Тягар пристрастей людських

Книга на все времена! Упоительное чтение!

Неприукрашенный роман о становлении личности и душевной драме читается взахлёб, попутно ненавязчиво предоставляя ключики к шкатулкам, наполненным вечными вопросами. Изящное плетение взаимоотношений героев, мастерская детализация поступков, поразительная искренность и тонкая огранка гармоничного повествования не оставят равнодушным читателя.

Все образы героев прописаны настолько ярко и четко, что вызывают невообразимую палитру чувств, от омерзения и брезгливости до жалости и симпатии. Громада рока, нависающая над главным героем, заставляет не просто наблюдать за разворачивающимся действием, но и сопереживать Филипу, словно пропуская через себя все происходящее с ним.

Этот роман выцарапывает из читателя все потаенное и неприглядное, перемалывает и заставляет попробовать на вкус, принуждает взглянуть на себя в зеркало и оценить свою сущность со стороны. Возможно, именно это произведение способно перекроить в лучшую сторону, как начинающих, так и уже состоявшихся «земных пупочков»...

Рекомендую к прочтению!

История поиска смысла жизни. От юношеских идеалов, внушенных книгами, через страсти и душевные переживания, к пониманию того, что "самый простой узор человеческой жизни - человек рождается, трудится, женится, рожает детей и умирает - и есть самый совершенный".
Главный герой не вызвал у меня особой симпатии, но наблюдать за его духовными метаниями оказалось интересно и очень даже полезно.
Филип умеет видеть и чувствовать красоту, тем не менее, зачастую проявляя редкостную черствость к окружающим его людям. Хотя, в итоге, он сам прошел через все те страдания, которые вызвал или не заметил у других. Страдал от неразделенной любви, как мисс Уилкинсон, испытывал те же муки голода и отчаянье, что и мисс Прайс. И, несмотря на свою хваленую исключительность, действовал точно так же, как и те, кого он осуждал и не понимал: надоедал своим присутствием, слезами и ревностью Милдред; отказывался от помощи в беде, заверяя всех сочувствующих, что у него все хорошо. Все-таки люди похожи. И финал мне понравился - это не голливудский хэппи-энд. Нет, Филип просто нашел свой путь в жизни. Я рада за него.

А еще мне очень симпатична цитата: "Отказаться от всего ради личного счастья - может быть, и означает поражение, но это поражение лучше всяких побед".

9/10

Сама не знаю, как так случилось, но одну из знаковых книг в творчестве Сомерсета Моэма, я долго обходила стороной. Возможно, всему виной недвусмысленное название, которое сразу дает понять: главному герою не приходится ждать легкой жизни, а читателю - необременительного чтения. И это действительно так: с самого начала судьба сдала Филипу Кэри не самые лучшие карты. Сиротская доля и врожденное увечье - не та ноша, с которой легко и приятно шагать по жизненному пути. Но все ли беды Филипа можно объяснить злым роком?

"Бремя страстей человеческих" - это классический роман взросления. Стало быть, значительная часть книги посвящена тому, как главный герой пытается найти место под солнцем - это раз, и систему философии, которая не противоречила бы его характеру и моральным установкам - это два. И, признаюсь, не раз мне казалось, что мальчику крайне не хватает жесткой руки. Многие несчастья, постигшие героя в зрелом возрасте, прямое следствие того, что Филипу чересчур потакали в юности. К сожалению, опекун позволил парню учиться на собственном горьком опыте. В итоге - упущенные шансы, впустую потраченные деньги и время.

Процесс постижения профессии описан у Моэма совершенно... никак. Филип поступает на обучение к бухгалтеру: вот цифры - считай. Филип учится живописи: вот натурщик - рисуй. Филип обратился к медицине: вот нога - кромсай. Если в школе еще подразумевалось формирование системных знаний, то дальнейшие потуги Филиппа научиться хоть чему-нибудь казались мне хаотичными и совершенно неудовлетворительными. Пожалуй, чуть лучше получилось с медициной, но тут в дело вмешались чувства.

