Автохтони

Не буду говорить за каждого, но уж точно многим доводилось испытывать в жизни «бессмысленную жажду чуда», о которой писал Арсений Тарковский. Множество фантастических произведений рождается из желания чудес, которые пусть и не были бы нам видны, но существовали где-то рядом, на соседней улице, за углом. Не такой главный герой романа «Автохтоны» Марии Галиной. Когда-то в детстве он принимал два красных огонька в ночной тьме за глаза великана, пока отец не объяснил ему, что это маячки на вышке. С тех пор главный герой, который до самых последних страниц будет оставаться безымянным, всегда видел только сигнальные маячки, даже если на него в самом деле смотрел злой великан. Великан действительно может оказаться злым, ведь мы зачастую забываем, охваченные жаждой чуда, что чудеса могут быть с двойным дном — и не совсем приятные.

Главный герой отмахивается от чудес и упорно не желает видеть их, так что повествование разделяется на три русла и нельзя сказать, какое из них более полноводное. Одно — сугубо практичное, сухое, детективное сквозь призму восприятия основного персонажа. И пусть рассказчик не слишком надежен, ведь литература давно приучила нас быть немножко параноиками и не доверять беззаветно любому рассказчику, все же его точка зрения имеет право на существование. Второе русло — местечковое, автохтонное, сказочное. Городские легенды на территории бывшего СССР не слишком в ходу, это больше западный термин, однако именно из них рождается полумифическое полотно, которое ткут жители городка. Истории про сильфов, саламандр, тритонов и оборотней с успехом заменяют сплетни и скандалы из ток-шоу. Этими легендами город понемножку пытается опутать и затянуть в себя главного героя, сделать его из чужеродного своим, добавить толику кипучей «автохтонности» в холодную кровь, поэтому даже официанты в кафе, завидев его в первый раз, спрашивают: «Вам как обычно?» Третье русло – это читательское восприятие. Читателю постоянно придется сидеть между двух стульев и мучительно метаться между реальностью и ей же с приставкой «сюр-».

Итак, главный герой пытается распутать загадку спектакля многолетней давности, по крайней мере, он так утверждает. История с придумыванием продолжения рассказа Гайдара про голубую чашку дает нам ключ: надо не слепо верить рассказчику, а попытаться понять и вообразить его предысторию: почему он этим занимается и почему поступает именно так, а не иначе. Перед основным персонажем и перед читателем встает вопрос, вечно ли все-таки искусство или оно давно мертво? Можно ли воскресить то, что давно прошло? И как только мы задаемся вопросами о времени, как все начинает перемешиваться и путаться. Не случайно одного из главных действующих лиц зовут «Вертиго», только если настоящее медицинское вертиго — это головокружение и путаница в пространстве, то вертиго в «Автохтонах» — это головокружение и путаница во времени. Искусство, например, вне времени и пространства. В романе спектакль многолетней давности ставит сам себя на протяжении долгих лет, то есть всегда, главный герой ходит по одним и тем же местам в одно и то же время, как фигурка на пражских курантах, а потом и вовсе настоящее с прошлым перемешиваются в слоистый коктейль. Как запеканка, которую постоянно готовит одна из героинь: пусть начинки и разные каждый день, но творожная основа всегда одна и та же, так что главный герой сомневается даже, не вчерашняя ли это запеканка под новым соусом. Главная линия романа сплетается кольцами, идет внахлест сама с собой, но автор не забывает и про полутона, подтемы и субвопросы. Произведение не осталось однолинейным, что не может не радовать.

Автохтонам уютно жить под незримым куполом городка, как в стеклянном шаре. Земля придает им сил, словно Антею, улицы и дома кажутся продолжениями местных жителей. Пока главный герой решает загадки, идет по следу и ворошит прошлое, местные жители, как единое целое, застыли на месте и выполняют собственные задачи. Городок окутан атмосферой вечного карнавала, вот только непонятно, скрывается ли под масками красота или тлен, веселые ли это маски танцующих беззаботных обманщиков или тяжелые маски чумных докторов. Главному герою с самоопределением повезло меньше. Как бы стойко он ни цеплялся за реальность, изнанка мира все же постепенно просачивается как в его сознание, так и в текст романа. То, что начиналось как детектив, совершенно незаметно перетекает в нечто иное, как неведомо для самого себя мало-помалу сходит с ума здоровый человек. Главного героя эта зыбкость и двойственность реальности не устраивает, он хочет раз и навсегда определиться, где белое, а где черное. Однако автохтонное пространство не дает ему однозначности. Например, он хочет убить Вертиго. Но ведь убить Вертиго можно не только физически, при помощи пистолета, яда или ножа. Достаточно перестать верить в Вертиго, не понарошку, а по-настоящему, чтобы он стал раз и навсегда мертв для тебя во всех слоях времени. Так что все решения и разгадки предстают перед главным героем сразу с двух сторон. Сможет ли он справиться с самим собой и сделать, наконец, выбор — главный вопрос романа. Важнее даже, чем какой именно выбор он бы сделал.

