Семь столпов мудрости

I`m different, - говорит Лоуренс своему проводнику-арабу. Кто из мыслящих людей не готов подписаться под этим? Я – иной, поэтому мой путь – это мой путь, я его избираю, я его придумываю, я его создаю для себя. Книга – именно об этом. Между строк – созданная для себя миссия, почти на грани мессианизма. В этом – смысл, в этом – оправдание и самоуспокоение, экзистенциальное успокоение, не эмоциональное. Но в этом – и главная, а, может, и единственная причина почти крушения, и если не крушения, то трагедии – точно. В любом случае личность автора – совершенно незаурядна и не потерялась среди исполинов той эпохи.

По-человечески живая и слабая личность Лоуренса, как она преображается с постановкой самому себе сверхчеловеческих задач! Это ведь история того, как из офисного планктона вырастает завораживающе громадный голубой кит (голубую тему – ну как же её обойти по нынешней жизни-то). История преображения – антитезы превращению кафкианскому. Что ведет из сытой и в общем безопасной жизни штабного червя, пусть и называемого аналитиком, в пекло, которое сами арабы называют «сковородкой дьявола»? Конечно, без тщеславия здесь не обойтись, без честолюбия, разумеется. А что, кто-то в этой жизни без перечисленных земных грехов обходится, ну или, по крайней мере, не мечтает об этом?

Нейл Фергюсон в своей «Империя. Чем современный мир обязан Британии?» вопрошает: зачем Лоуренс рассказывает всему миру об изнасиловании его турецким комендантом городка Дераа? По той же причине, по которой рассказывает начальнику английского экспедиционного корпуса полковнику Алленби о понравившемся ему чувстве, испытанном при расстреле им же спасенного араба. Спасенного в результате чуть ли не философского спора с Али о предначертанности всего. Одним тщеславием не объяснить эти откровения. И чувством величия в собственных глазах – тоже. Неосознанное желание освободиться от травмирующих воспоминаний – да, и это тоже. Вот так, в совокупности грехов и достижений, и живет человек, и несет свой крест, и самоутверждается – от аравийской пустыни до Северного и примкнувшего к нему полюсу Южному.

Что чувствует, а главное – как жить дальше после того, как тебя внутренне измяли – выражение Юрия Нагибина из его дневников? Мавр сделал своё дело, - так всегда и случается. Ему на смену приходит новый и всё повторяется, повторяется в миллионный раз. Так вот, после использования не по прямому назначению, Лоуренс продолжил жизнь достойно, это тоже есть в книге. А вот то, что случилось после смерти, по известной причине в книгу как авторский текст не вошло. А именно: империя достойно воздала своему подданному. Он не то, что не был забыт – в обществе, которое чтит своих сыновей, это и невозможно – похоронен защитник и строитель Империи в соборе Святого Павла в Лондоне.
Книжку прочесть нужно обязательно. И посмотреть прекрасный фильм Дэвида Лина 1962 года «Лоуренс Аравийский». Исполнитель главной роли Питер О`Тул скончался несколько дней назад.

Путающиеся в голове названия городов и имена, чуждые русскому уху, сменяющие друг друга операции, многочасовые переходы, обсуждение планов.
Непростая книга, именно потому непростая, что знатоком войны я явно не являюсь, а все арабские названия плавно в голове сливаются в одно. Но тем не менее отложить книгу в сторону не было и мысли. Потому что даже не улавливая или упуская некоторые военные тактические ходы, не всегда запоминая как зовут того или иного шерифа, ни на минуту не проходит ощущение, что книга очень одушевленная. Ты вместе в ними проделываешь многочасовые переходы по пустыне, радуешься колодцу с водой, продумываешь предстоящую операцию.
А главное - ловишь себя на мысли до каких размеров сужается мир на войне. Все, что кажется значительным здесь, в этом мире, там теряется, удаляется, уходит на задний план. Остается цель, очень простая цель, непонятная нам тут, в большом мире, но все мысли военного только о ней, об успешной операции, выполнении задания, выживании. Возвышаясь над всем этим, глядя издалека конечно осознаешь всю бестолковость, беспросветность войны, всю ее бессмыслицу. Умирать, убивать, захватывать земли, освобождать земли, подчинятся одним, а после другим, воевать против тех, с кем вчера был по одну сторону. Но, кажется, это такая же потребность людей, как вода и пища, иначе ничем войны испокон веков не объяснить. Не стремление убивать, конечно, потребность, но власть, стремление к ней, желание обладать, подчинять, быть сильнее других. Да и природа постаралась, ведь надо же как-то регулировать население на планете земля, болезни по одну сторону справляются с этой задачей, а люди по другую ничуть не уступают. Так что все закономерно.