Достойно всякого сожаления, с какой быстротой Филип попадает под влияние не самых приятных персонажей. Он как будто и вовсе не имеет собственного мнения. И, пожалуй, именно эта черта характера больше всего раздражала меня в Филипе до тех пор... пока ему не пришло в голову влюбиться. В книгах Моэма нередко случается любовь без взаимности, и каждый раз я просто диву даюсь, почему автор не позволяет своим героям сохранить хотя бы остатки самоуважения.

Как только Моэм начинает рассказывать про отношения, сразу же весь фокус внимания смещается в эту плоскость. Я не имею ничего против романтики, но привязанность Филипа так нарочито деструктивна, что читать о его любви неприятно. Моэм, видимо, хотел сказать о том, что, хотя Филип и потерял голову от любви, всё же он потерял её не совсем, а поэтому замечает нездоровый цвет кожи, неприятный рот, вульгарность. Ох. Лучше бы он боготворил предмет своей страсти безусловно.

Признаюсь, финал книги удивил меня. Очень жаль, что в сердце главного героя так и не нашлось места для подлинного чувства, которое облагораживает душу и служит постоянным источником радости и вдохновения. Слишком ненадежно зыбкое счастье, которое может разрушить случайная встреча. А так мелькнет в толпе женская фигурка - и все, пиши-пропало.

Возможно, книга понравилась бы мне больше, если бы она была раза в три короче. О времени, проведенном Филипом во Франции и Германии, можно было бы с легкостью рассказать в двух абзацах. Впрочем, тогда Милдред стала бы безусловным центром этой маленькой вселенной - испытание, с которым справятся не всякие нервы. К счастью, для меня все это осталось позади. Перечитывать не буду.

Очень честный роман

В полном смысле роман – исповедь, роман о взрослении, роман о поисках своего места в жизни, о синяках и шишках, об ошибках и победах.
Автор не приукрашивает своего героя, вот он весь, со всеми своими недостатками, со всеми фанабериями и со всем гонором, со всей слабостью и со всей силой характера.
Вот почему-то этому герою веришь однозначно. Он полон проблем, он в общем-то малосимпатичный тип, особенно в юные годы, но тем не менее в нем узнаешь себя, некоторые свои черты, о которых может быть не знают окружающие, но ты-то знаешь! Разве тебе не приходилось испытывать чувство досады, когда в каком-то конкурсе ты занимал не первое место? Особенно если в глубине души ты был уверен в своей победе? Нет, речь не о том, чтобы держать лицо и пренебрежительно сообщать – «А я и не собирался», но вот там, внутри, где никто не видит, разве не было уверенности в своем превосходстве?

А любовь? Вот эта первая безумная влюбленность и в кого? В обыкновенную, пошлейшую девицу Милдред. И понимая умом, что она проста, примитивна и банальна, герой не в силах противиться зову сердца. А кто не был на его месте? Кто не влюблялся в совсем не подходящие объекты, а потом годы спустя недоумевал, что за морок замутил голову, что за нечисть овладела душой? И вот это понимание, что разум и страсть совершенно не обязательно соседствуют , и то, что умом ты понимаешь ничтожность избранника, не мешает сердцу болеть и тревожиться

А вера в свои силы? Ни на чем не основанная, вот эта полная уверенность, что одного искреннего желания достаточно, чтобы горы свернуть, и не может быть плохой картина, нарисованная от всей
души, и на самом деле это не левая рука в полтора раза длиннее, чем правая, а просто все смотрят неправильно и за мелочами не видят главного…

А друзья? Вот этот выбор друзей, этот поиск родственной души, который так легко запутать красивыми фразами и кто не клевал на внешне умные, но ничего не значащие слова? И как тяжело позже осознавать, что твой друг вовсе не друг, а красивая оболочка, и надеяться на него не стоило. А внешне нелепый человечек, смешной и самоуверенный оказывается надежной опорой и просто отрадой измученному сердцу.

