Наоборот

Что только не сделаешь ради «культурного развития». Вот и впервые увидев имя писателя в книге Мишеля Уэльбека «Покорность» (главный герой изучал творчество Жориса-Карла Гюисманса), решила ознакомиться с автором.

Произведение «Наоборот» Гюисманса, опубликованное в 1884 году считается манифестом «декаданса».

Во-первых это не роман – это бесконечный каталог брюзжания аристократа, у которого слишком много денег и слишком мало смысла в жизни.

Главный герой, дез Эссент, – ходячий набор маний, причуд и патологической ненависти к обычной жизни. Он ненавидит общество, природу, свежий воздух, солнечный свет – в общем, всё, что не покрыто позолотой и не пахнет ладаном XIX века.

Во-вторых - Сюжета нет. Вместо него – бесконечные описания того, как дез Эссент украшает свой дом, коллекционирует экзотические цветы (которые тут же убивает, потому что они «слишком натуральные»), пьёт ликёры, подобранные по цветам, и размышляет о том, как всё вокруг отвратительно, кроме его собственного изысканного вкуса.

Гюисманс наверно пытался создать что-то утончённое, но получился просто поток бессмысленного сознания человека.

Итог: «Наоборот» – это книга, которую можно похвалить разве что за то, что она когда-то кого-то шокировала. Но читая сейчас- это просто занудный манифест эстетского самолюбования.

Если хотите испытать терпение – вперёд.

Если же цените своё время – то используйте его на что-то более ценное.

Читал давно, немного перечитал и пришел к уверенно противоположным выводам. Главный герой весьма похож на меня: скучающий декадент-эстет-мизантроп-гедонист, неизбежно мутирующий в затворника-эксцентрика и просто типичного шизохиккана (зачеркнуто), и прочее такое, только я намного скромнее )
Изысканно-сдержанно-интригующие описания сексуальных приключений героя даже сейчас вызвали у меня некоторую зависть, хотя понятно, что в условиях реального XIX века я бы не стал их воспроизводить )
Так вот, бездарный автор хотел протолкнуть мораль в стиле "в данном случае надо обратиться в христианство или умереть (последнее плохо, это в ад, ууууууу)", когда я был молод и благонамерен, я с этим соглашался, читая биографию Гюисманса о том, как он обратился в котолицизм и вообще потом успешно умер и спасся.
Но теперь, как прожженный сатанобуддист, я уверен, что главный герой всё делал плюсминус правильно, никогда реальный человек не решил бы после такого "жить настоящей жизнью как простое богоугодное быдло", так что правильный ответ на поставленный вопрос - keep calm, carry on, die alone (when you want) and go to Pure Land.

«наоборот» жорис-карл гюисманс. «наоборот» - удивительный французский роман, воплотивший настроения «конца века» и вошедший в историю как «библия декадента». это на самом деле уникальная книга: в ней почти отсутствует действие, это описание пристрастий и антипатий героя. ему чуждо человеческое общество, графу дез эссенту комфортнее находиться в окружении красивых вещей, чем шумных и скучных людей. он мыслит себя «не таким, как остальные», но сам больше походит на основную человеческую массу. он всегда убегает, но нет от общества, а от самого себя. вырываясь из социума, человек создал собственную тюрьму, ведь живя в тотальной изоляции, которая окружала дез эссента абсолютно невозможно обрести свободу. гюисманс необычайно легко пишет о довольно важных и сложных вещах. с самого названия «наоборот» дает область для размышлений, книга кажется глотком свежего воздуха.

Если честно, я сижу и не понимаю, как писать отзыв к этой книге. Оценку ей не ставлю по тому же принципу, эту книгу я собираюсь взять и перечитать. Написано прекрасно, я могу понять, почему в свое время ее назвали манифестом европейского декаданса, однако не все современники Гюисманса высоко оценивали данное произведение, в частности Золя. Примечательно, что образ герцога дез Эссента автор не сочинил с нуля, у этого героя был реально существующий прообраз (книгу Барнса я уже взяла на заметку). Понимаю, что для понимания данного произведения мне еще сильно нужно пополнить копилку собственных знаний, и это (с)делает процесс (пере-)чтения еще увлекательнее.