А книга действительно живет, дышит и греет, хоть и про войну. Потому что потрясающе передан дух страны, народа, места, сказка востока, со всей своей магией обволакивает и дурманит.

Лоуренс Аравийский не был ни писателем, чтобы расставить верные художественные акценты и подобрать удачные образы и слова, ни журналистом, чтобы подать свой материал динамично и гладко. В то же время, будучи очевидцем, активным участником, храня в душе тайные личные мотивы и амбиции, он сумел описать восстание в пустыне так, чтобы между строк остался тончайший привкус романтики и авантюризма. Да, иногда книга превращается в сухой, отстранённый отчёт о военных приготовлениях, сборе резервов и планировании операций. Да, то и дело ждёшь и не получаешь какого-нибудь глубоко личного, прочувствованного замечания или меткого словца - быть может, капли британского юмора. Но лишая подобных маленьких авансов читателя, книга одаривает другим. Всё повествование, как единое полотно, дышит уважительным отношением к чужой культуре, окружению, сильным личностям, а главное - неколебимой заразительной верой в правое дело. За строками определённо чувствуется безрассудная горячность молодости со всеми её завышенными требованиями к миру и к себе. Что может быть приятнее, чем увидеть в книге характер и личность её автора, особенно такой легендарной фигуры, как Лоуренс Аравийский? Быть может, только посмотреть одноимённый фильм, чтобы читая, уже представлять перед глазами те незабываемые пейзажи, игру молодого Питера О'Тула и горькое ощущение надломившейся сказки в конце.

Вот и закончилось двухлетнее приключение офицера британской разведки Томаса Эдварда Лоуренса в Аравии времен Первой Мировой войны взятием Дамаска в начале октября 1918 года, и закончилось мое двухлетнее чтение его мемуаров сейчас, тоже в начале октября. Какое это счастье!

Какой же это был тяжкий труд читать этот талмуд! Каждый раз берясь за него снова и снова, я погружался в зыбучие пески Аравии, терял понимание происходящего как от пустынных миражей, вместе с Лоуренсом покачивался в седле верхом на верблюде под палящим солнцем, и пил тухлую воду из дряных колодцев, и снова отправлялся в путь, в безжалостную пустыню, испытывающую тело, дух и совесть, и конца и края этому невыносимому испытанию было не видно. Не даром Лоуренс в конце снова и снова пишет, как же ему осточертело так жить и как он просто хочет домой.
Но какое же это было путешествие! Офицеру, бывшему востоковедом и исходившем пешком половину Ближнего Востока, британское правительство во время Первой Мировой войны дает задание: собрать под началом Фейсала, сына короля Хуссейна, все арабские племена и кланы в одну мощную армию, способную выгнать со своей территории, при некоторой военной помощи британцев, засевших в этих краях уже сотни лет турок. И вот Томас Лоуренс, одетый в белоснежные восточные одежды, отправился странствовать по пустынным землям от одних кланов к другим, собирая их в одно целое, и не позволяя арабским вождям перебить друг друга, но возрождая в них единый дух арабского национализма, чтоб перевести свою ярость на турок и ударить в них единым фронтом. Да, сладкие сказки обещал Лоуренс арабам: как они, выгнав с помощью британской армии турок со своих земель, получат свободу и независимость и собственное объединенное правительство, не взирающие на межклановые и межплеменные распри. Как бы не так, думал Лоуренс, ненавидя себя за то, что вынужден возбуждать в арабах возвышенные мечты о том, чего никогда не будет, ведь не оставят варваров на верблюдах в покое европейские державы, не нужно им мощное государство под боком, но раздерут они его после войны, о чем будет сказано в небольшом послесловии от переводчика. Но все это будет потом, а пока ехал Лоруенс по пустыне на шумном верблюде со своими провожатыми от одних деревень до других и выполнял приказ. И следствие этого вранья европейев, лившегося в уши арабам из уст Лоуренса пожинаем мы теперь, читая сводки о бесконечных войнах на Ближнем Востоке. Хотя, как бы оно могло быть иначе? Трудно предсказать.

