас вопрос снят окончательно. Этот человек не искал прижизненной славы, она давила на него, она ему противила. Лишь посмертная слава была приемлема, оправдана.

В "Словах" Сартр предстаёт перед нами только мальчиком и мертвецом. Все остальное обезличено и обесценено, вычеркнуто из повествования. Вот он мальчик, послушный ангел, сидит в магазинчике в ожидании своей бабушки, и вот он Сартр, написавший свой шедевр, исполнивший свой долг, оправдавший свое существование, мертвец под траурным солнцем славы. Потомки склоняются над его книгой в восхищении, но он уже давно прибыл на конечную станцию, удалился в безмолвие.

Сартр действительно уникален. Он стал словом, он уподобился слову. Безличностный, один среди множества, подобный всем и в то же время обособленный, подобный Слову. И Слово это значимо, незаменимо в повествовании становления мировой литературы. Сартр стал незаменим, необходим, он больше не безбилетный пассажир. Теперь он необходим всему миру.

Есть в такой беспрецедентной гениальности что-то жуткое. Превращающее человека со всеми его страстями и особенностями в прижизненный памятник самому себе. Гениальность накладывает на него клеймо с рождения. Сартр великий и ужасный. Он словно уже родился старым и больным, отрицающим и гениальным. Но все же это было не так. Он родился белокурым ангелоподобным мальчиком. И благодаря его автобиографии мы можем увидеть, как это было. Увидеть как в этот мир приходят гении и каково им нести эту ношу.

Произведение очередной раз заставляет задуматься о наличии целого ряда знаменитых и признанных, но переоцененных фигур. Сартр представитель тупиковой ветви и самого отталкивающего вида экзистенциализма – атеистического, марксистского. Его мировоззрение пессимистично, антижизненно. Сартра можно воспринимать как философа и писателя, а можно как недо-философа и, что еще хуже, недо-писателя. Для философа у него слишком расплывчатые, неоформленные взгляды. Его критика идеи Бога и идеи Сврехчеловека не более чем деструкция без позитива. Думаю, более всего он был политиком, притом представителем крайне левых взглядов и защитником кровавых методов.
«Слова» производят впечатление произведения искусственного, не вполне литературного. Для того, что бы быть художественным ему явно не хватает глубины и мягкости, общей гармонии, неуловимых, но таких важных нюансов. Грубая, топорная работа, не пошло впрок Сартру чтение классиков.) Но главное – оно насквозь лживое. Критическое отношение к себе лишь тонкий налет, за которым несокрушимая глыба самовосхваляющего «Я». Якобы самокритичное, на деле явная апологизация – себя и своего необыкновенного, исключительного дедушки. Да, в воспитании были использованы не верные методы. Но удалось ли Сартру, зафиксировав и озвучив взлелеянные дедушкой пороки, исправить, превзойти их? Амбициозность, склонность к театральным эффектом, стремление совершать поступки, продиктованные стремлением обратить на себя внимание не были изжиты Сартром. Его отказ от Нобелевской премии, скорее всего, относится к тому же разряду. Аналогичный поступок Перельмана имеет совершенно другие корни, у Перельмана это образ жизни, у Сартра – позерство и игра на публику.
И в заключении позволю себе процитировать выдержку из приведенного здесь же отзыва Риши
"И всё же, если вы проникнуты мифом гениальности Сартра, то книга вам непременно понравится."

Первое мое знакомство с этой повестью состоялось страсть как давно — в далеком 2009, когда я, восстановившись в университете после академического отпуска, в феврале пришел в новый коллектив, так сказать. Как раз под 23 февраля. Мои новые однокурсницы толком обо мне ничего не знали, кроме того, что я что-то там пишу, где-то периодически выступаю и вообще личность темная и маргинально окрашенная. Посему решили, что уж Сартр-то мне должен понравиться, тем более автобиографическая вещица про то, как и почему он стал писателем. Ничего из первых своих впечатлений не помню. Но наверняка показалось миленькой. Пришлось перечитывать.

