Swann

Прочитала её давно, только сейчас дошли руки написать отзыв. Как многим известно, Пруст тяготеет к реализму в своих романах. А конкретнее выражаясь — многие его книги автобиографичны. Не исключением стал и первый роман из цикла "В поисках утраченного времени" "По направлению к Свану".

Вообще книга не очень лёгкая для чтения. Она может показаться тоскливой, если не знать, что тоска одна из главных фигур в романе. Для своего времени новаторская и необычная форма письма, меня, честно говоря, не сильно поразила (может на языке оригинала слог более интересный) . А что поразило, так это сам подход к сюжету и способ повествования. Не стану пересказывать сюжет, по аннотации все понятно. Но как интересно преподносятся события и эмоции героя! Они отрывочны, иногда даже теряешь нить повествования. Герой то тут, то там, то предаётся мечтам и воспоминаниям, то сетует на настоящее. То бурно рассказывает о переживаниях, то переходит в нерасторопный рассказ о бабушке.

Мне кажется, что это книга была написана как "поток сознания". То есть, автор не преследовал мысль соединить все события в книге в единое хронологическое целое, а намеренно искажал все под свое настроение, под резко нахлынувшие воспоминания и чувства. В начале 20-го века модернизм захлестнул многих деятелей искусства. Пруст не стал исключением, но по моему мнению он своеобразная вишенка на торте. Украшение этой эпохи.

Марсель Пруст - автор, вызывающий у многих знатоков неподдельный ужас и зевоту одновременно. Как такое вообще сочетается, одному богу известно, но это так.
Я никогда прежде не выделяла перевод и переводчика, даже при чтении "Властелина колец" Толкиена (все тома мне попадались с разными переводами...эх, библиотека). Но с Прустом этот момент оказался решающим. Итак новый перевод по самым последним собранным рукописям (он переписывал роман после выхода в печать) на проверку оказался максимально приятным для характерного усыпляющего слога знаменитого автора.

Особенности чтения
Тот факт, что ко мне в руки попал перевод госпожи Баевской, я считаю огромной удачей. Другой перевод на мой вкус показался несколько топорным. В своем же варианте, я услышала мелодию, пускай и усыпляющую, в манере Пруста, но все же. Мелодия эта лирична и размеренна, а значит и чтение проходило без спешки. Читать Пруста быстро и понимать? Это сверхспособность, коей я не обладаю...

Расшифровки
Начиная чтение, невольно натыкаешься на множество имен, событий, цитат, намеков, которые автор не дает себе труда пояснить. Возможно ему казалось, что читателю и так все понятно. Увы. Тут помогают примечания переводчицы, которых, кстати, нет в изданиях с переводами ее коллег.
Так же не понятно сколько лет главному герою, а сколько самому повествователю... Да и вообще, вопросов возникает на порядок больше, чем ответов. К счастью, в данном издании есть предисловие, которое многое объясняет.

В сторону Сванна
Представьте себе поезд следования "Москва-Владивосток", закрытое на замок купе, в нем вы и престарелый попутчик. Дорога дальняя, а он едет в места своего детства, о которых вы даже понаслышке не знаете. Попутчик хочет выговорится, он вываливает на вас свои воспоминания, ностальгирует, размышляет... А вы? Вы не в состоянии перебить (из привитой вам культурности), вы не можете заснуть (голос попутчика прямо-таки врезается в мозг), вы не можете отвлечься на посторонние занятия... Представили? Это вкратце об ощущениях от прочтения.

Итак, книга разделена на три части: "Комбре", "Любовь Сванна", "Имена мест: имя". Но не подумайте случайно, что если в названии и в одной из глав присутствует фамилия Сванн, то это главный герой. Это будет большой ошибкой.

Комбре
Намеренно не разглашаю возраст рассказчика и возраст, к которому относятся его воспоминания. Считайте я только что, в одном предложении, рассказала сюжет первой части книги. А чтобы представить каково читать чужие воспоминания о детстве, вернитесь к поезду "Москва-Владивосток" и попутчику. Собственно сие растянуто на 200 страниц. Не верите? Хорошо, конкретный спойлер (он ни на что не влияет), книга начинается с того, что герой не может заснуть. Как он засыпает описано всего-то на трех листах мелким шрифтом.

