Собрание сочинений русского периода в 5 томах. Том 1. 1918-1925. Рассказы. Аня в Стране Чудес. Николка Персик

Недушевно, неинтересно, непонятно!!! Комментариев, к моему сожалению, объясняющих происходящее в сказке, больше, чем самого текста в сказке. Что-то отдаленно похожее на научную литературу со сносками и примечаниями автора (я имею ввиду, формальное сходство).
Единственное, что немного развлекло, - это игра слов, некий каламбур.
Например, "От уксуса - куксятся, продолжала она задумчиво, - от горчицы - огорчаются, от лука - лукавят, от вина - винятся, а от сдобы - добреют. Как жалко, что никто об этом не знает..."
Не знаю даже, прочту ли следующую сказку "Алиса в Зазеркалье".

Невероятная история о приключения маленькой девочки, но вот реальность ли они, или сон. Хотя, по сути сон состоит из частей воспоминаний обработанной реальности. Алиса смышленая, с живым умом девочка с прямыми волосами как палки, она пытается справиться с трудностями, но при неуспехе начинает плакать, а из-за этого становится хуже – ведь можно наплакать целое озеро.

Необычным образом девочка перемещается между локациями, словно, это действительно сон, то странное помещение с дверьми, то большой стол с множеством посуды, за которым сидят канарейки, устрицы, ворона, мышь, мартовский заяц, то место заседания суда. Девочка очень не осторожна, она говорит с незнакомцами, кушает и пьёт, что попадается под руку. Алиса играет в жестокую игру крокет, рассказывает странные стихи, которые совсем не правильные. Достаточно сумбурно, чудно, но так потрясающе!

Решила сочинить стишок в духе произведения:
Оказавшись в чудной стране
Шагнула на встречу судьбе
Странности здесь на поляне:
Заяц чудной напивается чаю
Посуду нет смысла мыть
Когда соседа можно просить
Поменяться местами.
Стихи рассказывать неверными словами
Приговор выносится до слушания
Главное что мы вкусно покушали.

А так же мысль на основании: если что-нибудь читать, то обязательно что-нибудь прочтётся

Передо мной пример ранней прозы писателя, напечатанный в эмигрантской газете «Руль» 7 января 1923 года.

Удивительное дело, я читаю этот текст и понимаю, что надо разобраться. Я лезу в биографию, я читаю критику и чужие отзывы, я даже нарыла в сети непосредственно саму газету, и да – рассказ там есть, подписан «В. Сирин». Псевдоним Набоков использовал в те годы, во-первых, чтобы отделить себя от имени своего известного отца, во-вторых, сам этот псевдоним был наполнен поэтикой и смыслами.

А под ним рассказ Тэффи «Марцелина». И вот ещё прикол: восемь страниц шестнадцатистраничного выпуска «Руля» занимают (кто бы мог подумать) рекламные объявления.

Так вот. Удивительное дело, чем больше я закапываюсь, тем меньше понимаю.

Очевидное: рассказ рождественский. Он напечатан в рождественском выпуске, он, в целом, соответствует жанру. В нëм есть божественное, в нëм есть рождественское чудо и изменение героя.

Имеется: волшебный сон героя, чудесное явление ангелов, ангел с человеческим лицом, откликнувшийся на проблему героя, божественное чудо, спасение героя ангельским Словом, которое делает героя счастливым и которое он тут же забывает (тут мы вспоминаем Библию и цитируем «В начале было Слово, и Слово было Бог» — и, типа, интрига развеяна).

Факты из биографии: в марте 1922 года был убит отец Владимира Набокова. После этого писатель, во-первых, был долгое время в глубокой депрессии, во-вторых, вынужден был жить в Германии с семьëй после окончания Кембриджа. А он не любил ни Германию, ни немцев. Газету «Руль», в которой печатались ранние литературные опыты юного Набокова, кстати, тоже основал его отец со своим другом. Всё к одному, в общем. А главное, в-третьих: Набоков и Бог.

Цитата: «Набоков изгнал с этого дня слово «бог» из своих стихов». Владимир Набоков в Берлине / Томас Урбан. Тогда – это после убийства отца. А до этого семья тоже особенно религиозной не была. Урбан упоминает, что отец писателя сохранял дистанцию по отношению к церкви.

И тут у меня возникают вопросики. Слово бог изгнал, а рождественский рассказ, тем не менее, вышел. Религиозным не был, а помощи ангелов искал.

Википедия тут пишет, что Набоков от своих ранних прозаических опытов отмораживался и утверждал, что прозу писать стал в 1924. Однако газетку я перед собой вижу, а вот отпирался ли Набоков –кроме Вики, подкрепить нечем. А Вики у нас из категории ненадëжный рассказчик.

На этом месте полагается чудесное озарение. Только его не случилось.

Я по-прежнему задаюсь вопросом, ищет ли писатель божественного спасения для своей покинутой Родины, или здесь всё же имеется некий писательский сарказм.

Одно могу сказать точно. Отмораживайся от ранних опытов не отмораживайся, а стиль не спрячешь. Ранний Набоков пока ещё не зубр слова, но он всё тот же невероятно поэтичный прозаик. Владение языком в его двадцать три потрясает. Метафоричность, образность, глубина, звучание…

Как он изумительно играет, как заманивает читателя в свой рождественский сон, заставляет смотреть своими глазами, затягивает в самую глубину, где, ощущая себя малым муравьем под пятой бога, слышишь трубный глас ангелов и целуешь ступню с родинкой, нелепо лепеча глупые слова, пытаясь малыми своими нелепыми выраженьями что-то сказать о большом, великом, и вместе с героем вдруг падаешь в солнечное счастье «в лучистых радугах счастливых слез». Слышите этот консонанс? ч-ст-сч-ст-с-с – гипнотически-усыпляюще-печально.

Так было ли слово?