Невыносимо читать эти мемуары не только из-за их бесконечного однообразия переходов по пустыне, напоминавшем путешествие хоббитов с кольцом из Шира (что я в тот момент читал параллельно), но и по большей части из-за непривычных арабских имен и наименований местностей, которые расположены неведомо где, и понимать, откуда шел Лоуренс и с кем, куда и к кому, просто невозможно. Если бы перед глазами была карта в масштабе, то было бы ясны хотя бы площади и расстояния, но Лоуренс довольствовался единственной мерой в пустыне - днями перехода. А это, сами понимаете, сомнительная и непонятная мера. Тем более, что под конец становилось ясно, что на машине эти расстояния покрываются весьма быстро.

Несмотря на тяжесть чтения и однообразность описания военных приготовлений, приказов и передвижений по пустыне, все это перемежалось невероятными и красочными описаниями природы, быта арабов и философскими размышлениями Лоуренса о самих арабах и том, что он делает в этой Аравии, а главы 100 и 103 мне так толком и не дались, чтоб их лучше понять, надо будет перечитать их уже в оригинале - так изощренны мысли Лоуренса и тонка материя его мыслей.
К моему стыду, однако, красочные описания природы давались мне не менее тяжко, чем остальные трудные вещи. Ибо все эти пейзажи я никогда не мог видеть в принципе, и когда Лоуренс описывал вади, долины и скалы, часто используя с изощренностью геолога подробное перечисление и описание пород, из которых были сложены эти местности, я просто тихо страдал, понимая, что все это выглядит, наверняка, очень впечатляюще, но не в силах был это представить. И даже когда шли описания деревень или зеленых местностей, мой разум тоже страдал, ибо, по моим фантазиям, на всем Ближнем Востоке только пески или голые скалы без зелени, и ее наличие в лоуренсовских описаниях меня страшно изумляло и также не давало ничего представить. Придется теперь гуглить все эти пейзажи, выискивая встречавшиеся мне названия местоностей.
Плюс добавлю, что меня впечатляла красота слога самого Лоуренса, особенно в этих описаниях или рассуждениях, и я не могу понять других прочитавших эти мемуары, что мол, бледновато он пишет, не художественно. Ну он же не роман написал! А мемуары, как он, мало кто расписывает такими красочными описаниями.

Бесконечные переходы по пустыне, казалось, никогда не закончатся, как, наконец, с середины началось интересное - подрывы его арабами турецких железных дорог, сопровождаемые опять же красочными описаниями Лоуренса уже взрывающихся паровозов.
А затем, спустя некоторое время, происходит турецкий "плен" Лоуренса, который я ждал, исходя из просмотренного мною до чтения фильма, но который оказался в тысячи раз хуже. Очевидно, в фильме такое показать не могли. Страшные вещи, которые творили с Лоуренсом турки, описываются холодно, но горько, и кажется, что это изменит автора, как-то повлияет на его дальнейшие действия и жизнь. Но нет. Он как будто забывает обо всех надругательствах турок и больше ни разу об этом не вспоминает, однако уже замечается его презрение и ярость к туркам вообще, и расправы над ними описываются им все также холодно.
Вообще отстраненная холодность, с которой Лоуренс расписывал, например, как постоянно страдал от дизентерии, не привыкший, как арабы, пить воду из луж, удивляла с самого начала, но после такого же отстраненного описания "плена", стало ясно, что Лоуренс относится к своим несчастьям едва ли не с равнодушием. Закалявший себя сызмальства и привыкший к боли, он ее не чувствует, но постоянно ищет, и можно долго рассуждать на тему, почему он это делает, а можно просто восхититься его терпением. Свои страдания он описывает точно также буднично, как и все вокруг, потому что как настоящий исследователь нового, ему интересно не только это новое, но и он сам в этом новом и как он на это реагирует. И реагирует с невероятным стоицизмом.

Очень многое в его философских размышлениях и взглядах на жизнь оказалось мне близко, и могу сказать что я прочувстовал дух этого необычного человека, и теперь он всегда будет меня восхищать и восторгать.

Заканчивается книга взятием Дераа и Дамаска, и установлением Лоуренсом при помощи всех его арабов правительства, закона и порядка в Дамаске, буквально рождение нового государства, и все это выглядит крайне впечатляюще, пусть и это государство долго прожить не смогло.