Есть очень хорошая метафора, которая растет из самого текста произведения. В коридоре одного из персонажей висит медленно мерцающая лампочка, и мы вместе с главным героем вспоминаем, что лампочки по принципу своего действия не светят непрерывно. Каждая лампочка быстро-быстро мигает, освещая пространство, а наш мозг сам достраивает цельную картинку постоянно светлой комнаты, так как не может воспринимать такую скорость нормально. Но ведь если она постоянно загорается и освещает пространство, значит, эта же лампочка постоянно затухает и пространство окутывает тьма. Что если бы мозг мог достроить картину не только по мерцающим вспышкам света, но и по мерцающей тьме? Была бы она такой же реальной и правдивой, как и ее светлая версия? В «Автохтонах» Мария Галина дает нам возможность выбора, как именно и с какого ракурса смотреть на всю историю. Правильного или неправильного варианта здесь не будет, решение останется за читателем, как и его последствия.

Роман не стоит читать тем, кто любит, чтобы автор объяснял все до последней буквы и до последнего блика на стене, не оставляя возможности читателю для сотворчества. Мария Галина вообще не пишет для тех людей, которым по душе, чтобы автор проводил читателя по тексту за ручку, указывая пальчиком на наиболее интересные места. Впрочем, один на один с ловко закрученной историей она нас тоже не оставит и в нужных местах подскажет направление знаками, нужно только быть готовыми их видеть. Думаю, что «Автохтоны» понравятся тем, кто считает читателя почти равноправным автору коллегой, участвующим в создании ткани хорошей истории. Кроме того, автор оставляет для нас даже не один, а два романа. Первый читается неподготовленным читателем без спойлеров. Второй предназначен для перечитывания и понимания множества маленьких деталей, которые мы упустили при первом прочтении. Текст, впрочем, один и тот же.

Ээх, обидно, когда даешь автору еще один шанс, а он все же оказывается абсолютно не твоим. И вот, что интересно, уже второй раз не поднимается рука поставить автору не нейтральную оценку, потому что объективно вижу, что написано очень даже неплохо и своего читателя найдет однозначно, но вот субъективно я в этих рядах точно не окажусь. Хотя поначалу я обрадовалась. Дело в том, что прошлый мой читательский опыт с Галиной лучше всего характеризует лишь одно слово скука, мне было элементарно скучно, хотя казалось бы и тема моя, и к жанру я неровно дышу, и опять же написано неплохо, но вот как-то так. В этот раз, что все же не может не радовать, скуки не было и я воспрянула духом.

Питерский журналист получает канадский грант на исследование малоизвестного творческого коллектива 20-х годов прошлого века «Алмазный витязь». Именно за этим он приезжает в безымянный провинциальный городок, куда в те страшные годы бежали многие творческие люди, спасаясь от творящегося вокруг кошмара, ведь там была иллюзия возможной свободы: вот она Европа, стоит лишь руку протянуть, а значит, если что, можно попытаться сбежать. Вот и оседают там временно (а как мы знаем нет ничего более постоянного...) писатели, художники, композиторы. Но все попытки ГГ, который кстати тоже до последнего практически останется безымянным, выяснить об «Алмазном витязе» наталкиваются на какие-то препятствия, есть слухи, есть какие-то таинственные намеки, но нет никаких бумаг, свидетельств или более-менее достоверных фактов. За годы все обросло целым выводком мифов и легенд, которыми старожилы заманивают любящих пикантные и таинственные истории туристов.

Вот взять к примеру солистку той единственной оперы, которую поставил «Алмазный Витязь». Красавица, талант, несчастная женщина с трагической судьбой. Ведь ее мужа арестовали как вредителя, а сама она пыталась спасти его, отдавшись одному из презренных угнетателей, а он ее потом застрелил прям на сцене. Да что вы говорите! Все было не так, ее застрелил офицер вермахта, который был ее любовником, ведь она же партизанила, вот и связалась с ним, чтобы добывать сведения. Нет, нет, она сама мужа сдала НКВДшникам, чтобы с любовником развлекаться! Да нет, не с офицером, с другим, тем самым, что у них дома жил, тоже талант между прочим, ее муж его как сына любил, а он... Ой, а вы слышали, что в театре, когда она умирала, была ее четырнадцатилетняя дочь, все произошло на ее глазах, и кровь матери брызнула ей на платье... Нет, она же тогда в пансионе в Швейцарии училась, бедный никому ненужный ребенок, все по пансионам жила, потом на похороны матери правда приехала. Ох, это же была не она, а самозванка, дочери должно было быть 14, а той девахе, что притворялась, минимум 16. Вы ничего не знаете, это никакая не дочь, это сама певица, смерть была постановочной, чтобы спастись от властей и любовника, который ее уже в чем-то подозревал, вот она себя за дочь и выдала.