Любовь Сванна
Помните о чем первая часть? Забудьте. Тут нет нашего маленького сорванца с проблемами по части сна. Это рассказ нашего повествователя о господине Шарле Сванне, которому не повезло влюбиться.
Эта часть так же растянута на 200 страниц, но читается куда веселей, за счет частых смен декораций. Сванн тот еще непоседа: то он страдает от любви дома, то тоскует на природе, то разрывается от ревности в ресторане, то воет от любви на приеме... В общем, тут тоже, кажется, все понятно. Человеку не повезло.

Имена мест: имя
Самое дикое название, какое мне встречалось за всю читательскую жизнь. Успокою, название объяснимо.
Тут снова герой из первой части - Марсель. А эта часть на удивление коротка, всего-то около тридцати страничек. Герой уже немного подрос и влюбляется в дочку Сванна. Как он влюбляется и что чувствует, см.описание предыдущей части, но без смен декораций.

Итоги
Желаете общего мнения? Тяжело читать, хотя нет, муторно и занудно. От процесса чтения удовольствие лишь одно - музыка. Странно, но на данный момент я не могу назвать ни одного произведения, которое может этим похвастаться.
Данная книга не отличается приятностью "в процессе поглощения", она хороша послевкусием. Как и рассказы попутчика из поезда (что-то он прицепился ко мне). Слушать тяжело, зато чуть погодя, начинаешь понимать, что там целая куча забавных и интересных вещей похороненных усыпляющим голосом.
Почему-то мне подумалось, что книгу надо читать дважды: первый раз,чтоб приучить себя к слогу автора, а второй для удовольствия от зашифрованного остроумия.

Вопрос "что я чувствую в данный момент?" возникает постоянно, но ответить на него чрезвычайно сложно. Вся жизнь, собственно и состоит из таких чувствований, непонятных ощущений и переживаний. Это паутина, опутывающая сознание. Воспоминания: запахи, звуки, образы. И следующая за ними грусть, от того, что прошло, что безвозвратно и не вернется, что живет только в тебе и нигде больше.
Тихо играет Radiohead в наушниках, электричка несется сквозь снежные пространства и все сливается в одно. И вдруг аромат пирогов, запах сырого дерева старого дома. И неожиданно вкус нежной зелени Заячьей капусты, которая только выросла в лесу, потому что май, и скоро каникулы и ощущение свободы, которое не передать. Чуть хриплый голос, теплая рука… Мириады другого и ощущение уходящего времени над всем этим. Приятным и не очень. Но очень важным. Поскольку если у нас что-то и есть, то только это. Все остальное внешнее, не так уж важно. Сколько раз пытался облечь я воспоминания и ощущения в слова, но все попытки были тщетны. Слишком тонкие материи. И если постоянно думать об этом, сойдешь с ума, перестанешь жить в настоящем. Но как быть? И вдруг появился Пруст. К нему подвел меня мой любимый философ - Мераб Мамардашвили. Я взялся за чтение "Психологической топологии пути", в которой М.М. раскрывает свои философские идеи, интерпретируя "В поисках утраченного времени". И чтобы понять, я решил читать две книги параллельно. И вот первый роман, "По направлению к Свану», подошел к концу, а в «Психологической топологии пути» осталась еще половина. И сидя в кафе с чашкой горячего чая, я понимаю, что Пруст - это мой писатель. Потому что "В поисках утраченного времени" - это именно об ощущениях. Он дает мне то, перед чем я оказался бессилен, потому что автору удалось облечь в точные слова то, что он чувствует. А чувствует он то же, что и я, и все мы чувствуем. Разве что глубже. Малейшие оттенки переживаний - все-все есть в этом романе. Очень точно и универсально. Но также как ощущения трудно уловимы, так же и материя повествования романа имеет склонность ускользать, стоит лишь взяться за чтение в чуть утомленном состоянии.
Да, роман сложен. Его нельзя читать, только ради того, чтобы прочесть. Подступись к нему с такой целью и все что увидишь - это переливание повествовательной воды и замысловатые описания ничего не значащих мелочей, и возненавидешь автора на всю оставшуюся жизнь. Доза приема романа - десять страниц вдумчивого чтения, с попытками найти в себе то, о чем написано. И если удастся, то кусочки пазлов сложатся в картину, глядя на которую можно понять что есть ты на самом деле.