В мире существует два перевода "Семи столпов мудрости" на русский. Полная версия в переводе Георгия Карпинского на 700 страниц, и укороченная версия, выпущенная самим Лоуренсом и снискавшая славу, после того как длинный оригинал славы тогда не возымел, "Восстание в пустыне", переведенное Яковом Черняком, размером в 350 страниц. Так что, когда будете читать, смотрите на количество страниц. Однако, перевод Карпинского может быть не совсем верным, и я рекомендую читать, как я, в фанатском переводе некоей FleetinG_, который можно найти в интернете.

От книги я остался в огромном восторге, и особенно от личности самого Томаса Эдварда Лоуренса, но чтение было невыносимым и буквально причиняло страдания (прямо настоящее погружение в тяжкую работу Лоуренса), причем в основном из-за моего незнания подробностей географии Ближнего Востока, хотя ее может знать так подробно, наверно только востоковед или тот, кто там живет, а также незнания о проходивших там военных действиях во время Первой Мировой. Поэтому я бы сказал, что к чтению я ее не рекомендую - могу предложить ограничиться Восстанием в пустыне , также издававшемся под неверным оригинальным названием в этом варианте или этом . А еще лучше - посмотрите замечательный голливудский фильм "Лоуренс Аравийский" с несравненным Питером О'Тулом в главной роли, в котором есть лишь незначительные разногласия с мемуарами, и вместе с главным героем пронеситесь по пустыне вихрем арабского восстания на фоне фантастических пейзажей, но оставляющего после себя, увы, не долгожданную свободу, а только горечь и опустошение.
Мне теперь надо тоже пересмотреть этот фильм и добавить в список чтения еще другие книги о чарующем Ближнем Востоке.

Но какой же все-таки это был невероятный человек - Томас Эдвард Лоуренс, Лоуренс Аравийский!

Человек без «я», человек в постоянном поиске своего места, обошедший всю Аравию с романтическим ветром в голове, но так и успокоившийся, ведь даже арабская одежда не может изменить того, что он внебрачный сын и взгляд чопорной Англии всегда будет молчаливо нависать над ним. Прочитанные в детстве книги о крестовых походах, о бесстрашных крестоносцах, помогли создать ему свой романтично-эксцентричный мир, где долг, честь, справедливость – основные мерила, и где перед прекрасным рыцарем открываются все двери, склоняются все головы. С самого детства он хотел править, покорять, устанавливать правила, быть беспрекословным лидером-рыцарем-принцем своего государства. Восстание в пустыне помогло перенести воображаемый мир на реальный ландшафт.
В книге Т.Э. Лоуренс делает попытку осмыслить аравийский опыт, пытается откровенно говорить обо всех событиях:
«Руки у нас постоянно были в крови, и нам дано было право на это. Мы ранили и убивали людей, едва ли испытывая угрызения совести, – столь недолговечна, столь уязвима была наша собственная жизнь. Скорбная реальность такого существования предопределяла безжалостность возмездия. Мы жили одним днем и принимали смерть, не задумываясь о завтрашнем. Когда появились причина и желание карать, мы вписывали в историю свои уроки орудийными залпами или же просто вырезали непокорных, попавших нам под руку.»
Но я не поверила книге, не поверила фильму; полковник Лоуренс для меня далек от героя и даже пожалеть его, как Дон Кихота, не получается. Его мемуары – это попытка снова влезть на верблюда и провести нас по пустыне от колодца к колодцу, периодически рассказывая истории. Истории, где Лоуренс – герой, укротивший бедуинов, захвативший Дамаск и почти подаривший арабам независимость, для меня так и остались историями, байками. А реальность осталась маячить в голубой дымке.