Я читала и видела в этом нескладном парне себя в 18, в 20, в 25 лет. И неважно, что он мужчина, художник, медик, но он так же спотыкается и ошибается как я и мои сверстники в его годы…

Пожалуй, единственное, что несколько выбилось из честного рассказа - это "вознаграждение" героя чистой хорошей девушкой и осознание того, что любовь не есть страсть и истинное понимание того, к чему тянется душа. Немного благостно получилось и не бьется с предыдущим характером Филиппа.

Я люблю Моэма за то, что в своих произведениях он говорит о простых человеческих проблемах, с которыми встречаются обычные люди на своём жизненном пути. В его героях можно увидеть искренность и большие переживания по поводу несовершенства бренного мира.
Главным героем романа, о котором пойдёт речь в отзыве, является Филипп Кэри. Этот парень напоминает мне о том, что в юности каждый человек проходит определённые этапы, сомневается, ошибается в выборе рода деятельности и сердечного друга. Для меня Филипп – хороший и положительный мужчина. Он обладает всеми качествами, какими должен обладать настоящий мужчина. Филип порядочен, честен, серьёзен и добр. Герой принимает женское прошлое с пониманием и без напоминаний. Это достойно уважения.
Милдред не заслужила такого мужчину рядом. Она просто использовала его как запасной вариант, что категорически недопустимо в отношениях. Я презирала эту героиню и хорошо, что она остаётся с носом.
Думаю, что Филипу Бог посылал людей в помощь только потому, что он достоин и порядочен. Люди помнили его только с лучшей стороны и не оставались в стороне в трудные минуты. Филип обладает талантами в различных областях, он пробует и то и другое, находится в постоянном поиске, но, в конце концов, останавливает свой выбор на самой главной профессии.
Мне хочется надеться, что герой обретёт счастье с новой избранницей, ведь ему так мало в этой жизни нужно. Филип заслужил только самого хорошего.

Такой длинный роман, а высказаться о нём хочется коротко.

Во-первых, приложить чужое бремя (страстей) к собственному для меня было сейчас равно получить нагрузку х2 — ранней весной, когда и так дефицит сил и всё в жизни непросто. Я думаю, этот роман проще читать тем, у кого не столь бурная эмоциональная жизнь, как у вашего автора.

Во-вторых, это было... очень длинно.

Не сказать, чтобы текст читался тяжело, нет, язык (я, конечно, говорю про перевод) простой. Просто мне всё время не хватало мотивации возвращаться к роману. Я от него устала. От бремени, от страстей, от принимаемых решений (за многие из которых героя хотелось двинуть по голове чугунной сковородкой), от многостраничных описаний вроде бы событий, которые ни на что не влияют.

Это не производственный, не приключенческий, не любовный роман; это не то чтобы философская проза; это чистая психология — жизнь человека с раннего детства до зрелости.

Чему я рада — некоторым финальным решениям героя и достойному хэппи энду. Я не могла отделаться от постоянного желания сравнивать Моэма с Драйзером, который пишет о том же, но энергичнее — так, что оторваться вообще невозможно.

Но Моэм приводит героев к совсем не-драйзеровскому финалу, и спасибо ему за это. Иначе я бы совсем упала духом.

Филип Кэри в возрасте 9 лет остался сиротой и был отдан на воспитание к дяде-священнику. Нельзя сказать, что Филипу совсем уж плохо жилось в доме дяди, тот оказался человеком религиозным и очень эгоистичным, но в силу своих возможностей заботился о племяннике. Его супруга, женщина добрая, будучи бездетной обрадовалась, что в доме появится мальчик, но она совершенно не умеет обращаться с детьми и пытаясь наладить контакт с Филипом, сильно робеет перед ним. Все это привело к тому, что мальчик рос, погруженный в себя, лишенный душевного тепла со стороны окружающих. Усугубило дело еще и то, что он от рождения страдает искривлением стопы и сильно переживает по этому поводу, ему все время кажется, что люди обращают чрезмерное внимание на его уродство.