И что самое интересное весь этот сумбур и куча версий одного и того же события не звучит абсурдно, наоборот, ты втягиваешься в водоворот событий, пытаешься вместе с ГГ потянуть то за одну, то за другую ниточку, чтобы выяснить, что же все таки тогда произошло. А тут еще и мир реальный потихоньку теряет очертания, в гостинице живет вредная саламандра, у которой отняли камин, вот она с обиды и поджигает хостел с завидной периодичностью. Местные байкеры здорово смахивают на волков-оборотней, у обычной буфетчицы муж оказывается настоящим сильфом, а композитор той самой оперы оказывается когда-то смог связаться с голосами космоса и записать их послание. Происходящее захватывает тебя, опутывает своими нитями, ты уже сам перестаешь различать реальность и вымысел, атмосфера автором выдержана просто отлично.

Так что же не так? Да концовка, чтоб ее! Говорят же, что конец всему делу, и вот к выдуманным историям это выражение подходит от и до. Мне абсолютно, совершенно и полностью не понравилась концовка. Автор рисовала таинственную мистическую картину, накладывала на нашу с вами реальность тонкую дымку, глядя через которую мир менял привычные очертания, и я даже, лишь слегка поморщившись, забила на то, что не люблю, когда фантастику мешают с фэнтези (инопланетяне отдельно, оборотни отдельно, пожалуйста). Но потом она безжалостно сдергивает свой покров и что мы видим? Серость, банальность, грязь и безнадегу. И вот уже сильф оказывается психом-иждивенцем, саламандра испорченной проводкой, а трагически погибший персонаж удаком, бросившим семью из трусости, в общем, жизнь — боль, люди - овно. Вот спасибо, кэп!

Знаете, я ничего не имею против таких книг на самом деле, частенько предпочитаю их милым и добрым. НО! Вы мне, пожалуйста, сразу жанр обозначьте, хоть в общих чертах. То есть или реализм с социалкой, или атмосферную мистическую сказку пусть и не с хорошим концом, а тут у меня лично такое чувство, что меня, пардон, наи*али. И, словно почувствовав, что читатель может остаться недовольным таким поворотом событий, на последних страницах, автор опять начинает заигрывать, мол, а может все же все не так просто, может, я тебя специально путала, и хитренько так с прищуром улыбается. Тут я побуду мужиком из анекдота, нет, дорогой автор, умерла, так умерла.

Французский философ Жан Бодрийяр написал в 1981 году трактат, в котором исследовал взаимосвязь между реальностью, символами и обществом и убеждал читателя: культура всегда верит в то, что знак способен выражать сокровенный смысл, или даже в то, что знак может заменить сам смысл, то есть, иметь божественные черты. Если же решить, что можно симулировать и эти самые черты (то есть, самого Бога), тогда вся реальность превратится в один большой симулякр, задача которого - маскировать отсутствие настоящей реальности. Книга Бодрийяра мелькала в культовом фильме «Матрица», полностью состоящем из подобных симулякров. Реальность нереальна, что вообще такое эта ваша реальность?

«Автохтоны» Марии Галиной под одним из углов выглядят очевидным литературным развитием этой темы. Кажется даже, сама Галина вовсе не писатель-фантаст, а писатель-философ, если уж необходимы ярлыки – в этой истории, упакованной в яркую обёртку магического реализма, таятся и вовсе уж философские глубины; есть риск их не заметить и удивлённо пожать плечами – что за странная история? Главный герой, петербургский историк без имени (но - с фамилией, о которой вскользь сообщится в финале) приезжает в город – тоже без имени, но очень узнаваемый и в анфас, и особенно в профиль (впрочем, тут ещё читатели спорят – Львов это, или Одесса, которая, как известно, тоже очень хороша). Официальная миссия поездки – собрать сведения о некой театральной группе «Алмазный витязь» и о давно забытой опере «Смерть Петрония», во время премьеры которой в этом городе случилось нечто необычное. Очевидно, что есть ещё и неофициальная версия визита, о которой герой никому не расскажет. О ней, впрочем, догадаются некоторые жители этого странного города, который явно морочит приезжему голову. На каждом углу здесь по десять классических городских историй – в этом доме жил, в том доме родился, с этой крыши сбросилась, в этих стенах замурована – и так далее до бесконечности. Любой город рождает подобные мифы безо всяких усилий пачками – были оно или нет, совершенно не важно, поскольку туристы любят истории, причем желательно, чтобы в историях был катарсис.

Всё, что происходит в городе, в какой-то момент начинает и само казаться нереальным – привычная реальность сдвигается, уступая место царству мифов и сказок. Постоянная игра света и тени, которую отмечает герой на лицах встречающихся ему жителей, искажает – то ли перед тобой обычный старик, то ли условный Кощей Бессмертный, то ли обычный городской сумасшедший, то ли оборотень. Мигающий свет - предвестник искажающейся реальности для героя. Кто есть кто в городе – не понять, потому что каждый персонаж кем-то прикидывается, скрывается за тремя масками – снимает очередную и говорит: так мол и так, я секретный агент КГБ, но через минуту признаётся, что просто пошутил – вот доказательства того, что я на самом деле пришелец с Альдебарана, дай-ка прочитаю твои мысли. Под одним слоем города оказывается другой - во всех смыслах (и под землей, и над землей). Подобный приём сбивает с толку и через три очередные теории можно и вовсе перестать заниматься разгадками – это все бесполезно. Город и его жители плотными рядами не дают пробиться к секретному Граалю, и рыцарю приходится ходить кругами, лезть в башни к загадочным принцессам, вызывать драконов, бегать от волков и с волками, хорониться под землёй и укрощать стихии, чтобы наконец-то что-то понять. В сказках нужно помнить о том, что иногда смерть Кащеева – на конце иглы, которая спрятана в яйце, которое тоже где-то спрятано, возможно, в какой-нибудь шкатулке с красивой мелодией в механизме. Весь сюжет у Галиной при этом похож на классическую компьютерную игру-бродилку: персонаж ходит по разным локациям, ведёт в разной степени философские беседы и пытается вычленить из получаемой информации нужные подсказки для того, чтобы перейти на новый уровень и в финале сразиться с главным монстром.

