Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров

Историк Роб МакДугалл шутливо проиллюстрировал это правило игрой, которую назвал «Параноидальный стиль» (в честь знаменитого эссе Ричарда Хофштадтера){502}. Вы можете сыграть в нее дома. Соберите несколько друзей, и пусть каждый выберет какую-нибудь хорошо известную историческую фигуру, кто кого хочет. Цель игры - найти доказательства, что эта личность втайне участвует в «заговоре вампиров, которые на протяжении многих веков скрытно управляют миром»{503}. Насколько мне известно, такого заговора не существует, его выдумал МакДугалл. Но пусть это не мешает людям искать доказательства. В первый раз он сыграл в игру со своими коллегами историками, и, по его словам, они быстро сочинили невероятную историю, в которой Генри Форд совершил промышленную революцию в надежде на то, что дым фабричных труб будет затмевать солнце, а Томас Эдисон изобрел электрическую лампочку, чтобы приучить людей жить в этой темноте{504}. МакДугалл заметил, что люди зацикливаются на «правиле»: вампиры должны избегать солнечного света{505}. Сейчас он использует в игре внеземных заговорщиков вместо вампиров, потому что «у нас меньше стереотипов насчет того, что собой представляют пришельцы и чего хотят добиться своим заговором».

В 1960-х гг. психолог Питер Вейсон придумал игру, которая демонстрирует, как действует такая однонаправленная стратегия поиска{497}. Представьте, что вы участник этого исследования. Вейсон вам говорит: «У меня есть простое правило, которое позволяет создавать последовательности из трех чисел. Я дам вам подсказку: последовательность 2-4-6 подходит под это правило. Ваша задача - определить, какое это правило, придумывая другие последовательности из трех чисел. Для каждой тройки я буду говорить, годится для нее мое правило или нет. Когда вы будете уверены в своем решении, мы остановим эксперимент и вы мне скажите, о каком правиле идет речь».

С какой последовательности вы начнете? Если вы похожи на большинство испытуемых Вейсона, то в первую очередь предположите, что это правило «четные числа, каждое следующее увеличено на два», и тогда можете предложить 6-8-10.

«Верно, - отвечает вам Вейсон, - ваша последовательность соответствует правилу».

«Отлично», - думаете вы. Дальше вы пробуете 14-16-18.

«Именно так», - говорит Вейсон.

«АГА!» Далее вы штампуете сразу несколько вариантов, на всякий случай: 10-12-14, 46-48-50, 184-186-188.

«Да, да, да».

К этому моменту вы уже почти уверены, что раскусили правило. С видом Шерлока Холмса вы объявляете: «Элементарно, мой дорогой Вейсон: это правило четные числа, каждое следующее увеличено на два».

Опа! Вейсон говорит: «Нет, это не мое правило».

«Как такое может быть? - ворчите вы. - У меня же было столько доказательств».

На самом деле правило простое: три любых числа, расположенных по возрастанию. Очень немногие быстро его угадывают, но это не самое любопытное в игре. Интересно то, что эта задача показывает нашу интуитивную стратегию по проверке предположений. Мы собирали доказательства, используя те последовательности чисел, которые подходят под наше предположительное правило. Поскольку настоящее правило более общее (годятся любые числа, расположенные по возрастанию), наши предположения всегда встречали положительный ответ, как мы и ожидали. Поэтому такая стратегия и называется стратегией положительных тестов. С каждым следующим «да» наша уверенность росла, мы чувствовали, как подходим все ближе к истине. Но эта самоуверенность не оправдалась. Для нас неестественна мысль о том, что надо попробовать опровергнуть проверяемое правило, использовав последовательность, которая не должна подойти (например, 2-3-5 или 8-13-21). Такая стратегия негативных тестов потенциально более информативна. Ответ «нет» был бы надежным свидетельством, что мы на верном пути, а ответ «да» вернул бы нас к началу. Однако большинство из нас, предоставленные самим себе, будут собирать множество ответов «да» вместо поиска единственного «нет». В результате умозрительная догадка может превратиться в твердую уверенность независимо от того, насколько это оправданно.

Исход любого броска - дело случая, а не мастерства. Тем не менее иногда мы не можем не вести себя так, будто все держим под контролем. Нам кажется, что то, как мы кидаем кубик, может повлиять на числа, которые выпадут.

