Дом листьев

Будем надеяться, там я фмогу понять, как уфпокоить море, это море, мое море.

Есть только черный забор,
широкое поле и алый сарай.

Воздух сперт от запаха злости.
Воронами опускается сентябрьский дождь.

И убоялся и сказал: как страшно сие место! это не иное что, как дом Божий, это врата небесные.

Чего хочу я - не знаю, но отчего-то я дико расстроен.

Медленно, но верно я все больше терялся, путался, отпадал от мира — это отчуждение горькими складками
обозначилось у рта, застыло в глазах. Я перестал выходить из дому после наступления темноты. Вообще
перестал выходить. Ничто не могло меня развлечь. Я чувствовал, что себе не принадлежу. Намечалось что-то
жуткое.

В доме не было клочка бумаги, не покрытого густой чернильной вязью; все было исчиркано, исчеркано вдоль и поперек; написано от руки и набрано на машинке; читаемо и вовсе неразборчиво; коряво и отчетливо; страницы были порваны, склеены, сложены и расправлены, обожжены, истерзаны — чем? истиной, ложью, пророчеством, безумием, и в конце концов все это достигало, называло, обозначало, восстанавливало... продолжите ряд сами, у меня больше нет слов.

Наверное, вы ошалеете, если я скажу, что однажды ночью у меня встало на взятого в прокате Бемби.

Всё, на что я надеюсь, - это момент рациональной мысли и шанс на осознанное действие, прежде чем собственная хромая биология бросит меня в пучину мрачного сумасшествия.

Бремя жизни показалось ей настолько тягостным, что для её сознания была непереносима мысль навязывать его ребёнку, тем более её собственному. Это дикое умозаключение заставило её положить на меня руки и попытаться задушить.

Тоска тяжелее некуда,
наливай мне абсент
этой ночью.