Уход в лес

Под уходом в Лес мы понимаем свободу одиночки в этом мире. Этим термином мы также выражаем трудность и даже заслугу, состоящую в том, чтобы быть одиночкой в этом мире. То, что положение одиночки изменилось и неизбежно ещё изменится, не подлежит сомнению, но вместе с тем изменилась также и свобода, хоть и не в своей сути, но, несомненно, в своей форме. Мы живём в эпоху Рабочего; истинность этого утверждения со временем становится всё очевиднее. Уход в Лес создаёт внутри данного порядка движение, которое отличает его от зоологического образования. Это не либеральный и не романтический акт, но пространство действия маленьких элит: тех, кто кроме требований времени сознает ещё нечто большее.

Уход в лес – за этим заголовком скрывается отнюдь не идиллия. Читателю следует приготовиться скорее к рискованному походу, который поведет его не только по еще непроторенным путям, но и выведет за пределы рассмотрения. Речь идет об основном вопросе нашего времени, то есть, о вопросе, который в любом случае влечет за собой угрозу. … Партизаном, однако, мы называем того, кто став одиноким и бесприютным в результате большого процесса, наконец, видит, что он отдан во власть уничтожению. Это могло бы быть судьбой многих, даже всех – итак, должно присоединиться еще одно предназначение. Оно состоит в том, что партизан решился оказывать сопротивление и намеревается вести, вероятно, безнадежную борьбу...

К характерным чертам нашего времени относится сочетание значительности сцен с незначительностью исполнителей.

Самое неприятное в данном спектакле это сочетание человеческого ничтожества с чудовищной функциональной властью. Это мужи, перед которыми трепещут миллионы, от решений которых зависят миллионы. И всё же нужно признать, что дух времени отобрал их абсолютно безупречно, если рассматривать его в одной из возможных перспектив как прораба по сносу ветхих зданий. Все эти экспроприации, девальвации, унификации, ликвидации, рационализации, социализации, электрификации, земельные консолидации, дистрибуции и пульверизации не предполагают ни индивидуального склада, ни характера, поскольку и то и другое вредит автоматизму. Поэтому там, где в цеховой иерархии требуется еще власть, предусматривающая дополнительную оплату, неизбежно возвышаются ничтожества, обладающие сильной волей.

Здесь возникает вопрос о возможных задачах подобных усилий. Как было уже упомянуто, они не могут быть ограничены завоеванием исключительно внутренних царств. Это касается позиций, становящихся популярными у тех, кто как раз потерпел поражение. В той же мере недостаточно ограничиваться и реальными целями, как, например, ведением национально-освободительной борьбы. Скорее так: мы видим, что те усилия, о которых идет речь, может увенчать в том числе национальная свобода, но лишь как эпифеномен. Мы ведь вовлечены не только в национальное крушение, но и в мировую катастрофу, о которой вряд ли можно сказать, а тем более предсказать, кто здесь на самом деле победитель, а кто побежденный.