В «Автохтонах» всё это случится – более того, этот квест под первым слоем литературной угадайки содержит ещё один (и ещё, и ещё). Истина о том, что зачастую всё не то, чем кажется, раскрывается здесь новыми смыслами, идея о симулякрах, которые имитируют то, чего нет, приближает к тому, что под каждой новой расшифровкой очередного знака по-бодийяровски в итоге окажется только лишь пустота, священное ничто, где вместо условного дракона будет сидеть обычный неприятный мужик, где вместо блуждающих таинственных огоньков, вынесенных в эпиграф, окажутся огоньки телебашни, тут же в искажённой реальности событий романа превращающейся в «телевышню», ну а вместо принцессы останется только букет, но и тот завял. Подделка порой кажется куда реальнее оригинала, но как больно осознавать, что едва ли не вся жизнь оказалась бегом на месте, ларчик открывался слишком просто, и он, разумеется, пустой.

Герои "Автохтонов" в какой-то момент вынуждены познать самих себя, боясь при этом узнать, что они такая же пустота, подделка, симулякр. Что есть мы сами, если не то, что нас окружает? А что, в свою очередь, нас окружает? Настоящее ли оно? Зашитое в повествование игривое «весь мир – театр», в определённый момент собьёт с толку, но Галиной этого мало – она заставит усомниться вообще во всём, даже в самом театре. Многократно цитируемый Парацельс так же утверждал: предназначение человека - узнавать о вещах и не быть слепым касательно их. В финале этой истории приходится решать этот философский вопрос: быть или не быть, поверить в дракона или нет. Подобно финалу нолановского «Начала». Пока волчок крутится, пока герой видит сны.

Опасный магреализм в этот раз был на высоте, увлёк чертяка. Заставил поломать голову над сюжетными возможностями, пару раз вернул к "развилкам", разрешил найти бытовое объяснение загадкам и недомолвкам, предложил компромиссное решение и оставил после себя горечь поражения...
Кто и что там увидал - дело индивидуальное. Мне же мгновенно всплыл костер-цветок Михаила Анчарова , пылающий в Прыгай, старик, прыгай! . Первое и пока не продолженное знакомство, хрусталик удовольствия, бережно хранимый памятью.
Впрочем каждый пишет свою историю...

История Галиной театральна и музыкальна. От неё веет Серебряным веком, дрянными стишками и хорошей постановкой. Маски Трагедии и Комедии ухмыляются вам в плохо освящённых коридорах пустыми глазницами и разверстыми ртами, нашептывая слова из давно забытых оперных премьер.
Город же манит вас огнями, "аутентичной" экзотикой и опасностью. Условный город, в который приезжает наш безымянный герой (последняя глава не в счет) с целью расследования. Увлекательнейшая , на мой взгляд, ретроспективная история с "Алмазным витязем", музыкой сфер, магическим шаром и банальным выстрелом. Впрочем, как говорил один из героев все истины банальны, что не гарантирует обратного.

Город и сам театральные подмостки драматического театра, в котором много актёров, но всего лишь один постановщик-спонсор.
Вейнбаум - Вечный Жид, Агасфер и владелец марионеток, оживляющий историю и останавливающий время. Многослойное туристическое шоу предусматривает изменчивость легенд для своих персонажей, выпуская под свет тусклого фонаря то даму с кружевным зонтиком, то красавца сильфа, альфонсирующего за счёт буфетчицы " Криницы". Загадочная канализация, существующая чуть ли не с римских времен , взращивает в своём чреве гигантских тритонов, лысеющих черепом соседа; "Синяя бутылка" поманит вас многоуровневыми тайнами, а трамвай петляет по проулкам, заметая следы, как заяц в предчуствии погони. Здесь опасно навещать оперных певиц, по совместительству правнучек, отведавших средства Макропулоса, а байкеры всегда исполнят для вас танец прикрытия и даже спасут вам жизнь, пустив переночевать в настоящий "схорон".
Реальность ускользнет, просочится сквозь пальцы как песок - правды не скажет никто.
Местами будет пронзительно и страшновато от внезапно вторгнувшихся воспоминаниях о Второй Мировой и подвалах НКВД, от чёрной фигуры в потрепанном пальто под стенами Сакрекерок, местами досадно..но ни разу автор не перегнет палку, не изменит чувству меры и вкуса.

