Der Alte, der Liebesromane las

Все немногочисленные обитатели Эль-Идилио и горстка золотоискателей-авантюристов из окрестных джунглей собрались на пристани и ждали, пока подойдет их очередь занять место в переносном стоматологическом кресле доктора Рубикундо Лоачамина, который ввиду ограниченности имевшихся в его распоряжении инструментов и лекарственных средств пытался облегчить страдания своих пациентов весьма своеобразным способом «вербальной анестезии».

– Ну что, больно? – участливо спрашивал он.

Пациенты, вцепившиеся мертвой хваткой в подлокотники кресла, в ответ лишь потели и таращили на мучителя и без того округлившиеся, полные ужаса глаза.

Некоторые изъявляли желание выдернуть из своих ртов руки инквизитора и высказать все, что они думают по поводу таких вопросов, а заодно и по поводу его собственной персоны. Однако все эти попытки мгновенно пресекались опытным в таких делах дантистом, который перехватывал своими сильными лапищами любое опасное движение пациента и пускал в ход резервное оружие – мощный властный голос.

– Сидеть, твою мать! – кричал он. – Сидеть спокойно, кому сказал! Руки, руки убери, урод! Больно ему, понимаешь ли! Ясное дело, что больно! А кто виноват? Ну кто виноват, что тебе сейчас больно? Что, я? Хрен тебе! Правительство! Правительство – вот кто виноват! И заруби себе это на носу. Это правительство виновато в том, что у тебя гнилые зубы. Это, мать его, правительство виновато в том, что тебе сейчас больно!

Получив такую дозу словесного обезболивающего, пациенты смирялись со своей судьбой и, прикрывая глаза или чуть заметно кивая, выражали согласие с высказанной доктором точкой зрения.

Не дав толстяку опомниться, старик вновь заговорил, глядя ему прямо в глаза:

– Подумайте сами, ваше превосходительство! За столько лет, проведенных здесь, вы могли бы понять хоть что-то из того, что происходит вокруг. Давайте я вам все растолкую: этот сукин сын перестрелял котят и почти наверняка ранил самца, их папашу. Посмотрите еще раз на небо. Дождь вот-вот начнется и зарядит надолго. Вот и представьте себе эту картину: самка наверняка отправилась на охоту, чтобы хорошенько набить себе брюхо и, не заботясь о пропитании, выкармливать детенышей в логове хотя бы первые две-три недели сезона дождей. Котята, как видите, были еще совсем крошечные. Поэтому самец остался рядом с логовом – охранять детенышей. Так уж у них заведено. Вот в этот-то момент на них и наткнулся наш гринго, черт бы его побрал. И теперь по сельве бродит обезумевшая от горя самка ягуара. Она вышла на охоту – охоту на человека. Ей ведь не составило труда выследить, куда направился гринго от ее логова. Этот несчастный тащил у себя за спиной собственный пропуск на тот свет – шкуры ее грудных детенышей. Одного человека эта тигрица[1] уже убила. Она уже почувствовала вкус человеческой крови. А для дикого зверя все мы на одно лицо. Все мы одинаково пахнем, и любой из нас – душегуб, убийца ее детенышей. Отпустите индейцев, пусть плывут. Им нужно срочно предупредить своих, и не только в их стойбище, но и во всех окрестных. С каждым днем тигрица будет становиться все опаснее. Горе и жажда мести приведут ее к нашим поселкам и стойбищам шуар. Какая же сволочь этот гринго! Вы только посмотрите на шкурки! Они же крохотные, ни на что не годные. Это же нарушение закона – охотиться накануне сезона дождей, да еще с таким ружьем. Видите, какие дыры? Он их чуть не на куски разорвал. Теперь понимаете, как все оборачивается? Вы обвиняете индейцев, а на самом-то деле преступник – он, гринго! Поохотиться ему, видите ли, приспичило! Мало того что не в сезон, так еще и на охраняемых животных! Вас интересует, где же оружие? Могу заверить вас в том, что у шуар его нет. Почему? Да потому что труп они обнаружили на большом расстоянии от того места, где кошка напала на человека. Не верите? Посмотрите на его сапоги. Вот здесь, на голенище: оно как будто изжевано. Это означает, что тигрица долго тащила его через джунгли. Поглядите на такие же следы от зубов вот тут, на куртке, на груди: как она яростно трясла его, умирающего, вымещая на жертве свою ненависть. Гринго, конечно, сам виноват, но такой смерти врагу не пожелаешь.