На Западном фронте без перемен. На обратном пути. Время жить и время умирать

Он знает, лед тонок и может в любую минуту проломиться, но пока еще держит — и этого достаточно.

У меня такое чувство, будто я вырвалась из тюрьмы. И будто меня за обман скоро опять туда посадят.

Целых два года я ел только из жестяного котелка и ни разу не был уверен, что успею докончить свой обед — поэтому сейчас это не просто роскошь; нечто гораздо больше. Это мир и безопасность, радость и праздник — словом все то, чего на фронте не бывает.

А он такой знаток, что даже подагру себе нажил. Но она же теперь спасает его от возвращения на фронт. Как обычно, порок вознаграждается!

— Нет, приятель, толстым женщинам не надо реветь…
Рейтер откашлялся, закрыл книгу и с любопытством посмотрел на Бэтхера.
— Почему?
— Не идут им слезы. Не подходят к их пышным формам. Толстые женщины должны хохотать.

Он племенной ариец с двенадцатью чистокровными предками. И уж тут презервативы — преступление против отечества.

Если будет еще несколько налетов кряду, да пойдут солнечные дни, нам грозит катастрофа. Придется рыть братские могилы.
Гребер кивнул. Он не понимал, почему это катастрофа. Катастрофой было то, что привело к братским могилам.

Они были рады, что сами не больны этой болезнью, но все же не вполне уверены — и поэтому отодвинулись. Ведь несчастье заразительно.

Площицы и платяные вши не переходят на голову. Это уж закон. Вши уважают чужую территорию; у них не бывает войн.

Что ж, время такое, чего только теперь не бывает.