Килл Крик

– Это и есть ручей, – сообщил Уэйнрайт. – Давайте попробуем еще раз: кто-нибудь знает, почему его назвали Кровавым?
Мор досадливо вздохнула и еле слышно шепнула Сэму:
– Только молчите.
– В книге, – сказал Дэниел, – Адьюдел предполагает, что на этом месте случилось побоище, возможно, во время Гражданской войны, приграничная стычка Канзаса и Миссури.
– Я сильно сомневаюсь, что ручей так назвали из-за побоища, – возразил Себастьян. – «Кроп» по-голландски «мукá». Возможно, когда-то этот ручеек не был таким маленьким и жалким, на нем стояла мельница, и первые поселенцы называли его Мучным. Потом здесь стало селиться все больше людей, они не знали голландского и стали звать ручей Кропавым, а потом «Кропавый» постепенно превратилось в «Кровавый». Это название – бессмысленное сочетание слов вроде «крибле-крабле-бумс».
– Или «христианского милосердия», – вставила Мор.

– Сталл… это… слушайте, нам всем хочется верить в чудеса, верно? Даже загадочному сносу церкви мы стремимся найти мистическое объяснение. Потому что, если мы докажем, что призраки существуют, что сверхъестественное существует, это, в свою очередь, докажет существование загробной жизни и, наконец, – для пущего эффекта он воздел вверх указательный палец, – существование Бога. И высиживать еженедельную службу в церкви, получается, необязательно. Душа теперь спокойна, ведь с таким доказательством можно не сомневаться: смерть – это не конец.

– Страх очень похож на секс, – продолжала Мор. – Грубый, первобытный, и, когда он хорош – когда он и впрямь хорош, – бывает даже немного больно. Но это приятная боль, вы же понимаете?
Толстяк кивнул и попытался что-то сказать, но лишь выдохнул.
Мор погладила его палец. Вверх-вниз. Вверх-вниз.
– Потому что в этом и заключается суть хоррора. В боли. В невыносимой, всепоглощающей боли. Такой реальной, такой жестокой, что ты почти что испытываешь извращенную потребность в ней. От нее мурашки бегут по коже, намокает киска и твердеет член. Боль нужна нам, чтобы ощущать себя живыми. Она доказывает нам, что мы существуем. И настоящий ужас начинается, когда мы осознаем, что погоня за этим ощущением – за доказательством нашей подлинности – привела нас в страшное темное место, откуда нет выхода. Вот истинный ужас. Когда соблазнитель набрасывается на нас и сделать уже ничего нельзя. Мы потеряли контроль над ситуацией. И теперь нас ждет чудовищная, невообразимая расплата.
Мор стиснула палец Гэри так, что кончик побелел. Другой рукой она схватила с его тарелки нож для стейка.
– Вот, к примеру, секунду назад вы были уверены, что я к вам клеюсь.
Мор прижала острие ножа к пальцу Гэри, завела прямо под изящно подстриженный ноготь.
– А сейчас я загоню вам этот сраный нож под ваш поганый ноготь.
Мор легонько нажала – кончик ножа погрузился в мягкую плоть. Под ногтем расплылось крошечное кровавое пятнышко.

Как мне доказать вам, что силы, обитающие в этом доме, реальны? Я с радостью пошел бы на что угодно, лишь бы убедить вас, дорогой читатель, что все испытанное мной в этих стенах не игра моего воображения. Увы! Мне нечего предложить вам. Потому что сердцем я знаю, что все это правда. А если вы до сих пор отказываетесь верить в могущество дома на Кровавом ручье… что ж… могу лишь призвать вас посетить его самим. Как только вы прибудете туда, как только перешагнете через порог и пройдете по сумеречным коридорам, вы поверите. Вы поверите.
Д-р Малкольм Адьюдел, «Фантомы прерии»

Уэйнрайт выдержал ее взгляд. Даже зрелище деформированного зрачка его не смутило. Он принялся постукивать пальцем по ноге, готовясь нанести следующий удар.
– А это из рецензии на вашу предыдущую книгу «Поход плоти»: «Мор снова лезет из кожи вон, шокируя всех и вся в достойной восхищения, но бессмысленной попытке доказать, что женщина способна писать мерзости не хуже мужчины».
От звука, с которым Мор опустила свой стакан на кофейный столик, Дэниел вздрогнул.
– Если бы эту книгу написал Баркер или Паланик, если бы Кроненберг снял об этом фильм, никто бы и не вякнул.
– Значит, вы думаете, что хоррор – это мужской клуб?
– Я думаю, мне единственной из сидящих в этой комнате предлагали издательский договор в обмен на минет.

Сэм неловко кивнул в объектив, то же сделали и остальные. Было жутковато сидеть перед горящим в сумраке красным глазом камеры, сигнализирующим о том, что его изображение сейчас транслируется миллионам зрителей по всему миру. Итак, Сэм оказался в старом темном доме где-то посреди канзасской сельской глуши, и ему предстояло вести светскую беседу с четырьмя новыми знакомыми. Тишину нарушали лишь звон льда в стаканах и потрескивание огня. Если в доме сестер Финч и водились духи, они наверняка были поражены чудесами современных технологий.