На протяжении всей книги мы наблюдаем за становлением Филипа как личности, за его поиском себя и своего места в жизни. Филип хочет найти дело, которое не только обеспечит ему финансовую поддержку, но и которое будет доставлять ему удовлетворение. Он не лентяй и не бездельник, он готов трудится, он в состоянии преодолевать трудности, но он не хочет заниматься тем, к чему у него не лежит душа или к чему нет способностей. Филип быстро и без сожаления понял, что не хочет всю жизнь проработать бухгалтером, он с сожалением обнаружил, что является достаточно посредственным художником, а вот в профессии врача человек с его характером может неплохо проявить себя.

Автору прекрасно удалось показать внутренний мир героя, его отношение к себе и к другим людям. Многие его поступки иррациональны, не логичны, совершаются под воздействием чувств и противоречат доводам рассудка. Он влюблен в недостойную женщину, он прекрасно понимает, что она за человек и он раз за разом пытается вернуть ее к нормальной жизни, чувствуя ответственность за нее, хотя источником всех ее проблем являются совсем другие люди. Филип способен проявить участие к совершенно незнакомым ему людям, чем очень располагает их к себе. Филип не является святым, в его голове тоже бродят недостойные мысли, но он из тех людей, кто способен хладнокровно анализировать свои желания и поступки. Он прекрасно осознает, что некоторые его побуждения низкие и подлые и это осознание удерживает его, ведь поддайся он искушению и совесть не даст ему потом покоя.

Моэм проводит своего героя через ряд испытаний, каждое из которых заставляет его по-новому взглянуть и на жизнь вообще, и на свою жизнь в частности, ставит перед ним в том числе и моральный выбор. Филип получился очень живым и интересным персонажем, автор не только придумал интересную историю, но и достаточно глубоко покопался в человеческой душе.

"Он подумал о своей мечте свести в стройный и прекрасный узор бессчетные и бессмысленные явления жизни; как же он не заметил, что самый простой узор человеческой жизни — человек рождается, трудится, женится, рожает детей и умирает — и есть самый совершенный?"

В конце 19 века Моэм написал большой автобиографический роман "Художественный темперамент Стивена Кэри", но издательство отклонило рукопись. "Бремя страстей человеческих", наверное, нельзя назвать автобиографическим, но некоторые факты и характеры перекочевали из неизданного, а герой сохранил ту же фамилию, хотя и сменил имя. И я поневоле пристально вглядывалась в Филипа, отыскивая в нём мысли, черты, характер автора и боялась найти. Филип Кэри показался мне не слишком приятным молодым человеком.
Главный герой из той неугомонной породы, которая любит грезить, гнаться за мечтой, не слушая доводов рассудка, а добившись желаемого, перегорать, не успевая оценить полученный дар.
Филипу очень сложно выбрать жизненный путь, ему не хватает терпения и смирения. Захотев поехать в Германию, он бросает школу, не доучившись всего лишь один семестр. Устроившись на работу, чувствует, что у него нет призвания к рутинным делам, загорается мечтой о Париже. Вопреки советам и наставлениям дяди, уезжает во Францию. Добился немногого - подражать другим, копируя манеру и перенося на полотно чужой рисунок. А годы идут.
Решил учиться на врача, получить профессию, начать работать... Но похвальное стремление не дало положительных результатов - одолела страсть к девице Милдред, которая всячески раздражала не только меня, как читательницу, но и самого влюблённого: она не была "ни интересной, ни остроумной; все её помыслы были пошлыми; её житейская хитрость отвратительна, ей недоставало доброты, душевности".