А ведь Город, который никто не называет, вот так как я, с заглавной буквы, это не только Опера...в нем есть станковая живопись, и литографии, и гравюры, и майолика. И ресторанное дело! Скажите , что это не совсем духовно? Вы правы, звучит гедонистически, но ведь тоже искусство - искусство тонкого вкуса.

Герой, тот самый безымянный Христофоров, нашёл разгадку своей тайны или ему показалось , что он её нашёл... Одно правдиво - он жалел о том , что оставил в этом Городе, о " золотом сне" , заставляющем его бежать, бежать, бежать... Что ждало его по возвращению? Песьеголовцы и мрак, грязь, стыд и ужас бессмысленной жизни? Впрочем, кому нужна правда - всех интересует истина.

А Город продолжит творить свой миф...по прихоти вызывая из небытия тени и управляя ими.

В творчестве Марии Галиной есть, скажем так, магистральная тема, которую она целенаправленно и кропотливо разрабатывает практически в каждом своем тексте. Назовем ее попыткой описать то, что скрывается в зазоре между тем, как мы видим мир, и тем, чем мир является на самом деле. Именно про это неназываемое и неописуемое Людвиг Витгенштейн когда-то сказал: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать» (по крайней мере, так можно интерпретировать этот его афоризм, но, как мы увидим дальше, порой от интерпретаций следует сознательно отказаться). Галина методично и самоотверженно каждый раз заново очерчивает границы неназываемого, словно определение этих границ может помочь его понять. В «Хомячках в Эгладоре» неназываемое вполне себе опредметилось в персонажах профессора Толкиена, в «Медведках» бродило где-то вне поля нашего зрения и иногда высовывалось в самый неподходящий момент, во «Все о Лизе» уже прикидывалось то тем, то этим, то третьим, десятым, сотым. В «Автохтонах» же устроило с читателями такую игру в салочки – а может и в прятки, – что его границы уже и определить-то невозможно. Главный герой угадил в самое сердце неназываемого, о конкретике в такой ситуации можно смело забыть.
А ведь начинается все чинно-благородно. Главный герой – весь роман именуется местоимением «он», а фамилия, прозвучавшая в кульминации, может запросто оказаться очередным фейком, потому не считается, – приезжает в некий неназванный город. Некоторые критики видят в нем Львов, автор же этих строк никогда в Львове не бывал, потому для него что Львов, что Нарния, все одно – почти выдуманное пространство. Герой шатается по городу, заходит в гости к разным людям, представляется искусствоведом, который собирает информацию о театральной постановке начала XX века, но, кажется, преследует совсем иные цели. Чем дальше, тем чудесатей: город просто переполнен бессмертными, оборотнями, членами тайных обществ и прочими мифическими персонажами. На это на первый взгляд. Если присмотреться, то можно прийти к выводу, что это либо сумасшедшие, либо эксцентрики высшей пробы, либо нанятые для развлечения героя актеры. Это на второй взгляд. А если снова присмотреться, то чем черт не шутит, может, действительно бессмертные, оборотни, члены тайных обществ и прочие мифические персонажи. Но стоит только моргнуть, покрутить головой, как опять кажется, что это всего лишь игра воображения, желание принять желаемое за действительное. Хотя, возможно, все же, конечно, не так просто, и это бездна заглядывает в нас, ведь в нее не стоит так пристально заглядывать, как делает вслед за героем читатель. В общем, какие-то пагубные последствия необузданного воображения.
Читаются «Автохтоны» на одном дыхании. Это увлекательное и динамичное повествование, прикидывающееся то ли эзотерическим путеводителем, то ли онтологическим детективом (господин Акунин, пожалуйста, возьмите на заметку). Замечательная фактура: много про Серебряный век (а кто хотя бы чуток не интересуется Серебряным веком?), несколько поменьше про запутанные истории, имевшие место перед Второй мировой и в ее время, отголоски лихих девяностых, реминисценции из Герберта Уэллса, куча вкусных слов, удивительная атмосфера всех этих кафешек, где падают вкуснейшую запеканку, провинциальных театров, где в который раз ставят «Иоланту», и старых квартир, где коренные жители (то бишь автохтоны) прячут секреты давно ушедших времен. Оговорка цепляется за оговорку, деталь за деталь. Это очень плотный текст. Тут все не просто так. Если в начале герой видит в хостеле на книжной полке собрание сочинений Гайдара, это аукнется в финале. И не забывайте про блюдце с молоком на полу, хотя рядом не живет ни одной кошки. Стоит задуматься, для чего оно, как нам незамедлительно предложат парадоксальное, но все же объяснение. Да и с чувством юмора у Марии Галиной все в порядке. Чрезмерная серьезность погубила бы все мероприятие, так что без самоиронии было не обойтись. В «Автохтонах» есть несколько очень веселых сцен, одно только посещение главным героем еврейской ресторации чего стоит. От крутых поворотов сюжета кружится голова, никогда не знаешь, что припас автор для следующей главки. Обламывать читательские ожидания – прием, который Мария Галина довела в этом романе просто до совершенства. Например, где-то в середине книги возникает четкое ощущение, что кульминация и расставление всех точек над известной буквой латинского алфавита случится на открытии выставки местного уже давно почившего художника. Не тут-то было. Ведь, действительно, что интересного может случиться во время такого мероприятия? Правильно, ничего. Разве что, можно на халяву пожрать сыра и выпить винца. Это герои и проделывают, а затем незамедлительно отправляются по своим делам.
Есть один простой вопрос, который часто одни читатели задают другим читателям: о чем книга? Если автор не проявил дурновкусие, как, например, Коэльо, который в предисловии к «Алхимику», не тянул время и сразу же сообщил, о чем его книжка, то ответом на этот вопрос всегда будет некоторая интерпретация прочитанного. Хорошо, когда автор сознательно заложил в текст возможность интерпретировать его в определенном ключе. Молодец автор, читателю так проще и уютней. Хотя и тут никто не застрахован от самой неожиданной интерпретации: вон, одна приятельница автора этих строк назвала роман-эпопею «Тихий Дон» казачьей версий романа-эпопеи «Сто лет одиночества». А вот Мария Галина – молодец вдвойне. Она сделала все от нее зависящее, чтобы читатель не смог однозначно интерпретировать «Автохтонов». Помните, что было в самом начале этого текста про неназываемое и Витгенштейна? Так вот, это просто одна из возможных интерпретаций. И больше ничего. Неназываемое же такое неназываемое, его можно найти в самых неожиданных местах, вон, в «Голубой чашке» Гайдара, например. Так что не надо ссылаться на эту рецензию, она может быть в корне не верным прочтением крайне зыбкого романа. Неудивительно, что многим читателям «Автохтоны» не понравились. Отсюда куча отзывов в духе: скучно, непонятно, автор исписался. Автор, наоборот, кажется, выдал свой лучший текст. Автора стоит поздравить.
Но если все так, что остается читателю по прочтении? Что ему сказать про эту книгу? Как выразить свое отношение к роману? Не смотря на все вышесказанное, все равно остается определенный – пусть и простой – способ говорить об «Автохтонах». Это можно легко сделать в рамках оперирования всего лишь одной логической дуальностью. Понравилось. Или не понравилось. Поверьте, в данном случае этого вполне достаточно.
Поэтому автор этих строк воспользуется столь удачно подвернувшимся способом закончить сей текст. И просто скажет: понравилось.
И не будет настаивать на мысли, что, по его мнению, «Автохтоны» прежде всего про то, что настоящие чудеса страшны по определению, и от них надо держаться подальше.

