Птицы

Арабелла не перебивала его и, когда он закончил, еще какое-то время сидела в тишине, что-то обдумывая. После чего, не говоря ни слова, встала с кресла и куда-то пошла. Затем она вернулась с башмаками Финча, его шапкой и пальто.
— Это еще что такое? — удивленно спросил Финч.
— Одевайся! — велела Арабелла. — Мы идем к мистеру Хэмму. Как и планировали.
— Я не хочу.
— А тебя никто не спрашивает, — категорично ответила девочка. — Ты втянул меня в это свое расследование. Мы стали искать твоего дедушку. И мы не прекратим, пока его не отыщем. Ясно?

Дети понуро шли к дому. Облегчения от освобождения из-под стражи не было.
— Он еще смотрит? — спросила Арабелла.
Финч обернулся и увидел в иллюминаторе лицо младшего констебля Перкинса, с подозрением уставившегося им вслед.
— Да.
— Он — не такой глупый, как Доддж, — заметила Арабелла.
— И это плохо, — сказал Финч.
— Да, плохо.
— Злобная, мерзкая миссис Чаттни! — негодующе воскликнул Финч. — Она знает что-то об исчезновении дедушки. Если сама не принимала во всем участие.
— Но нам она ничего не скажет, — веско заметила Арабелла. — И шпионить за ней дальше опасно. Она очень подозрительная. А еще эта грымза может сделать так, чтобы за тобой приехали клерки из приюта.
Финч хмурился. Арабелла была права. Миссис Чаттни в одночасье стала их злейшим врагом. Она не просто была в сговоре с Человеком в черном, но, вероятно, поняла, что где-то прокололась и детям стало известно о ее делишках. Иначе она не решилась бы явить свое подлинное лицо коварной интриганки и злобной горгульи. При этом мальчик понимал, что миссис Чаттни очень опасный враг: ей известна его тайна, и если он попробует сделать что-то, что ей не понравится, она воспользуется своим преимуществом. Как там это называл дедушка? А, точно! Она, как механик чужих судеб и жизней, сидящий за панелью с подписанными рычагами и в любой момент способный дернуть каждый из них. И как переиграть такого хитроумного, беспринципного взрослого?
— Пока что отложим миссис Чаттни на полку, — решил Финч. — При встрече будем с ней вежливы — сделаем вид, будто ничего не случилось. Но при этом нужно быть очень осторожными — теперь мы знаем, на что она способна. Следуем нашему плану. Нам надо узнать, как зовут Человека в черном. Узнаем — тогда попытаемся его разыскать и разоблачить. Разоблачим его — доберемся и до миссис Чаттни.
— Очень хороший план, — похвалила Арабелла.
— Для нашей… гм… проделки почти ведь все готово, — продолжил Финч и помахал перед носом девочки свертком, который он не забыл подобрать в снегу возле «Фонаря констебля». — Завтра «рыба», как говорит мистер Драммин из двадцатой квартиры, сыграет свою роль, но…
Финч внезапно замолчал.
— Что?
— Я поверить не могу, как все связано.
— Да, все жутко переплелось… — кивнула Арабелла. — Человек в черном, который как-то связан с исчезновением твоего дедушки, как-то связан с миссис Чаттни и еще… еще с дядей Сергиусом! Это все очень похоже на заговор.
— Или на то, что здесь орудует шайка преступников, — предположил Финч.

— Так вы не сообщите нашим родителям? — с тревогой уточнил Финч. — Ну что мы… в смысле…
— Нет! — воскликнул мистер Доддж. Перед его глазами вдруг весьма отчетливо встала пугающая картина, как детей наказывают, и они потом рассказывают несравненной мадам Розентодд о том, какой ужасный человек, этот старший констебль Варфоломеус Доддж. — Зачем?! Вы ведь ничего толком и не совершили! К тому же вы — друзья очаровательной мадам Розентодд. Все, что произошло, — исключительно глупое и досадное недоразумение! А недоразумения, мои дорогие дети, — вовсе не преступления. И закон… закон к ним не имеет решительно никакого отношения!

— Мистер Доддж, — сказала Арабелла со всей мягкостью и почтительностью, на которые была способна. — Если вы хотите, мы можем рассказать мадам Розентодд о… нашем хорошем друге, замечательном служителе закона констебле мистере Доддже.
— Правда? — Мистер Доддж замер. Глаза старшего констебля, казалось, сейчас выпрыгнут наружу.
— Да! — добавил Финч. — И мы можем попросить у нее открытку с ее изображением, и на ней будет… ауто… аото…
— Аутографф! — мечтательно потер руки мистер Доддж.
— Да.
— Перкинс, чего расселся?! — воскликнул старший констебль. — Освободи же их скорее! Это ведь просто… дети, а не какие-то опасные преступники!
— Сэр? — удивленно проговорил младший констебль. — Вы уверены?
— Пошевеливайся, Перкинс, — велел мистер Доддж, едва не приплясывая на месте. — Не каждый день выдается шанс получить аутографф от самой… ах… Пусть напишет: «для Варфоломеуса Додджа»!
— Тогда уж и «для Персиваля Перкинса», — добавил младший констебль и, сложив газету, спустился по лестнице.
— Не наглей! — одернул подчиненного мистер Доддж. — Можно только «для Варфоломеуса Додджа».

Мистер Уолтер Блувин из квартиры № 4 был патологическим вруном. При этом он был действительно хорош в своем деле — почти никто не знал, что он врун. Окружающие мистера Блувина люди считали его уважаемым, почтенным джентльменом, за спиной которого — тяжелое, но достойное прошлое. Из-за этого к нему относились весьма любезно и немного его жалели.
У него не было левой руки, и он всем говорил, что потерял ее на войне, но ни на какой войне он не был, а руку потерял по собственной глупости и старался об этом не вспоминать. Со временем он даже самого себя смог убедить, что прошел через самые тяжелые, самые кровавые дни на войне, и очень этим гордился.
Мистер Блувин осознавал, что он лжец, но ему не было стыдно, наоборот — он считал, что его манера общения — это что-то необычное, исключительное: все могут говорить правду, а талантливо врать и не быть пойманными — лишь гении. Сам он себя при этом называл не лжецом, а «псевдологом», и презирал даже не тех, кто говорит правду, а тех, кто занимается утаиванием, умалчиванием и скрытностью. Он считал это не настоящей ложью, а лишь дешевым притворством.

— Ого, сколько у тебя книг, — заметил Финч. — А мне дедушка приносит из библиотеки. У нас дома почти нет книг.
— Я вообще думала, ты читать не умеешь, — съязвила Арабелла. — Ты зачем пришел?
— Ты же такая умненькая! — выпалил в ответ Финч. — Вот и пойми!
— Зачем ты пришел? — повторила она неумолимо.
— Отстань от меня!
— Зачем?!
— Я не хотел, чтобы тебя снова ударили, разве не ясно?! — на одном дыхании проговорил Финч и замолчал.
Арабелла не спешила ничего говорить в ответ. Она просто молча глядела на него. Тишина поселилась в комнате, лишь негромко тикали часы на стене, да ветер выл за окном, швыряя горсти снега в стекло.
— Спасибо, — едва слышно прошептала она.