Я могла бы описать этот роман тремя словами: графомания (в хорошем смысле), рефлексия, экзальтация.
Как чудесно, должно быть, проводить за ним время на пенсии долгими зимними вечерами в мягком кресле, укутав ноги любимым пледом и вдыхая тонкий аромат липового чая, в окружении теней и духов прошлого... Но как же тяжело идет он в летнем вихре активной жизни шумного города!
Да, Пруст великолепен как художник: тщательно прорабатывая детали, ощущения, оттенки эмоций и чувств, он рисует удивительно атмосферные картины, полные тончайших переплетений звуков, запахов, зрительных образов. Язык его сложен и витиеват - обычным делом являются труднорасшифровываемые предложения на пол страницы со множеством вводных конструкций, такие, что иногда приходится перечитывать по несколько раз, замечая знаки препинания и мысленно составляя схему, чтобы сообразить, какое слово к чему относится и что вообще все это должно значить. :) Его невозможно читать на бегу, урывками, он восхитителен в часы легкой меланхолии - расслабляет, убаюкивает, уносит в мир грез и воспоминаний. И вот я уже ощущаю ароматы сирени и боярышника, прохладное прикосновение цветка мака, слышу шелест нагретых солнцем страниц книги, шорохи, запахи, звуки... Вдруг в чудную гармонию врывается резкий раздражающий звук неизвестной природы! И еще несколько мгновений не могу понять, где я, что это за комната и как я в ней оказалась. И вот уже узнаю звонок своего будильника, ушло наваждение, лечу на работу, в душный город, в шум транспорта и сумасшедший бег... и лишь на губах легкое послевкусие воздушного бисквита, размоченного в липовом чаю...
Вторая часть меня, как и многих, озадачила. Напомнила чем-то "Милый друг" Ги де Мопассана... Но затем я уловила некоторую легкую ее связь с частью третьей и стало полегче. А вопросы остались... Как же все-таки так вышло, что Сван женился на Одетте? И чья же все-таки дочь Жильберта? Как и почему поссорились родители ГГ со Сваном?.. В общем, Пруст в очень современной манере забросил удочку с наживкой, заинтриговал и прервал роман на самом интересном месте. Что ж, я с удовольствием продолжу! Только чуть попозже, когда перестану в книгах искать что-либо иное, кроме наслаждения и умиротворения. И, кстати, первая часть очень гармонично сочетается с ноктюрнами Шопена. Рекомендую!

Часы тикают, и уходит время, капля за каплей, наполняя пространство вечности. Утрачено ли оно безвозвратно?
«По направлению к Свану» - удивительная, необычная книга. Это одновременно воспоминания, размышления о них и о самой природе памяти, о человеческих чувствах и увлечениях, и рассказ о любви.

Воспоминания главного героя показаны в книге объемно, красочно, подробно. Картина ушедших лет, будто бы утраченных навсегда, неожиданно возникает из одной какой-либо детали или ощущения, пусть даже самого незначительного: так, воспоминание пробуждается вкусом миндального пирожного или возникает в момент пробуждения, когда все предметы вокруг видятся еще нечетко и человек не до конца осознает, где находится. Сперва его мысли сосредотачиваются на какой-либо детали прошлого, но затем образ давних лет расширяется в его сознании, воскрешая каждую подробность вплоть до мельчайших нюансов его жизни в то время. Так человек, идущий по огромной картинной галерее, рассеянно бросает взгляд на предмет, изображенный на одном из полотен, и перед его мысленным взором возникает с необычайной ясностью вся картина.
Первая часть «По направлению к Свану» - «Комбре» - рассказывает о детстве героя, проведенном в маленьком городке, атмосфера, быт, жители которого показаны очень выразительно и точно. Особенно хороши здесь, на мой взгляд, описания: подробные, красочные, поэтичные, они поражают воображение красотой, так тонко прочувствованной писателем. Я, читая их, восхищенно вздыхала и думала, сколько раз видела картины, подобные описанным, не поняв их великолепия и заключенного в них смысла.
Например:

Совершенно обособленной кажется вторая часть книги – «Любовь Свана». В ней именно Сван становится главным героем, и его мысли и чувства, история его отчаянной страсти, возникшей из благодарности, самовнушения, странного стечения обстоятельств и ставшей на определенное время всей его жизнью; страсти, заменившей ему и светское общество, и друзей, и развлечения, и искусство; - основная тема повествования. Это история любви, любви прекрасной и сумасшедшей, по силе похожей на заболевание и, как болезнь, прошедшей почти бесследно.
Третья часть – «Имена стран: имя» - это и размышления рассказчика об ушедших временах, и описание его детской парижской жизни, но центральная линия повествования – история первой любви героя, любви скорее к созданному его воображением образу, чем к реальной девочке – дочери Свана, история его чувства, неопытного, искреннего и наивного.
Вообще все повествование как бы движется по направлению к Свану, и он из одного из второстепенных персонажей, чей портрет дан лишь несколькими штрихами, делается главным героем, мысли и чувства которого раскрыты подробно, и затем снова становится одним из второстепенных персонажей, однако при этом превращается в значительную для рассказчика личность.
Нужно отметить, что в этой книге большую роль играют не действия, а ощущения и настроения героев. Именно они окрашивают радостью или печалью пейзажи, придают глубочайший пророческий смысл музыкальной фразе, они в большей степени, чем разум, предопределяют поступки.
Удивительно, очень тонко и очень красиво.

Мы не сознаем, что мы счастливы. Нам всегда кажется, что мы несчастнее, чем на самом деле

Стоит только отучиться периодически витать в облаках во время чтения особо длинных предложений, из-за чего частенько приходилось их перечитывать, и, наконец-то, привыкнуть к этим сложносочиненным конструкциям, как уже не замечаешь тот момент когда проваливаешься в безумно вязкое болото чувств, эмоций, переживаний, ощущений и описаний. И в этот момент кажется, что время становится таким же вязким и тягучем, и вот уже...

В воздухе этих комнат был разлит тонкий аромат тишины, до того вкусный, до того сочный, что, приближаясь к ней, я не мог ее не предвкушать, особенно в первые, еще холодные пасхальные утра, когда чутье на запахи Комбре не успело у меня притупиться.

По началу продиралась сквозь текст с трудом. Потом вчиталась и увлекло. Вообще-понравилось. Хочу постепенно прочитать весь цикл, собрала уже все книги.
Первая часть -"Комбре", была для меня самой трудной, т.к. нужно было привыкнуть к стилю , к слогу, к этим бесконечным описаниям природы, быта, моментов, настроений, чувств, характеров, а это требовало неторопливого, вдумчивого прочтения. Вторая часть-"Любовь Свана" прочиталась с легкостью. Хотя образ г-на Свана иногда раздражал. Думаю, что подобные представители мужской половины человечества, "рабы своих страстей", получают впоследствии по заслугам.

Есть работы, ради которых необходимо отбросить все предрассудки и боязнь быть непонятым, стряхнуть с себя суматошный XXI век и начать говорить о них так, как они этого заслуживают. Детально, академично, осторожно. Безусловно к таким вещам относится первый роман семитомной эпопеи Марселя Пруста. Итак, рецензия классики такая, каковой она должна быть.

I. Композиционная структура и темпоральность

"В сторону Свана" открывает семитомную эпопею Пруста радикальным разрывом с традиционными принципами романной композиции. Произведение состоит из четырех неравных частей: "Combray I" (увертюра), "Combray II", "Un amour de Swann" и "Nom de pays: le nom", причем только третья часть написана от третьего лица, создавая эффект текста в тексте.

Открывающая фраза романа — "Longtemps, je me suis couché de bonne heure" ("Давно уже я стал ложиться рано. ") — немедленно погружает читателя в темпоральную амбивалентность. Рассказчик находится в состоянии полусна, где границы между прошлым и настоящим, сновидением и реальностью размыты. Это не просто стилистический прием, но фундаментальный принцип организации всего текста: время у Пруста не линейно, а концентрично, память существует не в хронологической последовательности, но в системе непроизвольных ассоциаций.