Страсти - главная тема романа, не зря же их тяжкое бремя вынесено в название книги.
Главный герой отказался от религии, порочные стремления души не всегда отягчают его совесть (возможно, исключением можно считать желание приблизить смерть дяди), но он терзается ими, они делают его слабым и безвольным. Мне сложно его понять и согласиться с выстраданным заключением: "мудрость в том, чтобы брать от людей хорошее и быть терпимым к дурному". Хотелось бы, чтобы преобладало желание давать хорошее...

Моэм обнажает человеческую сущность, не скрывая низких желаний, гордыни, озлобленности, стыда, но делает это больше для себя, чем для читателя. Он считает, что любой художник творит, чтобы в процессе творчества избавиться от давления материала. "Все свои грехи и безумства, несчастья, выпавшие на его долю, любовь без ответа, физические недостатки, болезни, нужду, разбитые надежды, горести, унижения - все это он волен обратить в материал и преодолеть, написав об этом... Все недоброе, что с ним может случиться, он властен изжить, переплавив в строфу, в песню или в повесть".

Если бы меня спросили, как можно определить жанр «Бремени страстей человеческих», я бы сказал, что это художественно-психологическая биография вымышленного героя на историческом фоне Англии рубежа XIX-XX веков.

Откровенно говоря, мне роман показался затянутым. Моэм довольно сдержан в стилистическом отношении, в котором он схож с более поздним Хемингуэем, но этим сдержанным языком исписаны несколько сотен страниц. Описание унижений Филипа, страдающего от несчастной любви, во второй половине книги уже начинает казаться бесконечным и попросту утомляет. Возникает впечатление, что любовные страдания приносят автору какое-то наслаждение, которое он переживает вновь, когда пишет о них. Об этом косвенно свидетельствует рассказ о деньгах, данных Филипом Гриффитсу и Милдред — Филип хотел прочувствовать это страдание полностью и до конца. Моэм говорил, что он пишет в первую очередь для того, чтобы освободиться от чувств и образов, роящихся в его голове. В этом смысле, «Бремя страстей человеческих» можно воспринимать не только как художественное произведение, но и как что-то вроде исповеди (нет, не в смысле покаяния).

Я не припомню книги, в которой эволюция образа главного героя занимала бы столь важное место, как в «Бремени».

В начале романа Филип — это плохо социализированный подросток, что объясняется отсутствием нормальной семьи и нормальных отношений с родителями. Привыкнув к ощущению своей ненужности для дяди, он заранее готов признать свою ущербность и неправильность, своё отличие от остальных детей; хромота и издевательства в школе только усугубляют эти черты его характера. Естественным следствием его одиночества становится чтение; благодаря книгам его развитие уходит далеко вперёд, и теперь уже он относится к сверстникам с презрением, хоть и продолжает им завидовать. Из-за своего комплекса безотцовщины он легко привязывается к тем взрослым, кто проявил к нему хоть какую-то доброту (учитель Райс, директор Перкинс); в свою очередь, и этим взрослым Филип интереснее, чем другие дети, потому что он опережает их в развитии. Как типичный интроверт, Кэри способен на действительно глубокую привязанность: все те чувства, которые экстраверты распыляют между многими друзьями, он отдаёт немногим или вовсе одному (Розу, например). Но и в ответ он требует не менее глубокой привязанности: не получив её, он разочаровывается в друге.

Пожалуй, главная особенность образа Филипа — это его желание жить своей собственной жизнью, так, как ему хочется, а не так, как велит ему общество. Он хочет посмотреть мир, попробовать себя в разных занятиях и выбрать действительно своё, а не сидеть в конторе от звонка до звонка. В этом и причина его страданий (есть ещё Милдред, но о ней чуть позже) — как-никак, человеческое существование вовсе не предназначено для счастья, и жизнь карает тех, кто вздумал уклониться от дороги, что считается единственно верной.

