Птицы

Без Арабеллы было одиноко и страшно, и Финчу казалось, что кто-то словно украл у него важную часть его самого — волевую и уверенную часть, оставив ему никому не нужную, пугливую и отчаявшуюся.
Мысли в голове стали громкими, назойливыми — они, словно шумные постояльцы, распаковали чемоданы и устроили бедлам. Некоторые заражали его пугливостью, но хуже были другие — те, что задавали вопросы. От них было не избавиться простым: «Я не хочу об этом говорить!» или «Заткнитесь все!» Ко всему этому еще добавлялось то, что Финч боялся, что опоздал.

Финч бросил быстрый взгляд на Арабеллу — та, не поворачиваясь, утвердительно кивнула: она верила Фанни. Но ему нужно было убедиться:
— Вы не будете нас отговаривать или жаловаться… ну, другим взрослым? — он уточнил: — Правильным взрослым?
Фанни Розентодд хмыкнула.
— Сочту это за комплимент! Может быть, я и не правильный, как ты выразился, взрослый, Финч, но мне хватает ума понять, что и вы не совсем правильные дети. Поскольку убеждена, что правильные дети не таскаются по кабаре, не убегают от убийц, заговоров не раскрывают и не носят с собой оружие. Уверена, все это из-за новомодных книжек, полных опасностей и приключений, но что уж тут поделаешь… И при этом кто я такая, чтобы обременять вас нотациями и нравоучениями. Вы ведь меня и так не послушаетесь, даже если я велю вам безвылазно сидеть дома, верно? И можете быть спокойны, я, как некоторые заявляют, настолько бессовестная и ветреная особа, что даже не подумаю вести себя, как благовоспитанная дама, что в вашем случае означает — не побегу докладывать о ваших проделках вашим родителям или в полицию. К тому же я вам не мама, не няня, не ваша учительница и не мистер городской судья. Кто знает, а вдруг то, чем вы занимаетесь, очень важно! Вдруг только вы сможете раскрыть заговор и остановить убийцу!
Дети были поражены ее словами. Фанни Розентодд была просто прекрасным человеком, если взглянуть на нее глазами ребенка. Ну, или просто ужасным, если судить с точки зрения степенного, рассудительного взрослого. Ее слова напомнили Финчу разговор с мадам Кларой на пустыре — та также не считала нужным их наказывать или отговаривать…

Консьержка будто не услышала. Она все также ненавидяще глядела на Финча. А тот храбро глядел на нее в ответ: на этот раз она ему ничего не сделает — с таким защитником, как констебль Перкинс, ему ничего не страшно!
— Ключ, мадам, — строго проговорил полицейский.
Медленно и неохотно миссис Поуп направилась к гвоздику, на котором висел ключ от двенадцатой квартиры. Яростно скрипя зубами, она сняла ключ и при этом что-то достала из ячейки для корреспонденции.
— Тут еще письмо, — глухо проговорила консьержка. — Адресованное мальчишке. Принесли незадолго перед вашим появлением.
— Мне? — поразился Финч. Он никогда раньше не получал писем.
Миссис Поуп нехотя протянула мальчику конверт и ключ от квартиры. Письмо он получил сразу, а вот с ключом пришлось повозиться — консьержка никак не желала разжимать пальцы, и выпустила его лишь в тот миг, как констебль многозначительно кашлянул.

Мальчик снова ничего не ответил, и доктор обернулся. Что ж, то, что он увидел, было уже не просто странным.
Финч сжимал в руке револьвер и целился в него.
— Что это такое?
— Это револьвер, — пояснил мальчик. — Настоящий! Он очень больно стреляется.
— Да, я вижу, что это револьвер, — ответил доктор Нокт. — Но зачем он тебе?
— Чтобы вы шли.
— Но я и так иду!
— Сейчас — нет.
Они, и правда, остановились на лестнице. Доктор не шевелился и не сводил взгляда с оружия.
— Твоей подруге ведь не стало хуже, так?
— Так, — ответил Финч. — Но стало хуже другим.
— Кому?
— Другим.
— Кому стало хуже, Финч?
Доктор решил, что не сдвинется с места, пока мальчишка ему все не объяснит.

В комнате вдруг раздался дрожащий от обиды и непонимания голос:
— Скрипун… Скрипу-ун…
Финч поднял голову. Рядом с Гелленкопфом стояла Уиллаби. Она казалась совсем крошечной, в сравнении с этим великаном. Девочка дергала его за рукав.
— Уиллаби! — закричал Финч. — Не трогай его!
— Это ты! — Уиллаби гневно на него посмотрела. — Ты убил Скрипуна! Моего единственного друга!
Кажется, ее больше волновал Гелленкопф, чем ее собственный отец, лежащий в коридоре без сознания.
— Мой Скрипун…
Финч попытался ее образумить:
— Уиллаби, ты не понимаешь…
— Скрипун! — Уиллаби прикоснулась к его запястью. — Скрипун…
И Гелленкопф шевельнулся. Он задрожал, его веки подернулись.
Финч с ужасом услышал, как затрещала ручка зонтика, когда длинные черные пальцы ее крепко сжали.
Гелленкопф дернул висевшей вдоль тела рукой и отшвырнул Уиллаби от себя прочь. Удар был так силен, что девочка пролетела половину комнаты и ударилась о стену. Уиллаби рухнула на пол, как ком тряпья.
— Кла… ра… — прохрипел Гелленкопф и открыл глаза.
Мадам Клара словно услышала его и в очередной раз очнулась.
— Бегите… — едва слышно произнесла она. — Я не могу… бегите… скорее…
Финч склонился над ней и сказал:
— Я пришел сюда за вами. Без вас я никуда не уйду.
Он неловко закинул ее руку себе на плечо, Арабелла сделала то же самое, и они поволокли ее к окну. Мадам Клара была тяжеленной — она весила, как дом, отлитый из чугуна.

— Дети! — Банкирша с улицы Мэпл, наконец, решила все выяснить. Хоть и выбрала для этого не слишком подходящий момент. — Что здесь творится? Что все это значит?!
— Мадам, туда! — Финч ткнул рукой в сторону окна и белого тоннеля за ним. — Тащите его туда!
— Там человек лежит у дверей. Он жив, но….
— Нет времени спорить, мадам! О нем позаботятся. Скорее!
Банкирша с улицы Мэпл кивнула. Они с Фанни потащили к трубе в снежной буре мистера Риввина, который вдруг пришел в себя и что-то забормотал о слонах в чулках и о лоскутных одеялах, сшитых из обрывков ночи, лунного света и чернил.