Я, конечно, отметила книгу как прочитанную, но если смотреть правде в глаза, я пока на середине. Потому что роман необходимо прочитать дважды – сначала пройти по незнакомой комнате в потемках, а потом изучить внимательнее уже знакомое помещение. Или пройти по нему в свете мигающей лампочки, если угодно. Так было с «Малой глушей», которую получилось хорошо распробовать только со второго раза, и тем более так получается с более сложным романом «Автохтоны».

Мария Галина очаровывает своей сложностью при кажущейся простоте. Вроде бы: простой слог, даже немного сленговых словечек, множество диалогов, почти нет описаний, да и сюжет на первый взгляд незамысловат. Но в каждой мелочи прячется второй (третий, седьмой) смысл, текст насыщен скрытыми и явными цитатами и требует от читателя определенной эрудированности, а сюжет оказывается перевертышем. И какая его сторона действительна, а какая лишь искаженное отражение – решать читателю.

Не всегда я приветствую открытые финалы, и концовка романа меня немного обескуражила. Хотелось большей завершенности, даже не столько конкретных ответов, сколько эмоционального всплеска. Его нет, роман заканчивается почти так же ровно, как идет.
Зато как же потрясающе Галина пишет границы! Весь роман об этом, о зыбкой границе, и герой балансирует точно на линии перехода… откуда-то куда-то. Театральность идет рука об руку с мистикой, мир полон ненадежных рассказчиков, трикстеров и чудаков. Реальность застывает, словно разрисованный картонный задник, а декорации оживают и сходят со сцены. Героя мотает, как щепку на волнах, и выбирать направление он, кажется, не волен, зато волен выбирать, что он видит на своем пути. Делает свой выбор и читатель, всматривается в пелену дождя, слушает противоречивые показания – и выбирает, во что поверить.

Все книги Марии Галиной чинно выстроились на моих книжных полках. В их числе и та, которую автор подписала мне на одной из книжных выставок. Но, как часто бывает, несмотря на наполеоновские планы, первой прочитать мне случилось именно "Автохтонов". И это, наверное, большая удача, потому что – ах, какая книжечка, книжка-обманка, книжка-перевертыш, волшебный фонарик, отражающий туманные фигуры на стене! В начале чтения испытываешь просто эйфорию от этого чистого языка, метафор, аллюзий и реминисценций (ничего не забыла?), описаний природы, диалогов и этих мурашек по хребту от погружения в зыбкий мир недоговоренностей и тайн, обманов и миражей, чувств искренний и лживых. И нет никакой опоры в этой зыбкой действительности, все скользит, растворяется и становится не тем, чем кажется.