Социолог Джеймс Хенслин продемонстрировал это в 1967 г. самым простым, понятным и адекватным способом из всех возможных{479}. Он переоделся в таксиста и присоединялся к группе сент-луисских таксистов, когда они по ночам после смены встречались на парковках или в грязных помещениях, чтобы заняться незаконными азартными играми. (Социологам достается все самое интересное.) Их любимой игрой были кости: там игроки бросают два игральных кубика и делают ставки на результат. Хенслин интересовался суеверными ритуалами, которые используют играющие, чтобы управлять своей удачей в этой игре, построенной на случайности. В итоге он обнаружил сложный набор ритуалов. В качестве яркого примера можно привести убеждение, что результат броска зависит от того, с какой силой кинуть кости. Таксисты кидали слабо, когда им были нужны маленькие значения, и значительно сильнее, когда хотели, чтобы выпали большие числа. Иногда игроки ругали себя за то, что не выполнили это правило. Хенслин рассказывает, как один из них по кличке Маленький Джо сокрушался: «На этот раз слишком сильно кинул».

Я упомянул о разных теориях и об опросах, которые показывают, что большинство людей верят в конспирологические версии убийства Кеннеди, только затем, чтобы показать, насколько эти теории популярны, многочисленны и сложны. Конспирологи неумолкаемы и ненасытны. Исследователь теорий заговора Тимоти Меллей обстоятельно перечисляет, что этому убийству были посвящены «два федеральных расследования беспрецедентных масштабов; масса более мелких расследований, проведенных на уровне штата частными организациями и федеральными агентствами; несколько тысяч эссе, статей и книг; десятки романов, фильмов и пьес; бесчисленное множество газетных репортажей; нескончаемые реконструкции, дебаты и выпуски теленовостей»{476}.

Эти теории хотя бы выглядят правдоподобно. Другие и вовсе притянуты за уши. Вскоре после убийства в нескольких кварталах от Дили-Плаза в железнодорожном вагоне были обнаружены трое бездомных мужчин. Они были задержаны полицией, сфотографированы, а затем как будто растворились в воздухе. Естественно, некоторые конспирологи заявили, что таким образом власти решили замести следы и скрыть участие этих людей в убийстве Кеннеди. Такие теоретики с радостью задним числом дополнили картину, опознав одного из этих людей как наемного убийцу, а двух других - как уотергейтских взломщиков Фрэнка Стерджиса и Говарда Ханта. Но позже выяснилось, что в департаменте полиции Далласа записали имена этих людей, когда их задержали. Их звали Харольд Дойл, Гас Абрамс и Джон Гедней, и, когда в начале 1990-х гг. ФБР их разыскало, стало очевидно, что они всего лишь бродяги.

Размышляя над удивительно высокой долей заговорщиков среди сторонников конспирологических теорий, Даниэль Пайпс предположил: «То, что начинается как поиск диверсантов, заканчивается диверсией, а те, кто ненавидит тайные влияния, приобретают те же характеристики, против которых выступают»{465}. Но, учитывая то, что нам известно о проекции, можно сделать вывод о том, что не мы имитируем наших врагов, а наши воображаемые враги - отражение нас самих. Конспирологи видят мир, кишащий заговорщиками, которые требуют отпора - контрзаговора. Повторяя мудрое выражение, звучащее во время бесчисленных перебранок на детских площадках, Дуглас и Саттон называют это явление «кто как обзывается, тот сам так называется»{466}.

К примеру, ку-клукс-клан возник на почве подозрений о тайных заговорах врагов. К 1920-м гг. он стал настолько же антикатолическим, насколько был расистским. Его участники опасались, что папа планирует объявить войну протестантам, взять на себя управление федеральным правительством и перенести Ватикан в штат Индиану{457}. Они говорили, что католики прячут оружие в своих церквях, а колокольни католических церквей построены такими высокими, чтобы обеспечить наилучшую позицию для снайперов. Прошел даже слух, что в канализационной системе под Университетом Нотр-Дам спрятан целый склад тяжелой артиллерии и взрывчатки. Однако, как отмечает Ричард Хофштадтер, сам клан все сильнее превращался в пародию на своего врага «до такой степени, что они одевались в одежду священников, разрабатывали сложные ритуалы и такую же сложную иерархию»{458}. Даниэль Пайпс заметил некоторую иронию в том, что ку-клус-клан опасался тайных махинаций католиков, тем не менее «на национальном съезде Демократической партии в 1924 г. клан не только отклонил резолюцию, осуждающую тайные общества, но и сам использовал конспиративные методы для борьбы с этой резолюцией»{459}.