Киплинг Р.Д. "Баллада о царской шутке" (пер. А. Оношкович-Яцына)
Много лет прошло с тех пор, как я читал "Восстание в пустыне" - сокращённую версию "Семи столпов мудрости". Наконец я смог прочитать целиком. Также нужно отдать должное великому фильму 1962 года "Лоуренс Аравийский" - сложно представить, что сегодня могут снять что-то подобное.
Из великих вещей книга Лоуренса хорошо освещает вещи: Власти и Войны, лошади затронуты краем, больше про верблюдов , наверно я столько нигде не читал про верблюдов. Женщины не затронуты совершенно - эта вещь Томаса Лоуренса не интересовала совершенно, что даже удобно в Аравии. Это книга написан человеком великим и гениальным, но с насквозь больным разумом. Ничего не поделаешь: то британское воспитание, которое отковывало из мальчика стальной клинок колониализма, в начале 20 века доконало несчастного Томаса изуродовав его и так больную личность. Лоуренс, с несвойственной англичанину его поколения, откровенностью набросал здесь довольно корма для биографа с задатками психоаналитика, но дальше касаться этого вопроса мне не хочется.
Это книга о Войне, написана человеком принципиально не-военным, который решал военные задачи огромного уровня. Это человек, который в принципе ненавидел проливать кровь, но проливал довольно регулярно. Это человек , который ждал смерти как избавления и нашёл её не там. Это человек, который ценил истину и всё время лгал. Честно говоря, эту книгу стоит скорее рассматривать как художественную, поскольку Лоуренс лжет много, но не из желания показать себя лучше, а скорее наоборот. Агент, обманщик, мошенник, плут-англичанин, вырядившейся арабским принцем. Эмир-динамит, Лоуренс Аравийский, иноверец, иностранец, которого слушались самые дикие головорезы пустынь Аравии. Это всё про него. Сочетание оксфордского образования с чтением Ксенофонта и Клаузевиц (всё в оригинале), при этом знание местных особенностей на уровне который невозможно вычитать из книг. Теоретически рассуждения Лоуренса в один момент кажутся гениальными, в другой момент срываются в бред. Его логика разительно отличается от кадровых военных. Его кампания от Мекки к Дамаску оказывается больше похожа на игру в Го, когда противнику, кажется, что он выигрывает , пока он не оказывается пойман и перевёрнут. Возможно правы те, кто после критиковал Лоуренса за дилетантизм и находил многие его решения ошибочными.
Панорама Аравии. Пустыня , как и море, оказывается покрытой сетью течений. Великий поток племён зарождается в горах южной Аравии, в Йемене. /На горы южной Аравии периодически приходи муссон, от чего там бывает краткий расцвет зелени. Окрестности оманского города Салала в этот сезон могут показаться сценами Райского Сада./ Слабые племена вышибаются в пустыню, где они становятся бедуинами и поколение за поколением они движутся с юга на север, вдоль особых горных коридоров. К сожалению в этой книге Лоуренс не затрагивает Недж, где сидели Сауды и Восточную Аравию. Пройдя пустыни племена оказываются выкинутыми на берега Ефрата и горы Сирии , где постепенно оказываются в космополитичных городах Ближнего Востока. Родив Ислам, Аравия осталась его колыбелью: Халифат был в Дамаске и Багдаде, а полуостров спустя века остался почти в таком же анархическом состоянии и мало изменился. Двойственность позиции Лоуренса. Он знал, что англичане, ломая Османскую империю, не согласятся дать арабам слишком много. Как только они выполнят свою роль в ослаблении Турции - Лондон и Париж заберут свои обещания назад. Так и случилось. Единое Арабское государство под управлением Хашимитской династии Мекки оказалось между "ещё невозможно" и "уже невозможно". Где-то в этом промежутке был возможен Лоуренс Аравийский, англичанин одеты как арабский принц, один из символов арабского восстания. Тут нужно заметить, англичане неодобрительно смотрели на тех своих, которые слишком проникались туземцами, go native https://dictionary.cambridge.org/ru/%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%8C/%D0%B0%D0%BD%D0%B3%D0%BB%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9/go-native
скорее неодобрительно. Как пишет Лоуренс: англичане считают себя лучшими людьми на Земле и смотрят с осуждением на попытки туземцев подражать им, находя в этом пародию. Французы тоже считают себя лучшим народом на Земле, но на попытки офранцузится смотрят с большой приязнью, находя это лучшим видом лести. Поэтому англичане позволяют своим туземным подданным и контрагентам быть как можно более "этничными" и носить свои балахоны и пижамы, перья и кольца, пока "белые боги" стоически потеют в своих пробковых шлемах и хаки. От себя добавлю: кажется англичане способствовали тому , что бы и такие островитяне, как шотландцы стали выглядеть как можно более дико и туземной - посмотрите на разодетые полки шотландской гвардии.
Книга Лоуренса странная, как и он сам. Удивляет почти полное отсутствие дат. В начале глав, он даёт понять в каких месяцах происходили события, но не более того. Есть большие сомнения в правдивости многих эпизодов книги. Можно условно разделить книгу на две кампании : Аравийскую и Сирийскую. С аравийской более-менее понятно: опираясь на авторитет шерифа Мекки, арабы, при поддержке английского флота очищают от Турок западное побережье Аравии и берут Акабу. Таким образом, арабское восстание обеспечивает себе безопасный коридор снабжения через Красное Море и изолируют турецкий гарнизон в Медине. Лоуренс доказывал, что осознанные отказ от штурма Медины был осознанным решением ради того, чтобы растянуть турецкие линии до опрокидывающего удара.
Сирийская кампания носила другой характер. От Акабы до Алеппо, страна представляет собой мозаику географических условий, народов, племён, религиозных общин , от бедуинов северной аравийской пустыни, до просвещённых и европеизированных жителей средиземноморских портов. Здесь гораздо больший фактор играла политика и приходилось больше считаться с фактором двойных объектов и провокаторов, Здесь партизанская борьба с подрывом паровозов и мостов наталкивалась на большие сложности. Неизвестно как бы сложилась борьба арабского движения в регионе. Новый британский командующий в Египте Эдмунд Алленби (по-арабски его фамилия звучала очень похоже на "Пророк Бога"), прибывший в середине 1917 года, готовился решительным ударом пробить турецкий фронт на Ближнем Востоке. Он позволил арабской армии Фейсала действовать на своём правом фланге, оттягивая турецкие силы за Иордан. Здесь было важно не уничтожить как можно больше турецких войск, а запутать командование ложными атаками. Лоуренс понимал, что обрушение турецкого фронта на Ближнем Востоке было неизбежным, но победа Антанты означала также, что у Фейсала будет очень короткий промежуток времени между паданием турецкой власти и решением Лондона (и Парижа) избавиться от арабского движения. Прорыв Алленби, так называемая https://en.wikipedia.org/wiki/BattleofMegiddo(1918) действительно опрокинул турецкий фронт. Здесь начались омерзительные сцены расправы местного населения с отступающими турецкими войсками и затем просто сведения межнациональных счётов, а то и просто грабежа. Лоуренс человек действительно не кровожадный, хотя у него случались приступы жестокости, старался сохранять жизни турецких солдат, что удавалось плохо. Падение Дамаска https://en.wikipedia.org/wiki/CaptureofDamascus(1918) стало несколько смазанным триумфом арабского движения и точкой в которой Лоуренс Аравийский должен был исчезнуть.
Книга о событиях 100 летней давности оказалась слишком актуальной: все эти названия населённых пунктов не пропадают из новостей. Распад Османской Империи создал слишком много линий раскола в регионе успокоение которого не просматривается.