Знаменитый эпизод с мадленкой в конце "Combray I" служит не просто поворотным моментом, но методологическим манифестом: произвольная память интеллекта бессильна вернуть прошлое, лишь непроизвольная память чувств способна воскресить утраченное время. Вкус пирожного, обмакнутого в липовый чай, внезапно возвращает Комбре — не как воспоминание о городе, но как само переживание детства во всей его чувственной полноте.

II. Синтаксис и ритм прозы

Прустовское предложение представляет собой уникальное явление в мировой литературе. Его периоды могут занимать целую страницу, разворачиваясь через серии придаточных предложений, вводных конструкций и отступлений. Однако это не хаотическое нагромождение, а тщательно выстроенная архитектура мысли.

Возьмем описание вечеров в Комбре, когда мать не приходит к ребенку с поцелуем на ночь из-за присутствия гостей. Предложение движется волнами, каждая из которых углубляет эмоциональное состояние ребенка: тревога ожидания, отчаяние лишения, стыд публичности просьбы о дополнительном поцелуе. Синтаксис здесь не описывает переживание, но воспроизводит его темпоральность — растянутость мучительного ожидания и мгновенность самого поцелуя.

Характерна также прустовская техника ретардации: прежде чем назвать предмет или явление, автор создает вокруг него сложную систему ассоциаций, метафор и сравнений. Читатель не получает готовое знание, но проходит весь путь познания вместе с рассказчиком. Это превращает чтение в активный процесс со-творчества.

III. Топография как метафизика: два пути

Центральная пространственная метафора романа — два пути для прогулок из Комбре: "côté de Méséglise" (или "côté de chez Swann") и "côté de Guermantes". Для ребенка эти пути представляются абсолютно разными, несовместимыми направлениями, разделенными непреодолимой пропастью.

Путь к Свану — более короткий, равнинный, связанный с буржуазным миром семьи Сванов и боярышником, который становится для рассказчика первым эстетическим откровением. Путь Германтов — более протяженный, ведущий к замку герцогов Германтских, воплощающий аристократический мир недостижимой элегантности.

Однако эта географическая дихотомия — на самом деле метафизическая. Два пути представляют два способа существования в мире, две системы ценностей, которые кажутся ребенку взаимоисключающими. Только в последнем томе цикла выяснится, что пути сходятся — но это будет уже другое познание, разрушающее детские иллюзии.

Примечательно, что Пруст наделяет пейзажи почти человеческой субъективностью. Колокольни Мартенвиля не просто описываются, но становятся объектом эстетического созерцания, провоцирующего у ребенка первую попытку литературного творчества. Искусство рождается не из абстрактных идей, но из непосредственного чувственного опыта.

IV. "Un amour de Swann": зеркальная структура

Третья часть романа радикально отличается от первых двух использованием третьего лица и смещением временной перспективы: это события, происходившие до рождения рассказчика, известные ему лишь по рассказам. Здесь Пруст создает своего рода контрапункт: любовь Свана к Одетте де Креси предвосхищает и отражает будущую любовь рассказчика к Альбертине (в последующих томах).

Сван — эстетствующий буржуа, член Жокей-клуба, друг принца Уэльского — влюбляется в куртизанку Одетту, которая "не в его вкусе" (elle n'était pas son genre). Любовь рождается не из эстетического восхищения, но из случайности: Сван замечает, что Одетта напоминает ему Сефору с фрески Боттичелли в Сикстинской капелле. Искусство преображает реальность, делая посредственную женщину объектом страсти.

Пруст демонстрирует анатомию ревности с хирургической точностью. Сван превращается в детектива собственных страданий, выискивая доказательства измен Одетты, мучаясь от невозможности полного знания о прошлом любимой женщины. Показательна сцена, когда Сван слышит "маленькую фразу" Вентейля (petite phrase de Vinteuil) — музыкальный мотив, ставший "национальным гимном" его любви к Одетте, — и понимает, что она пережила его чувства.

Финал этой части поразителен своей горечью: когда любовь угасает, Сван с недоумением осознает: "Dire que j'ai gâché des années de ma vie, que j'ai voulu mourir... pour une femme qui ne me plaisait pas, qui n'était pas mon genre!" ("Подумать, что я потратил годы моей жизни, хотел умереть... ради женщины, которая мне не нравилась, которая не была в моем вкусе!"). Это приговор не Одетте, но самой природе любви как иллюзии.

