Соединенные честью

Нэнси Коллманн

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,4

7 оценок

5
57%
4
29%
3
14%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 10Хотят прочитать 19

Рецензии

red_star15 июля 2020 г.
Не хлебом единым
Я начинаю привыкать, что сначала идет электронная книга, а потом возникновение/отсутствие желания найти бумажную. Так было и на этот раз, сначала я вчитался в текст Коллманн, а потом пошел искать издание 2001 года (благо букинистов в Питере много). Кто бы не захотел поставить себе на полку исследование, в котором автор долго и красочно описывает термины, которыми ругали друг друга московиты XVI-XVII веков? И не просто ругали, а что они в эти слова вкладывали, от «лысого дьявола» до «гривенного воеводишки».
Коллманн в этой книге, как и в «Преступлении и наказании» , пишет о том, что Россия раннего нового времени была частью Европы, в том смысле, что все наши особенности укладываются в общий континуум европейских режимов, всему есть аналогия, то в Англии, то в Италии, то во Франции (пожалуй, проблемы только с местничеством, оно уникально по форме, но не по содержанию). Собственно, борьба за признание/непризнание России частью Европы/Западного мира/мейнстрима имеет, как кажется мне, социологические/политические основания – Коллманн среди прочего рассказывает, что во времена Холодной войны тоталитарная теория расползлась и втянула в себя не только советский период нашей истории, но и Петра I, и Ивана IV. Потом этот душок быстро и незатейливо проник в работы отечественных специалистов, писавших на рубеже 80-90-х, тогда как на Западе, наоборот, окончание противостояния двух систем позволило выйти за пределы этой политически ангажированной парадигмы.
Коллманн как раз пытается качнуть маятник как можно дальше. Так, саму книгу о роли чести в московском обществе предваряет очерк устройства Московской Руси, в котором автор рисует картину гетерогенного общества, в котором центральная власть вынуждена делегировать полномочия, подстраиваться под региональные элиты (пытаясь в процессе перемоделировать их под себя), находить модус вивенди с землевладельцами. Этот образ далек от юридической фикции, согласно которой в России уже было неограниченное самодержавие. Собственно, Коллманн утверждает, что эта фикция наполнилась содержанием только к Екатерине II, от которой можно вести отсчет просвещенного абсолютизма, но и в этом случае не стоит переоценивать независимость самодержцев от влияния среды.
После того, как теоретическая рамка задана, Коллманн рассказывает о делах чести. В каком-то смысле книга Коллманн служит хорошим аналогом книги Натальи Старченко, которая пишет о делах чести на Волыни, входившей в то время в состав Речи Посполитой. Возможность сравнения радует, ибо очень уж много параллелей возникает (и несомненных сходств). Любопытнее всего мне показалось общее негативное отношение к необходимости приносить клятву в доказательство верности своей позиции. Почти всегда дело не доходило до этого, ведь, если верить Старченко, церковь порицала принесение клятв как таковых (Коллманн не знает причины отказов, просто фиксирует их), поэтому часто дела превращались в поединок воль – кто раньше дрогнет и перестанет требовать от противной стороны присяги (сам процесс по обеим сторонам границы, если верить исследовательницам, был практически одинаков).
В целом большая часть дел (а Коллманн создала базу данных на основе архивных документов) не доходила до приговора – у вызова в суд почти всегда было самостоятельное общественное значение, не предполагавшее решения суда. Однако очевидно, что суды из-за оскорблений, из-за местнических споров, из-за пренебрежения установленными нормами сексуального поведения были привычной частью жизни московитов – само обилие дел делает их рутинными. Коллманн к тому же утверждает, что европейский опыт и его российский извод позволяют говорить, что количество дел об оскорблении чести растет при изменении самого общества – обычно власть имущие больше обижаются, когда их социальному положению что-то угрожает.
В этом плане курьезнее всего выглядит местничество. Коллманн считает его специфическим ответом на разрастание привилегированного слоя в XV веке – объединение Руси при Иване III привело к тому, что осязаемая группа сановников вокруг князя превратилась в большую, без личных контактов группу. В этот момент иерархия старшинства стала инструментом, который смог позволить интегрировать эту группу в работающий механизм. Дальнейший рост, однако, все усложнил, ибо часто люди оказывались в одинаковых позициях к предкам и друг другу, что приводило к дрязгам и раздорам. И хорошо, если дело ограничивалось спорами на пирах – два случая поразили мое воображение, когда один гордец отказался сидеть ниже другого, был насильно усажен, но все время пира сползал с лавки под стол, чтобы не позориться, и когда, узнав рассадку, другой гордец просто не явился на пир и был принесен на него завернутым в ковер. Но ведь такие споры могли мешать военным кампаниям, поэтому относительно быстро стала использоваться присказка «без мест», т.е. данная расстановка не создавала прецедента на будущее.