Фильм я не смотрел, а книга мне понравилась. Хотя ценю актёрские таланты Питера О'Тула и Омара Шарифа, но сейчас не о них.

Некоторые читатели сетуют на невысокие литературные качества "Семи столпов...", но я с ними не согласен.
Во-первых, это всё-таки перевод. Оригинал книги сделал автора не просто популярным в высшем свете метрополии, он сделал его живой легендой. В дальнейшей жизни его это даже тяготило.
Во-вторых, это восстановленный по памяти второй вариант. Первый рукописный вариант был почти полностью утерян при пересадке между поездами, а дневниковые записи - уничтожались автором по мере его написания.
Ну и главное: Томас Эдвард Лоуренс, участвуя в арабском восстании, был прежде всего прикомандированным британским офицером и командиром диверсионных групп, а не военкором. Потому, времени, сил и просто физической возможности детального описания происходящего у него зачастую просто не было. А память человеческая - штука больно прихотливая, может с любым сыграть злую шутку, да и возможности встретиться с некоторыми участниками событий Лоуренс просто не имел.

Что мне понравилось в книге? Наверное, откровенность. В книге описан быт бедуинов и их соплеменников в городах, их ход мысли и поступки, их ценности и их слабости. И всё это без прикрас, почти без моральных оценок "белого человека" (хотя порой натура автора и прорывается, но тем ценней повествование). Читая, мы окунаемся в лишённый лубочной сказочности и мистицизма восточный мир, чувствуем его реальность: зной, жажду, холод, и одиночество. Мы узнаём, что это за люди - арабы.
И война - описана просто, обыденно. С акцентами человека выжившего в ней и уставшего от неё. И заражённого ей.