Что ж, 13 лет спустя уже не кажется миленькой. Да, любопытно. Но с первых абзацев — избыточно. Лишние подробности о какой-то родне, которая больше не появится, чересчур подробные описания, этакое барокко в худшем смысле этого слова. Чересчур по-французски (в моем словаре это, можно сказать, одно из худших оскорблений).

И хотя первые опыты знакомства Сартра с Книгой и Литературой немного напоминают мне мое собственное детство, не оставляет ощущение, что все, что есть у автора, — это слова. И в этой книге (в отличие, кстати, от некоторых других его произведений) слишком много лишних.

Я сначала поставил этой книге "тройку", но потом (сейчас) переправил на "четыре", ибо некоторые зерновые цитаты (ниже приведу часть) вытягивают, т.е. компенсируют за счет своей мощи большую часть "воды" произведения.
Что не нравится, -это его манера повествования, когда он пишет как бы для читателей, которых он любит и уважает больше, чем своих родственников.. Это, как бы понятный, но не совсем честный ход.
И этот ход дает свои, диаметрально противоположные (его желанию) плоды -да, временами интересно (но чаще -скучно), но главное -я, как читатель, не сопереживаю автору (ребёнку), главному герою.
Одна из его ключевых сцен -описание, как он, 9-и летний прочитал какой-то рассказ, где "на сибирском полустанке некий писатель расхаживает в ожидании поезда.. и вдруг на тракте, идущем вдоль железнодорожного пути появляется карета; юная графиня выскакивает из экипажа.. склоняется перед ним, ловит его правую руку, целует её (кстати, интересно, о каком произведении идет речь, может кто помнит? -В.А.).. меня, девятилетнего мальчишку восхищало, что у писателя-брюзги в степи нашлась читательница.. живой простолюдин не мог принять таких знаков поклонения от аристократки" -здесь всё прекрасно и даже до дрожи.. романтизировано..
-"Моя лучшая книга -та, над которой я работаю; затем следует только что опубликованная; но отвращение к ней уже исподволь зреет во мне и скоро найдет выход" -(очень) понятно и представимо.
Соответственно, Император ВАВА оценивает книгу:
Степень парлептипности 0,51. Степень густоты (крови) 0,11.

Некоторое время назад прочла книгу «Слова». Хотела, чтобы улеглись возникшие противоречия и моё впечатление как-то оформилось. Это книга с удивительным названием и не менее удивительным содержанием.
Сартр поместил собственную личность под микроскоп и беспощадно описал все без прикрас. На склоне лет писатели нередко возвращаются к поре раннего детства. Происходит это по-разному: одни вздыхают по былой чистоте, другие доказывают, что чистота не утрачена и присутствует на каком-то уровне, третьи просто рассказывают о пройденном пути.
Это вроде бы автобиографическая повесть, посвященная раннему детству и юности писателя. Здесь он пытается рассказать о формировании своей личности, первом знакомстве с книгами и о желания стать писателем. Описание детства и юности делится на два периода «Читать» и «Писать».
Свою родословную он выписывает с немалой долей иронии иногда безобидной, но чаще язвительной. Семья - души не чающая в незаурядном ребенке, рано привыкшем «работать на публику».

Свои занятия дома и в лицее. Первое посещение недавно изобретенного кинематографа, первое знакомство с книжным морем, первые попытки сочинять самому — такой милый мальчик, окруженный заботами родичей, которые чуть ли не с колыбели уготовили ему карьеру на писательства. Очень тонко сделан психологический разрез человека, его сущности, мыслей, побуждений, реакций - всех проявлений.

