Olive Kitteridge

И почти всегда он ехал с приоткрытым окном, потому что любил запах хвои и густо просоленного воздуха, а зимой ему нравилось, как пахнет холод.

Всегда печально, куда катится этот мир. И всегда заря новой эры.

«Меня не интересует феминистское движение за равноправие женщин, — говорила она Генри. — Я хочу, чтобы у нас был дом, я хочу стелить постели». И всё же, если бы у него была дочь (он просто обожал бы дочь!), он предостерёг бы её от такого выбора. Он сказал бы ей: это замечательно, стели постели, но найди возможность и головой работать.

Он не мог объяснить, почему это давало ему какое-то особое ощущение счастья, – оно, словно жидкое золото, заполняло всё его существо.

В глазах его сиял свет, придававший этому вполне обычному и честному лицу неугасающее великолепие.

— Ты ведь знаешь старую поговорку, верно? — спросила миссис Киттеридж. — Психиатры все психи, кардиологи — бессердечны…
Кевин повернулся к ней лицом:
— А педиатры?
— А детские врачи — деспоты, — признала миссис Киттеридж и пожала плечами.

Люди ведь всегда точно знают, кто их любит и как сильно...

Впервые за многие годы он стал думать о Боге: ему представлялось, что он когда-то убрал Его на дальнюю полку, как фаянсовую копилку, а теперь достал, чтобы рассмотреть новым, вдумчивым взглядом.

Весна была великолепна и походила на оскорбление действием.

Вот так, внутри музыки, ей стало многое понятно. Стало понятно, что Саймон — человек разочарованный, если он почувствовал необходимость, в его-то возрасте, сообщить ей, что все эти годы ему было ее жалко. Стало понятно, что сейчас, когда он, за рулем машины, едет вдоль побережья обратно к Бостону, к жене, с которой вырастил троих детей, что-то в нем успокоилось оттого, что он увидел ее, Энджи, такой, какой она была сегодня; а еще она поняла, что этот вид утешения свойствен многим людям.