V. Имена как заклинания: "Nom de pays: le nom"

Заключительная часть первого тома посвящена магии имен. Для ребенка географические названия — Бальбек, Венеция, Флоренция — не просто обозначения мест, но поэтические сущности, наполненные воображаемым содержанием. Имя "Guermantes" вызывает целую систему ассоциаций: средневековье, Женевьева Брабантская, витражи церкви Комбре.

Пруст показывает трагическое несоответствие между воображением и реальностью. Когда рассказчик впервые видит герцогиню Германтскую во плоти, она оказывается обычной женщиной, лишенной того ореола, которым наделило её его воображение. Это предвосхищает главную тему всего цикла: разочарование как неизбежный результат столкновения мечты и действительности.

Примечательна сцена в Елисейских Полях, где рассказчик-подросток встречает Жильберту Сван, дочь Свана и Одетты. Его влюбленность в неё — эхо любви Свана к Одетте, но усиленное эстетическим преломлением: Жильберта интересует его не сама по себе, но как дочь человека, знавшего Бергота (любимого писателя рассказчика) и обладающего фотографией собора в Бальбеке. Любовь у Пруста всегда опосредована культурой.

VI. Система персонажей: социальная стратиграфия

Пруст создает сложную социальную панораму belle époque, где каждый персонаж занимает строго определенное место в иерархии. Семья рассказчика принадлежит к высокой буржуазии: дед — отставной чиновник, отец — преуспевающий врач, близкий к правительственным кругам. Их мир регулируется строгими правилами приличия и сложной системой социальных различений.

Ключевая фигура — тетя Леония, прикованная к постели мнимой болезнью (или болезнью воображения, что для Пруста почти синонимы). Она никогда не появляется непосредственно в повествовании, но её присутствие пронизывает весь Комбре. Через неё Пруст показывает провинциальный мир, живущий по законам мелочного любопытства и ритуализованного быта.

Особое место занимают слуги — Франсуаза, кухарка, чья "народная мудрость" оказывается порой глубже рассуждений хозяев. Пруст не идеализирует низшие классы, но показывает их как носителей иной, архаической системы ценностей, где жестокость может сочетаться с преданностью, а суеверия — с практической смекалкой.

Сван занимает промежуточное положение: еврей по происхождению (хотя это упоминается вскользь), он благодаря образованию, богатству и личному обаянию вращается в высшем свете. Его трагедия в том, что мезальянс с Одеттой делает невозможным представление жены в аристократических салонах. Социальные барьеры belle époque непреодолимы даже для богатых.

VII. Метафорика и образная система

Прустовская метафора не украшение, но инструмент познания. Знаменитое сравнение церкви Комбре с "четвертым измерением" — Временем — превращает архитектуру в материализованную историю. Каждый камень, каждая деталь несут память веков, и рассказчик учится читать эти знаки.

Особенно важна флоральная образность. Боярышник на пути к Свану становится объектом почти религиозного поклонения. Рассказчик описывает белые и розовые цветы боярышника с той же тщательностью, с какой средневековый мистик описывал видения. Это не случайно: для Пруста эстетическое переживание имеет квазирелигиозный характер, искусство заменяет утраченную веру.

Цветовая гамма романа строго выдержана: Комбре погружен в сиреневые и золотистые тона, Бальбек (в воображении) — в серебристо-голубые, Венеция — в розовые. Каждое место имеет свою хроматическую ауру, которая в памяти становится неотделимой от самого места.

VIII. Философия памяти и искусства

Центральная философская проблема романа — природа памяти и её отношение к искусству. Пруст различает два типа памяти: произвольную (mémoire volontaire) — интеллектуальное воспоминание, реконструирующее прошлое, но не воскрешающее его, и непроизвольную (mémoire involontaire) — чувственное переживание, возвращающее прошлое во всей его полноте.

Эпизод с мадленкой — манифест непроизвольной памяти. Вкусовое ощущение внезапно и помимо воли открывает доступ к прошлому, которое казалось безвозвратно утраченным. Но важно понимать: это не просто воспоминание о Комбре, но само Комбре, существующее вне времени в некоем идеальном пространстве памяти.