Главный герой романа «Наоборот» - последний представитель когда-то знатного рода, состояние которого, мне кажется, вообще никак не насчитывается – оно неизмеримо. В какой-то момент ему все стало дико и скучно, он сам себе приелся благодаря своим эксцентричным выходкам и попыткам удивить всех и каждого, что он решается уединиться в совершенно не скромно обставленном доме и предаться чтению и обогащению собственных знаний. Он долго создает свое идеальное жилище, два месяца готовится к декорированию стен, пытаясь в очень причудливой форме подобрать идеальные для своего замысла цвета, формы и материалы для своего пространства, полностью уходит в воображаемый мир и даже от одной из поездок отказывается, так как лучше совершить ее в своем воображении, чтобы не портить впечатления и картину (привет, завышенные ожидания). В самой книге нет как такового сюжета, герой размышляет о пространстве, ценностях, красоте, искусстве, литературе, предается воспоминаниям и самоанализу детских (и не только) травм. Вполне возможно, что выбор предков героя в плане партнеров для создания семей тоже сыграл свою злую шутку.

Интересно также было смотреть на ненависть герцога в сторону нового поколения, особенно учитывая какой образ жизни он вел сам до момента своего отшельничества.

Первая мысль после прочтения романа Жориса-Карла Гюисманса «Наоборот» – в чём смысл названия? Слово «наоборот» несамостоятельно, оно требует некой первичной субстанции, какого-то изначального явления, которое в романе выворачивается наизнанку. Наоборот – это протест против «лицевой» стороны реальности, почитаемой за начало, за точку отсчёта. Где же она, эта точка отсчёта, против которой протестует герой Гюисманса герцог дез Эссент?

Подсказку дал Джулиан Барнс. В своей книге «Портрет мужчины в красном» он рассказывает о французском аристократе – графе Робере де Монтескью, ставшем прототипом гюисмансовского дез Эссента. Граф Робер, денди, эстет и немного декадент, в своём поклонении красоте дошёл до эксцентричности: например, в оформлении жилища он сочетал шкуру белого медведя, разложенные веером шёлковые носки, церковную утварь и черепаху с золочёным панцирем. Об убранстве дома графа де Монтескью некрупный чиновник Гюисманс, прежде отметившийся пятью реалистическими романами в духе Золя, узнал от своего приятеля Малларме, и тут же потащил это убранство в свой роман, рвущий с реалистической традицией не только в содержании, но и в форме.

Потому что французский реализм XIX века – это описание как характеров, так и действия, причём описание натуралистичное; здесь же действия нет, есть только сосредоточенность на характере, на личности с её психологией и с её историей, причём последнюю составляют не только события 29-летней жизни, но и травматический опыт семейных отношений, учёба у иезуитов, прочитанные книги, съеденные блюда, покорённые женщины. И беседы, которые не всегда приносили интеллектуальное удовлетворение. И что в итоге? Уединение в доме на окраине Парижа, в Фонтэне, среди садов, где можно было создать чаемую больными духом и телом обстановку эстетического уединения. Здесь происходят эксперименты по сочетанию цветов, запахов, красок картин и корешков книг; здесь же почёрпнутая из рассказа Малларме история о позолоченной черепахе. Правда, если у прототипа – де Монтескью – черепаха здравствует, у дез Эссента – погибает, не выдержав тягот золочения и инкрустации.

Кстати, друг Стефан вознаграждён Гюисмансом за помощь, он предстаёт здесь едва ли не завершителем огромной традиции, пусть и в виде чтеца некролога на похоронах: «Упадок литературы, дошедший до последнего предела, литературы, обессиленной веками поисков смысла, истощённой излишествами синтаксиса, чувствительной лишь к извращённой изысканности, спешащей всё высказать на своём закате, желающей вознаградить себя за все пропущенные наслаждения, передать самые неуловимые оттенки страданий на смертном ложе. Малларме воплотил всё это законченно и прекрасно».

Реализм и натурализм – это и есть тот самый «упадок литературы», сопровождающийся упадком французского языка, который стал скопищем банальностей и общих мест, как однажды это произошло с латынью. Скучный и банальный натурализм нужно было разрушить, и Гюисманс пишет роман, в котором почти нет действий, а есть поиск красоты в мире и упоение найденной красотой. Отсюда главы, представляющие собой компендиумы накопленных культурой богатств, например, литературы античного Рима, католического богословия, поэзии, художественного творчества и т.д. Здесь низвергаются авторитеты, погрешившие против красоты, ищется источник прекрасного, и находится он не на путях реализма, а на путях отхода от копирования природы, потому что у Гюисманса в поздних романах содержится революционная идея: спасение от буржуазной пошлости – не в обращении к природе, а в обращении к искусству, которое превозмогает природу. Пример из области запахов: «В парфюмерном искусстве художник довершает начальный запах природы, из которой он высекает благоухание и оправляет его так же, как ювелир очищает воду камня и делает его ценным».