В целом в семье Жан был в центре внимания, поэтому в нем был развит эгоизм, он считал себя главным и необходимым, в чем и признается.
В произведении Сартр не делает исключения и для себя самого — здесь прямо и очень жестоко раскрываются заблуждения маленького Жана, иллюзии и фантазии, которые отразились и на его взрослой жизни.
Для меня было удивительно, насколько откровенно, без стеснения, очень цинично Сартр рассказывает о своем детстве. Не буду скрывать, что на протяжении всей книги ждала когда же наступит раскаяние. Ну когда же маленький человечек пустит любовь в своё сердце и откроет его для окружающих (хотя бы для домашних). А он все глубже и глубже погружался в собственное "ЭГО", возводил его в культ. Я не могу сказать, что верю в то, что написано в этой книге. К примеру, я не помню себя в 4 года, и уж тем более не могу сказать какими помыслами были продиктованы те или иные поступки. Как он это всё извлёк из своего ума - воспоминания, описанные с такой детальностью, каждая мысль героя, каждый отклик на мелкие события - как всё это можно было в таких подробностях описать??? Мне кажется, что цинизм описания и такие подробности в книге созданы специально для подогрева интереса к его персоне. Это как некий рекламный жест.
Я не представляю себе маленького ребёнка с такой циничной и лживой душой. Дети, как правило, очень открыты и непосредственны. Как такое может быть, мне не понятно. Книга написана очень красивым языком, много моментов над которыми стоит подумать, но читать её я не могу рекомендовать (тем более своим детям), чтобы не заразиться нарциссизмом.
Думаю «Слова» могут понравиться поклонникам самого Сартра и представителям атеистического экзистенциализма.

Сложно оценивать биографию. Сюжета как такового обычно нет - даже самая насыщенная жизнь не дотягивает до сюжета для романа. Читаешь, только если очень уж интересуешься этой личностью. С автобиографиями та же беда - это просто личность не захотела, чтобы в её жизни копались посторонние и сама выложила то, что посчитала нужным.
Прочитала, потому что Сартр. Потому что он посчитал нужным выложить что-то очень личное. Насколько может быть личным то, что предназначено для чужих глаз.

То, что я написал сейчас, ложь. Правда. Ни ложь и ни правда, как все, что пишется о безумцах, о людях.

В основном описывается детство писателя. Да уж, истинный ребенок-экзистенциалист. Нынешние подростки, у которых "все очень сложно", видимо не знают какие сложнейшие чувства переживал восьмилетний Сартр.
В духе его философии - литература как судьба, от которой не уклониться. Эту судьбу он выбрал сам. Чтобы оправдать свое существование. Чтобы не знать страха смерти. Чтобы обманывать себя и прекрасно знать, что это самообман.

Как истолкуют все это в 2013 году те, у кого будут оба ключа ко мне: творчество и кончина?

Надеюсь, что истолковала правильно.

Сложная для написания отзыва вещь. Ну, и вообще. Притом во время чтения мне все казалось довольно ясным. Затем менее ясным. Затем мысли сбились в плотнейший ком. За какую ни потяни – каждая верная, но ни одну нельзя использовать без отсылок и связей со всеми остальными. Я, между прочим, не была уверена, что эта автобиография мне понравится, потому что не люблю экзистенциализм, а то, что я раньше читала у Сартра, было скучным.

Я еще не встречала автора, который бы с такой самоуничижительной откровенностью отзывался о собственном детстве и, пожалуй, о путях, приведших его к писательству. Структура автобиографии предельно лаконична и так же точна: две части – «Читать» и «Писать». Накопление и создание. Подготовка к творчеству и собственно творчество. Два любимейших, жизненно необходимых занятия. Сартру удалось быть очень откровенным, не скатываясь в то же время в бытовое, но и не ограничиваясь только темой своего призвания, темой писательства.

Нужно понимать: все, что говорит Сартр о себе 8-9-летнем, написано с учетом последующих лет, книг, словом, с учетом того, как сложилась его судьба. Этот вопрос вообще занимает довольно много места в размышлениях автора. Как будут оценивать наши поступки и – что не менее важно – слова по прошествии времени, с поправкой на то, кем мы стали? Вот Жан-Поль, не слишком популярный среди сверстников ребенок, единственный в семье, домосед, книжный червь, претензии на вундеркиндство. А если мы знаем, что это будущий известный писатель, икона экзистенциализма? Само собой, все, абсолютно все в его детстве приобретет особое, пророческое значение. И Сартр первый иронизирует над этим и над самим собой, делая это на редкость едко и едва ли не с ненавистью. Такому Сартру – да.