Искусство у Пруста — способ преодоления времени. Музыкальная фраза Вентейля, картина Эльстира (в последующих томах), литература Бергота — всё это попытки запечатлеть мгновение, придать преходящему характер вечности. Рассказчик должен стать писателем не для того, чтобы создать нечто новое, но чтобы расшифровать знаки, которые мир постоянно посылает ему.

Показательна сцена с колокольнями Мартенвиля: рассказчик-ребенок, впервые пытаясь описать своё впечатление от меняющихся перспектив колоколен, делает первый шаг к литературному призванию. Искусство рождается из необходимости выразить то, что не может быть выражено обычным языком.

IX. Стилистическая революция

"В сторону Свана" совершает радикальный разрыв с реалистической традицией XIX века. Пруст отказывается от линейного сюжета, психологии характеров в духе Бальзака, чёткой причинно-следственной логики. Его интересует не действие, но рефлексия над действием, не событие, но след, оставленный событием в сознании.

Внутренний монолог у Пруста принципиально отличается от джойсовского "потока сознания": это не хаотическая запись мыслей, но тщательно организованная медитация. Даже в самых лирических пассажах сохраняется аналитическая ясность французской прозы.

Пруст создает новый тип романа — роман-медитацию, роман-исследование, где объектом изучения становится само сознание в его темпоральности. Это предвосхищает многие открытия феноменологии Гуссерля и философии времени Бергсона (хотя Пруст отрицал влияние последнего).

X. Историко-литературный контекст и влияние

Роман был завершён к 1912 году, но путь к публикации оказался тернистым. Андре Жид, читавший рукопись для NRF, отверг её, сославшись на "syntactic errors" и бесконечные отступления. Пруст вынужден был издать книгу за свой счёт у издателя Грассе в 1913 году. Через год Жид написал Прусту письмо с извинениями, признав свою ошибку одной из самых больших в своей жизни.

Первоначально роман был воспринят узким кругом ценителей. Широкое признание пришло только после присуждения Прусту Гонкуровской премии за второй том ("À l'ombre des jeunes filles en fleurs") в 1919 году.

Влияние Пруста на литературу XX века трудно переоценить. Техника непроизвольной памяти была подхвачена модернистами, от Вирджинии Вулф до Набокова. Прустовская рефлексивность стала одним из определяющих качеств современного романа. Даже писатели, полемизирующие с Прустом (как Сартр), вынуждены были учитывать его открытия.

XI. Заключение: незавершённость как принцип

"В сторону Свана" — не самостоятельное произведение, но увертюра к симфонии в семи частях. Все темы, мотивы, образы, введённые здесь, получат развитие и разрешение только в последнем томе "Обретённое время" (Le Temps retrouvé). Читатель первого тома находится в положении рассказчика-ребёнка: он обладает фрагментами, намёками, предчувствиями, но ещё не знает, как всё это складывается в целое.

Эта программная незавершённость отражает прустовскую концепцию времени: мы живём во фрагментах, мгновениях, которые только post factum, в акте художественного творчества, могут быть собраны в осмысленное целое. Литература — не отражение жизни, но её завершение, придание ей смысла, которого она сама по себе не имеет.

"В сторону Свана" остаётся одним из самых сложных и одновременно самых вознаграждающих читательских опытов в мировой литературе. Это книга, требующая не чтения, но со-существования, медленного погружения в её темпоральность. Как писал сам Пруст: "Каждый читатель, читая, читает только о себе самом".

Автор умело играет словом , и тянет свою мысль до самых высот , так что иногда приходилось начинать читать страницу сначала. Мне понравилось , как автор описывает , как предметы , запахи и всё остальное вокруг нас могут затянуть нас в ностальгию прошлого или нового неизвестного мира , вспоминаю теперь "мадленку Пруста". Но ввиду моего малого опыта жизни я не всё понял , некоторые моменты остались загадкой.
Также автор очень глубоко изобразил как переменчива любовь, (иногда сомневаюсь была ли это любовь вообще) , как ложь в отношениях может сделать человека параноиком , в этом плане Пруст описал , по моему мнению , всё на пять. Меня очень удивило , как он описал все открыто и понятно. Советую к прочтению.