Здорово удивило то, что Филип разорвал старое письмо своей матери, найденное им в бумагах дяди. Зачем и почему? Неужели потому, что религиозность миссис Кэри настолько не совпадала с его собственным мировоззрением, что оказалась ему противна? А ведь это письмо могло бы стать одним из тех немногих предметов, которые напоминали бы ему о матери (мы помним, что случилось с её последней фотографией). Этот момент кажется ещё важнее, если вспомнить, что из-за своего мировоззрения Филип не надеется встретиться с матерью после смерти.

Мисс Уилкинсон действовала, быть может, и не вполне осознанно, но в полном соответствии со своими собственными желаниями. Чем дело закончится, она знала заранее; и почему бы одинокой даме не поиграть в любовь с молоденьким мальчиком? А вот дальнейшее её поведение — то, как она изводила Филипа своей ревностью, писала ему письма на французском, обвиняя его в холодности — это уже смесь созданной ей самой для себя самой иллюзии (и, опять же, она прекрасно понимала, что её «отношения» с Филипом — это не более, чем иллюзия) и обыкновенного нытья.

Фанни Прайс уехала учиться в Париж по той же самой причине, что и сам Филип: она сбежала от опротивевшей до смертной тоски рутины лондонского «делового мира». Дороги назад для неё нет — возвращаться к безразличным к её судьбе родственникам она не станет. Эти скучные и ограниченные люди не в состоянии даже понять, что душа может желать чего-то более возвышенного, чем деньги и дешёвые развлечения в часы между добыванием денег и сном, нужным для подготовки к новому сеансу добывания денег. И именно такие люди в нашем мире преуспевают и будут преуспевать, потому что так устроено наше общество, для которого человек с обострённым чувством прекрасного — это аномалия или, во всяком случае, лишний элемент. Трагедия Фанни в несоответствии её способностей её желаниям — она не желает жить в мире, в котором ей предназначено место гувернантки, но стать не гувернанткой, а кем-то другим, она не может — у неё нет для этого способностей.

Несёт ли Филип ответственность за судьбу Фанни? Вопрос для меня особенно интересный после недавнего знакомства с «Нетерпением сердца» Цвейга. Поразмыслив хорошенько, я отвечу — нет, не несёт. Чужая влюблённость сама по себе ещё не налагает никаких обязательств по отношению ко влюблённому. Ответственность человек в любом случае несёт только тогда, когда он принял её добровольно. И если Антон Гофмиллер в случившемся с Эдит, безусловно, виноват, потому что он принял ответственность за её судьбу, позволив надеть кольцо и сыграв роль благосклонного возлюбленного, то Филип Кэри никаких оснований для беспочвенных надежд девушке не давал. Да и, прямо скажем, никаких добрых чувств, кроме жалости, злобная, хамоватая, завистливая и бесталанная Фанни Прайс не вызывает.

Вообще, среди этого сообщества художников, похоже, немало таких добровольных или вынужденных эскапистов, выброшенных на обочину жизни «серьёзных» людей или самих бежавших от неё. Исключение здесь, пожалуй, Флэнаган, для которого парижская жизнь и творчество — это юношеский вояж сына богатых родителей. И посреди всего этого стоит Филип Кэри, жаждущий жить жизнью деятеля искусства, но не имеющий действительно заметного дарования для этого искусства, хоть и убедивший себя в обратном. И да, скажу всё-таки — ох, как же Кэри в парижский период своей жизни напомнил мне другого неудачника от искусства — известного австрийского художника. Известного, к сожалению, вовсе не своими картинами.

Истории обитателей Латинского квартала напомнили «Потерпевших кораблекрушение» Стивенсона, из которых я, собственно, впервые об этом квартале и узнал.

Довольно долго мне почти нечего было сказать о Милдред. Своё мнение о ней я смог сформировать только ближе к концу книги. Не думаю, что хоть кто-нибудь из читателей может сказать хоть что-нибудь хорошее об этой женщине, беспрестанно твердящей о «джентльменах в полном смысле этого слова», и в то же время не имеющей ничего общего с настоящей леди. Её бесконечный цинизм, потребительское отношение к людям и патологическое враньё делают из неё какую-то омерзительную тварь, для которой важны только собственное самомнение, собственная выгода и собственные развлечения.

