Уход в лес

Сохранять собственное своеобразие тяжело и тем тяжелее, чем больше вы нагружены имуществом. В этом случае вам угрожает судьба тех испанцев времен Кортеса, которых «скорбной ночью» утянул на дно груз золота, с которым они не хотели расстаться. В отличие от этого, тот вид богатства, к которому относится своеобразие человека, не только несравненно дороже, оно к тому же является тем источником, из которого исходит любое богатство вообще. Особенность человека в том, что он не только творец, но и разрушитель это его даймонион. Когда многочисленные, связывающие его путы разрываются, он восстает, как освобожденный Гулливер в стране лилипутов. Его используемое подобным образом владение превращается в непосредственную функциональную мощь

Потому вполне естественным является стремление власть имущих представить любое легальное сопротивление и даже простое несогласие с их притязаниями как преступное, и это их намерение создает особые отрасли применения насилия и пропаганды. Этим объясняется также и то, что в их иерархии обычный преступник стоит выше того, кто сопротивляется их замыслам.

В противоположность этому важно, что Ушедший в Лес не только в своей морали, в своей борьбе, в своем товариществе заметно отличается от преступника, но важно также и то, что это различие скрыто в самой его глубочайшей сути. Он может обрести свои права только в самом себе, особенно в той ситуации, когда профессора правоведения и государственного права не способны вложить в его руку необходимого ему оружия.

В любой ситуации и по отношению к любому человеку одиночка может стать Ближним — в этом непосредственно раскрывает себя его царское достоинство. Источник аристократизма заключается в предоставлении защиты — защиты от угрозы, исходящей от чудовищ и нечисти. Такова отличительная черта аристократии, чей отблеск можно заметить даже в безымянном тюремном охраннике, который тайком протягивает заключенному кусок хлеба. Это не может исчезнуть, благодаря этому мир существует. Это жертвы, на которых он основан.

Ушедший в Лес это конкретный одиночка, действующий в конкретных обстоятельствах. Он не нуждается ни в теориях, ни в придуманных партийными юристами законах для того, чтобы понимать, что является справедливым, а что нет. Он не пьет из предоставляемых ему институтами источников нравственности. Вещи кажутся ему простыми, если в нем живет еще нечто неподдельное. Мы видели, что великий, открываемый Лесом опыт заключается во встрече с собственным «Я», с неуязвимым ядром, сущностью, которая питает все временные и индивидуальные явления.

Подобно тому, как все сословные формы были переплавлены в специализации рабочего характера, то есть в технические функции, так же были переплавлены и солдатские формы. Солдату из всех подвигов Геракла остался, по сути, только один: он должен время от времени чистить авгиевы конюшни политики. В этом деле ему всё труднее сохранять руки чистыми и вести войну тем способом, который, с одной стороны, отличал бы его ремесло от ремесла полицейского, а с другой, от ремесла мясника или даже живодера. Для его новых  нанимателей это менее важно, чем распространение ужаса любой ценой.

К тому же технические изобретения расширяют области войны до бесконечности, и новое оружие стирает всякое различие между комбатантами и нонкомбатантами. Вместе с тем исчезает та предпосылка, которой обусловливается сословное самосознание солдата, и рука об руку с этим явлением идет упадок рыцарских форм ведения войны.