Но, если верить Коллманн, основной особенностью российского понимания чести было то, что ее имели не только дворяне и бояре, но почти все население страны. Штрафы привязались к годовому доходу, налагались в зависимости от соотношения рангов (Коллманн рисует схему и описывает (если ранг 5 оскорбил ранг 2, то штраф такой, если 2 оскорбил 5, то такой, etc.)).
В итоге получается картина живого, динамичного общества, имеющего свой этос, который описывал идеальное состояние, к которому пытались приблизиться, использую развитую правовую культуру. Все судились со всеми, все пеклись о своей чести, а царь вынужден был поддерживать эту систему. Картина очень уж благостная, понятно, что в жизни было сложнее, но в чем-то такой подход нужен, чтобы скрасить однообразный рассказ о вечной российской авторитарной/тоталитарной матрице.
P.S. Коллманн много и любопытно пишет о гендерных ролях, утверждая, что официальный патриархат давал женщинам, принимающим условия игры, довольно много возможностей для реализации амбиций. Крайне пуританская система имела несколько системных багов, которые в умелых руках позволяли женщинам играть важную роль в обществе. Было бы любопытно почить об этом больше.
Читать далее
50
905
DeadHerzog17 декабря 2020 г.
Ты почто боярыню обидел?!
Книгу стэнфордского профессора Нэнси Шилдс Коллманн о практиках защиты чести в России в XVI-XVII веках можно условно разделить на две неравные части. Первая - это как раз о том, что такое честь у московитов, как они ее воспринимали, ~~какие ругательства использовали~~ как защищали и как ко всему этому относилось государство. Во второй части, побольше, автор сужает поле зрения и изучает только высшую аристократию, то бишь уникальное русское явление под названием местничество.
Одна из основных идей Коллман - это то, что понятия чести и ее защиты в Московии мало чем отличались от современных ей европейских. То есть автор прекрасно видит разницу (например, богатый юридический аппарат, отсутствовавший у наших предков) и различия, но они ее мало интересуют, а интересуют ее сходства и одинаковые тенденции развития. Кроме того, Коллман подмечает те моменты вокруг чести, достоинства и судебных тяжб на эту тему, которые выделяли московскую практику в выгодную сторону по сравнению с Европой - например то, что понятие чести распространялось на все население Московского царства (кроме преступников) в отличие от европейских традиций, где некоторые гильдии и профессии (мясники, палачи, цирюльники) чести не имели априори.
Вклад же Коллманн в обсуждение местничества заключается в том, что она полагает его механизмом защиты и адаптации в быстро растущей элите царства, механизмом, помогавшем решать конфликты без межклановых войн и кровавых вендетт. Он позволял сохранить лицо старой элите и найти свое место новой - без потери чести и статуса. Разборки между служилыми князьями да боярскими сынами занимательны и эффектны, однако возникает ощущение наличия обратной пропорции - чем меньше группа людей, тем больше ей уделено в книге места. Анализ местничества и места чести в создании дворянской корпорации занимают значительно больший объем, чем изучение напряженности и проявления агрессии в общей популяции.
Коллман по ходу разрушает одну из наших духовных скреп, в красках демонстрируя, что московиты массово подавали друг на друга в суды, не щадя своих чад и домочадцев и внутрисемейные разборки часто выплескивались на глаза общинных, воеводских и царских судов - ни отцы не стыдились судиться с сыновьями, ни дочери с отцами, ни жены с мужьями.
Автор интересно рассматривает патриархат, доказывая, что он был крайне нужен для стабильности семьи и общины, а также как замена социальной помощи, которую в условиях нехватки ресурсов не могли оказывать ни государство, ни церковь. Жестко угнетая женщин патриархат, тем не менее, полагает Коллманн, защищал их - в ситуации крайне нестабильного внешнего мира - от насилия и бесчестья и давал возможность (если женщины подчинялись правилам) использовать себя для создания определенных рамок независимости.
К сожалению, во второй части, после местничества, Коллманн ударяется в описание процессов бюрократизации царства и изменении в мировоззрении аристократии, и хотя это страшно интересно, не до конца понятно, как это относится к заявленной теме (да и использование дидактической религиозной литературы в контексте практик о бесчестье выглядит сомнительно, так как при низком уровне грамотности размышления церковных авторов скорее выдают желаемое, нежели действительное). Так что фактически разбор понимания и применения чести в XVI-XVII веках - это только первая треть монографии. Книга того же автора о судебных практиках и уголовном процессе Московского государства смодулирована гораздо четче.
Читать далее
45
700
Savvatij18 декабря 2024 г.
"Нынечя ты, детина, у нас ушёл, а потом ты у нас не уйдёшь, будешь ты у нас и без головы, а в деревне тебе с нами не жити"