Отправитель: Юлия Д.
Marxergasse 7/13a
1030, Wien, Österreich

Уважаемый г-н Сартр,

Я пишу Вам из далекого 2015 в еще более далекий 1914 год. Вам всё еще 9, я - всё еще дух, хотя, мы оба еще мертвы и уже существуем: Вы - в своих библиотечных иллюзорных мирах, я - в планах Всевышнего, в которого Вы не верите.
Я верую в Бога и верю Вам, хотя Вы не доверяете самому себе. Я вывела собственную формулу начала Сущего:"В начале было Слово, и Слово было у Сартра, и Слово было Сартр", и Вы, наверное, злитесь, потому что эта фраза должна принадлежать Вашему перу.
Простите за дерзость, мой вопрос бестактен, но как Вы там, в Вашем аду, летопись которого Вы ведете со дня сотворения Вашего? Послушный ребенок, покорный до конца дней, как Вы и предполагали, остались ли Вы покорны самому себе? Хотя, о чем это я - Вы всегда держали свое Слово.
Знаете, а ведь Вы оказались абсолютно правы: Вы давали Имена. Ваша способность подмечать мелочи поражает. Я восторгаюсь Вашим талантом пронизывать Словом насквозь, точно шпагой, медленно и удаленно писать обо всём быстром и новом. И как Вам удавалось держать прошлое на значительном расстоянии? Как Вы-пятидесятидевятилетний умудрились ужиться с девятилетним ребенком внутри себя?
Дорогой г-н Сартр! Вы писали, что Ваши книги потом, среди развалин библиотек, переживут человека, и Вы оказались правы, что, впрочем, весьма ожидаемо. Сейчас, здесь, библиотеки действительно в руинах, а Люди вымирают прямо пропорционально появлению прилежной и плоской Толпы.
Милый мой, бесценный Жан-Поль(простите же мне мою фамильярность!), помните, Вы писали:"Я не злопамятен и готов всё признать: у меня прекрасные данные для самокритики , при одном условии - чтобы мне её не навязывали."?
Я давно хотела Вам сказать: Вечность не посмеет.

С уважением и искренним восхищением,
Ваш преданный друг.

Post scriptum: прикладываю Вашу фотокарточку, которая мне безумно нравится. Вы кажетесь мне гораздо ближе, когда я смотрю на нее.

Очень интересное автобиографическое повествование о формировании личности писателя/мыслителя. Ребенком он рос в постоянном окружении взрослых, у него не было товарищей для игр. Это, как и стремление нравиться, сформировало его личность совершенно иначе. Он привык подстраиваться под взрослых, стремиться им угодить, а для этого разыгрывать гениального ребенка. С другой стороны, много времени проводя в одиночестве, он очень много читал, причем взрослой литературы, совсем не адаптированной для детей. Здесь, конечно, было видно влияние деда, его академического круга. Он признавал только “высокую” литературу. Ребенок из-за этого был даже лишен обычной детской. Всякие комиксы и приключенческие романы считались недостойным мусором. Хотя именно они будили живое воображение мальчишки. Словом, в те времена дети не только носили подобие взрослых костюмов, но в них сразу видели маленьких взрослых, пытаясь нарядить и в свои мысли, в свое мироощущение. Это создавало изрядную путаницу в детском сознании. Например, вечный ориентир на взрослых не дал сформироваться личным вкусам, пристрастиям. Они подменялись чужими. Все написанное извлекалось не от души, а рассматривалось как бы со стороны, как это будет выглядеть, как будет оценено.
Даже будущая профессия была выбрана под таким же давлением, такой суд вынесли взрослые, и надо им соответствовать, чтобы нравиться, чтобы оправдать ожидания. При этом приспосабливающийся ребенок совсем необязательно боготворил взрослых. Как это ни странно, он мог относиться к ним даже пренебрежительно, без особого уважения. Словом, он мечтал о признании народом, но, при этом, не любил его отдельных индивидуумов.
Я не философ и не буду рассуждать, повредило ли такое воспитание Сартру или же было единственно возможным, чтобы он сформировался в видного деятеля. Мы имеем то, что имеем. И пусть другие, более хорошо знакомые с его творениями, оценят, какое влияние на них было наложено особенностями развития в детстве.