Книга, в принципе, на очень сильного любителя. Самый главный плюс книги в том, что она рассказывает о событиях, которые на самом деле мало кому интересны, но в результате которых по сути появились на карте мира современные арабские государства. Автор книги - британец Лоуренс - непосредственный участник, а то и один из зачинщиков арабского антитурецкого восстания.

Книга плоха тем, что очень сильно заметно, что автор - непрофессиональный писатель. Повествование скомкано, структура его не слишком понятна, и в большинстве своем книга похожа на отчет о военных действиях. Тем не менее, встречаются интересные описания быта арабских племен, взаимоотношений между племенами, описания характера арабов. При этом возникает чувство, что Лоуренс сам не понимает, как он относится к арабам - то ли любит и уважает, то ли недоумевает и презирает.

Удивляет поведение арабов во время восстания. Такое ощущение, что восстание гораздо больше было необходимо англичанам, чем самим арабам. Арабы очень легко загорались, вдохновлялись, так же легко при малейшей неудаче сникали, и при этом практически не были способны на долговременное рациональное планирование военных операций. Идея объединения племен под антитурецкими лозунгами постоянно была на грани исчезновения, особенно в самом начале - каждое племя перетягивало одеяло на себя. Судя по книге, если бы Лоуренс постоянно не стоял у них над душой - никакого восстания бы не было. Турки при всей своей безалаберности, даже находясь на грани распада империи, спокойно бы подавили восстание, не поддерживаемое англичанами, даже если бы оно началось.

Вывод: британцы сами своими же руками создали пороховую бочку, на которой сейчас вынужден сидеть и дрожать почти весь мир.

К сожалению, перевода полной версии 1922 г. нет, а переводы разной степени сокращений не особо приближаются к тому, что там на самом деле происходит. Если есть возможность читать на английском, то я советую читать именно версию 1922 г., а не более известную 1926 г. Во-первых, читать на английском удивительным образом легче, чем на русском. Хотя, взглянув на оригинал, переводчиков винить особо не хочется — тяжеловесные предложения с матрешкой из сложноподчиненных частей ожидаемо трудно передать. Во-вторых, версия 1922 г., как мне кажется, во всем лучше версии 1926 г. (кроме длины, конечно): более наглая, более живая, более честная.

Именно в ранней версии в полной мере раскрываются внутренние терзания человека, который сам не знает, кто он такой и что тут делает. Он сам себе противоречит, постоянно недоговаривает, иногда жутко злорадствует, иногда жалеет себя. Сначала он пишет, что ничего особо не делал и на восстание никак не повлиял, а через пару параграфов уже громко заявляет, что хотел создать новую нацию. Он то себя принижает, то превозносит. Он уходит в абстрактные размышления, а затем пишет, что не любит абстракции. Он говорит, что хочет избегать убийств любой ценой, а потом трясется от жажды увидеть резню. В одном параграфе он пишет "мы", арабы, и "они", англичане, а в следующем уже "мы", англичане, и "они", арабы. Пустыня была для него песочницей, в которой он проверял, каких максимумов доброты и зла может достичь.

Адекватного человека видно издалека, но и обратное тоже верно: проблемного тоже видно издалека, но именно из-за этого эти мемуары так интересно читать. Эту книгу можно называть какой угодно, скучной, длинной, чересчур абстрактной, но уж точно не заурядной.

Лоуренс уходит в чуть ли не фрейдовские глубины самокопания. И при этом он никогда все целиком не рассказывает, этот пазл приходится собирать самим. То тут, то там он вскользь вкидывает какое-нибудь одно слово, которое в очередной раз кардинально меняет представление о нем. Его выводы и реакции совершенно невозможно предугадать: он испытывает отвращение там, где любой другой испытал бы жалость; он радуется тому, чего любой другой боялся бы. Он одержим чистотой, но не чуряется грязи. Он ненадежный рассказчик собственной истории.

Отличный фильм "Лоуренс Аравийский" 1962 г. затрагивает только верхушку айсберга, но хорошо дает представление о том, каким запутавшимся и потерянным этот человек был. А эта книга — его полноценная исповедь, которая преобразуется вместе с ним. Сначала он пишет ее, как исторические хроники, чуть ли не документальные, но постепенно она превращается в личный дневник с самыми сокровенными признаниями и переживаниями, которые выходят за рамки нашего представления о том, какие откровения можно найти в мемуарах. Отличный материал для какого-нибудь любопытного психоаналитика.

В конце концов разгадать, кем был Лоуренс, почти невозможно. Он и сам как будто не знал.