Суперская книга, читать такое после учебников, которые пытаются впихнуть в себя невпихуемое или после претенциозных и тенденциозных "научных" работ, в которых автор отходит от темы и начинает заниматься освещением исторических событий только с выгодной для себя стороны - огромное удовольствие. Если вы не знаете, с чего начать погружение в мир раннего нового времени, то можете начать с этого исследования. Нэнси Шилдс Коллманн (профессор Стэнфордского университета) рассматривает новый комплекс исторических материалов (дела о "бесчестье", многие из которых в научный оборот попадают впервые), которые увлекательнейшим образом анализирует, цитируя наиболее красочные судебные дела и оскорбления одних жителей Московии другими - тут и "псаревич", и "гривенный воеводишка", и "неслуга". Автор предпринимает попытку осознать, чем была эта самая "честь" для боярина и стрельца, крестьянской жены и купца с его семьёй. Н. Коллманн всегда обращается к работам своих коллег, которые занимались этой же темой, но на материале Французской, Британской или Итальянской историй. Её выводы о России 16-17 веков таковы - это была страна, которая разделяла некоторые общие для всей Европы дискурсы и идеи, а значит не надо поддаваться соблазну понимать её, как что-то выходящее из ряда вон, отстающее и тоталитарно-угнетающее население. Волей неволей царь, элиты, простой народ избрали "дискурс чести", как общую для всех категорию, которая может стать основой единения и чувства общности. Именно поэтому была организована понятная всем судебная процедура для дел о "бесчестье", именно поэтому для снятия социальной напряжённости люди судились и уже в суде (а часто и до начала дела) избирали различные стратегии для разрешения конфликта.
1 и 6 главы книги, а также эпилог, носят некоторый теоретизирующий и обобщающий характер, без чего, конечно, трудно обойтись, когда речь идёт о таких неоднородных понятиях, как «дискурс чести», «концепции единения» или «стратегии интеграции элит». Но пробегать их, наверное, не стоит, потому что они отлично подготавливают читателя к тому, с какой точки зрения (отличной от простого описания, экономического, военного или какого другого ракурса) автор смотрит на эпоху.
Сами дела о "бесчестье" анализируются во 2 и 3 главах, поэтому они мне показались самыми интересными в книге. Там Н. Коллманн выводит свои основные положения, связанные с понятием чести в России раннего нового времени - это и то, что судились чаще всего люди одинакового социального положения (крестьяне с крестьянами, служилые со служилыми, посадские с посадскими и т.д.), что было вызвано их тесным взаимодействием из-за проживания в одной общине или несения службы в одних и тех же местах, или то, что в практике защиты чести (которая носила коллективный характер, как то: честь семьи, честь рода..) можно увидеть стремление жителей Московского царства достичь некоторого идеального состояния общества, которое возможно при торжестве центральных общественных ценностей (смирение, благочестие, патриархальные принципы). Другой вопрос, насколько эти ценности так и оставались в поле дидактической и поучительной литературы, а насколько действительно воплощались в реальную жизнь.
Главы 4 и 5 посвящены институту местничества. Тут очень ценна сдержанная и рассудительная позиция автора, которая стремится максимально беспристрастно оценить роль, которую этот институт играл во взаимоотношениях между самими элитами, между элитами и царём.
В эпилоге Н. Коллманн проводит очень смелую попытку проследить преемственность в развитии института чести через века - в 18, 19 столетиях. И вообще-то, наблюдения эти очень меткие и заслуживающие внимания. Конечно, эта тема заслуживает отдельных книг (наверняка такие написаны), но радует, что автор предлагает нам дальнейшее развитие своей мысли.
Резюмируя сказанное (лишь малая часть содержательного научного труда) - книга отличная, потраченное время полностью окупилось.
А ещё обложка супер!!!!!
Читать далее
1
65

Все рецензии

Цитаты

SevaPolishchuck27 января 2018 г.
Таким образом, неудивительно, что в языке Московской Руси отсутствовало слово «общество». В конце XVII в. белорусский ученый Симёон Полоцкий, перефразируя гражданскую поэзию Плутарха, для обозначения общества создал слово «гражданство», но оно не получило распространения . Современное русское слово «общество» получило свое значение лишь в конце XVIII — начале XIX вв. и также впервые появившись в переводах европейских текстов.
0
300
SevaPolishchuck27 января 2018 г.
В 1671 г. родственники Гришки Отрепьева, известного в русской истории самозванца, претендовавшего на трон в 1605 г., просили изменить родовое прозвание с Отрепьевых на Нелидовых. Их челобитная перечисляет примеры верной службы членов рода государю, но жалуется: «и служа тебе, великому государю, мы, холопи твои, верно и со всяким усердием, от всяких людей принимаем понос и укоризну болши шестидесяти лет внапрасне за наше прозвище для воровства ростриги Гришки Отрепьева». Просьба была исполнена, и новая фамилия записана в Разряде.
Читать далее
0
116