Рецензия на книгу
Семь столпов мудрости
Томас Эдвард Лоуренс
cringo9 ноября 2025 г.Фрейд на практике
К сожалению, перевода полной версии 1922 г. нет, а переводы разной степени сокращений не особо приближаются к тому, что там на самом деле происходит. Если есть возможность читать на английском, то я советую читать именно версию 1922 г., а не более известную 1926 г. Во-первых, читать на английском удивительным образом легче, чем на русском. Хотя, взглянув на оригинал, переводчиков винить особо не хочется — тяжеловесные предложения с матрешкой из сложноподчиненных частей ожидаемо трудно передать. Во-вторых, версия 1922 г., как мне кажется, во всем лучше версии 1926 г. (кроме длины, конечно): более наглая, более живая, более честная.
Именно в ранней версии в полной мере раскрываются внутренние терзания человека, который сам не знает, кто он такой и что тут делает. Он сам себе противоречит, постоянно недоговаривает, иногда жутко злорадствует, иногда жалеет себя. Сначала он пишет, что ничего особо не делал и на восстание никак не повлиял, а через пару параграфов уже громко заявляет, что хотел создать новую нацию. Он то себя принижает, то превозносит. Он уходит в абстрактные размышления, а затем пишет, что не любит абстракции. Он говорит, что хочет избегать убийств любой ценой, а потом трясется от жажды увидеть резню. В одном параграфе он пишет "мы", арабы, и "они", англичане, а в следующем уже "мы", англичане, и "они", арабы. Пустыня была для него песочницей, в которой он проверял, каких максимумов доброты и зла может достичь.
My will had gone, and I feared longer to be alone, lest the winds of circumstance or absolute power or lust blow my empty soul away.Адекватного человека видно издалека, но и обратное тоже верно: проблемного тоже видно издалека, но именно из-за этого эти мемуары так интересно читать. Эту книгу можно называть какой угодно, скучной, длинной, чересчур абстрактной, но уж точно не заурядной.
Лоуренс уходит в чуть ли не фрейдовские глубины самокопания. И при этом он никогда все целиком не рассказывает, этот пазл приходится собирать самим. То тут, то там он вскользь вкидывает какое-нибудь одно слово, которое в очередной раз кардинально меняет представление о нем. Его выводы и реакции совершенно невозможно предугадать: он испытывает отвращение там, где любой другой испытал бы жалость; он радуется тому, чего любой другой боялся бы. Он одержим чистотой, но не чуряется грязи. Он ненадежный рассказчик собственной истории.
We had every advantage, and could checkmate them easily: but to my wrath that was not enough. We would play their kind of game, deliver them a pitched battle such as they wanted, on the pygmy scale of our Arab war, and kill them all.Отличный фильм "Лоуренс Аравийский" 1962 г. затрагивает только верхушку айсберга, но хорошо дает представление о том, каким запутавшимся и потерянным этот человек был. А эта книга — его полноценная исповедь, которая преобразуется вместе с ним. Сначала он пишет ее, как исторические хроники, чуть ли не документальные, но постепенно она превращается в личный дневник с самыми сокровенными признаниями и переживаниями, которые выходят за рамки нашего представления о том, какие откровения можно найти в мемуарах. Отличный материал для какого-нибудь любопытного психоаналитика.
В конце концов разгадать, кем был Лоуренс, почти невозможно. Он и сам как будто не знал.
Indeed the truth was always that I did not like myself.441