Или-или. Фрагмент из жизни

Чувственное как таковое возникает только благодаря рефлексии, однако в первой любви нет никакой рефлексии, а потому она и не бывает чисто чувственной. Такова необходимость в первой любви. Как все вечное, она обладает той же двойственностью внутри себя, поскольку заранее полагает себя в прошлое на всю вечность и в будущее на всю вечность. В этом и состоит истина того, что так часто воспевалось поэтами: любящим кажется, будто они уже давно любят друг друга, да, именно такое ощущение возникает у них с первого же мгновения, как только они впервые видят друг друга. В этом и состоит истина ненарушимой рыцарской верности, которая ничего не боится, которая не страшится даже при мысли о любой разделяющей любящих силе.

Со словом «первое» все те люди, кого может тронуть идея, связывают самые благородные представления, и только применительно к вещам, относящимся к низшей сфере, «первое» означает обыкновенно самое худшее. В этом отношении у тебя есть сколько угодно примеров: первая корректура, тот самый первый раз, когда ты надеваешь новый костюм и так далее. И чем больше вероятность того, что нечто может повториться, тем меньшее значение обретает «первое», а чем меньше вероятность этого, тем больше и его значение; с другой стороны, чем значительнее то, что впервые проявляется именно как «первое», тем меньше вероятность, что его можно повторить. Если же мы имеем дело с чем-то вечным, исчезает вообще всякая вероятность повторения. Поэтому, когда человек говорит о первой любви с какой-то печальной серьезностью, как о чем-то, что никогда более не сможет повториться, это вовсе не уничижение любви, но скорее величайшая похвала ее вечной мощи. Вот так же — если уж позволить себе теперь небольшое философское отвлечение не пера, но самой мысли — Бог единожды стал плотью, и напрасным было бы ждать, что это повторится. В язычестве такое происходило довольно часто, но лишь потому, что это не было истинным воплощением. Вот так и человек рождается лишь раз, и не существует никакой вероятности повторения. Представление о переселении душ не дает людям осознать самой значимости рождения.

Между тем первая моя задача состоит в том, чтобы сориентировать себя самого, и в особенности попытаться наставить тебя в определениях того, что же такое брак. Со всей очевидностью, его подлинной составляющей, субстанциальным элементом является любовь, — или же, если тебе угодно подчеркнуть это определеннее, — любовь эротическая. Как только она исчезает, совместная жизнь превращается либо в простое удовлетворение чувственного сладострастия, либо в практический союз, партнерство для достижения какой-либо цели; но истинная любовь всегда несет в себе определение вечности, — независимо от того, идет ли тут речь о любви суеверной, авантюристической, рыцарственной, — или же о глубоко нравственной, проникнутой мощным и живым убеждением религиозной любви.

Но я хотел рассмотреть эстетическую значимость брака. Это может показаться совершенно излишним предприятием, поскольку с этим и так всякий согласится, да к тому же вопрос достаточно часто рассматривался; ведь разве рыцари и искатели приключений на протяжении целых столетий не выносили невероятные трудности и мучения, чтобы в конце концов оказаться в мирном покое счастливого супружества; разве романисты и читатели романов на протяжении целых столетий не продирались сквозь один том за другим, чтобы наконец завершить всё счастливым супружеством, и разве поколение за поколением не выносило с упорством трудности и путаницу четырех актов наших пьес, надеясь — с некоторой вероятностью — увидеть счастливое супружество в пятом? Между тем благодаря всем этим огромным усилиям было сделано не так уж много для прославления брака, и я даже весьма сомневаюсь, возникло ли хоть у одного человека ощущение, что чтение подобных произведений способствует осуществлению задачи, которую он перед собою поставил, или же помогает ему как-то ориентироваться в жизни, — ибо пагубность, болезненность подобных произведений заключена в том, что они заканчиваются там, где должны были бы начинаться.

Моя Корделия!
«Моя» — что значит это слово? Не что-то, принадлежащее мне, но то, чему сам я принадлежу, что содержит в себе все мое существо, что является моим настолько, насколько я сам ему принадлежу. Ведь мой Бог — это не Бог, который принадлежит мне, но Бог, которому я принадлежу; и то же самое происходит, когда я говорю: мое отечество, мой дом, мое призвание, мое томление, моя надежда. И если бы до сих пор еще не было никакого бессмертия, сама эта мысль, что я — это ты, уже разрывала бы естественный ход природных вещей.
Твой Иоханнес

Несчастное зеркало, которое может схватить ее образ, но не ее саму, несчастное зеркало, которое не может сохранить ее образ в сокровенных глубинах, уберечь его от всего мира, но скорее вынуждено выдавать его другим — как теперь мне. Что это была бы за мука, будь человек устроен таким же образом! А ведь есть немало людей, которые именно таковы, которые не обладают ничем,— кроме того, что в это мгновение они могут показать нечто другим,— людей, что схватывают лишь поверхностное, но никак не сущность, людей, которые теряют все, стоит лишь этой сущности попробовать проявиться,— точно так же, как и зеркало потеряло бы изображение, пожелай она открыть ему свое сердце хоть единым вздохом.