Да, нельзя осуждать человека за отсутствие любви — это дело добровольное, и насильно никого любить не заставишь. Милдред не виновата в том, что она не любит, не может и не собирается полюбить Филипа. Если бы она его просто отшила, дав ему понять, что он ей не интересен и никогда не будет интересен, никаких вопросов к ней у меня бы не было. Но она-то этого не делает! Вместо этого, она нагло использует его, не давая взамен ничего, кроме своего презрения и страданий. Оставаясь на низком уровне развития, она не считает нужным двигаться куда-то дальше; после всех жизненных неурядиц, которые она перенесла, её отношение к жизни и к другим людям ничуть не изменилось. Разве что теперь она готова платить Филипу собой за то, что он её содержит; вот только самому Филипу это уже не нужно. Неспособная на создание чего-то своего, Милдред лишь портит чужое — чужую жизнь, чужое добро. И да, именно рассказ о разгромленной квартире, особенно из-за изрезанных картин, повлиял на моё отношение к ней больше всего. И, в общем-то, место Милдред, которое она заслуживает — именно там, где она оказалась в итоге, и откуда Филип её ненадолго вытащил — совершенно зря, разумеется.

Милдред совсем чуть-чуть, но всё же напомнила мне Молль Флендерс из романа Дефо. Молль тоже смотрит на мужчин как на источник средств для собственного существования; разница в том, что Флендерс по крайней мере честна с ними и не причиняет им вреда (ну, за исключением одной кражи).

Отношение Филипа к Милдред и его поведение в этих отношениях вызывают стойкий такой фэйспалм. Это насколько же надо не иметь гордости, да что там, даже обыкновенного чувства собственного достоинства, чтобы терпеть всё это и с счастливой глупой улыбкой наступать на грабли? Возможно, эти эпизоды воспринимаются полнее, если читатель сам страдает от неразделённой любви, а я сейчас чересчур трезв в этом отношении. Замечу только, что отношения героя с Милдред — это прекрасное доказательство того, что любовь — дело совершенно иррациональное, и искренне любить можно и такого человека, к которому твой рассудок испытывает только отвращение.

Собственная философия Филипа, которую он старался вывести после отречения от живописи, здорово напоминает ницшеанскую. Так же, как и Ницше, Филип строит свою систему на индивидуализме, на противопоставлении личности обществу, на отказе от морали. Схожи и их взгляды на государство, но если для Ницше государство — это однозначный паразит, у которого «даже зубы краденые», то для Кэри это зло, с которым приходится мириться, и которое имеет право на существование постольку, поскольку оно сильнее отдельной личности.

Насчёт природы совести я с Кэри не согласен: по-моему, совесть — это качество личностное, а не общественное. Хотя на это можно посмотреть и по-другому. Если совесть — это продукт родительского воспитания в детстве (я сейчас не буду касаться религиозной точки зрения, что совесть — это голос Бога или ангела-хранителя), то да, это качество общественное. Возникнет ли совесть у ребёнка, выросшего в лесу с дикими зверями или на необитаемом острове, никогда не видевшего других людей? Я думаю, что нет.

Мысли Филипа (и Моэма, соответственно) об узоре жизни интересны, но согласиться я с ними не могу. По сути, Моэм вместо того, чтобы попытаться опровергнуть тезис о бессмысленности и бесцельности человеческого существования, поднимает этот тезис в качестве знамени. Вместо того, чтобы попытаться решить проблему, он её отрицает. Для себя я пока что могу разрешить эту проблему так: существование даже самого обычного человека не бессмысленно, если он стал хорошим супругом и родителем, прокормил и воспитал детей, тем самым выполнив свой долг (добровольно принятый, разумеется). Существование писателя, музыканта или художника не бессмысленно настолько, насколько он обогатил культуру человечества. Существование врача не бессмысленно настолько, сколько жизней он смог спасти. То есть, выбор между бессмысленным существованием и осмысленным зависит от решения и действий самого человека. Моэм же отвечать на этот вопрос отказывается; как по мне, его утверждение бесцельности жизни только усиливает и без того неслабое суицидальное настроение в романе.