То есть ценна не первоначальная природная материя, а работа над ней человека-творца; вот почему натурализм не имеет здесь самостоятельной ценности: он – только копирование реальности. И здесь после блужданий нашей мысли мы должны вернуться к Джулиану Барнсу, подарившему нам ключ к названию романа. Он говорит, что в Британии его издали под названием «Против природы», и это гораздо проницательнее, чем французский оригинал и его буквальный русский перевод. Дез Эссент оборачивается к изначальной, природной реальности спиной, выступает против эстетической зависимости от природы, а значит, превозносит человека, что превозмогает скупую реальность и довершает её человеческим пониманием прекрасного.

В этом смысле дез Эссент платоник: он стремится к тому, чтобы каждая отдельная вещь была максимально близка к её идее, к её идеальному прототипу, но при этом он уходит от вопроса о наличии трансцендентного мира идей. С трансцендентным у него вообще сложно: он хотя и увлечён богословием, но это увлечение следует в русле его страсти к латинскому языку, на закате античности получившему импульс в церковной литературе, сохранившей культурность и цивилизованность в Европе тёмных веков и не позволившей человеку окончательно погрузиться в природный хаос. Как, например, Боэций, сочинивший в тюрьме «Утешение философией», стал одним из тех, кто не позволил варварской «естественности» погубить остатки умершей цивилизации Рима, и заложил основы возрождения культуры хотя бы через систему семичастного образования, делящегося на тривиум и квадривиум.

Так слово побеждает животную жизнь, так торжествует логос, так красота, даже в ситуации ничтожества своих вечных спутников – истины и добра, превозмогает природу, и уже затем возрождает тягу к истине и добру. Дез Эссенту неведома калокагатия, поскольку он чужд греческой культуре, но неразгаданное им трёхчастное единство способно прорасти из одной только тяги к эстетике: красота вытягивает «человека» из «природы» и делает выше себя прежнего, потому что её собственная сила велика и могуча. Искусство – это всегда искусственность.

А главным источником красоты становится человек. Вот почему декадентство, в котором обвиняют дез Эссента, необязательно подразумевает презрение к человеку как таковому. Только если к человеку массовому, буржуазному, мещанскому, типическому. Но всё равно декадентство – это вера в человека, в его способность подниматься над суетой обыденности, над уродством повседневности, и творить красоту. Потому что нет для декадента иного источника красоты, чем человек. По сути, декадентство – это ещё одна идеология обезбоженного мира, ещё один шаг на пути человекобожия западной культуры, возводящего на пьедестал творческие способности человека, хотя и предъявляющего ему максимальные требования, мерящего его предельной меркой и не согласного на компромиссы.

Книга не странная, а довольно скучная. Главный герой - наследник рода дез Эссентов - получил наследство и ведет довольно разгульную жизнь. Но вдруг ему все надоедает и он решает жить в затворничестве. Покупает себе домик рядом с Парижем, уединяется в нем.
В книге не происходит ровным счетом ничего. Автор тешит нас описаниями интерьера, декора, книг. Например тему, почему дез Эссент выбрал оранжевый цвет для стен, а не синий, серый, желтый, зеленый, красный, оказывается, можно развить на несколько страниц. Так же подробно разбираются картины и имеющиеся в хозяйстве книги. Да, конечно, аллегории и все прочее, нужно провести параллели и прочувствовать... Но уж слишком занудно.
Особенно поразил один момент: герой оформил столовую в стиле корабля. Разложил там тематические книжки, поставил у окна аквариум, вроде как кажется, что ты в воде. И фантазирует о том, будто бы он на корабле. Серьезно? С такими деньгами он мог бы в самом деле отправиться в любой круиз и увидеть все собственными глазами. Нет, он, видите ли, погулял с девицами, почесал язык с мужиками и решил, что все уже видел и все скучно. Ерунда какая-то.
Если есть желание почитать скучную книгу, про маящегося от скуки человека, то вам сюда.

«Наоборот» Жориса-Карла Гюисманса.

