Прочитанные рассказы и другие маленькие произведения
Mistress_Weatherwax
- 631 книга

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Как иногда хочется заглянуть за кулисы создания великих произведений, услышать от автора о процессе рождения новой работы, проследить путь от искорки идеи до готового войти в читательский мир детища писателя. Особенно ценно получить такую возможность из прошлого, за пару сотен лет до нашего времени.
Эдгар Аллан По написал свое эссе “Философия творчества” в ответ на заметку Чарльза Диккенса, которую тот в свою очередь отправил По на его разбор произведения “Barnaby Rudge”... да, самого же Диккенса. Вот такой вот литературный пинг-понг получается у нас.
Диккенс размышляет о таком способе создания произведения, когда писатель начинает с конца, окутывая героя всеми проблемами и постепенно строя сверху причины возникновения тех или иных ситуаций. То есть развязка воспринимается как цель, к которой стремится автор, начиная писать первые слова своего рассказа, стихотворения, романа и пр. По спорит с этим утверждением и предлагает свое объяснение появления на свет действительного знаменательного произведения. По ставит в базис фантазию писателя, идею, впоследствии которая будет дополнена “эффектами” и приемами конкретного автора.
В виде цепочки творческий процесс состоит из следующих этапов: cюжет <- эффекты <- тон произведения, события, манера изложения.
Интересно, что во время написания данного эссе, как становится понятно со слов По, не является популярным признания авторов о том, как же были написаны их работы. Часто считалось, что происходит озарение и рождается роман, что по мнению По - неправда, и писательство - не хаотический процесс, а осознанный, вполне себе математический. Чтобы развеять этот миф По пишет это эссе, в качестве объекта разбора выбирая свое стихотворение “Ворон”.
Далее следует достаточно детальный рассказ о том, как рождалось это произведение - от выбора эффектов (например, “припевов”), размера работы, обозначения пределов фантазии (не превышая сознание читателя и не уступая требованию критиков), выбора сюжета, тона, героев, обстановки. Описывает интересные задумки, такие как нагнетание настроения читателя, нюансы встречи героев и т.д. По акцентирует внимание читателя на том, что оригинальность, необходимая для хорошего произведения, не приходит к писателю свыше, а находится в процессе тяжелого труда. С чем я согласна полностью и как мне кажется, в целом, это эссе было бы хорошей находкой для дискуссий людей, любящих литературу.
Внимание: версия на платформе Storytel - неполная и в ней рассказ прерывается почти на середине. Рекомендую найти книгу в печатном варианте.

Читаю «Философию творчества» Эдгара нашего Аллана По, тоненькую такую книжечку, как раз чтобы между работой и работой. О том, как разрабатывалось — именно это слово — самое впечатляющее стихотворение всех времен.
Отсюда По кажется не безумным гением с мрачным огнем в глазах, каким его обычно представляешь, а прямо наоборот — бесчувственно-рассудительным математиком с линейкой в одной руке и циркулем в другой, подходите, становитесь в очередь, сейчас я рассчитаю ваши чувства.
Борюсь с подозрением, что врет, оболтус, наверняка ведь писал по вдохновению, а потом прикрутил солидный базис, знаю-знаю, сама так делала.
Покажу кусочек — особенно прекрасно последнее предложение, в 153 слова аж)
«И тут, ни на миг не упуская из виду цели - безупречности или совершенства во всех отношениях, - я спросил себя: "Изо всех печальных предметов какой, в понятиях всего человечества, самый печальный?" "Смерть", - был очевидный ответ. "И когда, - спросил я, - этот наиболее печальный изо всех предметов наиболее поэтичен?" Из того, что я уже довольно подробно объяснял, очевиден и следующий ответ: "Когда он наиболее тесно связан с прекрасным ; следовательно, смерть прекрасной женщины, вне всякого сомнения, является наиболее поэтическим предметом на свете; в равной мере не подлежит сомнению, что лучше всего для этого предмета подходят уста ее убитого горем возлюбленного".
Теперь мне следовало сочетать две идеи: влюбленного, оплакивающего свою усопшую возлюбленную, и Ворона, постоянно повторяющего слово "nevermore". Мне следовало сочетать их, не забывая о том, что я задумал с каждым разом менять значение произносимого слова; но единственный постижимый способ добиться такого сочетания - представить себе, что Ворон говорит это слово в ответ на вопросы, задаваемые влюбленным. И тут я сразу увидел возможность, дающую достичь эффекта, на который я рассчитывал, то есть эффекта смысловой вариации. Я увидел, что могу сделать первый вопрос, задаваемый влюбленным, - первый вопрос, на который Ворон ответит "nevermore", - что я могу сделать этот первый вопрос обыденным, второй - в меньшей степени, третий - еще менее того и так далее, пока наконец в душе влюбленного, с изумлением выведенного из своего первоначального безразличия печальным смыслом самого слова, его частыми повторениями, а также сознанием зловещей репутации птицы, которая это слово произносит, наконец пробуждаются суеверия, и он с одержимостью задает вопросы совсем иного рода - вопросы, ответы на которые он принимает очень близко к сердцу, - задает их наполовину из суеверия, наполовину от того вида отчаяния, - что находит усладу в самоистязаниях; задает их не потому, что целиком верит в пророческую или демоническую природу птицы (которая, как подсказывает ему рассудок, просто-напросто повторяет механически зазубренный урок), но потому, что он испытывает исступленное наслаждение, строя вопросы таким образом, чтобы испытать, слыша ожидаемое "nevermore", горе наиболее сладостное, ибо наиболее невыносимое»