В старинный провинциальный городок со своеобразным местным колоритом приезжает человек, называющий себя искусствоведом. Он разыскивает в архивах местного театра подробности постановки оперы «Смерть Петрония» литературно-художественной группой «Алмазный витязь» в двадцатых годах прошлого века. Вроде бы постановка эта оказалась столь скандальной, что после премьеры была снята со сцены. А создатели ее были люди непростые, которых вихри враждебные занесли из столиц в эту глушь проездом в столицы иные – и художник, и композитор, и прима. Об опере не помнят или предпочитают не вспоминать даже самые рьяные из местных старичков - хранителей архивов и городских легенд. И вот эта, такая вроде прозаическая деятельность командировочного искусствоведа срывает с места целую лавину необъяснимых явлений и происшествий.

В этой книге самая будничная, обывательская реальность может соединится с античной трагедией, театральным романом, мистикой и городскими легендами.Чего только не преподнесет нам авторская фантазия и виртуозное владение культурным контекстом. Тут и Петроний, и его отношения с тираном и тиранией, и мойры, и голубая чашка пионерского писателя, и библейское красное это, красное дай мне. Оборотни, сильфы и саламандры проживают здесь столь же привычно, как в любой европейской сказке. А местные жители метко названы автохтонами, что очень буквально обрисовывает их сущность. И читателю предложено самому выбирать в какой действительности ему комфортнее – в иллюзорном пространстве фантастического вымысла или в серой, унылой реальности жизни провинциального городка, от которой тихо шифером шурша едут крыши его обитателей. И, конечно, вместе с героем книги читателю хочется,

И он испытывает все более сильное искушение поддаться этому очарованию, войти в эту дверь и стать частью этого сказочного мира.
Но не тут-то было. В волшебную реальность вторгается грубая проза и у героя с литературной фамилией Христофоров поиски мифического Вертиго обернутся поисками самого себя и причины, по которой произошла та мучительная развилка в его судьбе, после которой радостный и благополучный бутуз из веселой и дружной семьи превратился в человека с песьей головой, которого окружают страшные железные звуки и люди с песьими головами, и мрак, и грязь, и стыд, и иногда кровь, и ужас длящейся бессмысленной жизни.

О, он ее найдет, конечно. И будет ошеломлен ужасной будничностью этой правды. Ты просто лишняя деталь... Но раскрыв его инкогнито, дивный иной мир отторгнет его от себя, вытолкнет обратно в его чудовищную реальность. И закроется дверь в стене, смолкнет волшебная шкатулка и карета превратится в тыкву.

Какими-то чужеродными показались мне в этой сплетенной из магии и реальности истории не раз всплывающие в тексте описания всеобщих зверств всех против всех – до, во время и после войны. Конечно, из песни слово не выкинешь, это правда истории, но уж больно много и не всегда к месту попадаются в последнее время в современной литературе эти исторические экскурсы. Многовато, по-моему, их было и для этой чудесной книжки.
Но авторский мир существует по законам его создателя и нам остается лишь быть благодарными автору за то, что он позволил нам к нему приобщиться. Читайте!

Там чудеса

И я запоминаю музыку
мне тоже хочется быть малюсеньким

Очень приятная книга, легко читается, масса атмосферы и книжных отсылок, её смело можно растаскивать на цитаты. Душевный, обволакивающий, даже как-то убаюкивающий стиль. Та самая книга, от чтения которой получаешь библиофильское удовольствие. Мягкий, постмодерновый магический реализм, дозированные попугивания и напряги, чуть-чуть, пианиссимо... Герой приезжает в провинциальный курортно-туристический южный городок и поселяется в недорогом хостеле.

Разрешите представиться, ХлестаковХристофоров. Как завещал Пропп, на пути воин Света встречает различные испытания, иногда ему помогают, иногда сбивают с пути, изначальная цель - восстановить историю нашумевшей в узких кругах театральной постановки "Смерть Петрония", выяснить судьбу всех причастных к ее созданию, эта казалось бы тривиальная задача, выводит героя к познанию мира и самого себя, ставит его перед выбором, который вроде бы и не выбор вовсе, а небольшая такая развилочка, которая в конце концов решает всё. Как тот выбор, который Христофоров сделал в детстве, когда поверил отцу, что Страшный красноглазый ночной великан на самом деле телевышка.

Ещё одна параллель, возникающая при чтении книги - "Хищные вещи века" Стругацких, где герой приезжает разобраться, что же происходит в этом подозрительном городке, почему пропадают агенты. И те же неспешные беседы с окружением героя, поедание всяческой вкусной и не очень пищи, странные люди, которые пытаются от тебя что-то скрыть, но что-то постоянно проскальзывает, какая-то фальшь, наигранность, ощущение театральности, красивого фасада, за которым что-то таинственное, неизвестное и от этого становится ещё более страшно. Оборотни, вампиры, инопланетяне, непризнанные гении и злодеи, поневоле начнешь сомневаться в своем психическом здоровье или думать уж не в Касл-Роке ли все это происходит.