Книга, полная оппозиций, каждый раз выбирающая из двух противоположностей менее очевидную, более абсурдную; так называемый «манифест декаданса», не то чтобы напрямую декларирующий саморазрушение, но маячками-сигналами с самого начала указывающий на то, что этот путь – единственный из возможных. Аристократия сделала свое дело (а было ли дело, просится навязчивый вопрос), аристократия должна умереть. И в лице главного героя она сделает это красиво.

В определенном смысле «Наоборот» – настоящая энциклопедия изящных искусств и всех тех необязательных знаний, которые в конце XIX века формировали понятия «хороший вкус» и «образованность». От материальной составляющей – ткани, драгоценные камни, вина, цветы, эссенции – к изыскам творчества. Подробнейший разбор литературы – от Апулея до Малларме. Живопись. Музыке отведено категорически мало места – но, в качестве компенсации, читателю предлагаются причины нелюбви дэз Эссента, главного действующего лица, к классическим мелодиям, а точнее, к способу наслаждения ими.

Впрочем, говорить «действующее лицо» едва ли уместно. Единственное событие, которое происходит «на наших глазах» – попытка путешествия в Лондон. Но, проведя несколько часов в пабе, напоминающем атмосферой британскую столицу, дез Эссент решает отменить поездку, рассуждая следующим образом: «В общем я получил все, что хотел увидеть и почувствовать. С тех пор как я выехал из дома, я только и делал, что набирался опыта английской жизни. И мучиться, переезжать с места на место, растрачивать драгоценные впечатления – чистое безумие. И что это, наконец, на меня нашло, что я вдруг переменил образ мысли, отрекся от тихих фантасмагорий своих дум и, как простофиля, поверил в необходимость и пользу экскурсий! А между прочим, – сказал он, взглянув на часы, – пора домой».
На этот раз он поднялся, вышел из таверны, велел кучеру отправляться на вокзал и со всеми своими чемоданами, саквояжами, пледами, зонтиками и тросточками вернулся в Фонтеней, ощущая физическую и душевную усталость человека, приехавшего домой после долгого и опасного путешествия».

Дэз Эссент – безусловно, типичный герой декадентов, предпочитающий бездействие не по лености или отсутствию возможностей, но от глубокого разочарования в действительности (= в действии). Разумеется, наедине с самим собой ему также не может быть хорошо – отсюда нарастающий эскапизм, погружение в книги, цветы, запахи, даже робкая мысль вернуться к людям – но разочарованному аристократу трудно найти себе компанию. При таком мироощущении дэз Эссент обречен вечно «искать человека». И никогда не найти – потому что в его малокровном теле нет даже толики жизненой силы.

--

«Странная то была книга, никогда еще он не читал такой! Казалось, под нежные звуки флейты грехи всего мира в дивных одеяниях проходят перед ним безгласной чередой. Многое, о чем он только смутно грезил, вдруг на его глазах облеклось плотью. Многое, что ему и во сне не снилось, сейчас открывалось перед ним.
То был роман без сюжета, вернее – психологический этюд. Единственный герой его, молодой парижанин, всю жизнь был занят только тем, что в XIX веке пытался воскресить страсти и умонастроения всех прошедших веков, чтобы самому пережить все то, через что прошла мировая душа. Его интересовали своей искусственностью те формы отречения, которые люди безрассудно именуют добродетелями, и в такой же мере – те естественные порывы возмущения против них, которые мудрецы все еще называют пороками. Книга была написана своеобразным чеканным слогом, живым, ярким и в то же время туманным, изобиловавшим всякими арго и архаизмами, техническими терминами и изысканными парафразами. В таком стиле писали тончайшие художники французской школы символистов. Встречались здесь метафоры, причудливые, как орхидеи, и столь же нежных красок. Чувственная жизнь человека описывалась в терминах мистической философии. Порой трудно было решить, что читаешь – описание религиозных экстазов какого-нибудь средневекового святого или бесстыдные признания современного грешника. Это была отравляющая книга. Казалось, тяжелый запах курений поднимался от ее страниц и дурманил мозг. Самый ритм фраз, вкрадчивая монотонность их музыки, столь богатой сложными рефренами и нарочитыми повторами, склоняла к болезненной мечтательности».