Давайте представим, что сейчас 1960-е гг. Вы работаете в космическом агентстве NASA. Холодная война в самом разгаре, космическая гонка достигла своего пика, и ваша задача - отправить человека на Луну раньше, чем это сделают в Советском Союзе. В своей зажигательной речи 1962 г. президент Кеннеди дерзко заявил, что США высадят человека на Луну до конца десятилетия, и не потому, что это легко, а потому, что это трудно. Предположим, отправить людей на Луну и вернуть обратно оказалось действительно трудно. Это займет годы. СССР уже запустил первый искусственный спутник и отправил первого человека в космос. Теперь они наверняка опередят нас и на Луне. И вот когда кажется, что все надежды уже потеряны, приходит новый приказ. Он гласит, что мы сфальсифицируем высадку на Луну. Уже заказан павильон для съемок и оплачены поддельные лунные камни. Кубрик согласился быть режиссером. Никто никогда об этом не узнает.

Примете ли вы участие в этом заговоре?

Такой вопрос задали психологи Карен Дуглас и Робби Саттон ничего не подозревавшим студентам колледжа: если бы вы оказались на месте этих предполагаемых заговорщиков, то согласились бы подделать высадку на Луну?{456} Для полноты картины ученые спросили, согласились бы студенты принять участие в убийстве принцессы Дианы, в осуществлении теракта 11 сентября, в сокрытии следов существования пришельцев, в создании СПИДа и в подделывании данных об изменении климата. Хочу сразу успокоить: большинство сказали, что никогда не помышляли о таком. По шкале ответов от 1 («никогда, ни при каких обстоятельствах») до 7 («скорее всего, да») средний балл был около 2. Конечно, некоторые студенты могли так ответить из-за боязни показаться чрезмерно злыми, но опрос был анонимный, так что причин врать у них не было. Зато про тех, кто был готов принять участие в заговоре, выяснилось кое-что интересное. Чем легче человек соглашался стать заговорщиком, тем с большей вероятностью он считал конспирологические теории истинными.

Сначала я хочу, чтобы вы прочитали пару предложений. В каждом описано некое событие, но без деталей. Я прошу вас попытаться представить себе картину произошедшего как можно более подробно: что случилось, кто участвовал, что могло к этому привести и чем это кончилось.

Она ударила ногой собаку.

У мальчика лопнул воздушный шарик.

Что приходит на ум, когда читаешь «она ударила собаку»? Представили ли вы себе рассеянную женщину, которая не заметила песика внизу лестницы и споткнулась об него? Или, может быть, она куда-то опаздывала и отшвырнула его с дороги? А как насчет воздушного шарика? Может быть, малыш, разыгравшись, поднес его слишком близко к свечке на праздничном торте и сейчас стоит в слезах? Или это мальчик постарше, с хулиганским блеском в глазах, размахивал булавкой? Подробности не имеют значения. Важно, что каждое предложение можно интерпретировать двояко: либо это было сделано специально, либо произошло в результате случайности.

Как мы приходим к конспирологическим теориям? Эти фразы сами по себе не связаны с заговорами (если только вы не подумали, что мальчик действовал не один, что, когда лопнул шарик, на травяном холме, возможно, присутствовал еще и второй мальчик). Тем не менее, согласно исследованию, которое мы провели вместе с Крисом Френчем, то, каким образом люди понимают эти безобидные предложения про собачку и лопнувший шарик, хорошо предсказывает, насколько они поверят в теории заговора{448}.

Мы предлагали участникам прочитать 12 неоднозначных предложений вроде тех двух и затем просили рассказать, что приходит им в голову. Нас интересовало только, сочли ли они происшедшее преднамеренным или случайным. Затем мы спросили их, насколько они верят, что миром управляет тайная группа заговорщиков. Когда мы посчитали число ситуаций, интерпретированных как умышленные, и сравнили с оценкой, которую они дали достоверности теории заговора, мы увидели явную связь ответов. Чем в большем числе фраз человек находил преднамеренность, тем чаще он соглашался с конспирологическими теориями.

В другом исследовании выявили удивительно похожую связь. Помните короткий мультфильм Хайдер и Зиммель с двумя треугольниками и кружком? Группа психологов под руководством Карен Дуглас «стряхнула с него пыль» и загрузила в интернет, где более 500 зрителей посмотрели на экранах своих компьютеров этот танец маленьких фигур{449}. Вместо того чтобы подробно опрашивать каждого зрителя, что делают эти фигуры, Дуглас со своими коллегами попросила оценить по простой шкале, насколько сознательно и целеустремленно, по мнению посмотревших, было поведение фигур. Затем она спросила, насколько сильно они верят в теории заговора. И опять оказалось, что показатели были связаны. Чем сильнее человек воспринимал фигуры как мыслящие, чувствующие персонажи, тем с большей вероятностью соглашался с тем, что принцессу Диану убили, а события 11 сентября - дело рук спецслужб.

Эти исследования показывают, что некоторая привлекательность теорий заговора связана с тем откликом, который они находят у нашего неугомонного детектора намерений.