Цирцея

Столь многие, закрыв глаза, воображали себя обладающими желанной силой. Но он изучил себя как карту местности​,​ каждую кочку и камень приметил безошибочным, незамутненным взглядом. Скрупулезно оценил свои способности.

У всякого ее слова не один смысл и не одна цель, но она надежна. Она знает себя.

Однажды я сказала Дедалу, что никогда не выйду замуж, потому​ что слишком люблю свое дело и вечно мараю руки.

Они нажили морщины, но не нажили ума. Я забрал их на войну, прежде чем они сделали все то, что заставляет мужчину​ остепениться. Жениться они не успели. Детей не завели. Они не знали неурожайных лет, когда выскребаешь последнее из закромов, и урожайных не знали, когда учишься сберегать. Они не видели, как стареют и слабеют их родители. Не видели, как они умирают. Боюсь, я лишил их не только юности, но и зрелости.

Дверь, не отворившаяся в ответ на его стук, – невидаль уже сама по себе и даже облегчение, пожалуй. Весь мир открывался ему. А он открывался мне.

Выстроить себя он все же мог, показать личину, которую, наверное, когда-то надевал ежедневно, чтоб усмирять Ахилла, но даром это не проходило, и потом Одиссей капризничал и сердился.

пророчества свисали с него как водоросли. Трудности, которым он противостоял, для меня непостижимы

Мои способности накатывали друг на друга волнами.

Я говорила уже, что кое-какую гордость имела, и хорошо. Будь ее больше, она бы все загубила.

Я вошла в лес, и моя жизнь началась.