Оскар Уайльд, «Портрет Дориана Грея»

Уж сколько раз твердили миру… Уайльд клялся и божился, что «книжка в желтом переплете» выдумана и никем никогда не написана. А критики все продолжают распознавать в подарке лорда Генри произведение Гюисманса. Но ведь не придерешься: есть и психологизм, и болезненная мечтательность в качестве последствия. А само описание вполне могло бы оказаться на форзаце книги «Наоборот».

Этот роман не развеет скуку. Он вообще ничего не развеет, кроме желания читать.

Последний представитель рода дез Эссентов чрезмерно болезненный, снобистский, местами сумасбродный, донельзя претенциозный. Крайне сложная натура, которую выдержать мне, как читателю, трудно.
Ещё труднее пережить язык повествования.

Вкратце впечатление: как будто я технарь, который пришел посредине лекции "Церковная средневековая литература" и "Эволюция латыни до VIII века сквозь призму непонятных авторов". Хуже всего то, что такая "лекция" напичкана длинными пространственными объяснениями и витиеватыми эпитетами. Поэтому в данном конкретном тексте я не то что оказалась в дремучем лесу, а в саду терновых кустарников.

Итак, из чего ещё состоит книга, помимо болезненных отссылок (которых, на минуточку, 80% романа):

• Герой отстранено переживал детство в болезни, изоляции от сверстников и безучастия родителей;
• Героя отправили учится в иезуитский пансион. Вера его не прельщала, беседы с настоятелями и словесниками опостылели, изучал дез Эссент только то, что хотел, и в общем, имеет приятные воспоминания;
• Герой какое-то время вел распутный образ жизни в Париже, потом продал имение, разболелся неврозом и переехал в глушь, где ни с кем не общался и страдал периодическими приступами, сопровождающимися галлюцинациями, предаваясь воспоминаниям и ничегонеделанию.

  Вот это ничегонеделание и пространственные опусы о непонятных поэтах и писателях, которых много настолько, что выглядит картина как мертвое кладбище забытых вещей и личностей, вызывает спектр эмоций от скуки до угрюмой злости.

  Как итог - мучила и мучилась сама этой книгой с прошлого года.

  С трудом соображаю, что могло здесь вдохновить Оскара Уайльда. Скорее всего тяга дез Эссента к саморазрушению и тлену, гротескная попытка найти себе увлечение в любых доступных радостях: самоуединение, дизайн комнат, странная литература, спиртное, любовные утехи с женщинами, девушками и юношами, цветоводство, парфюмерия, попытки растления морального облика случайного бедняка, немного симфоний Вагнера и домашних черепашек, с инкрустированными в панцирь драгоценными камнями.

  Роман заканчивается тем, что после очередного приступа невроза, герою прописывают переезд обратно в Париж, и его инсценированное изгнание из убогого грубого мира заканчивается.

Очень, очень странная книга... В ней есть развитие, есть в ней смыслы. Литературно-психологическое исследование личности, движущих сил личности, её корней, её разломов, расколов, падений, высочайших духовных точек. Гюисманс - эдакий французский Фёдор Михайлович, и, пожалуй, именно оттого, что это не наш Достоевский, и пишет он не про нас, страдание это не наше, - целостного погружения в этот мир так и не вышло у меня. Меня то и дело выкидывало за борт, я проскальзывала мимо чего-то для "них" значимого, какой-то "их" тайны, которая не известна мне, не понятна, да и знать её я не хочу (есть предчувствие, что этого омерзительного откровения не вынесет душа моя). То, что удалось мне увидеть, позволяет составить мнение об авторе, как о: а) человеке высокообразованном, б) чрезвычайно откровенном, бестактном даже, в обращении со своим читателем, в том, на что он предлагает "полюбоваться", в) очень радеющем за свою страну писателе, взволнованном ликом формирующегося француза, тем психологическим тупиком (или пропастью?), в который француз сам себя толкает. Было даже ощущение, что это какое-то предсказание, предчувствие, а не анализ и описание уже появившегося типа человека. Подводя итоги, заключу следующее: "Наоборот" - роман, который недостаточно просто прочитать, его необходимо обдумать, и даже обдумывать (не раз), понимать его можно совершенно на разных уровнях, а, может быть, и необходимо на всех возможных уровнях его осознать-понять. За счет яркости рисуемых картин, роман довольно увлекателен, время от времени читается очень легко, а бывает и так, что он не хочет тебя отпускать. Не всегда, не слишком часто, но случается и такое.