На то, что книга не так проста как кажется, автор намекает отрывками, в которых герой анализирует "Голубую чашку" Гайдара, как бы предлагая нам последовать его примеру и проанализировать внутренности "Автохтонов", ключик к анализу Галина дает нам практически в самом конце, это мультфильм "Шкатулка с секретом"(по сказке Одоевского "Городок в табакерке"), если есть 10 минут можете посмотреть, я его смотрел в детстве не задумываясь о смысле

Что это за музыка, которая раньше играла, а теперь больше не играет? Это волшебство детства, гармония сфер, Грааль, делающий бессмертным, равным богам. Поначалу мне не понравился конец, я просто его не понял, герой уезжает из города, останавливается на полпути, не вступает в бой с драконом, и вроде бы ощущение незаконченности, нет катарсиса, очищения через смерть. Но потом понимаешь, смерть была, просто её никто не заметил, а Христофоров понял, что детство кончилось, ребенок умер, остался взрослый со своей взрослой жизнью, в которой нет места сказке.

• Янина, - сказал он. - Маленькая Янина. Там, куда я еду, ничего нет. Ничего, понимаешь? Только страшные железные звуки и люди с песьими головами, и мрак, и грязь, и стыд, и иногда кровь, и ужас длящейся бессмысленной жизни, и сам я с первым светом встану совсем другим, я стану таким же человеком с песьей головой и больше никогда не скажу ни слова, а буду только рычать алчной своей глоткой. Осталось совсем немного, близится финал, и я вот-вот сниму свое лицо, и под ним окажется морда чудовища. Такие у нас метаморфозы, маленькая Янина, такие страшные чудеса, и мы не умеем делать иных.

  Автохтоны - это не аборигены, это от слова хтонь, мрак и ужас, весь свой ужас мы носим в себе, все наши страхи - это мы сами и есть.

  Хорошо

  P.S.

Я принципиально не читаю анатацию книги, когда её покупаю. Начинаю читать и у меня складывается собственная картинка. Но не в этот раз. Одолев пятьдесят страниц, я пожала плечами и принялась изучать аннотацию, потому что самой понять о чем книга, не получилось. Так о чем же книга? Эта прекрасная история из серии эксклюзивная новая классика. Да ни о чем. Сюжет тусклый и скучный, герои пустые, но косящие под европейцев. Например, пара байкеров, которые имели между собой интимную связь. И мне было интересно и хотелось спросить автора, а почему они у вас так стремятся показать при незнакомом человеке свои отношения? Почему обычная пара, состоящая из мужчины и женщины не лезет друг к другу в гостях в штаны? А вот пара из мужиков пытается обозначить свои отношения. Автор, для чего вы делаете на этом акцент? Это как-то вписывается в современную классику? Вообще мне не понравилось. Скучно, сонно и немного подташнивает. Не интересно, хотя язык нормальный.

Я ищу эти книги, черт-те сколько хлама порой приходится отфильтровать, чтобы случайно наткнуться на того же Волхва, или вот Автохтонов. Я слышала о них раньше, но меня страшно сбила публикация в одной серии с Гейманом. Нельзя так, простите, вводить людей в оману. Для меня, Гейман и Лавкрафт - те же сказочники. А вот Галина как-то посерьезнее оказалась...

Мне очень импонирует тонкий магический реализм, Лукьяненовский для меня, например, ареален, не втягивает, вампиры эти... Здесь же он проявляется очень осторожно. Я допускаю предположение, что странное может существовать, поскольку добавляется оно помалу, застенчиво, крохотными чудами. Подумаешь, показалось, всего-то два байкера с сюрпризом, потом саламандра - ну не дракон же, потом труп - так всегда в расследованиях, нет? И наконец, все это затягивается плотным узлом, а я уже верю всем этим... кого нам предлагает Галина, во всех их ипостасях и с их историями.

К историям.

Для меня эта история полифонична, не только музыкальными темами или театральными перетасовками - количеством произведений, которые во мне всколыхнулись при прочтении. Заворачиванием сюжета - "Волхв", языком, отрывистостью местами повествования - что угодно из Рубиной, потусторонними, претендующими на серьезное существование персонажами - "Ночной дозор".

Язык меня забрал.
В моей практике язык способен протащить по абсолютно бессюжетному пространству повествования. Но здесь был сюжет. Я бы назвала его театральным: много антрактов, разговоров, одноразовых дамских романов, баек, длящийся и длящийся, который будет остановлен вечером, и тогда все разойдутся, а когда-нибудь еще соберутся опять.
Да и короткое соотношение с днем сурка проскакивало. А именно мысль: "Если проживать один и тот же день с крохотными различиями - разными добавками к запеканкам, отличающимися обложками до боли подобных книг - и не держаться за идею, что все циклично, а ты за решеткой времени, можно продержаться долго. Да и кормят неплохо, возят туда-сюда".

Меня зацепила быстро промелькнувшая версия: это все для туристов, всего лишь - индивидуальный подход называется. Только вдумайтесь, если бы ТАКОЕ существовало, это же... У Геймана в "Американских богах" был такой камерный город, "с подходом". Вот она вишенка!