Если в первую очередь «Бремя страстей человеческих» — это психологический роман, то во вторую это всё-таки роман социальный. И дело тут не в Торпе Ательни, который не прочь поболтать о том, что в социалистическом государстве ему платили бы пенсию. Моэм рассказывает о нищете настолько убогой и жуткой, что дело доходит до убийства новорожденных детей, которых всё равно не на что будет кормить (замечу вскользь, что изобретение контрацепции в этом контексте пришлось ой как кстати). На фоне этой безрадостной нищеты особенно заметно, каким уважением окружена фигура врача, с которым вежливо здороваются даже гопники в тёмных переулках, не говоря уж о полисменах.

Социальный аспект романа Моэм раскрывает не только через нищету пациентов лондонских больниц, но и через злоключения самого Кэри. И вот здесь мы подходим к третьей, после психологичности и социальной направленности, особенности романа.

Штука в том, что обществу вовсе не нужны художники, писатели и музыканты, во всяком случае, в количестве большем, чем минимально необходимое. Обществу нужны люди, вовремя приходящие на работу, прилежно работающие положенное количество часов в неделю, а в свободное время пьющие пиво (тем самым обеспечивая сбыт для отечественной пивоваренной промышленности) и листающие футбольные журналы (тем самым отягощая карманы издателей и губя деревья). Телевизор с новостями в девять вечера во времена Моэма ещё не изобрели, да. А художники, писатели и музыканты нужны в минимально необходимом количестве лишь затем, чтобы развлекать этих производителей прибавочной стоимости в часы между кружкой пива и изучением футбольного журнала, попутно извлекая прибыль для издателей и звукозаписывающих компаний. И если вы считаете жизнь такого общества убогой и уродливой, то у вас в голове если и не дурь, то уж совершенно точно ветер. И вообще, хватит читать рецензию, не то на работу опоздаете. Если вас вышвырнут, будете лежать на лавочке в парке, как Филип.

Вот поэтому «Бремя страстей человеческих» — это не только психологический роман и не только социальный роман. Это ещё и идеальная антиутопия для мечтателей и созерцателей, искренне верящих в то, что можно жить так, как хочется, а не так, как приходится.

Кажется, что именно на этот вопрос пытается ответить Моэм в своем автобиографическом романе. Пытается ответить исключительно через откровенный самоанализ, поиск себя.
Всю жизнь его главный герой - Филип Кэри - пытается уйти от христианства, но как ни крути, в глубине души он все равно искренне верит в бога. Он уходит от религии, но не может оставить христианскую мораль, которая проникла в него с молоком матери.
Кажется, что главный герой очень несчастлив: ему не везет буквально ни в чем, ни в работе, ни в любви. Его глаз художника с первой секунды выцепляет в во всех егодевушках отвратительные недостатки, видя которые, он понимает, что не может любить. Он нарочно грешит, и смеется над этим, пытаясь опять же уйти от веры.
Он видит, насколько человечество несовершенно и подвержено страстям. Он видит свои страсти: поиск счастья, навязчивая идея жить прошлым или будущим. Порой бывает и так, что жизнь начинается только в 30. Но это происходит только с таким образом мышления как у Филипа: когда все хорошо, есть профессия, жена, дом и уют.

Раскрою вам секрет: жизнь уже давно началась. И она не закончится в момент несчастья. Несчастье -
это тоже жизнь.

Кажется, это то, что еще раз подтвердила книга Бремя страстей человеческих.